Полная версия
Коллекция Энни Мэддокс
– Нет, сэр, ничего такого я не заметила.
– Возможно, карточные долги?
– Нет, сэр, это совершенно исключено. После одного давнего случая Филипп обещал мне…
– Просил ли мистер Адамсон денежной помощи у вас или у кого-либо другого? У Адамсона-старшего, например?
– Прошлой зимой брат потерял крупную сумму, но Филипп никогда бы не обратился за помощью к отцу, я знаю это наверняка! За тем он и устроился в Сент-Леонардс, чтобы поправить свои дела.
– Сомнительные знакомства?
– А какие знакомства считаются сомнительными, сэр? – Оливии уже нечего было терять, и привычная сдержанность покинула её.
– Чужие супруги, обманутые мужья. Отвечайте, мисс Адамсон.
– Нет и нет, сэр, в обоих случаях.
– Ну вот видите, – подведя беседу к закономерному итогу, Тревишем довольно рассмеялся. – Вам не о чем волноваться. Человека с такой кристальной репутацией просто-напросто не за что похищать! Ну, разве что какой-нибудь полоумный викарий решил переманить его на должность органиста. И вообще, мисс Адамсон… Вот сюда, прошу… Нет, сейчас направо, пожалуйста… – инспектор настойчиво подталкивал Оливию к выходу из картотечного лабиринта, продолжая меж тем рассуждать: – У нас крайне редко похищают людей. Это что-то из разряда бульварных романов об американских гангстерах или тех историй, которыми пожилые наставницы пугают юных пансионерок. Но мистер Адамсон – отнюдь не робкая неопытная леди. Письмо, что он вам прислал, доказывает лишь одно: должность школьного секретаря не пришлась ему по душе, и мистер Адамсон решил… как он это назвал?.. А, ну да, конечно – развеяться.
Последнее Тревишем произнёс, без утайки демонстрируя презрение к тем, кто предпочитает праздность честному труду, но вдруг его тон изменился, стал едва ли не заискивающим: – Всегда хотел спросить, мисс Адамсон… Неужели ни вам, ни брату не передался талант вашего выдающегося отца? Должно быть, его это безмерно расстроило.
– Талант к музыке – не фамильное серебро, старший инспектор, – холодно ответила Оливия, натягивая оливково-серые, в тон костюму, перчатки. – И если начистоту, сэр, то мы с Филиппом никогда не страдали, что Господь нас им обделил. Музыка, даже самая прекрасная, – это ещё не всё в жизни. Однако если вы собираетесь служить ей, то она станет для вас всем. Заполнит ваше сердце, не оставив места ничему и никому другому. И никогда не позволит потеснить её на этом пьедестале. Но так, конечно, происходит только с лучшими, – девушка пожала плечами и мимолётно улыбнулась, будто извиняясь за эту патетическую тираду. – Всего хорошего, инспектор. Благодарю, что нашли для меня время. И примите мои искренние поздравления с повышением.
Ковёр заглушил её решительные шаги, и Тревишем, распахнувший перед Оливией дверь в приёмную, вдруг заговорил торопливо, но любезнее, чем можно было того ожидать: – Послушайте, мисс Адамсон. Мой вам совет: навестите мистера Адамсона-старшего. Связь между отцом и сыном часто сильнее, чем кажется со стороны. Возможно, ваш брат всё-таки к нему обращался, просто не хотел, чтобы вы знали об этом. Или он может быть в курсе его местонахождения. К сожалению, этот совет – единственное, чем я способен вам помочь.
Оливия на секунду задержалась на пороге, обернулась и прямо и резко взглянула на инспектора.
– Пожалуй, сэр, именно так я и поступлю. Ещё раз благодарю за уделённое мне время.
Глава шестая, в которой Оливия Адамсон, впервые последовав совету старшего инспектора Тревишема, забывает о гордости и получает второй отказ, уже не такой категоричный, но при этом весьма болезненный
Булавка оказалась слишком короткой, и шляпку приходилось то и дело придерживать, чтобы её не сорвал ветер, когда Оливия Адамсон шла по тихой чистенькой улице Мейда-Вейл к дому под номером 17 на Кларендон-Гарденс.
Этот приятный глазу респектабельный район Лондона с плавучими домами, покачивающимися в водах Риджентс-канала, и строениями из красного кирпича всегда ей нравился. Особенно коттедж на пересечении Сазерленд-авеню и Кастеллейн-роуд, издали похожий на пухлый кекс, облитый сахарной глазурью.
Однако сейчас она не смотрела по сторонам. Её внимания не сумели привлечь ни дети, катающие в кукольной коляске двух взъерошенных котят с недовольными мордочками, ни пожилая леди в старомодном чепце, строго отчитывавшая довольного терьера с дохлой галкой, свисающей из пасти. Презрев нотации не разбиравшейся в жизненных тонкостях хозяйки, пёс кинулся к ногам девушки, хвастливо заплясал вокруг неё, приглашая разделить с ним его триумф охотника, но та даже не взглянула на добычу и лишь ускорила шаг.
Ум Оливии Адамсон занимали вопросы, на которые пока не находилось ответа, а меж тем семнадцатый номер по Кларендон-Гарденс был всё ближе.
Что принято говорить при встрече человеку, с которым ты не виделась почти пятнадцать лет? Особенно если этот человек – твой отец? Особенно если твой отец женился на женщине, ставшей причиной развода с твоей матерью, и сейчас ты впервые увидишь её воочию?
В справочнике светского этикета, который неизменно получала каждая выпускница школы-пансиона Святой Урсулы, ничего о подобном не говорилось. Подумать только, – у погруженной в свои мысли Оливии вырвался короткий негодующий смешок, и проходивший мимо седой джентльмен с хорошенькой, но вульгарно накрашенной спутницей покрылся стыдливым румянцем, – целая глава, посвящённая беседам с маркизами, виконтами и баронетами, и ни одного словечка о таком насущном деле! Кому, спрашивается, в наше время нужны маркизы? Тем более виконты. И кто в здравом уме будет носиться по округе в поисках баронета, чтобы поупражняться в светской болтовне? А вот отцы есть у всех, и с ними иногда приходится беседовать, хочешь ты того или нет.
Так, отвлекая себя от предстоящего испытания пустопорожними рассуждениями, она приблизилась к аккуратному двухэтажному особняку, поднялась по безупречно выбеленным ступенькам, суетливо поправила шляпку и взялась за дверной молоток. Постучала трижды и сделала глубокий вдох. Затем ещё раз поправила шляпку и тут же разозлилась на себя за этот беспомощный и нервный жест.
– Прошу, входите, – дверь открыла опрятная миловидная горничная. – Придётся немного подождать, если не возражаете. Вы насчёт себя или по поводу ребёнка?
– Я… Пожалуй, что насчёт себя.
– Мистер Адамсон примет вас, как только освободится. А пока прошу за мной.
Горничная не сразу отвернулась. Был момент, когда в её глазах вспыхнул жгучий интерес, и она задержалась взглядом на лице гостьи, но маска вышколенной прислуги быстро скрыла живое человеческое любопытство.
По широкому светлому коридору Оливию проводили в гостиную – просторную и прекрасно обставленную, предложили присесть и оставили одну.
На низком столике у дивана чеканное блюдо с гранатами, настолько живописными, что их можно принять за муляж. Мебель, обтянутая кретоном оттенка «шампань», портьеры в тон, на каминной полке несколько фотографий в серебряных рамках и великолепная антикварная ваза с пышными хризантемами. Аромат то ли свежести, то ли цветов. Лёгкий, умиротворяющий. Так обычно пахнет в зимнем саду или за городом, рядом с открытой оранжереей или в беседке возле розария. Светлая, уютная комната, убранство которой говорило либо о тонком вкусе хозяйке, либо об её умении выбирать помощников.
Оливия провела пальцами по бугристой шкурке граната и, чуть надавив, ощутила скрытые в его глубине зёрна, полные терпкого сока. Несмотря на то, что в комнате было прохладно, плод был тёплым, будто солнце всё ещё питало его своей силой, и он бережно хранил её в сердцевине.
Где-то рядом открылась дверь, и музыка, до сих пор звучавшая еле слышно, приблизилась, победно взмыла фортепианными нотами, обрушилась сверкающим водопадом, разлетелась сотнями кристальных брызг. Музыкальная фраза резко оборвалась, потом продолжилась с того же такта.
Оливия замерла. О ней доложили. Ещё немного, и Джон Адамсон войдёт сюда, в эту комнату, и…
…Но в гостиную вошла невысокая полноватая женщина, одетая с той обманчивой простотой, которая обычно требует немалой изобретательности и ещё больших материальных затрат. Незамысловатый на первый взгляд покрой костюма из тёмно-розовой шерсти не скрывал ни искусства портнихи, ни умения владелицы носить дорогие наряды. Изысканная камея скрепляла пышный воротник блузы, выглядывающей из выреза жакета, и нежное облачко белоснежного шёлка лишь подчёркивало превосходный цвет лица отцовской супруги. Её волнистые светлые волосы, уложенные на затылке в свободный пучок, матово сияли, и причёска оттеняла мягкость черт – округлые линии щёк, подбородка, чуть вздёрнутый нос и пухлые губы, тронутые неяркой помадой. Она улыбалась, и улыбка её была открытой, искренней и самую малость извиняющейся, и те же извиняющиеся нотки зазвучали в её хорошо поставленном нежном голосе, когда она сверилась с записями в пухлом ежедневнике:
– Надеюсь, вас не затруднит немного подождать? Вы ведь мисс Беррит? Боюсь, я что-то напутала с расписанием. Прошу прощения, я думала, что вам назначено на два часа, но в дни прослушивания всегда так много хлопот…
Оливия поднялась и сделала несколько шагов вперёд. Волнение её улеглось. В детстве они с Филиппом нередко представляли себе эту встречу с женой отца, всякий раз выдумывая новые способы вызвать её досаду или привести в растерянность – отомстить за всю ту боль, что испытала по её вине их мать и они сами. Однако та, которая в воображении близнецов представала вульгарной крючконосой мегерой, не имела ничего общего с этой улыбающейся дамой, и давнее наваждение вмиг рассыпалось в прах, как рассыпается в сказках домик злой колдуньи, когда спадают чары. Чувство облегчения оказалось таким глубоким, что Оливия спросила себя, почему же ей раньше не приходило в голову появиться на Кларендон-гарденс, хотя бы даже из любопытства. Разве наш жизненный путь настолько долог, чтобы годами нести в своём сердце бремя горечи и гнева? И стоит ли мостить дорогу в будущее булыжниками старых обид?
– Скорее, это мне следует извиняться, миссис Адамсон. Я не предупреждала о своём визите. И я не мисс Беррит, меня зовут Оливия. Я пришла повидать отца. Конечно, если расписание позволит ему сделать небольшой перерыв, – и она доброжелательно улыбнулась, стремясь избавить их обеих от неловкости.
Но одного намерения оказалось мало.
Лицо миссис Адамсон вдруг исказилось, будто в поясе юбки обнаружилась забытая портнихой игла, и она так разволновалась, что ежедневник выскользнул из её рук и с глухим стуком рухнул на ковёр.
– О, боже, это так неожиданно! – щёки её под тончайшим слоем пудры порозовели. – Да-да, я понимаю… Конечно же, Джон будет очень рад… – растерянно заверила она гостью, пока та помогала ей собирать разлетевшиеся листки, исписанные мелкими округлыми буковками. – Разумеется, я тоже… – спохватилась миссис Адамсон, когда они обе выпрямились и перевели дух. – Я тоже рада. И прошу, мисс Адамсон… Оливия… Называйте меня Фелисити. Так ведь всем будет удобнее, правда? И вы непременно должны остаться на ланч!
Такое стремительное сближение не входило в первоначальные планы, но Оливия не смогла оттолкнуть протянутую ей масличную ветвь. Впрочем, уместных к случаю выражений она отыскать тоже не сумела, поэтому лишь кивнула, и тут за её спиной послышались тяжёлые шаги.
Сдержав порыв поправить волосы и одёрнуть жакет, Оливия обернулась.
– Здравствуй, отец. Надеюсь, мой внезапный визит не нарушил твои планы?
Судя по выражению лица Джона Адамсона, ошеломлённого неожиданной встречей со взрослой дочерью, он тоже мысленно посетовал на отсутствие под рукой справочника по светскому этикету, и Оливии пришло в голову, что в таких жизненных моментах, как этот, всегда присутствует что-то от водевиля. Миссис Адамсон, то есть Фелисити, обеими руками прижимающая к груди ежедневник, будто щит, она сама, стоящая очень прямо, почти не дыша; и отец, оглядывавший их двоих так внимательно, словно подозревал в сговоре против него. Не хватало лишь смышлёной горничной в роли субретки, отпускающей в зал забавные реплики, и, как только Оливия об этом подумала, та сейчас же появилась на пороге:
– Мадам, я могу подавать ланч? Кухарка страшно переживает, что суфле опадёт, и вы откажете ей от места. Внизу такая нервная обстановка, что Джинни уже разбила две подставки для яиц и соусник от синего сервиза. А кухарка…
Джону Адамсону потребовалось лишь чуть поморщиться, но его супруге хватило и этого. Миссис Адамсон мгновенно опомнилась и принялась за свои обязанности:
– Достаточно, Мейбл, – строго оборвала она горничную. – Можешь подавать ланч, только добавь ещё один прибор, у нас гостья. И передай Джинни, что стоимость разбитой посуды вычтут из её жалованья. А с кухаркой я поговорю после чая. И в следующий раз, будь добра, дождись, когда я буду одна. Мы не должны отвлекать мистера Адамсона от его важных размышлений подобной чепухой. Всё, иди! – отчитав горничную, она сразу почувствовала себя увереннее и уже другим тоном, повернувшись к Оливии, посетовала: – Представить не могу, почему прислуга так любит жаловаться друг на друга. Или дерзят, или жалуются – одно из двух. А как трудно стало найти хорошую повариху, вы и не представляете! Джону необходимо полноценно питаться, и я уже готовилась переманить кухарку Гамильтонов, посулив ей жалованье вдвое…
– Довольно, Флитци. Остынет ланч, а я голоден. К тому же вряд ли нашей гостье интересны твои неудачи в домашнем хозяйстве, – и Джон Адамсон, любезно пропустив Оливию вперёд, направился в столовую, а на лице его супруги появилось точно такое же обиженное выражение, как и у горничной Мейбл.
***Столовая в доме Адамсонов представляла собой самую красивую комнату из тех, где доводилось бывать Оливии. Всю её заполнял свет, лившийся из французских окон, а серебряные вазы и зеркало над каминной полкой множили голубоватые блики, дрожавшие павлиньими глазками на лазурных портьерах и белоснежной скатерти, на тонкостенном фарфоре и безупречно начищенных приборах.
В широком простенке, меж бронзовых светильников, висел портрет отца, изображающий того в полный рост. Как ни странно, именно на портрете Джон Адамсон обнаруживал сильнейшее сходство с Филиппом, что стало для Оливии напоминанием, зачем она здесь, в этом красивом, но абсолютно холодном доме, в котором она ощущала себя словно чужестранец, не ведающий ни языка, ни обычаев этого края.
Её сбивало с толку и то, что в действительности отец выглядел совсем не таким, каким она помнила его все эти годы. Он казался ниже ростом, хотя всё равно его можно было назвать довольно высоким человеком, но черты его лица расплылись, потеряли ту выразительность и чёткость, что запечатлел когда-то художник. Поредевшие на висках тёмно-каштановые волосы с тем же рыжеватым отливом, что и у Филиппа, и у неё самой, потускнели, и в беспощадном дневном свете виднелись серебристые нити. Складки на лбу и поплывшие вниз уголки глаз придавали его лицу уставшее и немного сварливое выражение.
Принесли супницу, и, когда горничная подняла крышку, из-под неё выпорхнуло облачко горячего пара с ароматом кореньев и пряных трав. Пока чета Адамсон обсуждала утреннее прослушивание, Оливия, вежливо поддерживая разговор, незаметно вглядывалась то в портрет, то в его живой прототип, сидевший напротив неё. Вглядывалась и пыталась понять, отчего её сердце так болезненно застыло в одной тональности, тоскливой, как си-бемоль минор, предваряющей начало «Альпийской симфонии» Штрауса.
Просто отец постарел, поняла вдруг она. Что же здесь удивительного? Время течёт лишь в одну сторону и никогда – вспять. Отец постарел, а мы выросли. И также будет выглядеть Филипп, когда разменяет шестой десяток, и, возможно, и я. С годами мы вглядываемся в лица родителей как в зеркало, привыкая к тому, что ожидает в будущем нас самих, и удивляет это, пожалуй, лишь того, кто столкнулся с подобным впервые.
Унесли пустую супницу и сразу же подали суфле из креветок. Розовато-жёлтое, того же оттенка, что и хризантемы в низкой обеденной вазе, с подрагивающей от нежности серединой, оно подверглось самому тщательному осмотру миссис Адамсон. Очевидно, это был решающий момент в судьбе новой кухарки.
Пока суфле раскладывали по тарелкам, Джон Адамсон продолжал увлечённо делиться результатами утреннего прослушивания:
– Первая совершенно ни к чему неспособна. Она убила Скарлатти, просто убила! У второй – зажатая кисть и martellato6, точно вороны дерутся на крыше. Абсолютно бездарна, тут никаких вариантов. Сжимает пальцы, как бедняк последний пенни. Юного Брэдли придётся взять, пометь это себе, Флитци, – распорядился он, не глядя на супругу, и та отставила тарелку и добросовестно внесла в ежедневник короткую запись. – Он небезнадёжен, по крайней мере, не как остальные. И сразу после ланча свяжись по поводу перевозки рояля, я не хочу опять столкнуться с теми же накладками.
– Дорогой, я и сама не знаю, почему в тот раз так вышло! Я и писала им тогда, и звонила, но этот ужасный человек, распорядитель, такой, знаешь, надменный, не стал даже…
Джон Адамсон, не отвлекаясь от суфле, еле заметно нахмурился, и преданная супруга тотчас умолкла, оставив, впрочем, ежедневник лежать рядом, на краешке стола.
– Фелисити, вы тоже концертируете, насколько я помню? – поинтересовалась Оливия, стремясь заполнить паузу в беседе.
– Нет-нет, что вы, это было так давно! – миссис Адамсон смущённо улыбнулась и покачала головой. – К тому же мои способности всегда были средними. А плохих музыкантов и так хватает с избытком, как говорит Джон. Я оставила музыку более десяти лет назад, и знаете… Я совсем не испытываю сожалений, – сообщила она радостно. – Ни малейших!
– Тебе никогда не давалось glissando7, Флитци. Сплошной треск и никакой плавности, – Джон Адамсон промокнул губы салфеткой и пожал плечами. – Помимо всего прочего. Так бывает, и стыдиться тут нечего. Главное, вовремя понять, что тебе дано, а что нет. К счастью, я оказался рядом и сумел предостеречь тебя от ошибок, – на лице его появилась лёгкая улыбка без тени самодовольства, и он вновь нахмурился: – А вот как быть с тобой, Оливия… Я не ожидал, что ты решишь ко мне обратиться. Безусловно, мне приятно, но я даже не знал, что ты занимаешься музыкой. У кого ты училась? Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт, что я отнесусь к тебе с той же объективностью, что и к остальным соискателям?
– Я никогда не училась музыке, отец. Я пришла вовсе не за этим. Мне… Нам с Филиппом понадобилась твоя помощь, – Оливия замолчала в ожидании, пока вошедшая горничная подаст кофе с бисквитами.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Так называли раскаявшихся падших женщин и незамужних матерей из приютов Магдалины.
2
Мисс Эппл близко к сердцу восприняла высказывание шотландского писателя и реформатора Сэмюэла Смайлса: «Бережливость может считаться дочерью благоразумия, сестрою умеренности и матерью свободы».
3
Лакомство в виде апельсина с порционными дольками из шоколада с цитрусовым вкусом.
4
Вид феномена дежавю, при котором человеку кажется, что он уже слышал какую-то мелодию или фразу.
5
Об этих событиях рассказывается в третьей книге серии «Мюзик-холл на Гроув-Лейн».
6
В фортепианной технике отрывистая игра с извлечением звуков резко и сильно.
7
Музыкальный термин, означающий плавное скольжение от одного звука к другому.
