Аномалия. Под горизонтом

Сделано на совесть.

Он силится дотянуться до запора. Куда там… это лишь мираж, не более.

И вдруг глас сверху, мощный, глубокий, ломающий волю:

– ОТКРОЙ ЕЁ!

Ослепительная вспышка в мозгу…

– Уф-ф, – Корин вскидывается на постели, еще не отойдя от грезы, и тут же чувствует осторожное прикосновение влажных пальцев.

– Гос-сподин?

Это его спасеныш.

– Да что ж так постыло-то?! – путник влажно сглатывает и хрипит, -каждую ночь…

– Што с-случилось?

– Не заморачивайся, Мульга, пустяки.

– А ты с-скажи. Может помогу…

– Это вряд ли, дружище. У меня много вопросов, очень много, но, – Непоседа скривился и отвел взгляд от хозяина хаты, – не думаю, что тут ты справишься.

– А зря, господин, – собеседник оживился, робко заглядывая в глаза путнику, – Мульга мож-жет помочь. Не сам, конеш-шно, умиш-шком не выш-шел. А вот кое с кем знаком…

– Ну-ка, – Корин оживился, – излагай.

– К Ведуну тебе надо. Он все з-знает.

– Кто это? Как зовут? Где обитает?

– О-о, – гуманоид многообещающе улыбнулся, – он свой, нашей расы, но и оч-чень мудрый оч-чень с-старый. Мой дед его знал, прадед знал, прапрадед знал. Все кличут его Ведуном, а имя давно никто не помнит. А ж-живет тут, неподалеку. С-сейчас потр-рапезничаем и отведу тебя, если желаеш-ш…

Путь и вправду был недолог.

Спустя полчаса пешего ходу они приблизились к приметному строению: добротная бревенчатая изба была основательно посажена на широченный, заросший мхом пень.

– Тут он, – Мульга крякнул, давя эмоции, и выдохнул. – Прощай, гос-сподин. Уж не с-свидимся, наверное.

– Спасибо тебе, дружище. Удачи…

Глава 3 Паззл

Убегая от судьбы он, как это обычно бывает, мчится ей навстречу.

Тит Ливий

1.

Розовый мягкий свет сочится сквозь сомкнутые веки… Тело покоится на чем-то мягком, уютном… Тишину нарушает ритмичный ненавязчивый писк чего-то над левым ухом.

Как хорошо…

Через секунду она окончательно приходит в себя, сладко потягивается и открывает глаза.

Что это?

Похоже – больничная палата с множеством затейливых аппаратов у стены. Сбоку от кровати – высокий штатив с наполненной стеклянной емкостью, от нее змейкой тянется трубочка капельной системы, заканчиваясь хищным жалом иглы в вене пациентки.

И – никого. Она одна.

Еще мгновение, и Алиса вспоминает все, произошедшее с ней в том странном полуреальном мире. Удивительно, но она ни на секунду не сомневается в истинности случившегося, твердо уверена: ЭТО НЕ СОН, ЭТО БЫЛО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ!

Да и стоит ли сомневаться, если девушка прямо сейчас, в эту минуту чувствует, как та восхитительная Сила, синий Дар трепещет в груди, ласкает ее изнутри.

И не только это. Она всем нутром ощущает разительные изменения в собственной личности: разум кристально чист и ясен, воля подобна каменной скале, мужество – жарче пламени, терпение – крепче, чем у паука, стойкость… ух, всего не перечислишь.

Да, она разительно изменилась.

И тут же – яркая догадка, словно подсказанная кем-то незримым.

«Вот как. Невидимый говорил, что затеял всю эту хрень ради меня. Выходит – не врал. Они пытались изменить меня, улучшить. И, похоже, у них получилось», – на девушку накатывает поток разноречивых чувств, от восторга обновления до истерического желания посмеяться над собой.

Она перекрывает зажим капельницы, вынимает иглу из вены, сгибая руку в локте, и шепчет, глупо хихикая:

– Вот же я – дурында! Злилась на невидимку, ненавидела его, – от досады, от осознания открывшейся истины, она зарделась и слегка закусила губу. – Как не могла понять очевидное? Говорил же кто-то из великих: «Только через страдания человек мужает, становится выше», ну или что-то в этом роде. Это же в точности про меня.

Да, лишь в эту минуту она понимает, для чего проходила сквозь адские мытарства в том странном пространстве.

А ответ прост, его знает любой боевой клинок: испытание – это закалка. Главное, что есть в тебе – не тело (потому, его и не трогали там), а то, что внутри, что составляет суть самости человека. Похоже, в Алисе все это изначально имелось в избытке (иначе бы ее не выбрали), но в спящем, зачаточном состоянии (увы, современный мир развращает комфортом, ослабляет внутренний стержень). Вот что было целью Попутчика – посредством запредельного напряжения моральных и физических сил, заставив пройти по тонкому лезвию между жизнью и мраком, отшлифовать до блеска тот алмаз, что хранился внутри, превратить его в бесподобный бриллиант, сделать так, чтобы добротные ростки личности сильного человека безмерно укрепились, превратившись в несокрушимые колонны. Жестоко? Да. Больно? Безусловно. Но только таким безжалостным путем можно было достигнуть подобного, иных методик не существует. Да, тот тип не соврал: все это затевалось только ради нее, точнее – ее метаморфозы, превращения в нечто особенное, выдающееся. Всей своей звенящей от экстаза натурой она чувствовала, знала – так и есть, она уже иная!

Осознав все это, приняв, как должное, Алиса испытала что-то, вроде духовного катарсиса, на сердце тут же стало легче. Всё пережитое ранее: боль, страх, ярость, обида, легко стиралось в ноль одной простой мыслью: «это было не напрасно, это было правильно; я стала лучше, сильнее». И следом – потаенное, до дрожи волнующее: «а ведь это только начало… меня ждет что-то грандиозное…» и… нет, дальше она не смела заглядывать даже мысленно.

Девушка широко зевнула и снова потянулась всем телом, по-кошачьи.

«Странно. К чему бы это?»

Ну да, спать не хотелось совершенно, более того, юное здоровое тело требовало движения, мышцы буквально звенели от жажды действия.

В процессе очередного зевка пациентки, в проеме неожиданно отворившейся двери показалась запыхавшаяся Люська Бобрина в распахнутом белом халатике.

– Эка, как пасть распахнула, коматозница, – подруга шагнула внутрь и бесцеремонно опустила пятую точку на край постели болящей, – видать, маловато отдыхала в последние сутки, не выспалась, бедняжечка. Гы! Привет, рыжик!

– Привет. Долго я тут, м-м… ну…

– Кончай мямлить, – одногруппница вдруг сделала круглые глаза, мысленно возвращаясь к минувшим событиям. – Это было такое, тако-ое… жуть! Я думала – умру. Ух-х! Господи, ты бы видела эту картину… Молния, огромная, прямо рядом, и сразу – как бабахнуло! Аж уши заложило. А потом – эта светящаяся дрянь, и прямо тебе в…

– Я видела.

– Ах, да, точно. Ты ж только после этого отключилась. Мамочки, как я тогда струхнула! А потом, – гостья затараторила с частотой пулемета, – я вся в панике, не знаю, что делать, за что хвататься. Хотела позвонить в больничку, а телефон – мертвый, как кирпич, от молнии, наверное. Сижу, плачу, думаю – кирдык подруге. И вдруг… это чудо какое-то. Секунд десять прошло с момента, когда ты вырубилась, не больше, и тут неотложка из-за поворота выписывает. Представляешь, как будто ждали… Ну, я тут же бегом им навстречу, под дождь, прямо под колеса. Руки в стороны, ору, как ненормальная: «Стойте! Помогите, человек умирает!» Ну, они молодцы, если честно, сработали оперативно, грамотно. Рванули мухой к твоей распластанной тушке, и тут же за дело: один пульс твой ищет (на шее, не на запястье), второй уже носилки тащит, третья – дефибриллятор. Вот этот аппарат-то тебя и спас, одного разряда хватило. Доктор (молоденький, красавчик, так бы и съела) сказал, что везучая ты. Три минуты прошло с момента остановки сердца, так, что сказал: «прогноз хороший» (не ошибся, как вижу). А вот если бы шесть – никаких шансов. После этого – смерть мозга. Вот так.

– А что потом?

– Ну, привезли тебя сюда, сначала в приемное отделение, а оттуда – сразу в реанимацию. Дальше, сама понимаешь – куча анализов, процедур, осмотр какого-то профессора. А через полчаса зав. отделения выдает вдруг – кома! Я чуть не упала. «С чего это?» – говорю. – «Ей же сердце запустили, сказали – все в порядке». Ну, этот боров промычал что-то типа: бывает такое, наш организм – штука тонкая, надейтесь на лучшее… бла-бла… Ну, я телефончик свой им оставила, типа: если что – звоните, и рванула на квартиру. Представляешь, хозяйка пускать не хотела, но когда я ей про тебя выдала – как шелковая стала. Кстати, – Бобрина извлекла из сумки банку малинового варенья, – это тебе от нее. Вот умора, будто у тебя не кома, а простуда какая. Ха! Ну а утром, в 8.30, мне звонят из больнички, говорят: «очнулась ваша бедовая». Ну, я кое-как до конца пары досидела, и сразу к тебе. Уфф… Все.

– Погоди. Как утром? Не помню. Я только что в себя пришла, вроде.

– Да тебя сразу транквилизаторами накачали. Сказали: «с этим не шутят. Из такого состояния осторожно надо в мир возвращаться, потихонечку». Короче, не успела в себя прийти, а тебя усыпили. Бредятина! Вот ты и дрыхла тут еще четыре часа, как сурок. Вон, гляди, до сих пор челюсти сводит.

Алиса взглянула в искристые глаза подруги и… вдруг накатило…

Повинуясь внезапному эмоциональному шквалу, булькнув горлом, она резко вскинулась с кровати и порывисто заключила девчонку в объятья, заливаясь слезами:

– Спасибо тебе, Люсьен, милая. Ты же спасла меня от смерти, понимаешь?

– Ох-х… Ладно, ладно, – опешившая, но изрядно польщенная девица робко похлопала пациентку по плечу. – Погоди, а тебе можно такие резкие движения, после вчерашнего-то?

– Теперь мне все можно, – поражаясь резкой смене собственного настроения, Новак широко улыбнулась, сорвала с тела пару датчиков и… вскочив с кровати, закружилась, словно в танце, – еще как… Знаешь, Люда, теперь мне ничего не грозит, гарантирую.

– Почему?

– А я заново родилась, во всех смыслах: и физически, и внутренне. Считай – заговоренная!

– Ты че творишь, дуреха?

– Выписываюсь. Зови лечащего. Да не тормози, живее!

2.

– Ну ладно, давай. Завтра в универе встретимся!

– Ага. Пока! – она помахала рукой неунывающей Люське, растворяющейся в джунглях города.

Да уж, университет – это последнее, что могло прийти на ум девушке. В голове пылающей доминантой пульсировало только одно слово – «артефакты».

Алиса обратила лицо к небесам и с наслаждением вдохнула напитанный ароматами цветения майский воздух (даже легкие оттенки запахов шаурмы и бензина не в силах были помешать нахлынувшей вдруг на девушку волне зашкаливающего восторга). Ей нравился этот город, это время года. Да жизнь прекрасна. А ведь могло все обернуться и по-другому, если бы не та неотложка. Бр-р…

«Эк растащило-то. Так, Новак, кончай балбесничать!» – она окинула взглядом ближайшие кварталы, ориентируясь на месте, и повернула влево. – «Начнем…»

Студентка прекрасно помнила все, произошедшее с ней в том странном приключении в полубреду-полуяви, следовательно, знала местоположение каждой из заветных вещиц в родном мире. Первая – совсем недалеко, поблизости от злополучной остановки.

Пора!

Пять минут ходьбы, и она на месте.

Для надежности девушка решила в точности повторить свою траекторию похода под кислотным дождем.

Так, встала под пластиковый навес, два шага вперед (помнится, тут была лужа с чудо-ягодой на дне), далее – прямо, двенадцать шагов, теперь направо, на девяносто градусов, за угол какого-то хозяйственного склада, вперед, еще…

Вот она!

Взгляд уперся в ту самую кирпичную полуразрушенную колоколенку. Постройка – точь-в-точь, как в том мире, а вот вокруг… проблема. Увы, в жизни, оказывается, не все так доступно: закусив губу, она смотрит на кустистые заросли свежей крапивы, метра в два высотой, застящие сводчатый вход в ветхое строение.

«Н-да, хорошо, что я в джинсах. Ха! Да что это я? Крапива нипочем тому, кто купался в кислоте», – усмехнувшись, она решительно идет прямо сквозь кусачие побеги, еще дальше, теперь внутрь…

И тут – сюрприз.

«Что за фигня? Где ларцы?» – оказавшись на месте, Алиса тупо смотрит по сторонам. Ничего. Только ржавая жестяная банка и деформированная фанерная коробка под ногами.

«Гм… Он говорил, что тот квазимир – проекция этого, настоящего. Проекция – это не копия, а символ, идея. Значит, ключевые локации должны совпадать, а в мелочах могут быть отличия, как та крапива, к примеру, или отсутствие ларцов. Но должно же что-то быть вместо них», – ободренная этой мыслью, девушка выпалила вслух:

– Ну да. Вот пример из третьего испытания: прохода в башенке там не было, а в моей реальности есть, точно помню. А это значит… что первый предмет точно тут, без вариантов. Ага… Мелочи, значит… – она опустила глаза. – Жестянка – это металл, как и золотой ларец, а фанера – древесина, то есть – дубовый. Ясненько!

Поражаясь своей уверенности, она сунула руку в коробку и… извлекла на свет, сверкающую на солнце серебряную фигурку скорпиона. Голос дрожал от возбуждения:

– Вот он, родной! На этот раз – не символ, а настоящий. Гм, тяжеленький. Интересно, дружок, в чем твоя сила?

Воровато оглянувшись, она снимает миниатюрный рюкзачок и прячет туда вещицу.

«Что ж, пора к локусу №2, то есть к усадьбе местного мецената. Далековато, придется на колесах…»

Путь на маршрутке отнял около семи минут (больше пришлось прождать на остановке).

Приблизившись к ограде исторического здания, Алиса зашипела от досады и злобно выдохнула:

– Да вы издеваетесь!

Было отчего выйти из себя: ворота металлического забора в этом мире были надежно заперты на добротный висячий замок. А высота ограждения, к слову говоря – не меньше полутора метров, вверху – острые наконечники, не перелезешь. Вот тебе и отличия в мелочах.

Что делать?

Вот уже минут пять она стоит, растерянно шаря взглядом по перемычкам чугунной преграды, словно выискивая лазейку.

«Так вот же он!» – с разгорающейся в груди надеждой девушка сверлит взглядом тот самый прут, который она когда-то использовала в схватке с ожившим чудищем. Удивительно, но в этой реальности он в точности такой же: весь проржавевший, держится на соплях.

«Ну, хоть тут без сюрпризов».

Решение приходит мгновенно.

Оглянувшись по сторонам (вроде нет никого, место тихое), она подходит к «слабому звену» и резко бьет ногой по металлической перемычке.

– Дзын-нь!

Все вышло куда легче, чем ожидалось: препятствие отлетело с первого же удара.

Вперед!

Разрушительница памятников легко просачивается сквозь щель забора, ставшую вдвое шире, и, не медля, бежит туда, к мраморному льву, тому, что справа. Она точно знает: тут изваяние совсем нестрашное, мертвое. Она смело просовывает руку в пасть статуи и (наконец-то!) извлекает заветный флакон с темно-янтарной жидкостью.

Так, в рюкзак ее и – бегом назад, пока не застукали.

А теперь – к набережной, к объекту №3…

«Уф-ф, ну хотя бы тут без сюрпризов», – девушка выдохнула с облегчением, увидев перед собой все ту же башенку со знакомой входной аркой, открытой для всех желающих.

– Слава Богу! – она оглядывается по сторонам.

Сегодня суббота (для многих – выходной), конец мая, погодка на загляденье. Неудивительно, что вокруг куча народу, в основном туристы, отдыхающие. Но это совсем не проблема, ведь под своды импровизированного памятника может пройти любой желающий, даже платы не требуется.

Звучно выдохнув, она шагнула вперед. Секунда, и девушка внутри, тупо глядит на мраморную табличку с надписью, посвященной морякам города, погибшим в Отечественную. Все так, но желанного третьего артефакта нигде нет.

«Вот ведь засранцы! Ну не могут они без пакостей, Хотя…» – студентка быстро смекнула, в чем дело. – «А может – просто мера предосторожности? Ну да, это же вполне объяснимо. Если б перо было на виду, такую красоту давно бы увели. Сюда же за день сотни входят, если не больше. Оно наверняка здесь, только сокрыто от лишних глаз».

Логика девчонки довольно проста: физически вещицу спрятать негде, тут все просматривается, ни закутков, ни щелей, следовательно, предмет тут, его просто не видят, гм, обычные люди. Но она-то не совсем нормальный человек.

«Попробуем…» – Алиса замирает, мысленно связываясь с синим Даром. Сила ликующе отзывается, будто давно этого ждала. Пара секунд уходит на полное слияние и… максимальное расширение диапазона сенсорики (только зрительного). Сработало. Теперь искательница таинственных вещиц без труда воспринимает всю линейку электромагнитного излучения: от самых коротких волн (гамма-лучи) до максимально длинных (радиоволны) и… видит желаемое.

«Так вот ты где!» – девушка завороженно смотрит на перо (скромно покоящееся прямо за плитой), радужно переливающееся в ультрафиолете искристо-кобальтовыми тонами. Как только она берет вещицу в руки, та вновь становится видимой, приобретая, уже знакомый темно-пурпурный оттенок. Опасливо оглянувшись, Алиса прячет находку в рюкзачок, подальше от любопытных глаз, и выходит наружу.

«Уф-ф… Кончено!» – она шумно выдыхает, буквально чувствуя, насколько легче становится на душе. – «Справилась!»

Вроде бы все. Теперь очередь за… Алхимиком. Так, кажется, называл его Советник.

Глава 4 Компас

Люди грядущего поколения будут знать многое, неизвестное нам, и многое останется неизвестным для тех, кто будет жить, когда изгладится всякая память о нас. Мир не стоит ломаного гроша, если в нем когда-нибудь не останется ничего непонятного.

Луций Анней Сенека

1.

Судя по виду, Ведун действительно был очень стар: согбенное костистое тело, дряблая кожа бледно-сизого цвета, изуродованные артритом суставы пальцев, обширное бельмо на правом глазу.

– Ну чего застыл, Непоседа, – хриплый дребезжащий тенорок хозяина резал слух, – садись, коль пришел. Угощать не буду. Вижу – сытый уже. Так что опустим пустые приветственные сотрясания воздуха, не люблю этого. Давай к делу, – старец кряхтя опустился на топчан, – а то вижу, накопилось у тебя, того и гляди – раздует от нетерпения, лопнешь, – дедок гоготнул. – Тайны, тайны, это мучает, раздражает, понимаю. Так вот, дружок, слегка огорчу: ты получишь ответы на рой загадок, что жужжат в твоей беспокойной голове, но только не сейчас. Понимаю, кровь горячая, хочется всего и сразу. А не бывает так, уж извини. Так что наберись терпения. А сегодня я пролью свет только на одну тему, и касается она не Хлябба, а только тебя, она напрямую связана с тем путем, которому ты следуешь. Вот об этом скажу, ну и о том, что ждет тебя в ближайшее время.

«Вот значит как. Не успели познакомиться, а он уже ограничения ставит. Печально. Кстати, гм… откуда он мое прозвище узнал? Ладно, не о том думаю. Так… со мной связано, говоришь? Ну, тут только один вариант. Пора…» – Корин коротко кашлянул, и начал:

– Приветствую, уважаемый. Я понял тебя. Хочу спросить о своем сне. Как только я появился в этих местах, каждую ночь…

– Не продолжай, не трать слов. Я видел твою грёзу, постиг ее. Шесть ночей кряду, гм… Ты же сам понимаешь, такое случается неспроста. Это не просто сон, а наведенный морок, он – подсказка, своеобразный путеводитель на ближайшую перспективу. И он не позволит тебе заплутать, указывает верное направление.

– Ты о дупле и закрытой двери?

– Верно, именно в такой последовательности, – старик сухо кашлянул и поймал взгляд собеседника. – Вижу, ты много странствовал.

– Да уж… За свою жизнь я посетил 105 миров, разных, не похожих друг на друга, но одинаково несчастных. А сколько их всего?

– Ты почти достиг максимума. Из доступных тебе – сто шесть. И войти в последний нашему бродяге предстоит уже сегодня, ближе к вечеру. Надеюсь – справишься.

– Уж постараюсь. Вход-портал в него – это то самое дупло из моего сновидения?

– Правильно понял. А вот где оно, не могу подсказать. Пилигрим обязан сам находить лазейки меж пространствами, таков базовый закон твоего пути. Не сомневаюсь, у тебя получится.

– Надеюсь. Ну а дверь из сновидения, что это?

– О, это куда важнее. Она – очередной, портал, который ты должен найти в тех местах, куда попадешь уже сегодня (очень надеюсь на это). Она ведет в особый мир, отличный от других, тех, где ты уже бывал, его номер – 2. Вижу огонь любопытства в твоих глазах, но вынужден огорчить: в ближайшее время тебе не суждено попасть в эту особую обитель, но этого и не требуется. Куда важнее иное.

– Что?

– Отпереть дверь? Да, это единственный из существующих порталов, который заперт. Оно и понятно: он также непрост, как и мир, вход в который он хранит. И вот что, – старик слегка подался к собеседнику и зашептал, – обычные подходы тут не помогут, не старайся. Чтобы открыть его, надобно отдать часть себя.

– Как это?

– У тебя есть чутье, я же вижу. Вот оно и подскажет…

– Я услышал тебя, понял свою задачу, но ответь: зачем отворять ее? – Корин раздраженно поднялся и начал мерить нервными шагами площадь убогой каморки. – Ведь, если мне не дано…

– А разве ты все делаешь только для себя, чтобы ублажить свое неуемное любопытство? Нет. Вижу сотни тех, кому ты здорово помог, многим подарил новую жизнь. Так что не старайся казаться хуже, чем ты есть, странник. А на вопрос: «зачем?» отвечу так: ты сделаешь это для кое-кого другого. Это ключевой персонаж (как и ты) всей той круговерти, в центре которой вам повезло оказаться. Ваши с ним судьбы крепко сплетены. Необходимо обеспечить этому человеку выход из мира №2. Это – твоя программа-минимум.

– Вот как? Спасибо за подсказку, – мужчина церемонно поклонился и снова сел. – А какова моя программа-максимум? И еще: что значит «мир №2»?

Ведун комично хрюкнул, с трудом сдерживая смех:

– Вот балда. Ты же не дурак, уже понял: на сегодня – всё. Угомонись. Но не кисни, говорю же: скоро ты утолишь свое любопытство. Ты еще вернешься в эти стены (если, конечно, справишься с ближайшей задачей), да не один. Вот тогда и потолкуем не торопясь. А сейчас тебе пора. Время торопит…

– До встречи, Ведун. Спасибо тебе…

– Удачи!

2.

Путь…

В одном этом слове – вся его жизнь. Он – как сухой палый лист, который ветер судьбы носит по причудливым полям пространств Вселенной, швыряет его то вправо, то влево, то в грязную лужу, то вверх, к облакам, и никто не ведает, чем закончится это движение длиною в жизнь.

Сколько времени и расстояния проглочено им?.. Десятки лет и тысячи миль за спиной… И все эти годы, ежедневно, его разум червем-паразитом точил неотвязный вопрос: «А зачем все это? В чем смысл его странствий, есть ли он вообще или все впустую, без цели?» Последняя мысль пугала, рвала неприкаянную душу, заставляла чувствовать себя никчемным, пустым, лишним винтиком в грандиозном механизме Мироздания.

И вот – случилось! Наконец-то он услышал ответ.

Да, Ведун открыл ему глаза, дал надежду. Не напрямую, но Корин услышал это, прочел между строк.

Да и немудрено, тут и ребенок поймет: если у тебя, как оказалось, есть задача-минимум и, следовательно – задача-максимум, вывод очевиден: В ТВОЕЙ ЖИЗНИ ЕСТЬ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ! Кто-то дал тебе его. И, возможно, оно довольно значимо, что тоже сквозило в речах престарелого всезнайки.

Это открытие буквально перевернуло его самосознание, взбудоражило, окрылило душу. Впервые, за долгие 45 лет Корин чувствовал свою ценность для вселенского бытия, наконец-то он обрел смысл существования. Да, он не простой бродяга. Он движется к своей звезде, не видит ее пока, но теперь знает – она существует, и нет для него ничего важнее этого светила – той цели, что предначертана ему высшими силами.

– Не зря, все не зря! – отчаянно кричит путник небесам, срывая горло, широко улыбается и с наслаждением вдыхает влажный ветер мира, который он скоро покинет…

Шаг за шагом он идет вперед, все дальше. Привычный, давно выверенный темп, ритмичные однообразные движения – именно это обеспечивает преодоление широких пространств без чувства усталости. Вперед… часами, сутками, годами…

Поиск нужного портала – не проблема. Странник давно понял секрет этого таинства: отключи мозг и доверься чутью (оно у тебя не знает ошибок), дорога сама выведет, куда надо.

Именно так. Мужчина полностью отдаётся процессу: в голове – ни единой мысли, он будто в полусне, жилистое тренированное тело движется вперед, все дальше от былого, все ближе к цели… Это всегда срабатывает, проверено многократно.

Что им движет в эти мгновения: инстинкт пилигрима, воля судьбы или само Провиде́ние1? Кто знает?..

Он идет, следуя указке внутреннего путеводителя, веря: тот не подведет. Так и случается: путник даже не замечает, как по кратчайшему пути обходит топкое смертоносное болото, и выходит на голую равнину. Дальше, еще дальше…

Очень медленно, почти неуловимо для глаза, фактура местности меняется: голый, изобилующий лужами глинистый грунт постепенно сменяется травянистыми влажными полями, те трансформируются в нечто, вроде степи, которая плавно переходит в кустистый буш и, наконец, вот он – тот самый лес из его вещего сновидения. А это значит, он движется верно, впрочем, как и всегда.