
Дом на лугах
Поль Монтер
Редактор Людмила Яхина
© Поль Монтер, 2025
ISBN 978-5-0067-7935-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
– Ах, Клотильда! – Молодой падре с миловидным лицом и стройным станом укоризненно покачал головой. – Сколько раз повторять: я отказываюсь от своей доли наследства в твою пользу. Ту малую толику, что приму по твоей доброте, я всё равно пожертвую церкви.
– Помню, мой дорогой, обожаемый зануда-братец, – отозвалась девушка, чья невзрачная внешность казалась ещё более тусклой из-за пепельных волос. В голосе её слышалась насмешка, впрочем, совершенно беззлобная.
– Так ради чего ты таскаешь меня битый час по этому дому?
– Боже, Арман! Неужели тебя нисколько не влечёт покопаться в письмах и бумагах дедушки?
– Представь себе, нет. Стоит ли тревожить переписку почившего в бозе деда? Право же, это даже непристойно!
– Вот зануда! – Клотильда вскочила с пола, где восседала над сундуком, приволоченным слугой с чердака. Облачко пыли взметнулось в луче света.
– Да простит тебя Пресвятая Дева, сестра. – Падре поджал губы. – Тебе бы следовало заняться более насущными вещами. К примеру, разобраться с доходами и расходами. Возможно, твоё приданое окажется больше, чем ты предполагала. Тебе уже двадцать три года, пора подумать о замужестве. О чём ты только грезишь?
– Отстань, – отмахнулась Клотильда. – С тех пор как ты вознамерился принять очередной сан, ты буквально замучил меня своими нотациями.
– Как же иначе? После кончины родителей и недавних похорон дедушки я обязан заботиться о тебе.
– О, Арман! Ты всего на пять лет старше меня, так что я вполне способна позаботиться о себе сама. Если тебя не прельщают старые письмена, я займусь ими в одиночку. А что касается дел с землёй и налогами, то месье Бутарель много лет прекрасно справлялся с ними. Не вижу никакой нужды тратить на это время, тем более что человек он порядочный и не меньший зануда, чем ты.
Падре нахмурился, но тут же перекрестился и изрёк, что ему пора на вечернюю мессу. И добавил, что непременно вознесёт молитвы о душах усопших и о вразумлении сестры.
Клотильда с аппетитом поужинала в одиночестве, отпустила горничную, взяла свечу и вновь уселась перед пыльным сундуком, доверху набитым пожелтевшими свитками.
Часть первая «Таинственный виконт»
I
– Что случилось, душенька? – Мадам Обен уставилась на племянницу, вихрем ворвавшуюся в гостиную.
– Ах, тётя! Вы ни за что не поверите! Лакей доложил, что особняк на лугах продан! Да, продан! И новый владелец, говорят, вот-вот объявится.
Встрепенувшись, Аделина Обен обмахнулась веером, и глаза её загорелись нескрываемым любопытством. Маркиза, дама весьма зрелых лет, отличалась дородностью и рыхлостью, а её широкое лицо, щедро припудренное, напоминало сдобное тесто. Двум её дочерям-погодкам, девятнадцатилетней Нинон и двадцатилетней Софи, грозило в скором времени расплыться наподобие матери. Несмотря на юный возраст, обе девицы обладали чрезмерно пышными формами и безжалостно затягивались в корсеты, отчего их бюсты словно рвались на свободу из шёлковых лифов, а при ходьбе трепетали будто застывшее желе. Обычно медлительные и апатичные, сёстры заметно оживились от известия о новом владельце поместья. А вдруг он молод и хорош собой?
Девушки отчаянно мечтали о замужестве и любого мужчину рассматривали как потенциального жениха. Племянница маркизы, вдова шевалье Тибо, была юркой, сухощавой женщиной тридцати семи лет, с острым носом и проницательным взглядом заправской сплетницы. Слухи составляли основу её существования, а страсть совать нос в чужие дела доставляла мадам Тибо истинное наслаждение. Она опустилась в кресло и, пригубив поданный слугой бокал вина, облизнула узкие губы. Итак, особняк приобрёл некий видный господин. Рабочие уже прибыли и приступили к ремонту. Сам же новоиспечённый хозяин явится лишь по завершении отделочных работ.
– Да кто же он? – нетерпеливо спросила маркиза, обмахиваясь веером.
– Точно сказать не могу. – Племянница пожала костлявыми плечами. – Знаю лишь, что человек он весьма состоятельный, раз позволил себе такую покупку.
– А он женат? – подалась вперёд одна из сестёр, сгорая от любопытства.
– Помилуйте, кузина! Неужели вы думаете, что я не сообщила бы вам об этом тотчас же? Увы, пока мне известно не больше остальных. Но можете не сомневаться, я разузнаю о нём всё ещё до его приезда, – с лукавой усмешкой пообещала она.
Как то и водится, новости раньше господ узнавала прислуга. Болтушки горничные, опутавшие родственными нитями окрестные деревни, наперебой плели кружева слухов и сплетен. Юные крестьянки, словно мотыльки на свет, усиленно вились возле дома на лугах. Не только праздное любопытство влекло их – сердца жаждали знакомства с новыми работниками. А почему бы и нет? В девичьих мечтах витали истории счастливиц, выскочивших замуж за обойщика или маляра. Такой супруг увозил жену в город, избавляя от тяжкого крестьянского труда. К тому же работники из дома на лугах в трактир не хаживали, стало быть, среди них не было ни пьяниц, ни игроков в кости. Не шастали они и в сумерках по деревне в поисках мимолётных утех, отличаясь, пожалуй, завидным трудолюбием. Ребятишки божились, что работники снуют возле особняка будто муравьи, и непонятно, когда бедняги находят время для обеда или ужина.
Однако блуждания вокруг дома на лугах не принесли плодов. Рабочие были молчаливы и замкнуты. Ни один не взглянул сквозь прутья ограды на нарядных девиц, не одарил улыбкой или подмигиванием, не говоря уж о простой шутке. Бедняги! Не иначе как хозяин морит их голодом или непосильной работой. Иначе чем объяснить их мертвенно-бледные лица?
Деревенские кумушки, сложив руки под цветистыми фартуками, со знанием дела утверждали, что новый хозяин – человек в летах, прежде служивший при дворе монсеньора. Да-да, кухарка господина нотариуса краем уха слышала, как об этом говорили её хозяин со своим помощником.
Знатные дамы Прованса изнывали от любопытства, но их мужья знали не больше остальных. Наконец, герцог дю Корсо сообщил, что хозяин дома на лугах явится в ближайшие дни, и он намерен тотчас пригласить его на званый вечер.
Пожалуй, никогда прежде дом месье герцога не видел такого скопления гостей. Явились даже несколько знатных старух и стариков, давно не покидавших своих родовых поместий. Уж очень хотелось взглянуть на человека, решившегося купить дорогой дом, пустовавший битых десять лет. Желающих владеть им было немало, но прежний хозяин, некий барон Шапель, категорически отказывался сбавлять цену, даже когда строение начало ветшать. И если раньше соседи посмеивались над ним, ожидая, когда пустующий дом попросту развалится и останется купить только землю, на которой он был построен, то теперь господа шептались, что барон не такой уж и глупец, если столько времени стоял на своём. Хотя самого барона давно никто не видел, и все дела о продаже вёл его поверенный – неприметный мужчина с жиденькими усиками и водянистыми глазами. Выходит, Шапель оказался куда умнее покупателя. Ведь в ремонт и отделку запущенного особняка пришлось вложить чуть ли не треть его стоимости. Ну, тем более интересно, как выглядит человек, запросто швыряющий деньги на столь неразумные траты. Должно быть, он получил солидное наследство, и шальные деньги жгут ему руки.
II
Местная знать искрилась россыпью драгоценностей и щеголяла нарядами, словно каждый гость, позабыв о скромности, облачился в самое лучшее. И хотя провинция плелась в хвосте парижской моды, дамы и господа тщились поразить владельца дома на лугах своим положением и богатством. Впрочем, положа руку на сердце, большинство из них едва сводили концы с концами и содрогались от ужаса при мысли о том, что их нищета вырвется наружу. Матроны, словно на ярмарку невест, привезли на званый вечер своих незамужних дочерей. И даже старые девы, будто пойманные пташки, трепетали в предвкушении встречи с неизвестным богачом.
Наконец, лакей, чеканя каждое слово, торжественно объявил:
– Господин виконт Гектор ле Вьютон де Бланшет.
В зале мгновенно воцарилась тишина, и все взоры обратились к дверям. Виконт вошёл стремительной походкой и тут же отвесил изящный поклон. Он был высок, худощав и явно не молод. Юные девицы разочарованно зашептались, прикрываясь веерами. Хотя гость держался молодцевато, его лицо бороздили глубокие морщины, а редкие, жидкие волосы напоминали пожухлую траву. Удивительно, как такой солидный мужчина не додумался прикрыть свою плешь париком. Гость поспешил присесть на козетку, потирая колени.
Но спустя полчаса месье виконт очаровал всех своим дружелюбием и изысканными манерами. Он был словоохотлив и благожелательно отвечал на вопросы о себе, хотя, расставшись с ним, собеседники не могли вспомнить ни единого факта о Вьютон де Бланшете. Признаться в этом – означало выставить себя глупцом, и слухи вспыхнули с новой силой. Кто-то утверждал, что виконт служил в королевском посольстве в Испании, другие уверяли, что его служба проходила в Италии. Относительно его должности и вовсе шептались, что месье Гектор – помощник министра. Стоит заметить, фамилию министра тоже никто не знал. Однако все сошлись во мнении, что виконт – несомненно приятный человек, прекрасно образован и, ко всему, весьма богат. Дамы не могли не отметить элегантность костюма виконта. Его камзол серо-голубого бархата превосходно облегал фигуру, искусно скрывая узкие плечи и острые локти. Высокие сапоги надёжно прятали тощие икры.
Итак, месье Гектор не понравился только Сельвену Дагне, секретарю судьи Трюбло. Юноша был сиротой, которого вырастил дядя, деревенский священник Филипп Нуаре. Он потратил много сил и все свои сбережения, чтобы смышлёный мальчик получил достойное образование. К огорчению святого отца, мальчик не изъявил желания пойти по стопам дяди, хотя весьма уважительно относился к вере и её служителям и накрепко проникся понятиями о добре и зле, с пылкой страстью отстаивая свои принципы и убеждения, а также остро реагируя на любую несправедливость. Благодаря своему острому уму в двадцать два года Сельвен сумел стать секретарём господина Эдмона Трюбло. Стройный и миловидный юноша с густыми тёмными волосами оказался на званом вечере исключительно по прихоти своего хозяина. Судья воображал, что секретарь, обязанный записывать его «важные» мысли и шествовать за ним по пятам, придаёт Трюбло больше веса и внушительности. Но частенько, спустя час, Эдмон Трюбло забывал о своей роли философа, и юноша тоскливо простаивал где-нибудь в углу или прогуливался по саду, ожидая, когда его повинность окончится и хозяин отправится домой. Несмотря на молодость Сельвена и его приятную внешность, девицы не обращали на него никакого внимания. Всем было известно, что он беден и не имеет титула. Впрочем, и сам Дагне не стремился к флирту, ибо считал девушек из знатных домов жеманными и неискренними. Уже около года он был тайно влюблён в воспитанницу вдовы мелкого служащего, Николь. На балы и званые вечера опекуншу с Николь не приглашали, считая слишком незначительными персонами, посему Сельвен изнывал от скуки и вздыхал о своей возлюбленной.
Явившись к дю Корсо, он, как и все, испытывал простое любопытство к владельцу дома на лугах. Однако, увидев виконта, Дагне ощутил необъяснимую неприязнь, словно тень коснулась его души, и исподтишка принялся за ним наблюдать. Внезапно Гектор ле Вьютон де Бланшет, чей взгляд светло-серых глаз прежде казался добродушным, преобразился в одно мгновение. Должно быть, виконт решил, что за ним никто не следит, отвлёкшись на лакея, приглашавшего к ужину. Глаза его потемнели, взгляд стал цепким, хищным, словно взгляд волка, притаившегося в засаде. Но стоило мадам баронессе подхватить его под руку, сопровождая в малый зал, как Гектор вновь облёкся в личину любезности, и взгляд его стал благодушным.
III
Лето вступило в свои права, а приглашений в дом на лугах всё ещё не было. Манон Тибо решилась на хитрость. Приказав вознице подрезать рессору своего экипажа, она в сопровождении горничной добралась до особняка виконта и заявила бледному до синевы лакею, что нуждается в помощи. Спустя полчаса, фамильярно подхватив Бланшета под руку, женщина прогуливалась с ним по саду, щебеча без умолку. Покинув дом на лугах, она тотчас направилась к своей подруге, маркизе дю Филетт.
– Ах, душенька, месье Гектор чудо как гостеприимен, диву даюсь, что он ещё не устроил званый вечер. Должно быть, он попросту не решается. Ну, теперь слушай, что я узнала. Виконт – бездетный вдовец! Только подумай, дорогая, его жена скончалась в родах вместе с малюткой. Сколько лет бедняжка Гектор горевал и не отваживался на новый брак. Но теперь…
Пухленькая госпожа дю Филетт приподняла тонкие брови:
– Да о чём ты, милая? Ты же знаешь, что я ещё ношу траур по мужу.
– Оставь, Мари, – отмахнулась вдова шевалье. – Речь вовсе не о тебе, а о Жанне.
– О Жанне?! Хм… но ты же знаешь… – Дама прикрылась веером и покраснела.
К слову сказать, прискорбную историю с дочерью маркизы знали все, но делали вид, что это тайна. Юная Жанетта, вздорная хорошенькая девица двадцати лет от роду, не отличалась скромностью. Ещё в восемнадцать лет она начала крутить роман за романом и в итоге понесла дитя, отцом которого считали красавца-кучера. Его мигом выставили взашей, плод преступной связи после тайных родов отвезли в сиротский приют, а девицу срочно упрятали в обитель, дабы хоть как-то обелить её репутацию. Жанна вернулась домой только после смерти отца, что скончался год назад, терзаясь от стыда за дочь. Однако дурная слава сделала девицу вовсе не завидной невестой. И мать, и дочь по-прежнему принимали в знатных домах, но никто не решался посвататься к молоденькой дю Филетт. Да и наследство за ней было не столь уж привлекательным, чтобы закрыть глаза на историю с кучером. И теперь вдова шевалье с пылом принялась уверять подругу в выгоде замужества с виконтом.
– Послушай, Мари. – Манон положила руку на колено маркизы. – Виконт так живо и проникновенно говорил о чувствах! Он действительно жаждет найти жену. А его возраст… Бог мой, это даже к лучшему. Жанна станет молодой вдовой с солидным капиталом. Представь, у Гектора нет детей, значит, всё достанется ей одной!
– Право же, я даже не знаю, что сказать, – прошептала маркиза. Перед ее затуманенным взором возникли картины роскошного экипажа, ослепительных драгоценностей, модных туалетов, достойных самой королевы. И, самое главное, возможность смотреть свысока на тех, кто беднее или слишком уж поджимал губы при её появлении. Давний позор дочери будет погребён под блеском удачного брака, останется лишь зависть к её новому положению. И, взглянув на подругу с опаской, она тотчас спросила, отчего сама Манон не хочет попытать счастья? На что незамедлительно получила ответ: «Уж нет, благодарю. Я, слава Господу, уже была замужем, и вечно хворающий Поль изрядно меня измучил своими вздорными причудами. Да и к тому же роль свободной женщины вполне меня устраивает. Раз нет нужды заботиться о хлебе насущном, отчего бы не устраивать счастье других?» Маркиза пропустила мимо ушей слова о больном супруге и связанных с этим заботах. Ей достаточно было знать, что на виконта пока что никто не посягает, и у Жанны есть шанс стать женой богатого и знатного человека.
И втайне ото всех, дабы не упустить столь лакомый кусок, маркиза и вдова шевалье принялись обхаживать владельца дома на лугах. Спустя три недели старый виконт стал частым гостем в доме дю Филетт. Науськанная матерью, Жанна отчаянно строила глазки старику, изо всех сил изображая скромницу, невинность и кротость. Она прекрасно поняла всю выгоду, что сулит замужество, и мысленно уже отпела будущего супруга. Став богатой вдовой, она не упустит возможности пожить в своё удовольствие, ни в чём себе не отказывая.
Сидя в гостиной, Гектор медленно отпивал вино из лучшего бокала семьи дю Филетт и степенно вещал:
– Ах, мадам маркиза, что может быть лучше семейного очага? Вы вообразить не можете, как я страдаю от одиночества. Но, увы, найти достойную спутницу – дело непростое. Ведь я в преклонных летах, и всё, чего жду от супруги, – это забота и, конечно же, верность. Супружескую верность я считаю одной из самых важных добродетелей, мадам. Судите сами: выйдя за меня замуж, женщина сможет вести весьма обеспеченную жизнь. Я не обладаю скаредностью, и посему любой каприз супруги исполню с радостью. Мне и самому понравилось бы постоянно одаривать её драгоценностями и заказывать для неё самые модные туалеты. Скажу откровенно… – Старик склонился ближе к маркизе. – Моего состояния на это хватит с лихвой, ибо оно неисчерпаемо, по крайней мере, на ближайшие лет сто. И раз уж я готов бросить всё к ногам своей избранницы, то имею полное право требовать если не любви, то хотя бы уважения и, опять повторюсь, верности. У меня вовсе нет желания прослыть глупцом, которому изменяет жена.
На его слова Клотильда всплёскивала руками и принималась расхваливать дочку, уверяя, что Жанна воспитана в строгости и, несомненно, даже помыслить не сможет об адюльтере! Сама девушка вечно находила поводы остаться с виконтом наедине и, потупив взор, расписывала свои мечты провести жизнь подле солидного человека, умудрённого житейским опытом, ибо молодые люди слишком ветрены.
И мать, и дочь столь усердно подталкивали месье Гектора к алтарю, что однажды, прикрыв веки, испещрённые паутиной морщин, дабы скрыть проницательный взгляд, виконт притворно вздохнул и промолвил с еле слышным сожалением:
– Ах, Жанна, вы прелестны, словно бутон розы. Но, по сути, ещё совсем дитя. Позвольте же мне быть с вами откровенным, раз уж вы удостоили меня званием друга. Вам, несомненно, известно, что брак, помимо уважения и заботы, подразумевает некую близость, именуемую супружеским долгом. И каково же будет юной жене, если муж её не способен привнести в брак плотскую любовь, не говоря уже о продолжении рода, ибо возраст не позволяет ему этого?
У Жанны едва не сорвалось с языка: «Вот старый хрыч! Да делить ложе с такой развалиной можно лишь в надежде на его скорую кончину». Но она лишь склонила медно-рыжую головку, с которой ниспадали на гладкую шею нежные завитки, и медовым голоском проворковала:
– О, месье! Уверяю вас, для любящей женщины духовная связь с супругом куда важнее. Телесной любви придают значение лишь падшие девицы, лишённые иных интересов. Я провела время в обители, месье, и, глядя на сестёр и послушниц, в полной мере оценила жизнь, полную суровых воздержаний. Если бы не слёзы матушки и кончина дорогого папочки, я бы, несомненно, осталась в стенах монастыря. Так светла и чиста жизнь Христовых невест. А касаемо детей… Что же, если Господь не дарует мне счастья материнства, я стану патронессой сиротского приюта.
Виконт серьёзно кивнул и вновь прикрыл глаза.
– Вы необыкновенно умны и добры, мадемуазель. Встретить такую девушку – редкая удача.
Погружаясь в сон и вспоминая беседу со стариком, Жанна, уткнувшись в подушку, заливалась смехом. Ну и дурак! Святая Урсула, да от одной лишь мысли, что эта развалина прикоснется к ней в постели, её тошнит. Какое счастье, если он вовсе не станет посещать её спальню и поскорее отправится на небеса! Уж ей не привыкать развлекаться тайком. Ведь с красавцем кучером Жанна провела немало пылких ночей, и никто в доме об этом не догадался. Если бы не дурацкий младенец… Сказать откровенно, она не уверена, что смазливый Анри и был его отцом, потому как вовсе не привыкла отказывать себе в зове плоти. Однажды на охоте… Словом, не случись неприятности с прижитым ребёнком, пожалуй, пылкий красавчик навещал бы её спальню и дальше. И девушка предалась воспоминаниям. Лицо её раскраснелось, дыхание стало томным, губы увлажнились. Чёрт, скорее бы выйти замуж и найти нового любовника! В их доме прислуга в преклонных летах. После скандала с молодым кучером мать выгнала всех юношей, наняв вовсе не стоящих внимания мужланов.
IV
Наконец, день свадьбы был назначен. В трепетном страхе, что столь выгодная партия расстроится из-за пересудов и сплетен, мать, дочь и даже словоохотливая вдова шевалье хранили молчание. Виконт ле Вьютон де Бланшет, казалось, тоже не собирался трубить о столь важном событии. Он настоял, чтобы на венчании в крошечной часовне его особняка присутствовали лишь новобрачные и мадам маркиза. Зато уж на свадебный обед он обещал пригласить весь цвет предместья.
Так и вышло. Поначалу Жанна огорчилась, что её пышное платье, усеянное бутонами белых роз, и вуаль из валансьенских кружев не увидят те, кто должен был бы изнывать от зависти. Церемония прошла в спешке, в промозглой часовне. Незнакомый священник, толстый и некрасивый старик с отвисшей нижней губой и выпученными глазами, что-то бормотал себе под нос, и не прошло и четверти часа, как всё было кончено.
Тем временем к дому на лугах прибывали гости. Дамы и господа, застигнутые врасплох и не успевшие даже всласть посудачить, спешили в особняк виконта. Огромный зал поражал своим богатым убранством. Стены были затканы старинными гобеленами, панели из красного дерева украшали стены на высоту человеческого роста. Массивная люстра с хрустальными подвесками спускалась с потолка, и пламя свечей отбрасывало на них разноцветные блики. Вазоны были полны свежих роз, длинный стол, покрытый белоснежной скатертью, украшали позолоченные канделябры. На камине красовались две жирандоли с крупными свечами, украшенными узкими ленточками в тон бархатным портьерам. Дамы с завистью украдкой ощупывали скатерть и, убедившись, что она и впрямь не из перкаля, поджимали губы. Во всём чувствовалась основательность человека, привыкшего к богатству и не собирающегося пускать пыль в глаза, экономя на мелочах. Палисандровая мебель розовато-жёлтого оттенка с изящной резьбой, козетки и канапе, обтянутые плотным атласом в бордовую и жёлтую полоску, так и манили присесть, обещая упругие сиденья, не промятые от времени. Поодаль у широких высоких окон расположились музыканты в ливреях из зелёного шёлка, отделанных золотым кантом. Пока мужчины с любопытством оглядывали интерьер, дамы сбивались в кружки и шептались, своим шипением напоминая клубок змей. Проклятье! Ловкая Филетт всех обвела вокруг пальца. Подсунула такому завидному жениху свою дочку-бесстыдницу! Ну надо же! Ведь любая из девиц, которая намного порядочнее Жанны, могла бы составить счастье виконта. Впрочем, девушки отнюдь не разделяли огорчения матерей. Да, виконт богат и, очевидно, куда богаче всех присутствующих, но выходить замуж за человека, который едва волочит ноги – нет уж, спасибо. Страшно смотреть, как он, бедняга, встречал гостей. Бледный, на впалых щеках горит нездоровый румянец, словно у больного чахоткой. Руки дрожат, на лице выступил пот, так что жидкие пряди прилипли к вискам. Ладный бархатный камзол ничуть его не красит. Несчастный явно сдал со времени своего приезда. Кружевное жабо ослепительной белизны лишь подчёркивает желтоватый цвет морщинистой кожи. И похожая на фарфоровую куклу невеста смотрится как его внучка или правнучка. Но Жанна без тени отвращения так и вертелась вокруг мужа, стараясь показать, что умирает от любви, и заодно получше продемонстрировать своё платье. Она успела заметить, что после венчания Гектор почувствовал себя дурно и явно еле держался на ногах. Едва сдерживая радость, она вообразила, что останется вдовой максимум через пару дней, а если повезёт, то и раньше. Молодые мужчины, которых измучила зависть к огромному состоянию хозяина дома на лугах, хихикали, что новобрачную ждёт весёлая первая ночь. Вот смеху будет, если виконт отойдёт в мир иной прямо на супружеском ложе. Особенно в непристойных замечаниях и скабрёзных шутках отличались сыновья герцога – избалованные сверх всякой меры и крайне испорченные юноши.
Свадебный пир меж тем продолжался, и за столом, уставленным яствами, дамы и господа, отбросив всякую чопорность, с жадностью набрасывались на изысканные блюда, наедаясь до одури, словно с каждым проглоченным куском разоряли хозяина. Сельвен Дагне, по обыкновению сопровождая судью, уныло прохаживался по аллее. Мэтр, едва переступив порог дома, напрочь забыл о своём подопечном, чему Сельвен был несказанно рад. С самого приезда юноша чувствовал себя не в своей тарелке. Лёгкий озноб, несмотря на летний зной, пробирал его до самых костей. Он, правда, списал это на обычную простуду, которую схватил, стоя у ограды скромного домика возлюбленной, шепча ей нежные слова сквозь прутья.
Однако Сельвена всё сильнее подмывало уйти. Всё вокруг казалось ему неестественным, фальшивым. А молчаливые лакеи с их нездорово бледными лицами и вовсе наводили на него безотчётный ужас. Более часа бродил юноша по аллеям, поражаясь полному отсутствию птичьих трелей, порхающих бабочек или стрекоз.