Дверь в магию: дела амур-р-рные

Дверь в магию: дела амур-р-рные

Виктория Астафурова

© Виктория Астафурова, 2025

ISBN 978-5-0067-7836-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Дом дедушки стремительно пустел: сначала уехал Хал, прихватив с собой Баюна, потом Шишма, следом за ними мы отвезли на вокзал маму. Дед понимал, что скоро придёт черёд прощаться и с нами, поэтому ходил чернее тучи, часто замыкался в себе и сидел с самокруткой на лавочке часами.

Баба Жита и Итья остались со Сладом, а я, переборов страх, направилась на болото. Первый снежок припорошил землю, но пока не хрустел под подошвами. Первое, на что я обратила внимание в лесу, – щебет птиц, греющихся под скромными лучами солнца. Через несколько метров на дорогу выскочил зайчонок, не успевший сменить шубку на зимнюю. Лес ожил, несмотря на то что скинул нарядную зелёную листву, готовясь к долгой зиме.

Я села на поваленное дерево и принялась ждать. Через несколько минут вдалеке показалась фигура. Аюшка поспешно переставляла гусиные ноги, зябко кутаясь в ватник. Не успела я и слова сказать, как болотница заключила меня в крепкие объятья и принялась тараторить:

– Ой, родненькая! Живёхонькая! Ой, сколько слёз пролила я! Прости, не сберегла я тех двоих. Каюсь, но припарок у деда твоего не было, а на болото уже бы не сбежала, люди по деревне ходили. Прости меня!

– Всё хорошо, я понимаю. Где твой муж?

– Так дома. А что случилось?

– Я тебе подарок принесла, – замёрзшая рука протянула хозяйке болота картонный пакет, – да и с него надо снять это, – я показала рукой что-то похожее на вытянутую морду.

– Ой, подарочки! А у меня ничего тебе нету. Обожди, я венок принесу! Вчера только сделала!

– Аюшка, – я придержала её за руку, – мне не нужно подарков от тебя. Вы и так сделали много хорошего! Я от чистого сердца поблагодарить тебя хочу.

Девушка замешкалась, раскраснелась и приняла пакет, доверху набитый девичьими радостями: масками для лица, лосьонами и кремами.

– Мужу не надо ничего снимать. С тобой как случилось… Ну, спало само заклинание. Не хочу вспоминать тот день, но видела бы ты глаза своего деда, когда меня в доме узрел! – болотница засмеялась, прикрывая рукой пухлые губки. – Ты как? – робко спросила она.

– Я хорошо, восстановилась, как видишь. Как с мужем? Я так понимаю, развод отменяется?

– У нас ледовый месяц! Подарки, свидания!

– Может, медовый?

– Какая разница? Главное, что он понял, я поняла. Вот над дитятком работаем сейчас, – опять прикрыла рот рукой, раскраснелась, как самовар.

– Что тогда произошло? Мне никто ничего не говорит…

– А зачем? Змеюку ты убила, в рот ей брикет засунув, после этого дерево начало рушиться, ну и все твои из него и выпали. Дом сразу же разваливаться начал, мой говорит, это из-за взрыва, а я уверена, что это потому что Алтея того… Ну, ты поняла. А потом нам уже никто и ничего не ведал. Пацанёнок как?

И здесь я замялась, старалась не смотреть в пытливые глаза собеседницы, подбирая правильные слова.

– Акиа, я знаю о планах на него. У тебя всё получилось?

– Он теперь мой сын. Только никто не должен знать… Понимаешь…

– Я понимаю, а рот будем держать на замке. Ты за это не переживай! – болотница сделала жест закрывания рта ключом и будто выкинула ключ в трясину.

Мы ещё долго болтали о пустяках и женских радостях, гуляя по лесу. Обе понимали, куда шли, но об этом не говорили. Дом моей бабки был точно таким же, как в видении, только самой её не было. Я воровато огляделась по сторонам и шагнула за остатки забора. Огромный котлован зиял на месте колодца. Чёрная земля подглядывала из-под редких островков снега. Я подошла к краю дыры и увидела кусок чьей-то кости, скорее всего змеи, потому что позвонка такого размера нельзя встретить даже у медведя.

– Пойдём отсюда, мне здесь не по себе, – Аюшка тянула меня за плечо.

– Я хочу войти в дом.

– Не надо, пожалуйста! Мало ли кто там остался!

Я сделала несколько шагов к крыльцу, налетел ветер, закручивая снежинки в маленький водоворот, а когда всё успокоилось, на верхней ступени стояла Эгина! Болотница испуганно ахнула, а я смотрела и не верила, что такое бывает. Девушка будто соткана из тумана, эфемерная, понурая, она смотрела на меня не моргая:

– Верни моего брата! Это единственное, что у меня осталось!

– Эгина, успокойся, от тебя не осталось ничего. Не понимаю, о каком брате вообще идёт речь.

– Понимаешь, всё ты прекрасно понимаешь! Вы с бабкой заманили меня в эту клоаку. Думаешь, хорошо жить, когда по твоему телу, под твоей кожей, в твоём желудке бесконечно ползают гады? Отдай моего брата, это моя надежда на спасение!

Я не выдержала и подошла ближе, чтобы как можно лучше рассмотреть лицо Эгины:

– Ещё раз ты появишься на пути у меня или моей семьи, я тебя достану откуда угодно, воскрешу и устрою личный ад на земле. Уяснила? – моя рука была охвачена огнём, рвущимся длинными языками из пальцев, когда я поднесла её к шее призрака.

Эгина начала корчиться, упала на колени и несколько минут билась в конвульсиях, а после её тело рассыпалось на кусочки льда, ветер подхватил их и унёс прочь.

– Аюшка, я скоро уезжаю. Вот тебе мой номер, если что – звони, или деда моего попроси, он позвонит. Вот тебе адрес, пиши по возможности письма, – я протягивала болотнице сложенный вдвое лист бумаги, – а сейчас мне нужно бежать домой. Спасибо большое, что помогла мне, и спасибо за твою дружбу! Я никогда не забуду твоих добрых поступков!

– Прости, что когда-то хотела утопить тебя, – девушка обняла меня.

Ноги несли по тропинке, я не смотрела, куда бегу, ноги вели сами. Появление Эгины напугало, но больше напугало то, что она хочет забрать моего сына. А что если расскажет всем о нашей афере?! Что тогда будет с малышом? Может ли она пробраться к Сладу? Дом, появившийся на горизонте, как назло, будто не приближался навстречу. Когда я забежала в дом, горло горело.

– Дед! Дед! Нам надо поговорить!

– Он у бабы Житы. Что-то случилось? – навстречу вышел Итья с сыном на руках.

– Значит, будьте дома, никому не открывайте и глаз с сына не спускай, – не успев восстановить дыхание, я вновь сорвалась на бег.

Будяй соскребал со ступеней примёрзшую грязь:

– О, Акиа, слушай.

– Где они?

– Дома… А что случилось?

– Иди пока к нам, возможно, понадобится помощь.

Дед уже вышел навстречу, услышав мой обеспокоенный голос. Я вкратце рассказала ситуацию. Баба Жита схватилась за голову, причитая, а дедушка оборвал её коротким взмахом руки:

– Я предвидел, что такое может случиться. Есть у меня один способ, как раз луна растущая…

Глава 2

Близилась полночь. На кухне бабы Житы были все, кроме Итьи: дедушка попросил его остаться дома, потому что обряд может происходить только при тех, у кого есть сила. Слад спал в люльке, громко причмокивая. Соседка кидала в сторону деда обеспокоенные взгляды, на что тот отвечал:

– Хватит, знаю, что делаю. Пацана мы этой змее не отдадим. Ты знаешь ещё какие-то варианты?

Баба Жита не отвечала, отворачивалась и утирала намокшие глаза платочком. Меня не посвятили в тонкости обряда, всё, что оставалось, – наблюдать. На плиту водрузили металлический ковш, дед принёс из сеней банку молока, купленную у соседки, и начал его греть на медленном огне. Когда сверху появилась плёнка, Будяй подал мне нож и молча ушёл.

– Полосни по ладони, и сюды пусть кровь льётся, – дед указал на ковш.

– Зачем?

– Занадом. Вот девка, везде нос свой суёшь! Делай, как велено, – слова были колкими, но глаза… В глазах дедушки плескался океан переживаний, за грубым общением он пытался скрыть тревогу.

Остриё больно впилось в ладонь, первые капли упали на пол, а остальные пролились в ковш. Я сжимала и разжимала ладонь, чтобы нужное количество натекло как можно скорее, и замотать рану.

– Хватит, – дед помешивал молоко и достал из кармана штанов склянку, похожую на медицинскую колбу; там тоже была красная жижа. Не стоило долго думать, чтобы понять: это кровь Слада.

– Как? Когда ты успел?

– Пока ты с мужем миловалась. Не боись, я с пальчика на ноге чуть взял, болеть не будет.

Молоко закипело, в него плюхнулась ложка мёда и половина гранёного стакана святой воды. Дед помешивал взвар и неразборчиво шептал, а после налил в стакан розоватый напиток:

– Пей.

– Зачем?

– Пей, Акиа. Надо так, понимаешь?

Поборов отвращение и приступ тошноты, я сделала первый глоток. Горло обожгло, раскалённая лава скатилась внутрь, плюхнулась на остатки обеда, и желудок разгорелся огнём. Я выдавила стон, но допила до последней капли, превозмогая боль.

– Будет больно, знаю. Потерпи, внуча, – рука протянула бутылочку сына, наполненную тем же, что пила и я, – правнука тоже надо напоить, но только до рассвета. Если он не проснётся до первых лучей солнца, то зря всё было, не хотят силы с ним родниться.

– Ему будет так же больно?

– Нет, ты ему отдаёшь, он у тебя забирает. А тебе так больно, потому что часть твоей жизни передаётся другому, кто по роду не свой, чужак. Всё, сиди здесь, карауль пробуждение, ничего не пей и не ешь, а у меня ещё забот полны карманы.

Я осталась на кухне со спящим ребёнком и невыносимой болью. Время тянулось как резина, обволакивая в свой тугой кокон. Я проваливалась в сон и вновь открывала глаза. На крыше что-то громыхало, но мне было не до этого: я знала, что старики охраняют нас и не дадут в обиду. Слад, обычно просыпающийся каждые три-четыре часа, в эту ночь крепко спал, изредка переворачиваясь с одного бока на другой. Меня покинула надежда, что он проснётся до рассвета. Я сидела с бутылочкой в руках и утешала себя мыслями: значит, так тому и быть, значит, сынок решил, как ему лучше.

И тут малыш потянулся, потёр глаза и посмотрел на меня.

– Крошка мой, проснулся. Давай покушаем, скорее, – я взяла сына на руки и поднесла к маленьким губам бутылочку.

Сын присосался, сделал пару глотков, удивлённо посмотрел на меня и продолжил трапезу. Я вглядывалась в пухлое личико, пытаясь понять, точно ли ему не больно. Утолив голод, Слад откинул рукой соску ото рта, улыбнулся и принялся меня рассматривать. Голубые глаза сына стали темнее, как глубокое озеро, взгляд стал серьёзнее. Я умилялась ему, и вдруг резко нахлынула боль, сердце защемило так сильно, что не удалось ни вдохнуть, ни выдохнуть. В голове пронеслись миллионы страхов за сына, по щекам текли слёзы, и потом сердце словно разорвалось на части от… любви! Огромной, полыхающей, всепоглощающей любви к этому агукающему крохе.

За окном брезжил рассвет. Сын спал на моих руках, не хотелось отпускать его ни на секунду. Первые слёзы высохли, за ними покатились другие, и ещё, и ещё, и ещё. За спиной скрипнула дверь, руки бабы Житы легли на мои плечи:

– Иди поспи, Акиюшка. Всё у вас с дедом получилось…

– Расскажите мне про обряд, для чего он был нужен и как спасёт Слада от сестры?

– Нет у него больше сестры.

– Как нет?

– Вот родишь ему сестрёнку, тогда и будет, а пока он один твой, родной… Кровиночка…

– Так вот оно что…

– Да, обряд этот страшный, поэтому Ерей и не говорил ничего. Когда его проводят, то по крыше дома чёрт бегать начинает, на запах крови идёт, хочет насытиться, а после завершения обряда много страшных путей: или у матери вместо любви ненависть к чаду проснётся, или дитя силу отторгать начнёт и от упадка сил дышать перестанет, или оба упадут замертво. Дед в вас не сомневался, ну и мы подсобили. Будяй гостя на крыше гонял, Ерей за вас читал и молился, а я ему силу свою передавала, чтобы до утра мы вас отбили у нечисти…

Услышав всю историю, я разрыдалась. Маленький домовой не побоялся и пошёл драться за меня с злым началом всех бед. Старики, ещё толком не оправившиеся после заточения в дереве, стояли за нашими спинами, защищая и оберегая. Вот почему дедушка ничего не сказал – он знал, что я струхну, не пойду на такие риски. Теперь Слад мой, по крови мой, по роду! Вот откуда взялась такая боль – от любви и от ответственности, которая ощущалась кожей.

Уснула я, как только коснулась головой туго набитой гусиным пером подушки. Не было сновидений, только чернота, будто провалилась в яму. Проснулась от того, что кто-то сел на край кровати. Я открыла глаза и увидела мужа с сыном на руках:

– Не знаю, что вы тут всю ночь делали, но сын стал похож на твоего деда, – улыбаясь, сказал Итья, – пойдём, завтрак стынет. И вообще, мне было неловко из-за того, что вы все тут были, а я один там. Как отщепенец какой-то.

– Ой, скажешь тоже. Теперь всё, мы будем вместе всегда. Ты, я и наш сын, – я села на кровати и обняла своих мужчин.

Слова были полной противоположностью мыслям и ощущениям. Всё хорошо, отношения с Итьёй были прекрасными, он проявил себя как чуткий отец и заботливый муж, но червячок сомнения сидел в голове. Вся жизнь в дальнейшем была под большим сомнением, не было веры, что Эгина вот так просто отстанет от меня, несмотря на то, что Слад теперь мой кровный сын.

Обряд поубавил не только магических сил, но и физических. Несколько дней было тяжело ходить по дому с сыном на руках. Через несколько минут накатывала усталость до ряби в глазах, лёгким не хватало воздуха, а ноги тряслись мелкой дрожью. Я не испытывала такой слабости после комы, а тут на тебе – зато сын чувствовал себя прекрасно. Щёчки налились румянцем, робкий смех становился заливистей и громче, а маленькие пухлые ручки уверенно удерживали корпус во время первых попыток ползания.

Было решено уезжать домой после восстановления моих сил, так как будем гнать обе машины, да ещё и с ребёнком. Путь будет долгий, с ночёвками в отелях. Дедушка мог сварить мне отвар для прилива сил, но признался, что делать этого не будет, потому что не хочет отпускать нас:

– Дом опять будет пустой, а я одинокий…

– Дедуль, ну а баба Жита? Будяй? Аюшка к тебе заходить будет, чтобы со мной поболтать.

– Это не то, понимаешь? Дом, в котором живут родные люди – место силы. Нигде не будет так хорошо, как рядом с родными… Особенно когда это внучка и правнук, – он прижал меня к себе и поцеловал в макушку, а я чувствовала, как его слёзы падают на мои волосы.

Мне тоже не хотелось уезжать и бросать стариков одних. Итья предлагал им переехать в город, но те посмотрели на него как на недееспособного и перекрестились.

Вечером перед отъездом позвонил Хал:

– Шалом, труженица!

– Э-э-э-э, привет.

– Даже не думай, что у тебя будет декрет! Не наработала ещё на него. Ты когда приступаешь к своим обязанностям?

– Хал, у меня грудничок. Я не знаю, честно.

– Со Сладом посидят Хуч или Ирья, тут я уже договорился. Вас все ждут, это раз. Дел много, это два. Ты мне помоги разгрести завалы, а потом я уже сам справлюсь.

– Погоди, а где Шишма?

– В баню твою Шишму! Обязательно настроение портить расспросами про эту каргу?! – взорвался домовой.

– Ок, босс. Успокойся, мы завтра утром выезжаем. Обустроюсь на новом месте и помогу тебе.

– Отлично, тут как раз есть интересное дельце, займёшься им.

Глава 3

Как ни странно, дорога с маленьким ребёнком далась легко. Я по привычке завернула на улицу, ведущую к арендованной квартире, но Итья позвонил и напомнил, что, вообще-то, мы теперь живём в доме. Его охрана уже перевезла мои вещи в дом, а старенький Хуч всё разобрал и разложил по полочкам.

Кроватку Слада поставили в нашей спальне – слишком он мал, чтобы спать одному, хотя домовой утверждал, что присмотрит за малышом ночью, а мы бы высыпались по ночам.

Жизнь текла полноводной рекой: из памяти практически стёрлось, что уезжала из города я в гордом одиночестве, а вернулась обратно с сыном и мужем. Наш быт прекрасно складывался: Итья каждую неделю устраивал свидания, заботился о нас со Сладом и старался радовать без повода. Ни Шишма, ни Хал на связь не выходили – за всё время после возвращения было получено одно сообщение: «Много работы, про вас не забыли, заглянем в гости позже».

Материнство давалось нелегко в силу опыта, но Хуч и Ирья, которая, кстати, вышла замуж за банника после той истории, помогали. Кто-то из них всегда крутился рядом. Лубча в доме не показывался, но всегда выходил из бани во время наших прогулок и кричал:

– Давай ко мне этого богатыря, попарю так, что до старости болеть не будет!

Я мягко отнекивалась, но поболтать с банником не гнушалась. Завёрнутый в грязную наволочку банщик садился на лавочку рядом со мной и рассказывал истории из жизни. Иногда он покуривал самокрутку из берёзовых листьев, размахивая огромными руками, чтобы отогнать дым от коляски.

Шах грустил без Баюна, поэтому всегда таскался по делам с Итьёй, а тот и не был против. Правда, надо видеть глаза его компаньонов и официантов, когда муж заваливался в дорогой ресторан с алабаем. Сделать замечание ему боялись, а он этим пользовался.

С дедушкой созванивались редко. После того как был разрушен алтарь Алтеи, местные жители потянулись к нему и бабе Жите за помощью, а те и не отказывали. Им было за радость помогать людям, и время пролетало незаметно, и тосковать по нам не хватало сил.

Так как у меня были помощники, я начала потихоньку возвращаться в привычный ритм и проводила много времени за работой, на которую раньше не хватало времени, а заниматься ей очень хотелось. Вязаные вещи ручной работы разбирали влёт, особенно детские носочки и шапочки. И вот так, незаметно для меня и окружающих, я вновь стала получать стабильный заработок. Муж не ограничивал в деньгах, но иметь свои, честно заработанные купюры, в разы приятнее.

Всё шло хорошо, пока я не начала замечать в Итье некоторые перемены. Всё началось с того, что он переехал жить в другую спальню, так как Слад мешал ему высыпаться перед работой. Чуть позднее я начала замечать, что телефон, который раньше всегда лежал на столе или комоде, перекочевал в карман брюк и доставался из него очень редко. Я металась в догадках и подозрениях, но спросить напрямую не решалась. Липкий страх, что после разговора наши отношения закончатся, не давал раскрыть рта, чтобы вымолвить хоть слово.

В одну из ночей мне не спалось, и я решила выпить тёплого молока. За дверью кухни тихо разговаривали Итья и Хуч.

– А зачем ты тогда заварил это всё? – спрашивал домовой.

– Сам не знаю, всё так хорошо складывалось, а сейчас вот… Не хочу я так больше, понимаешь? Ни жизни с ней, ни штампа в паспорте. Сыну помогать буду, но эти памперсы, смеси, ночные крики… Не моё это! А Бэтла… Она такая воздушная, утончённая… Я бы хотел быть с ней, а не с Акией, понимаешь?

– Я понимаю, что ты совсем с катушек слетел! Пока Акиа была в деревне, ты места себе не находил, не спал, не ел. Вот тебе жена, вот тебе сын, а ты за какой-то девкой базарной увиваться начал!

– Какая она тебе базарная?! Хуч, ты не заговаривайся давай.

– Я тебе как отец родной, помяни моё слово: вот он локоток, – раздалось несколько хлопков, – да не укусишь. Ещё страдать будешь без жены и сына! Поймёшь, какую ошибку сделал!

Заходить на кухню не хотелось. В самом начале разговора сердце пару раз глухо стукнуло по рёбрам и упало в пятки, разгоняя по пути влюблённых бабочек в животе. На голове шевелились волосы, руки тряслись. Я облизала пересохшие губы и всё же толкнула дверь:

– А, вот оно что… Бэтла… А я-то думаю, какая муха его укусила…

– Акиа, ты не должна была слышать этот разговор, – Итья подошёл ко мне и попытался обнять.

– Руки убери от меня. Дай нам день, мы с сыном уедем и не будем мешать твоему счастью.

– Погоди, давай всё обсудим!

– А что тут можно обсудить? – зло прошипела я, надвигаясь на почти бывшего мужа.

– Я понял, что не хочу семейной рутины с тобой, но понял слишком поздно… Я не снимаю ответственности с себя, хочу присутствовать в жизни сына, помогать вам… Машину забери себе, каждый месяц я буду отправлять вам деньги, нуждаться ни в чём не будете, обещаю.

Хотелось гордо сказать, что мне не нужны его подачки, хлопнуть дверью и уйти, но у меня есть сын, и думать надо в первую очередь о нём, поэтому пришлось гордость засунуть в одно место, да подальше:

– Какая сумма будет тобой отправляться?

– Сто пятьдесят тысяч, пойдёт? Подключу автоперевод на первое число каждого месяца… Завтра как раз первое декабря…

– Да, пойдёт. Потерпи нас эту ночь, пожалуйста.

– Акиа, я не выгоняю! Оставайся здесь, я уйду на квартиру. Дом большой, вам со Сладиком как раз будет где поиграть, побегать. Я люблю сына, и к тебе нет негативных чувств, но нет у меня той искры, как раньше… Прости…

– Бог простит, не переживай.

Я шла в спальню под пристальными взглядами Итьи и домового. Голова поднята, походка от бедра, а внутри обрывалась сплетённая тонкими шёлковыми ниточками вера в людей и любовь… Сын сладко спал, когда я взяла подушку с постели и прошла в ванну. Босые ноги прилипали к холодному кафелю, я по-турецки села на пол, прошептала заклинание звуконепроницаемости, чтобы не разбудить сына, прижала к лицу подушку и начала кричать. Отчаянный крик перерос в звериный рык, а после стих до жалобного поскуливания побитой дворняги.

Довериться человеку, вновь поверить в светлые чувства, чтобы опять оказаться брошенной. Я чувствовала, что переживающий Хуч был в нашей спальне, но выходить не хотела. Не знаю, сколько я просидела в ванной, горло и пятая точка болели ужасно, всё, на что у меня хватило сил, – написать Шишме: «Приезжай, мне нужна твоя помощь».

Проснулся Слад. Я понимала, что мне нужно уехать сегодня, но сил на сбор вещей не было. Бессонная ночь дала о себе знать, тело ломило, голова гудела. Опухшие от слёз глаза даже не могли моргать, отёк был ужасным. Я сидела на кровати и кормила сына, когда в доме раздался грохот и следом крик:

– Слышь, ты! Да я тебя сейчас на части разорву! Ушёл! Ушёл с нашего пути! – Хал был зол.

– Я тебе сейчас бородавку знаешь на какое место посажу?! – визжала Шишма.

Через несколько минут друзья вошли в спальню и начали умиляться Сладу, словно перепалки и не было. В дверях стоял ошарашенный Итья:

– А что я такого сделал?

– Ещё бы сделал! Мы тебе такое устроим! – буркнула кикимора, беря на руки малыша. – Акиа, собирайся потихоньку. Мы не торопим тебя.

– Я вам со Сладом нашёл квартиру хорошую. Можно Баюн какое-то время поживёт с тобой? – в разговор включился домовой. – Домового в той квартире нет, на заработки подался. Будешь единственной хозяйкой.

– Мы можем поговорить? – муж мялся на пороге.

– Да, конечно, – я вышла из спальни, затворив дверь.

Мы молча прошли в зал, я села на край дивана, а Итья сел на пол, пару раз глубоко вздохнул и еле слышно выдавил:

– Прости меня, Акиа. Я не знаю, что на меня вчера нашло… Ты не должна была слышать этот разговор… Может, попробуем начать сначала? Я заблокирую Бэтлу, мы вновь будем ходить на свидания.

Он говорил, а моё сердце вновь разлеталось на маленькие осколки, больно вонзаясь в лёгкие. Всё, что сейчас хотелось, – уехать как можно дальше, чтобы не видеть и не слышать человека, который считает, что имеет право сначала разрушать семью, потом пытаться её восстановить:

– Итья, хватит. Хватит! Прошу тебя! Будь мужчиной и выполни свои ночные обещания! Я не могу находиться рядом с тобой! Мне больно! Мне тошно! Хватит! – охрипший голос перешёл на сипение, воздуха не хватало, я схватилась за шею и начала заваливаться на диван…

Глава 4

*****

Я стояла в школьном туалете и захлёбывалась слезами. В голове роились планы: что больше никогда не вернусь в класс, уйду из школы и буду работать уборщицей в больнице или уйду волонтёрить в детский дом. Маленькие пчёлы страха впивались тонкими жалами в кожу головы при мысли о том, что придётся сказать об этом родителям. Прозвенел звонок, и я не успела спрятаться в кабинке, когда в помещение, пропахшее хлоркой и сыростью, ввалились одноклассницы.

– Эй, Акиа! Уже решила, где будете свадьбу играть?! – сквозь противное хихиканье выдавила Ария.

– Девочки, ну хватит, – цыкнула Летлана, – у нашей д. у. р.н.у.ш.к.и первая любовь, а вы ржёте! – и тоже расхохоталась, демонстративно хватаясь за живот.

Они стояли и смеялись, тыкая в меня пальцем, рассказывая старшеклассницам о моих записках Ириллу, которые он добродушно показал всем на уроке физики. Почему же он тогда промолчал, что провожает меня после школы домой, а вечером гуляем по моей улице? Почему не показывал свои записки и трепетные смски перед сном? Тело горело огнём с головы до ног, руки тряслись, колени подкашивались, хотелось провалиться сквозь землю. Как назло, сейчас длинная перемена, и эти гиены не уйдут быстро! Позор закончился, когда в туалет вошла техничка с ведром в руках и шваброй наперевес: