Магазин мечт

Магазин мечт

Анастасия Ачадовская

© Анастасия Ачадовская, 2025

ISBN 978-5-0067-7803-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Запах свежеиспеченных пирогов каждый раз возвращает меня в те годы, когда я был совсем ребенком, и, в особенности, в то время, когда моя жизнь разделилась на до и после.

ЗАПИСЬ 1

Эту историю я хотел рассказать ещё очень давно, но только сейчас у меня появилось хотя бы немного свободного времени, чтобы придать огласке то, что раньше казалось мне чем-то неестественным, странным, загадочным и порой даже пугающим. По многим причинам, которые ты, читатель этого блокнота, скорее всего сам вскоре поймешь, я посчитал нужным написать все, что происходило со мной за это нелёгкое время.

1990 год, 3 декабря

За окном тихо падали снежинки, ложась на землю и позволяя каждую секунду думать мне о том, как медленно может идти время, когда тебе всего шесть лет и мама всегда рядом. По телевизору, как обычно, шло «Поле чудес», где усатый дяденька в очередной раз что-то спрашивал у новой тети, которая улыбчиво смотрела на него и светилась от счастья. Каждый раз, видя эту передачу, я уверенно повторял себе, что, когда стану старше, обязательно схожу туда и выиграю для мамы что-нибудь полезное. Например, новый утюг. Старый давно пора выкинуть на помойку, но мама не может купить что-то дороже, чем еда, уже с того времени, как на улице только начинали опадать листья. Когда я спрашивал у мамы, почему она не может купить новый утюг, чтобы мои любимые серые штаны со шнурками больше не выглядели такими мятыми, она отвечала, что в нашей семье наступил «кризис». Тогда я еще не знал точного значения этого слова, но твердо понимал, что это что-то вредное, противное и так мешающее нам с мамой видеться чаще, ведь она так много ходит на работу, чтобы мы могли выбраться из этого «кризиса». А еще «кризис» мешает погладить мне любимые штаны.

Он наступил практически сразу, как ушел мой любимый отец. Папа был очень добрым и хорошим, всегда сажал меня к себе на руки, когда мы всей семьей смотрели телевизор, и отдавал половину мороженого, даже если я уже ел сладкое в этот день. Мой папа ушел не на работу и даже не на войну, как это иногда случается в тех страшных фильмах, которые мама старается выключать, чтобы я, как она говорит, «не травмировал свою детскую голову». Но как ее можно травмировать, смотря телевизор? Я ведь не буду бить себя чем-то после просмотра военного кино или бояться дядек в зеленой одежде. Мне просто интересно, как устроен этот мир, что означают новые слова, которые я часто слышу от взрослых или где, например, живет Бог? Но мама все равно настаивает на своем и каждый день поспешно и с волнением выключает все, что не разрешается смотреть детям. Именно по той же причине, когда мама уехала на «похороны» (еще одно страшное и не до конца понятное для меня слово) моего папы, я остался с бабушкой дома. Так вот. В один совершенно обычный, скучный осенний день, который, как и все такие дни, не предвещает никаких событий, мой папа ушел к Богу на небеса. По крайней мере так сказали мои мама и бабушка. Я им доверяю, но вот папу с этого дня я больше не видел: ни в нашей квартире, ни даже во дворе. Наверное и правда отдыхает у Бога. Когда-нибудь мы увидимся с ним на небе и снова сможем смотреть телевизор вместе, поедая слегка растаявшее мороженое и радуясь так же, как эта тетя в телевизоре, а пока я сижу и думаю о том, как выиграть для мамы утюг, чтобы она больше не грустила из-за «кризиса».

Дяденька в десятый раз прокрутил этот странный барабан, и, в очередной раз почувствовав манящий сладкий запах, я не смог больше удерживаться от огромного желания сбегать к маме и бабуле на кухню и взять хотя бы один пирожок, который смиренно отдыхал в духовке.

– Внучок, иди погуляй, на улице ведь такая чудесная погода! И друзья твои в снежки уже играют! – бабуля всегда заботилась обо мне и хотела, чтобы у меня было много-много друзей, с которыми я смог бы играть, даже если во всем мире станет совсем скучно.

– Бабуль, а можно пирожок? – аккуратно поинтересовался я, уже утаскивая целую миску горячих, ярко пахнущих и таких чудесных пирожков с яблоками и пытаясь сделать это незаметно.

– Конечно можно! И прихвати парочку для своих друзей, да поди погуляй!

Спустя несколько минут я уже был одет в теплую куртку, укутан в толстый шарф так сильно, что моя голова не могла крутиться в стороны, и долгими уговорами отправлен на улицу в шапке на завязочках. Я не любил эту шапку, потому что во всем дворе такая была только у меня и, к тому же, она очень сильно мешалась во время игр, но я терпеливо носил ее, чтобы не обидеть маму и бабушку.

На улице пахло морозной свежестью и тихим утром: деревья покачивались из стороны в сторону от слабого ветра и старались перенести тяжесть наседающего на них снега. Хотя было рано, двор уже был полон моих друзей, которые то и дело играли в прятки, догонялки и другие игры, так любимые всеми нами. Дядя Петя и Максим Николаевич уже сидели на лавочке, оживленно обсуждая что-то сильно их волнующее, и пили «водку». Не знаю, из чего состоял этот напиток, но от него дядя Петя становился очень веселым, а Максим Николаевич, наоборот, суровым и немного строгим. Эти дяди были «отцами всего двора»: они следили за каждым из нас, помогали залазить летом на деревья и вытирали кровь с ран после очередной оживленной драки. Петя всегда ходил в ярко-жёлтой куртке, которая с каждым днем становилась все более грязной, но это не мешало ему нести свет в наш двор, озаряя все вокруг своей искренней улыбкой. Не знаю, что его всегда так радовало, но, я уверен, когда-то он наверняка нашел клад во дворе или выиграл в «Поле чудес». А почему иначе он всегда светится от счастья? Максим Николаевич же постоянно ходил в чёрном пальто или темно-серой куртке и заставлял всех обращаться к нему только по имени-отчеству. Я думаю, что у него тоже случилась какая-то беда, как у меня с папой, потому что порой этот дядя перешептывался с Петей о «похоронах» и своей бывшей жене. Значит его жена тоже у Бога на небесах. Может они с моим папой сейчас сидят вдвоем и наблюдают за нами свысока? Смеются, обсуждают новости, смотрят «Поле чудес», радуются моим победам в уличных играх, грустят из-за того, что Максим Николаевич такой печальный – в общем все делают вместе, внимательно смотря за нашим повседневным ходом дел. Очень надеюсь на это, ведь тогда папа увидит как я пойду в школу, а потом в университет, и найду такую же хорошую жену, какой являлась моя мама для отца

– Эй, Санька? Чего завис? – этот голос, выбивший меня из потока мыслей, я узнаю из тысячи. На нашем дворе, как и на всяком другом, была противная компания мальчиков, которые всегда что-то вытворяли, и среди них был Миша, который почему-то пытался дружить и с моей компанией, и одновременно с этим возглавлять неприятную группу мальчишек. Наверное он просто хотел быть главарем двора, поэтому так старательно налаживал связи с обеими сторонами: добрыми мальчишками, и такими, как он. Я ничего не имел против этого, лишь бы он не мешал нам играть и не трогал Катьку. Она была моей хорошей подругой, соседкой в подъезде и просто самой прекрасной девочкой, которую я когда-либо видел. Мне хотелось оградить ее от всего плохого мира и создать идеальную сказку, в которой бы ей было очень славно жить. Миша часто приставал к Катюше и каждый раз я доблестно защищал ее, чтобы с ней ничего не случилось.

– Да ничего, Миш – скромно ответил я и подошел к нему, чтобы отдать пирожок и улыбнуться, показывая всю свою доброжелательность. Мне никогда не хотелось близко дружить с ним, но и большую дистанцию я тоже не выстраивал, потому что, как говорит бабушка «врагов надо держать еще ближе к себе, чем друзей».

После пары фраз мы с Мишей разбрелись по двору, каждый к своей компании, чтобы не нарваться на конфликт друг с другом. Я подошёл к моим друзьям, которые как раз начали выбирать ведущего, чтобы сыграть в прятки. Получив по вкусному, ещё дымящемуся от своей теплоты пирожку, мальчики улыбнулись мне и хором произнесли считалочку, которая в конечном итоге указала на меня. Я аккуратно убрал последний оставшийся пирожок, который планировал отдать Кате, как только её увижу, и закрыл глаза, чтобы начать считать до пятнадцати. Дальше я считать пока не умел, но этого времени было предостаточно, чтобы мои друзья успевали проворно спрятаться за деревья, кусты, мусорки, лавочки, велосипеды и все, что только можно было найти на нашем дворе.

Единственное правило, которое было в наших прятках – не выходить за пределы двора, чтобы родители не переживали и чтобы всех можно было с лёгкостью найти. Один раз Егор выбежал на соседний двор и мы искали его всей компанией до самого вечера, а потом его мама очень сильно ругалась, так что теперь мы играли по правилам «единого двора». Так мы выработали лозунг «Соседний двор – всему позор!» и больше никогда не уходили со своего. Площадка со всех сторон была окружена домами, и от этого складывалось впечатление, что двор принадлежал только нам – мальчикам, которые в этих домах и жили. Кроны деревьев устремлялись далеко вверх, они казались великанами, которые оберегают всё вокруг от несчастья, в том числе нас. Лавочек было всего три, и одна из них всегда была заставлена всякими игрушками, которые каждой из нас выносил из квартир, чтобы похвастаться или просто поиграть, а на второй сидели дядя Петя и Максим Николаевич. Третья же предназначалась для бабушек, которые с уставшим видом присаживались на нее после совершенных ими покупок. Единственным местом, где можно было что-то купить, являлся ларек, в котором продавалось все: конфеты, жвачки, игрушки – то есть все, что надо мальчикам нашего возраста. Этим магазинчиком управлял необычный мужчина взрослых, как мне тогда казалось, лет. Его звали Ярослав. Он был сильно похож на моего папу, и поэтому я всегда доверял дяде Ярославу свои секреты: рассказывал, что на самом деле немного боюсь Мишу, что мне нравится Катя или что это именно я отдал соседской кошке Мусе нашу колбасу. Ларек дяди Ярослава назывался «Мечта», и, видя это название, я часто задавался вопросом, какая же у меня на самом деле мечта? Я хотел купить утюг для мамы, завидовал новому велосипеду Миши, но вечерами, когда в голову всегда предательски закрадываются самые тайные и тихие желания, я чётко понимал, что мечтаю только ещё разочек увидеть папу, потому что очень сильно по нему скучаю.

Я досчитал до пятнадцати и медленно открыл глаза. Первые несколько секунд я видел только очертания деревьев, потому что за такое короткое время успел привыкнуть к темноте. Мне нравилось играть в прятки зимой, потому что я точно знал, что мальчики не смогут перепрятаться, ведь снег уже вовсю скрипел под ногами. С другой стороны, мне продолжала безумно мешать шапка и угол обзора от этого сужался раза в два. Я старался идти максимально тихо и смотреть во все глаза вперед, потому что толстый и очень теплый, связанный моей бабушкой шарф, тоже продолжал не давать мне нормально повернуть голову в сторону. Уже заметив чью-то ногу, неаккуратно выглядывающую из-за дерева, я внезапно услышал тихие всхлипы с другого конца двора.

Я почувствовал, как что-то в моем сердце сжалось, ведь эти всхлипы были мне знакомы и разжигали всего меня от боли. Это плакала Катя. Осознание произошло мгновенно: надо действовать быстро. Перепрыгивая через сугробы, обегая лавочку с дядей Петей и Максимом Николаевичем, я помчался к Мише, который стоял со своей компанией вокруг Кати, сидящей на холодном снегу, и что-то кричал.

– А надо было внимательнее смотреть! – донесся до меня отчаянный и злой крик. Подойдя поближе, я понял, в чем была проблема. Катина кошка Муся уронила велосипед Мишки, снова выбежав на улицу и испугавшись холодного снега. Царапин не было видно, но я знал, что за такое на нашем дворе все равно не прощают. «Кризис» – шутка нехитрая, а новый велик стоит очень дорого, так что отвечать придется по полной. Катя тихо всхипывала, захлебываясь в своих слезах, потирая красную щеку, и пытаясь оправдать бедную Мусю, которая испуганно сидела на её руках.

– Следи за своей кошкой, а то в следующий раз я с ней такое сделаю!

Ещё раз взглянув на Катю, я понял что необходимо действовать. Если Миша ещё раз обидит мою дорогую Катюшу, я не смогу этого пережить. По этой причине я резко повернулся к Мишке и ударил его по щеке со всей силы. Именно тут и случилось невозвратимое.

– Как ты мог ударить девочку? – я начал кричать так, как не кричал даже когда узнал, что папа умер. Что-то во мне оборвалось, изменилось. Мне было так жалко Катю, что я не мог поступить иначе. – Так нельзя поступать Миша!

Сначала он вообще не понял, что произошло, а потом полез драться: неумело, агрессивно, но при этом уверенно. На секунду мне стало очень страшно, но потом я понял, как страшно было Кате, когда её ударил Миша, и решил драться до конца. Шарф перестал меня душить, потому что внезапно я ощутил такой прилив сил, что мне было все равно, во что я одет и насколько мне это может помещать в драке. Кровь оставляла яркие следы на белом снегу и сильно пугала Мусю, которая то и дело переводила взгляд с меня на Мишу. Только после третьего полученного удара, я заметил, что за всем этим следил дядя Ярослав, который молча ждал развязки случившегося.

– Мальчики, перестаньте! – он с заботой посмотрел на мои ссадины, немного строго взглянул на Мишу и разнял нас. Осознав свое поражение, Мишка последний раз посмотрел на Катьку и молча ушел со двора, не извинившись за все произошедшее.

– Ты правильно сделал, Сашуль, не переживай. – сказал мне дядя Ярослав, после чего я правда понял, что все было действительно верно. Он предложил мне выбрать любую жвачку из его ларька и обсудить случившееся. Перед тем, как пойти к Ярославу, я подошел к Кате, поднял ее со снега, отряхнул милую розовую курточку, обнял эту так настрадавшуюся сегодня девочку и отдал ей пирожок, который все это время лежал у меня в куртке и согревал своим теплом, напоминая о родном доме.

Затем я последовал ко входу в ларек дяди Ярослава и терпеливо ждал, пока тот выйдет ко мне с моей любимой арбузной жвачкой. Спустя пару минут ожидания я слегка приоткрыл дверь в ларек и увидел яркое свечение. Такой красоты мне не доводилось видеть даже в сказках, поэтому я стоял, не шевелясь, и завороженно пытался разглядеть дядю Ярослава среди этого слепящего сияния. Внезапно этот яркий божественный свет выключился и владелец ларька вышел ко мне, держа в руках целую пачку моих самых любимых жвачек.

– Ну как ты, боец? Не ранен? – заботливо спросил дядя Ярослав. Я все ещё думал о свечении, которое наблюдал несколько минут назад, поэтому не смог внятно ответить на заданные мне вопросы.

– Ты правильно поступил, Сашуль. Такие люди, как Миша, должны понимать ещё в раннем возрасте, что за все поступки на свете придётся отвечать. Иногда позже, иногда раньше, но карма все равно настигнет всех, поэтому ты хорошо дал понять ему, что с Катюшей, да и в целом со всеми девочками, стоит обращаться аккуратно.

– Дядя Ярослав, а что за свет у вас в ларьке? – не унимаясь, спрашивал я, пытаясь понять, что же происходит в этом уже не казавшемся мне обычным магазине.

– А о чем ты мечтаешь Саша? – внезапно задал вопрос дядя Ярослав, игнорируя мой интерес к свету в ларьке. В этот момент я ещё не понял, насколько мои и его вопросы взаимосвязаны, но потом это осознание станет для меня таким же естественным, как то, что я и дядя Ярослав связаны тоже. В шесть лет понять это было невозможно, но все-таки всю жизнь мы были связаны так же, как Земля и Луна, как солнце и свет, как Новый год и елка – все это взаимодействует в нашей голове, как неразделимые вещи, как что-то естественно зависящее друг от друга. Такими и были мы с дядей Ярославом.

На этом вопросе я начал мямлить, долго думать, но через несколько минут скромно произнес: «С папой бы увидеться ещё разочек…”. Я осознавал, что скорее всего дядя Ярослав хотел подарить мне подарок на Новый год и именно поэтому интересовался, такими вопросами, но сейчас, когда у меня получилось восстановить справедливость с Мишей и Катей, больше всего хотелось, чтобы её восстановили и в моей семье. Тем более я доверял дяде Ярославу, и поэтому решился поделиться с ним самым сокровенным и так меня тревожащим. Я ему все сказал: папа был мне так дорог и так важен, что это было единственным желанием, которое хотелось загадывать снова и снова, каждый день, пока оно не осуществится. В шесть лет уже понимаешь что от Бога люди не возвращаются на Землю, но в этом возрасте также ещё не прекращаешь верить в то, что Дед Мороз все-таки может существовать и что чудеса сбываются.

– Очень хорошее желание, Саша. Я верю, что оно сбудется на Новый год, главное загадай его 31 декабря и проси не у Деда Мороза, а у Бога.

– Но что же у Вас все-таки за свет в ларьке?

– Со временем ты все узнаешь сам. Пока нет необходимости объяснять тебе все эти взрослые штуки. Просто верь, Саша. Верь в чудо, в справедливость, в искренних людей и в то, что любые желания способны сбываться.

После этой фразы мы ещё немного постояли с дядей Ярославом под снегом, и я побрел домой, задумчивый и немного печальный, потому что чётко знал, что, сколько Бога ни проси, папу он обратно не вернет.

ЗАПИСЬ 2

Мечты сбываются. Особенно если загадывать их искренно и со всей душой. Верите ли вы в это? Готовы ли вы загадать желание, если будете не уверены, что оно исполнится? А готовы ли пожертвовать чем-то ради исполнения своей мечты? В шесть лет дети не задаются такими вопросами. Они слепо верят в чудо и надеются только на лучшее, ведь разве в мире, где подарки под елку приносит Дед Мороз, может происходить что-то ужасное? Тогда я сильно в этом сомневался, однако жизнь расставила все на свои места, давая понять, что просто так получить ничего нельзя.

1990 год, 31 декабря

Из кухни исходил невероятный и манящий запах: мама с бабушкой готовили несколько вкуснейших новогодних салатов, одновременно с этим запекая картошку и дожаривая курицу. По телевизору играли советские фильмы, которые я уже почти знал наизусть, потому что смотрел их гораздо чаще, чем даже моё любимое «Поле чудес». За окном без конца падали снежинки, напоминая мне о том, что волшебство случается, оно существует и может оказаться явью, если очень этого захотеть. Тогда я еще не знал, откуда на самом деле берется снег и как он формируется, не задумывался о том, что весь мир состоит из скучных физики, биологии и химии и что снег – всего лишь вода, только в другом состоянии, поэтому пока что я думал, что Бог посылает на Землю прекрасные снежинки, чтобы показать, что они с Дедом Морозом заодно: готовы исполнять наши желания и дарить такие необычные вещи, как чудесная погода за окном.

Новый Год был моим любимейшим праздником в жизни, поэтому я каждый раз безумно ждал его и заранее думал, что попрошу у Деда Мороза. В четыре года я загадал конструктор, в пять лет новый самолетик, потому что свой старый я изящно сбросил с третьего этажа, но приземлился он на землю не очень ровно. В этот раз изначально в планы входил новый велосипед, однако теперь я четко осознавал, что стоит хотя бы попробовать обратиться к Богу, как сказал дядя Ярослав, и попытаться вернуть папу. Это же и правда было моей главной мечтой – снова увидеть отца и сказать ему, как же сильно люблю его и как мне не хватает наших совместных хобби, вроде прогулок в магазин или запускания самолетиков. Моя надежда была так искренна, что я с твёрдой уверенностью решил дождаться сегодня 00:00 и обратиться ко всем сразу.

– Внучок, иди ужинать! – прокричала бабушка, гремя кастрюлями и суетясь на кухне.

Я посмотрел на часы и понял, что просидел в раздумьях перед телевизором почти весь день, даже не поздравив своих друзей с наступающим Новым Годом. Советские фильмы гипнотизировали меня: с каждой новой просмотренной картиной я все глубже погружался в нахлынувшие воспоминания, но голос бабушки вырвал меня из этого круговорота мыслей. Я побежал на кухню, отпросился у мамы хотя бы на полчасика пойти к друзьям и, одевшись в самую тёплую куртку, которую только смог найти, а также схватив по пути все подарки, вылетел из квартиры. Первым делом я сходил ко всем своим самым близким товарищам, подарил открытки, машинки, с которыми уже не хотел играть сам, раздал печенье, приготовленное мамой пару дней назад, и затем с полными счастья глазами вприпрыжку направился к квартире Кати. Почти полгода я копил ей на подарок, откладывая каждую монетку, которую давали мне мама или бабушка, чтобы я мог купить что-то покушать в ларьке дяди Ярослава. Пряча в кармане куртки висящий на длинной серебряной цепочке кулон с прекраснейшей ярко-красной розой, я решился постучать в дверь квартиры, где живёт Катюша. Мне так хотелось её увидеть, обнять и подарить очень дорогой для моей и, надеюсь, её души подарок.

– Заходи, Сашуль! – с горящими глазами сказала мама Кати, открывая передо мной дверь и приглашая рукой зайти внутрь.

Поблагодарив Катюшину маму и подарив ей маленький цветочек в горшке, на который тоже пришлось очень долго копить, я зашёл в квартиру. Здесь всегда пахло теплом и уютом. Пыльно-розовые обои, растения и декоративные статуэтки по всей квартире успокаивали меня и давали понять, что здесь я в безопасности, в поддержке и любви. Поздоровавшись с папой Катюши, я зашёл к ней в комнату и широко улыбнулся, радостный от того, что подарю ей сейчас то, что уже давно хотел. Мне было так приятно находиться с ней, что я не мог скрывать эмоций и становился мягким и искренним. Получив розу, Катюша очень обрадовалась, обняла меня, а потом посмотрела в окно глазами, полными слез. Посмотрев на нее со стороны, я казалось влюбился в нее заново: ее длинные слегка кудрявые темные волосы и милое розовое платьице по колено делали ее похожей на принцессу из сказки, так что я не мог не улыбаться, смотря на нее.

– Саша, ты очень добрый, спасибо тебе большое. И спасибо, что всегда защищаешь от Миши!

– Катя… это мой долг, я хочу чтобы ты всегда была под защитой, в полном спокойствии, поэтому не надо меня за это благодарить. Я всегда буду таким.

На мгновение я задумался: а правда ли желание увидеть папу сильнее, чем желание защитить Катю? На секунду мне показалось, что я загадал совсем не то. А потом я подумал: если Бог может, он вернет папу, а я могу защищать Катю вместо Бога. Она всегда будет в порядке.

Возвращаясь в квартиру, я услышал на лестничной площадке этажом выше голос Мишиного папы. Наверное, он пошёл в магазин за сигаретами или решил купить жене подарок. Этот мужчина был не самым приятным человеком, он часто ругался и крики доносились до нашей квартиры снизу. Я остановился около своей двери и подождал, пока шаги Мишиного отца стихнут на первом этаже и растворятся в новогодней улице. Что-то в моей голове не давало покоя: может зайти к Мише и тоже поздравить его с наступающим праздником? Все-таки, каким бы этот мальчик ни был, всем хочется получить подарок, заботу и внимание, тем более от того, с кем пытаешься дружить. А Миша очень пытался. Несмотря на наши ссоры и недавнюю драку, он оставался хорошим человеком, немного задиристым, но таким, что дружить с ним вполне можно было. Иногда Миша даже играл с нами в прятки, но чаще всего это происходило, когда его компания не выходила на улицу. Поэтому я не мог понять, заинтересован ли он в нашей дружбе или просто играет с нами от скуки. Всё же я решился подняться к Мише, забежав домой и захватив в подарок красивую машинку, которой он точно обрадуется. Она была коллекционной, и мне подумалось, что Мише надо подарить особенный подарок, чтобы он стал добрее и доверчивее к миру. Два раза постучав в дверь и подождав несколько минут, я уже подумал о том, что не стоило мне сюда приходить, раз меня не хотят видеть и впускать в квартиру. В тот самый момент, когда я развернулся, чтобы со вздохом, полным разочарования, уйти, дверь открылась. Меня встретила высокая, худощавая женщина с немного размазавшейся под глазами тушью. Она нервно поправила кофту, тихо спросила, зачем я пришёл, и на ответ «к Мише» без слов впустила меня в квартиру. В этот момент, ещё раз посмотрев на уставшую и такую обиженную жизнью мать, я понял, что отец явно пошёл не за подарками, а за сигаретами. Миша скромно выглядывал из угла: видно было, что он что-то жевал, видимо уже ел салаты и в одиночку праздновал Новый год. Я кивнул головой и, улыбнувшись страдающей женщине, пошёл к своему товарищу на кухню. Он встретил меня довольно холодно, ожидая какого-то подвоха, издевки, потому что понимал, что отношения между нами сейчас максимально вражеские. Однако, протянув машинку в руки Мише, я взглянул на него и понял, как много боли скрывалось в глазах у этого мальчика, притворяющегося смелым и задиристым. Это была лишь маска уверенности, которая служила защитой для того, чтобы на него не нападали другие, по-настоящему смелые мальчики.