Полная версия
Димитрио Коса
Антология Ужаса 3
Танец Марионеток.
Сумрак сгущался над долиной, когда потрепанный универсал, груженный домашним скарбом, въехал на территорию старого поместья. За рулём сидел Джордж, мужчина средних лет с усталым взглядом и впалыми щеками, словно высеченными временем из серого камня. Рядом с ним, на переднем сиденье, с тревогой вглядывалась в надвигающиеся сумерки Оливия, его жена, женщина с мягкими чертами лица, но с читаемой в глазах решимостью. На заднем сиденье, среди вороха плюшевых игрушек и картонных коробок, восьмилетний Гарольд, их сын, с любопытством разглядывал мрачные деревья, обступившие дорогу, словно стражи, охраняющие мрачную тайну.
“Добро пожаловать в наш новый дом”, – пробормотал Джордж, скорее себе, чем кому-либо. Его голос звучал глухо и неуверенно, словно он и сам не верил в то, что говорил.
Оливия крепче сжала его руку, пытаясь вселить в него уверенность. “Всё будет хорошо, Джордж. Мы начнем всё с чистого листа. Этот дом – наш шанс на новую жизнь”.
Но эти слова звучали натянуто, как фальшивая нота в траурной мелодии. Все трое знали, что переезд в этот забытый богом особняк – не просто смена места жительства, а отчаянная попытка убежать от прошлого, от боли и потерь, которые преследовали их словно неумолимая тень.
Поместье унаследованное Джорджем от дальней родственницы, пользовалось дурной славой. Местные жители обходили его стороной, перешептываясь о призраках, несчастных случаях и проклятии, тяготеющем над этим местом. Но для Джорджа и Оливии это был единственный шанс. Они были на грани разорения, их жизнь катилась в пропасть, и им нужен был новый старт, пусть даже в этом зловещем, забытом месте.
Универсал, тяжело вздыхая, преодолел последние метры пути и остановился перед массивными коваными воротами, увитыми плющом. Ворота были распахнуты настежь, словно приглашая их войти в этот мир тьмы и запустения.
Джордж вышел из машины и с трудом открыл одну из створок ворот. Петли заскрипели жалобно и протяжно, словно протестуя против их вторжения.
Оливия вышла из машины и огляделась. Особняк предстал перед ними во всей своей мрачной красе. Огромное, трехэтажное здание, построенное в готическом стиле, возвышалось над ними, словно мрачный исполин. Стены, сложенные из серого камня, были покрыты мхом и лишайниками. Высокие стрельчатые окна зияли черными провалами, словно пустые глазницы. Крыша, обвалившаяся в нескольких местах, придавала зданию вид старого, больного зверя, доживающего свои последние дни.
Гарольд вылез из машины и встал рядом с матерью. Он с любопытством разглядывал особняк, не проявляя ни малейшего страха. “Здесь жутковато, но интересно”, – сказал он, сжимая в руке своего любимого плюшевого мишку.
Оливия улыбнулась ему и обняла его за плечи. “Всё будет хорошо, милый. Мы сделаем этот дом уютным и счастливым местом”.
Джордж, закончив открывать ворота, вернулся к машине и сел за руль. “Поехали”, – сказал он, заводя двигатель.
Универсал медленно поехал по длинной, заросшей травой подъездной дорожке, направляясь к особняку.
Внутри особняка царила сырость и холод. Пыль толстым слоем покрывала мебель и полы, создавая ощущение, что здесь никто не жил уже много лет.
Джордж, Оливия и Гарольд принялись за уборку, пытаясь хоть как-то привести дом в порядок. Они открывали окна, проветривая комнаты, выметали пыль и грязь, распаковывали вещи.
День прошел в трудах, но к вечеру они смогли сделать пригодными для жилья несколько комнат на первом этаже. Они развели огонь в камине, создавая подобие уюта в огромном, холодном зале.
Гарольд, уставший от уборки, бродил по дому, исследуя его закоулки. Он открывал двери, заглядывал в комнаты, разглядывал старинные картины и предметы мебели.
В одной из комнат он нашел старый, пыльный сундук. Любопытство взяло верх, и он попытался его открыть. Сундук поддался с трудом, издав жалобный скрип.
Внутри сундука лежали старые игрушки: деревянные солдатики, плюшевые звери, фарфоровые куклы. Гарольд с интересом начал их рассматривать.
Вдруг, его взгляд упал на одну из кукол. Это была марионетка, сделанная из дерева и раскрашенная яркими красками.
Гарольд взял марионетку в руки и начал ее рассматривать. У куклы было лицо, вырезанное из дерева, с большими, выразительными глазами и улыбкой. На ней был надет старый, потрепанный костюмчик, сшитый из лоскутков ткани.
Гарольд никогда раньше не видел таких марионеток. Она была совсем не похожа на те игрушки, с которыми он играл раньше.
Он решил показать марионетку отцу. Он выбежал из комнаты и направился в зал, где Джордж и Оливия занимались распаковкой вещей.
“Папа, посмотри, что я нашел!” – закричал Гарольд, подбегая к отцу.
Джордж отложил коробку и повернулся к сыну. Он увидел марионетку в руках Гарольда и замер. Его глаза расширились от удивления.
“Где ты ее взял?” – спросил он, дрожащим голосом.
“В той комнате, в сундуке”, – ответил Гарольд. “Тебе нравится?”
Джордж молча взял марионетку из рук Гарольда и начал ее рассматривать. Его взгляд был прикован к ее лицу. В его глазах читались воспоминания, печаль и какая-то странная, необъяснимая тоска.
Джордж держал марионетку в руках, словно драгоценную реликвию, словно осколок давно ушедшего времени, вернувшийся к нему из небытия. Он долго молчал, погруженный в пучину воспоминаний, словно ныряя в глубокое озеро своего прошлого, в надежде отыскать там что-то очень важное, что-то давно забытое.
Оливия, обеспокоенная его молчанием, подошла ближе и заглянула ему в лицо. “Джордж, что с тобой? Ты в порядке?” – спросила она, касаясь его плеча.
Джордж вздрогнул, словно очнулся от глубокого сна. Он посмотрел на Оливию и слабо улыбнулся. “Всё хорошо, дорогая. Просто… эта кукла напомнила мне о моём детстве”.
Он снова посмотрел на марионетку и провел пальцем по её деревянному лицу. “Когда я был маленьким, у меня тоже была марионетка. Точно такая же. Я назвал ее Стивен”.
Гарольд с любопытством посмотрел на отца. “У тебя была такая же кукла, как эта? Правда?”
Джордж кивнул. “Да, сынок. Стивен был моим лучшим другом. Мы с ним играли каждый день. Он был самым верным и преданным другом на свете”.
“А что с ним стало?” – спросила Оливия.
Джордж нахмурился. “Он… он пропал. Однажды я оставил его на улице, а когда вернулся, его уже не было. Я очень переживал из-за этого. Мне было очень грустно”.
Оливия обняла Джорджа за плечи. “Мне очень жаль, дорогой. Но теперь у тебя есть новая кукла. Она может заменить тебе утраченного Стивена”.
Джордж посмотрел на Оливию и улыбнулся. “Ты права, дорогая.”
Он снова посмотрел на марионетку. Она действительно напоминала ему Стивена. У нее было такое же лицо, такие же большие, выразительные глаза, такая же улыбка.
“Как ты думаешь, Гарольд, – сказал Джордж, – если мы назовем эту куклу Стивеном, она станет моим новым другом?”
Гарольд засмеялся. “Конечно, папа! Я уверен, что Стивен будет твоим лучшим другом!”
Джордж улыбнулся и погладил Гарольда по голове. “Спасибо, сынок. Ты всегда умеешь меня поддержать”.
С этого момента марионетка получила имя Стивен. Джордж начал проводить с ней много времени. Он сажал ее рядом с собой во время обеда, разговаривал с ней, рассказывал ей о своих проблемах.
Оливия сначала не обращала на это внимания. Она думала, что это просто безобидное увлечение, которое поможет Джорджу справиться со стрессом и забыть о прошлом.
Но со временем она начала замечать, что Джордж слишком заигрался с куклой. Он стал одержим ею, словно Стивен был не просто игрушкой, а живым существом.
Оливия начала беспокоиться. Она чувствовала, что что-то не так, что Стивен оказывает на Джорджа какое-то странное влияние.
Однажды вечером, когда Джордж сидел в кресле и разговаривал со Стивеном, Оливия решила поговорить с ним.
“Джордж, – сказала она, – мне кажется, что ты слишком увлекся этой куклой. Ты проводишь с ней больше времени, чем со мной и с Гарольдом”.
Джордж посмотрел на Оливию и нахмурился. “Что ты имеешь в виду?”
“Я имею в виду, что ты должен проводить больше времени с нами, а не с этой куклой. Она не заменит тебе семью, Джордж”.
Джордж рассмеялся. “Ты ревнуешь меня к Стивену? Это смешно, Оливия!”
“Я не ревную, – ответила Оливия. – Я просто беспокоюсь о тебе. Ты стал совсем другим. Ты стал каким-то странным и отстраненным”.
Джордж встал с кресла и подошел к Оливии. Он посмотрел ей в глаза и сказал: “Ты просто не понимаешь, Оливия. Стивен – мой друг. Он понимает меня лучше, чем кто-либо другой. Он всегда меня поддерживает и никогда не осуждает”.
“Но он же просто кукла, Джордж! Он не может быть твоим другом!”
“Ты ошибаешься, Оливия. Стивен – больше, чем просто кукла. Он – часть меня.”
С этими словами Джордж вышел из комнаты, оставив Оливию в полном недоумении. Она чувствовала, что она теряет Джорджа, что он уходит от нее в какой-то другой мир, где есть только он и его кукла Стивен.
В последующие дни одержимость Джорджа марионеткой только усиливалась. То, что начиналось как безобидная ностальгия, переросло в нездоровую фиксацию. Он повсюду носил Стивена с собой, словно тень, привязанную к нему невидимыми нитями. Стивен стал продолжением его руки, его голоса, его самого.
Он часами сидел в кресле-качалке, погруженный в беседу со Стивеном, вернее, в монолог, где он сам говорил за двоих, искусно меняя голос и интонации, создавая иллюзию живого общения. Его навыки чревовещания, пылившиеся в глубинах памяти, проснулись и расцвели с новой силой, создавая жутковатый эффект. Казалось, что кукла действительно обладает разумом и волей, что она слушает, понимает и отвечает Джорджу.
Гарольд, поначалу восхищенный новой игрушкой отца, теперь смотрел на Стивена с опаской и недоверием. Он чувствовал, что кукла отнимает у него отца, что Стивен стал для Джорджа важнее, чем он сам. Он старался избегать комнаты, где Джордж разговаривал со Стивеном, чувствуя, как холодный страх сковывает его маленькое сердечко.
Оливия, видя, как Джордж постепенно теряет связь с реальностью, пыталась его вразумить, но все ее попытки были тщетны. Джордж глух к ее словам, словно зомби, подчиненный чужой воле.
Однажды она попыталась спрятать Стивена, надеясь, что это заставит Джорджа одуматься. Но реакция Джорджа была яростной. Он перевернул весь дом вверх дном, ища куклу, кричал, ругался и обвинял Оливию в предательстве. Его лицо исказилось от гнева, в глазах горел безумный огонь.
Оливия испугалась не на шутку. Она поняла, что Джордж перешел черту, что он больше не контролирует себя. Она вернула Стивена на место, с ужасом наблюдая, как Джордж успокаивается и вновь обретает подобие нормальности, как только кукла оказывается в его руках.
После этого инцидента Оливия перестала спорить с Джорджем. Она поняла, что бороться с его одержимостью бессмысленно. Ей оставалось только наблюдать.
Она начала искать информацию о марионетках, о связанных с ними мифах и легендах. Она читала книги, искала ответы в интернете.
Она узнала, что марионетки всегда ассоциировались с тайной, магией и подчинением. В некоторых культурах они использовались в ритуальных целях, для общения с духами и управления волей других людей.
Эта информация напугала Оливию еще больше. Она стала подозревать, что Стивен – не просто кукла, а что-то большее, что он обладает какой-то таинственной силой, которая влияет на Джорджа.
Оливия чувствовала себя бессильной и одинокой. Она понимала, что ей предстоит бороться с этой проблемой в одиночку.
Тревога Оливии росла с каждым днем, подобно зловещему сорняку, заполоняющему плодородную почву. Она наблюдала, как Джордж все глубже погружается в мир иллюзий, сотканный из его больной фантазии и тёмного влияния Стивена.
Изменения в Джордже проявлялись не только в его поведении, но и в его голосе. Поначалу, когда он говорил за Стивена, это было простое подражание детскому голосу, забавное развлечение. Но со временем его голос становился все более чужим, зловещим, словно Стивен говорил сам, используя тело Джорджа как инструмент.
Оливия часто ловила себя на том, что вздрагивает, слыша, как Стивен произносит какие-то гадости или оскорбления. Это был не голос ее Джорджа, это был голос чего-то другого, чуждого и враждебного.
Однажды за ужином, когда Джордж, как обычно, кормил Стивена, Оливия не выдержала.
“Джордж, пожалуйста, прекрати это, – сказала она, стараясь сохранять спокойствие. – Это выглядит… ненормально”.
Джордж посмотрел на нее, и в его глазах мелькнул странный, недобрый огонек. “Что ненормально? Я просто кормлю своего друга”.
Он поднес ложку с едой ко рту Стивена и, имитируя его голос, произнес: “Спасибо, Джордж! Ты такой заботливый!”
Гарольд смотрел на происходящее с ужасом. Ему было противно и страшно. Он потерял аппетит и перестал есть.
“Джордж, хватит!” – повысила голос Оливия. – “Ты пугаешь Гарольда! И меня тоже!”
Джордж отложил ложку и посмотрел на Оливию с презрением. “Ты просто завидуешь, Оливия, – сказал он голосом Стивена. – Ты завидуешь тому, что у меня есть такой замечательный друг, как Стивен, а у тебя нет никого”.
Оливия почувствовала, как ее лицо покраснело от гнева. “Как ты можешь так говорить? У меня есть ты и Гарольд!”
“Ха! – произнес Стивен голосом Джорджа. – Ты думаешь, что я счастлив с тобой и с этим бестолковым мальчишкой, который даже не похож на меня? Ты ошибаешься!”
Оливия была ошеломлена. Она никогда не слышала от Джорджа ничего подобного. Это были слова, полные ненависти и презрения, слова, которые ранили ее в самое сердце.
“Джордж, это не ты говоришь, – прошептала она. – Это Стивен говорит за тебя”.
Стивен и Джордж рассмеялись, и этот смех был еще более зловещим, чем его слова.
Он встал из-за стола, держа Стивена в руке, и направился к двери. “Я ухожу. Мне надоело слушать твои упреки и жалобы! Я хочу побыть наедине со своим другом!”
С этими словами Джордж вышел из комнаты, оставив Оливию и Гарольда в полном смятении. Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
После того злополучного ужина атмосфера в доме сгустилась до предела. Напряжение висело в воздухе, подобно наэлектризованной буре, готовой разразиться в любой момент.
Странности в поведении Джорджа множились с каждым днем, но самой ощутимой была стена, выросшая между ним и Оливией. Он словно отдалился в свой собственный мир, где Стивен был единственным собеседником. Взгляд его стал холодным, слова – колючими.
Но хуже всего было то, что в их разговорах поселились тени сомнений.
Стивен начал говорить Джорджу об Оливии. Не прямо, а намеками. О её поздних возвращениях, о её таинственных улыбках, о том, как тщательно она собирается, когда уходит из дома. Он говорил, что она стала другой, что она что-то скрывает.
Оливия отрицала все. Она уверяла Джорджа в своей любви и верности. Она объясняла задержки на работе возросшей загрузкой, уверяла, что все ее мысли только о нем и Гарольде. Но в её голосе появилась натянутость, что-то, что выдавало внутреннее напряжение. Возможно, это была просто усталость от всего происходящего, а возможно…
Для Гарольда все происходящее было непонятным и пугающим. Он видел, как отец смотрит на мать с подозрением, слышал обрывки ссор, полных намеков и недосказанности. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что в их доме поселилась тревога, которую он не мог объяснить.
Однажды Оливия не вернулась домой.
Время тянулось мучительно медленно. Джордж, подстрекаемый Стивеном, метался по дому, как зверь в клетке. Он то проклинал Оливию, то умолял ее вернуться. Он представлял худшее: аварию, ограбление… или что-то гораздо более страшное.
Гарольд сидел в своей комнате, вжавшись в кровать, и боялся пошевелиться. Он слышал шаги отца, его приглушенные крики, его бормотание. Он не знал, что происходит, но чувствовал, что случилось что-то ужасное.
Оливия вернулась только под утро. Уставшая, она вошла в дом, стараясь не шуметь. Она надеялась, что Джордж спит, что ей удастся избежать объяснений.
Но он ждал ее. Он сидел в кресле в гостиной, в полумраке, держа Стивена в руке. В его глазах был только ледяной гнев.
“Где ты была?” – прохрипел Стивен.
Оливия сняла обувь и прошла в свою комнату не ответив Джорджу. Весь день они не общались, избегая друг друга.
Следующий день начался как обычно, хотя и омраченный привычной тревогой. Оливия, стараясь не подавать виду, приготовила завтрак, надеясь собрать семью за столом и хоть на короткое время вернуть подобие прежней жизни. Гарольд, как всегда молчаливый и испуганный, сидел за столом, ковыряясь вилкой в тарелке. Джорджа всё не было.
“Гарольд, позови отца к завтраку, пожалуйста”, – попросила Оливия, стараясь улыбнуться.
Гарольд послушно встал и направился к комнате отца. Через несколько минут он вернулся, бледный как смерть.
“Он… он не выходит, мама. Он говорит, что Стивен его кормит”, – прошептал Гарольд, дрожащим голосом.
Оливия вздохнула, чувствуя, как отчаяние подступает к горлу. Она встала из-за стола и решительно направилась к комнате Джорджа.
Она постучала в дверь. “Джордж, это я, Оливия. Открой, пожалуйста”.
В ответ послышался голос Стивена, едкий и насмешливый: “Что тебе нужно, старая карга? Джордж занят, он ест”.
“Джордж, открой дверь! Ты должен есть со своей семьей!” – настаивала Оливия.
“Семья? – Стивен расхохотался. – Ты думаешь, что ты его семья? Ты просто обуза! Он хочет быть только со мной, со своим настоящим другом!”
Оливия не выдержала и с силой толкнула дверь. Она была заперта.
“Джордж, если ты меня слышишь, открой дверь! Это важно!” – крикнула Оливия.
Через несколько секунд дверь открылась. На пороге стоял Джордж, изможденный и бледный, с куклой Стивеном на руке. Он выглядел, как марионетка, дергающаяся по чужой воле.
“Что тебе нужно?” – спросил Стивен.
“Ты должен есть с нами, Джордж. Ты должен заботиться о Гарольде и обо мне”, – ответила Оливия, стараясь смотреть ему прямо в глаза.
“Я тебе ничего не должен! – рявкнул Стивен. – Пошли Джордж, будешь меня кормить!”
Он прошел мимо Оливии и направился к столу. Гарольд вжался в стул, боясь даже поднять глаза на отца.
Джордж сел за стол и начал кормить Стивена, поднося ложку с едой ко рту куклы. Еда падала на стол, пачкала кукольный костюмчик, но Джордж не обращал на это внимания.
Оливия смотрела на происходящее с ужасом и отвращением. Она чувствовала, что это переходит все границы, что она больше не может этого выносить.
“Джордж, это безумие! – крикнула она, теряя самообладание. – Ты должен остановиться! Ты разрушаешь свою жизнь!”
Джордж посмотрел на нее и ухмыльнулся. “Жизнь? – произнес он голосом Стивена. – У меня нет жизни, у меня есть только Стивен! И он делает меня счастливым!”
Он повернулся к Гарольду и произнес: “А ты, сопляк, почему не ешь? Ты что, тоже завидуешь, что Джордж кормит меня, а не тебя?”
Гарольд заплакал и выбежал из комнаты.
Оливия, не в силах больше выносить это зрелище, схватила Стивена за руку и попыталась сорвать его с руки Джорджа.
Но Джордж, с неожиданной силой, схватил ее за руку и сжал ее горло так, что у нее потемнело в глазах.
“Не трогай Стивена! – прорычал он голосом Стивена. – Он мой! И я никому его не отдам!”
Он оттолкнул Оливию и, продолжая кормить Стивена, далее произнес: “Уходи, старая карга! Ты мне больше не нужна! Я хочу быть только со своим другом!”
Оливия, униженная и оскорбленная, выбежала из комнаты, чувствуя, что теряет последние остатки надежды. Она понимала, что Стивен полностью поработил разум Джорджа, что она больше не может достучаться до его сердца. Она стояла перед невидимой стеной, которую не могла разрушить. Отчаяние и бессилие переполняли её.
Дни шли, превращаясь в сплошную полосу мрака и безысходности. Джордж, полностью поглощенный влиянием Стивена, жил в своем собственном мире, где кукла была его единственным компаньоном, его богом и повелителем. Он перестал общаться с внешним миром, не выходил из дома, не отвечал на телефонные звонки и сообщения. Он существовал лишь для того, чтобы служить Стивену, выполняя все его прихоти и желания.
Оливия и Гарольд жили в постоянном страхе, стараясь не привлекать внимания Джорджа и не вызывать его гнев. Они передвигались по дому на цыпочках, разговаривали шепотом и старались не попадаться ему на глаза.
Однажды вечером Оливия, собравшись с духом, решила попытаться поговорить с Джорджем, надеясь пробудить в нем хоть какие-то остатки человечности. Она подошла к его комнате и тихо постучала в дверь.
“Джордж, это я, Оливия. Можно войти?” – спросила она, стараясь говорить мягко и ласково.
В ответ послышался голос Стивена, едкий и насмешливый: “Чего тебе нужно, змея подколодная? Джордж занят, он не хочет тебя видеть”.
“Джордж, пожалуйста, я хочу с тобой поговорить, – настаивала Оливия. – Это очень важно”.
Через несколько секунд дверь открылась. На пороге стоял Джордж, изможденный и бледный, с куклой Стивеном на руке. Его глаза были пустыми и безжизненными, словно в них погас огонь жизни.
“Что тебе нужно?” – спросил Джордж, голосом Стивена.
“Я хочу поговорить с тобой, Джордж, – ответила Оливия, стараясь смотреть ему прямо в глаза. – Я хочу понять, что с тобой происходит”.
Стивен расхохотался. “Ха! Ты хочешь понять? Ты никогда не поймешь! Ты слишком глупая и ограниченная, чтобы понять истинную сущность вещей! Ты просто ходячий биологический инстинкт, марионетка животной воли!”
“Джордж, это не ты говоришь, – прошептала Оливия. – Это Стивен говорит за тебя”.
Джордж, словно очнувшись от транса, посмотрел на Оливию растерянным взглядом. На мгновение в его глазах мелькнул проблеск прежнего Джорджа, доброго и любящего.
“Оливия…” – прошептал он, с трудом разжимая губы.
Но Стивен не позволил ему закончить фразу. Он дернул рукой Джорджа, словно кукловод, и произнес: “Заткнись, Джордж! Не слушай ее! Она хочет тебя обмануть!”
Глаза Джорджа снова стали пустыми и безжизненными. Он посмотрел на Оливию с презрением и произнес: “Ты мне надоела, Оливия. Ты меня раздражаешь. Я больше не хочу тебя видеть”.
“Джордж, как ты можешь так говорить? – воскликнула Оливия, чувствуя, как ее сердце разрывается на части. – Я же твоя жена! Я тебя люблю!”
“Любовь? – рассмеялся Стивен. – Любовь – это ложь! Любовь – это слабость! Я презираю любовь!”
Стивен приблизился к лицу Оливии и прошептал: “Ты старая, некрасивая и глупая. Ты больше не привлекаешь меня. Я бы давно тебя бросил, если бы не Гарольд. Но и он мне надоел. Он такой же бестолковый, как и ты”.
Оливия почувствовала, как ее лицо покраснело от гнева и обиды. Она не могла поверить, что слышит эти слова от человека, которого любила.
“Ты лжешь! – закричала она. – Ты не можешь так думать! Ты же Джордж! Ты добрый и любящий человек!”
“Джорджа больше нет, – ответил Стивен. – Есть только я. И я ненавижу тебя”.
С этими словами он захлопнул дверь перед лицом Оливии, оставив ее в полном отчаянии.
После жуткого разговора у двери, жизнь в особняке превратилась в настоящий кошмар для Гарольда. Он стал главной мишенью Стивена, который изливал на него поток унижений и оскорблений.
Если раньше Стивен ограничивался лишь презрительными замечаниями в адрес Гарольда, то теперь он перешел к открытой травле. Он высмеивал его внешность, его умственные способности, его интересы. Стивен говорил, что Гарольд – бестолковый, ленивый и ни на что не годный ребенок, который только позорит своего отца.
Джордж, послушно повторяя слова Стивена, постоянно придирался к Гарольду по пустякам, наказывал его за малейшую провинность и лишал его всех радостей жизни. Он запрещал ему играть, смотреть телевизор, читать книги и общаться с друзьями. Он заставлял его часами стоять в углу, повторяя унизительные фразы, придуманные Стивеном.
Гарольд страдал молча, глотая слезы и стараясь не показывать своего страха и обиды.
Оливия, видя страдания своего сына, пыталась его защитить, но все ее попытки были тщетны. Стивен, сквозь безразличный взгляд Джорджа, лишь огрызался на нее, обвиняя ее в попустительстве и в том, что она балует Гарольда. Стивен говорил, что Гарольда нужно воспитывать в строгости, что ему нужно показать, кто в доме хозяин.
Как-то за ужином, когда Гарольд случайно пролил сок на скатерть, Стивен разразился гневной тирадой.
“Смотрите на него! – заорал Стивен, через голосовые связки Джорджа. – Какое же ты ничтожество! Ты даже сок не можешь нормально налить! Ты позоришь меня!”
Гарольд заплакал и бросился из-за стола.
“Куда ты пошел, трус? – крикнул Стивен, все еще через Джорджа, ему вслед. – Вернись сюда! Ты должен убрать за собой!”
