Злата и школа Святой Вальбурги

Словно чувствуя это, в комнату тихо вошла мама, ласково и понимающе улыбаясь дочери.

– Ты не спишь, милая? – мягко спросила она, осторожно подходя и садясь к ней на постель с краюшку. Евсеева потрепала дочь по её вихрастой голове, незримо передавая этим прикосновением спокойствие.

– Я всё думаю о метке… Когда именно она появится, – тихо произнесла Злата, вдруг чувствуя, как глаза начали медленно слипаться. Зевнув, она потёрла глаза.

– Тебе не стоит волноваться, моя милая. Но нужно отдохнуть, завтра очень важный день, ты получишь много подарков, моё золото, ты же уже будешь большой девочкой!

Вероника Евсеева уложила дочь, тепло укрывая её одеялом.

– Вот так. Тебе тепло?

– Да, мамочка!

– Вот и прекрасно, – произнесла женщина, и девочке вновь показалось, словно голос её полился, подобно сладкой патоке. – Спи, моя радость. Сладких тебе снов…

И девочка уснула, легко прикрывая глаза и уходя в царство сна. Ей снилось, как она босиком гуляет по цветущей всевозможными цветами поляне, ступая мягко и легко, улыбаясь и чувствуя покой.

Дверь в её комнату закрылась. Наступил новый день.

Глава 4

Когда Злата проснулась, она тут же сладко зевнула, вытягиваясь на кровати. С минуту она спокойно лежала в постели, когда вдруг до неё дошло, что сегодня третье января! День её рождения!

Забывая дышать, она тут же вскинула руку над лицом, всматриваясь в правое запястье с широко открытыми глазами. Но в глазах потух огонёк. Они тут же растерянно померкли.

Злата села на кровати, свешивая с неё ноги, и чуть сгорбилась, с непониманием глядя на запястье. Взгляд покосился на часы. Было почти семь…

Не понимая, почему у неё не было метки, девочка сильно встревожилась, не переставая всматриваться в запястье.

Может, сегодня не третье января? Может, метка появится чуть позже?.. Почему… почему же её нет?

В комнату тихо постучали, а затем дверь открылась. Радостные отец, мать и сестра тихо запели поздравительную песню, неся в руках огромный шоколадный торт, который так сильно любила Злата.

Злата перевела свой растерянный взгляд на вошедших и чуть ли не пустила слезу от несчастья. Вероника Евсеева тут же поняла, что что-то не так. Передав торт мужу, она с тревогой бросилась к дочери, садясь перед ней на колени.

– Дорогая, что случилось? – тихо позвала она, обняв её лицо ладонями.

– Мама… – тихо протянула девочка, глаза её были полны слёз. Маргарита села рядом, с удивлением глядя на её лицо. Мирон остался стоять в дверях, не решаясь потушить горящие свечи на торте. – Мама!.. – с отчаянием, громче позвала Злата, и слёзы побежали по её щекам.

– Тише, милая! Почему ты плачешь? Что произошло?! – с тревогой спрашивала Вероника Евсеева, и дрожащая девочка не сразу показала ей своё чистое правое запястье.

Сначала взгляд матери был всего лишь растерянным, а затем всё более тревожным.

– Мирон… – позвала она мужа, не сразу посмотрев на него. Тот поставил торт на ближайший стол и подошёл к ним. – Метки нет…

– Нет метки? – переспросил он, приподняв брови, и тоже присел на корточки перед дочерью, внимательно вглядываясь в её запястье. Всё это время Маргарита хмуро глядела на чужое запястье.

– Мирон… Мирон, что это значит? – с неизменной тревогой спросила она мужа, но тот лишь молча нахмурился. Злата тихо плакала, чувствуя дикую дрожь изнутри.

– Нужно отправиться к мадам Розе Косовской, – спокойно сказал он. Вероника вздрогнула от этих слов. Боясь дальнейшей реакции, Мирон постарался всех успокоить: – Возможно, у нашей маленькой Златки она появится чуть позже, бывает же всякое с нашей магией! Вспомни хотя бы малыша Степновых, у мальчишки метка появилась через пару дней! Мало ли что там у него было! Так что нужно сейчас сходить и проконсультироваться. Прекратили плакать, собираться надо!

Мирон настойчиво поднял задумавшуюся жену на ноги и повёл её на выход из комнаты, на ходу заставляя девочек одеться.

Маргарита, всё это время тихо сидевшая рядом со Златой, хмуро смотрела на её запястье.

– Мари?.. – тихо позвала Злата. Она всегда называла её «Мари», когда пыталась извиниться перед ней или же когда чувствовала в ней особенную нужду.

Но сестра… только презренно поджала губы.

– Обыденная… – еле слышно произнесла сестра, и Злата удивлённо покосилась на неё, не понимая, что это значит. Почему та смотрит на неё так, словно ей противно?

– Мари? – громче позвала Злата, не понимая, что происходит.

Но та не ответила. Маргарита молча встала и вышла из её комнаты, даже не обернувшись. Злата чувствовала дико колотящееся сердце в груди. Что происходило с ней сейчас?

Кое-как заставив себя умыться, Злата пришла обратно к себе в комнату, чтобы переодеться. На столе она увидела торт, на котором погасли свечи, и слёзы всё равно снова сорвались с её глаз.

Пытаясь так или иначе не плакать, она упрямо натянула на себя зимнее платье с тёмными колготками, то и дело настойчиво убирая с лица волосы. В комнату вошла встревоженная мать и помогла ей одеться, после чего стала причёсывать её непослушные волосы.

Злата снова расплакалась, глядя на своё чистое запястье, и Вероника Евсеева лишь отчаянно просила её успокоиться, убеждая, что всё будет хорошо и метка появится позже. Уже когда волосы были собраны в пышную косу, Злата неуверенно посмотрела на мать.

– Что такое обыденная? – вдруг спросила она с припухшими от слёз глазами. Вероника от неожиданности выронила расчёску.

– Где ты это услышала? – нахмурившись, спросила мать.

– Что это значит? – упрямо спрашивала Злата, с силой сжимая своё запястье. – Что это значит, мама?

Вероника смотрела на неё через зеркало нечитаемым взглядом. Губы её приоткрылись для какого-то ответа, но с первого этажа донёсся голос Мирона:

– Девушки, вперёд!

Мать потянула Злату за руку на первый этаж к камину. Там она набросила на неё накидку, плотно завязав бантик, и натянула на голову вязаную повязку, которая тепло прикрывала уши. Маргариты не было, что Мирон объяснил её желанием остаться дома.

Вступая в оранжевое пламя в камине, Злата успела про себя подумать, что они даже не позавтракали, тут же собираясь навестить странную женщину по имени Роза Косовская.

Глава 5

Они очутились в гостиной какого-то древнего, тёмного дома. Кругом были тёмно-коричневые стены, потолки – высокие и холодные, где висели сгустки старой паутины.

Мирон Евсеев вытащил кристалл из камина и пошёл к одной из дверей этого дома. Мать потянула Злату к стоящим у стены справа огромным креслам и диванам, которые с виду казались давно протёртыми, но по факту это был просто довольно мерзкий болотный цвет обивки.

Присаживаясь в огромное холодное кресло, Злата вдруг почувствовала непонятный страх. Почему они тут находились? Почему здесь так страшно и холодно? Кто такая эта мадам Роза Косовская? Почему мама… так сильно хмурится с тех пор, как услышала от неё слово «обыденная»?

– Извините, но ведь она не может принимать вот так вот просто! – донёсся мелодичный, хотя и немного писклявый женский голосок.

– Это очень срочное дело! Нам необходимо её посетить сейчас!

Ему так и не ответили. Судя по звуку, девушка и вовсе куда-то ушла.

Злата съёжилась от холода. Да почему же тут было так жутко холодно? Она подняла голову и вновь увидела мёртво раскачивающуюся паутину у высокого потолка.

– Прошу вас, пройдёмте со мной! – донеслось до Златы. Она даже не услышала шагов, когда девушка вернулась.

Мирон Евсеев тут же показался из-за угла:

– Пойдёмте скорее!

Вероника взяла Злату за руку и повела её за собой. Златка неуверенно осматривалась вокруг, пока её через кабинет повели по какому-то более тёплому коридору с множеством ковров на полу. На стенах были редкие зеркала и древние портреты наверняка давно почивших людей с каменными злыми лицами.

Когда они дошли до массивной коричневой двери, миловидная девушка, которую Злата увидела только сейчас, со спокойным выражением обернулась к ним.

– Она вас ждёт, – сказала девушка и ушла обратно по длинному коридору с множеством ковров.

Мирон спокойно постучался в дверь, после чего открыл её, пропуская вперёд жену и дочь.

– Здравствуйте, мадам! – тут же поздоровалась Вероника, подталкивая свою дочь ладонью в спинку.

Злата с опаской посмотрела на женщину впереди, спеша ей поклониться в лёгком реверансе, как мама. Женщина сидела в огромном бежевом кресле, раскуривая длинную тонкую трубку. Сама по себе она была просто огромной, о чём Злата подумала с неким стыдом для себя. Курчавые её волосы были кое-как собраны в разваливающийся пучок на макушке. Над её широким ртом покоилась коричневая родинка, из которой некрасивым образом торчали два чёрных огромных волоса.

Стены, тёмные от странных обоев, были увешаны какими-то усохшими травами. Справа у огромной высокой стены покоился массивный шкаф, полный всевозможных склянок с зельями. Стол мадам Косовской стоял у огромного окна, полный древних свитков и разбросанных то тут, то там грязных перьев. У самой стены слева Злата с опаской для себя обнаружила кушетку, за которой стояла ширма. Что же было за ширмой?..

– Здравствуйте! – злобным, мерзко скрипучим голосом выдала женщина, заставляя Злату поморщиться с непривычки. – Вы же не в первый раз приходите ко мне, и вы знаете, что нельзя заявляться вне очереди. – Женщина пустила в воздух длинную струйку вязкого дыма.

– Мадам, мы, естественно, знаем! – сказал Мирон. – Естественно, мы бы не посмели вести себя наглым образом! Но это, как мы посчитали, очень срочное, важное дело!

Мужчина подошёл к ней и чуть наклонился.

– Нашей младшей дочери сегодня исполнилось шесть лет, родилась ровно в шесть утра, а метки так и не появилось, мадам!

Мадам Косовская медленно перевела свой сверкающий, как у змеи, взгляд, хотя лицо её ужасно при этом напоминало жабу. Она уставилась на девочку нечитаемым взглядом и снова закурила трубку, долго не выпуская дым.

Рука её, толстая, покрытая странными коричневыми пятнами, лениво потянулась к столу за волнистой волшебной палочкой. Взмахнув палочкой, она лениво отложила её обратно. С полки массивного шкафа прилетела склянка зелья.

– Разденьте девочку и присядьте пока, – всё тем же мерзким и скрипучим голосом протянула женщина, лениво покуривая длинную трубку.

Злата со страхом уставилась на мать, которая спокойно стала снимать с неё накидку и повязку. Оправив на ней платье, Вероника Евсеева подтолкнула девочку к кушетке, заставляя её присесть, а затем отошла к мужу, который сидел на диване (диван этот Злата до этого не увидела из-за массивного шкафа).

Мадам Роза Косовская лениво откупорила зелье, а затем поднялась на свои коротенькие толстые ножки. Раскачиваясь, она подошла к Злате, которая смотрела на неё во все свои золотистые глаза.

– Сделай глоток и ложись на кушетку, – проскрипела женщина, протягивая в своей толстенькой руке склянку с тёмным зельем.

Злата неуверенно взяла склянку в дрожащие руки, несмело делая глоток. Она тут же закашлялась, бурда эта была от слова сказать совсем мерзкая!

Кривясь, девочка легла на кушетку, до этого уразумев скинуть с себя сапожки.

Лёжа некоторое время, Злата насторожено смотрела в потолок, где, к удивлению, не увидела паутины. В животе стало очень тепло, и тепло это, казалось, расплывалось по всему её телу, вплоть до кончиков пальцев.

Мадам Роза Косовская подошла к ней уже тогда, когда Злата уже думала, что в голове совсем помутилось. В руках у женщины была её волнистая палочка, которой ведьма тут же стала водить над телом Златы. Девочка настороженно смотрела за чужими действиями, волнуясь, что произойдёт дальше. Мадам Косовская что-то бубнила себе под нос: ни слова не разобрать!

Через какое-то время мадам отошла от неё и лениво расселась в своём кресле, устало раскуривая трубку. Злата почувствовала, как тепло, наполняющее её, медленно исчезает.

– Что с ней, мадам? – решительно спросила Вероника Евсеева, подходя к ней со своего места, прижимая руки к груди.

Косовская медленно пустила длинную струю дыма, лениво моргая, словно сейчас и вовсе уснёт.

– Метка появляется у каждого ребёнка, когда просыпается сила, – медленно потянула она скрипучим голосом, отчего Злате захотелось закашлять от неприятного чувства в горле. – Я проверила её всю, от корней волос до кончиков пальцев на ногах, – продолжала старая ведьма, и никто не посмел её прервать. – Она пуста, – заключила Косовская, пожав плечами.

– Пуста? – еле слышно протянула Евсеева.

– Пуста, как бездонная пропасть, – скрипя, добавила мадам. – Сила пробуждается у ведьм и волшебников. А у неё сил никаких нет. Она обыденная, – сказала та с лёгкостью, ведь для неё это совсем ничего не значило.

Злата нахмурилась в непонимании, глядя на свою мать и ошеломлённого отца, всё ещё сидящего на диване.

– Но как такое возможно? – вдруг заговорила её мать. – Я ведьма, Мирон волшебник, мы же…

– Тебе не девять лет, чтобы я объясняла тебе всё! – возмутилась старая ведьма, блеснув своими змеиными глазами. – Род есть род, чистый или не очень. Ты ведь не знаешь, кто были твои родители. Уж сколько лет прошло. Но, видно, ты была избранна, что не каждому дано. А у ребёнка твоего сил никаких нет. Старшей вот повезло.

«Никаких сил нет?!»

– Но… – вдруг отозвалась девочка, сев на кушетке. – Если у меня нет сил, как же я попаду в школу Святой Вальбурги?

Мадам Роза Косовская в красочном сарказме изогнула свою тонкую, чёрную, как смоль, бровь, делая широкую затяжку.

– Школа Святой Вальбурги? – надрывно переспросила она, при этом плюясь клубами дыма. – Эта школа предназначена только для ведьм и волшебников. Ты же пойдёшь учиться в обычную школу для обычных детей, где примешь должное внимание и образование, – спокойно протянула старая ведьма.

Злата смотрела на неё, широко раскрыв свои золотые глаза. С ней ли происходило это?

Мать её замерла, она не могла увидеть её лица.

Косовская медленно повернулась к своему столу.

– Сейчас много таких семей, – протянула она, лениво всматриваясь в окно. – Так что ничего страшного в этом нет.

Мирон Евсеев не сразу смог подойти к дочери, чтобы одеть её, хотя обычно это делала мама… Но мама стояла к ней спиной, совсем неподвижная.

Взяв дочь за руку, Мирон поблагодарил мадам Косовскую и подтолкнул жену к выходу. Пока они шли по коридору, мать шла впереди Златы, и то, постоянно подталкиваемая отцом.

Когда они вышли, отец подошёл к девушке за высоким столом, той самой, которая до этого провела их к мадам Розе Косовской. Злата обернулась на мать и замерла.

Лицо Вероники Евсеевой выражало полную беспомощность.

– Мама? – еле слышно позвала Злата, но тут же появился отец, который повёл их из кабинета к каминам. Но, не успели они подойти к одному из них, как Вероника Евсеева рухнула на колени, горько рыдая от несчастья.

Злата замерла, глядя на мать, а отец тут же подбежал к ней, стараясь успокоить, но мать продолжала несчастно рыдать, беспомощно хватая мужа за лацканы его тёплого пальто.

– Неужели… это из-за моего рода?! Я..! О, Господи!..

По щекам Златы невольно сами по себе покатились слёзы. Она впервые была причиной такого беспомощного несчастья матери. Более того, она впервые… видела её такой.

Глава 6

Злата сидела в своей комнате. Серое её лицо ничего не выражало, глаза смотрели в пустоту. Она сидела тут с самого возвращения от мадам Розы Косовской. То есть, три дня…

Девочке не хотелось никого видеть, ни с кем общаться… Она вовсе забыла про свой день рождения. Какой теперь в нём смысл? Она была разочарованием мамы…

Сидя здесь, в своём укромном убежище, Злата не хотела ни о чём думать, хотя так или иначе могла обронить пару слёз при взгляде на старинные книги, что лежали то тут, то там… Теперь дорога эта для неё закрыта…

Часто к ней заходил отец, заставляя её спуститься ко всем поесть, но она впервые в жизни не слушалась его, стыдливо пряча своё лицо, и тогда он снисходительно оставлял поднос с едой в её комнате, надеясь, что через пару дней она придёт в себя. Как и его жена…

В дверь совсем тихонько постучали. Злата не отреагировала, спокойно глядя в пустоту. Дверь тихо щёлкнула – кто-то вошёл. Думая, что это наверняка отец, Злата невольно опустила глаза, но тут же отвела их в сторону, потому что внизу она увидела снова своё запястье. Пустое запястье обыденной…

– Злата… – тихо протянули её имя, и девочка удивлённо раскрыла глаза, словно просыпаясь. Со спины её нежно обняли. Это была мама, мамины лёгкие, тёплые объятия. – Прости меня, моя милая… – тихо протянула она, прижимая её к себе, и Злата попыталась взглянуть на неё.

– За что, мамочка? – пискнула она, готовая расплакаться.

– Я оставила тебя одну… Я не должна была этого делать. Прости меня, моя милая! Прости!

– Мама! – Злата расплакалась, поворачиваясь к ней и крепко её обнимая.

– Мы справимся с этим, моя хорошая! – продолжала женщина, пусть у неё и бежали дорожки слёз. – Ты всё равно самая лучшая в мире, моя сладкая! Мы всегда с папой будем рядом, мы всегда будем поддерживать тебя!

Стоящий в дверях Мирон Евсеев только слабо улыбался, хотя глаза его и остекленели от чувств. Но заплакать себе он не позволял. Медленно он подошёл к ним и крепко обнял.

Так или иначе, чтобы меньше расстраиваться, уже на следующий день Злата вынесла из своей комнаты все книги, которые имели хоть какое-либо отношение к волшебству. Она не хотела, читая их, понимать, что то или иное вживую никогда увидеть не сможет. Вместе с ними она отдала все волшебные вещи, которые когда-либо дарили ей или покупали. Вероника не знала, куда деть эти вещи, так как Маргарита отказалась принимать их, и тогда они просто упаковали их в небольшую коробку, которую отнесли на пыльный чердак. Чердак, где остаются забытые вещи…

С каждым днём Злата пыталась смириться с тем, что мечта её никогда боле не сбудется. Никакой школы Святой Вальбурги. Никакого волшебства и волшебных палочек. Никаких друзей-волшебников. Никаких полётов на метле, через окно ль, через камин… Да даже просто с обычным веником, если б она была всего лишь студенткой макошь… Ничего… И никаких глупых историй.

Покорившись судьбе обыденной, Злата начала читать новые книги, обычные книги, предназначенные для обычных детей. Обои в её комнате сменились на нежно-розовые, на столе теперь красовался компьютер, на котором она выполняла упражнения, которые подготавливали её к школе. В комнате её так или иначе стали появляться вещи для обычных людей. Частично с чем-то пришлось смириться и родителям, как, например, начать пользоваться телефоном, ибо скоро, когда дочь пойдёт в обычную школу – нужно с ней поддерживать связь. Практика начиналась тогда, когда родители пропадали на работе, названивая по нескольку раз в день. Это даже веселило Злату. Да и показалось немногим удобнее, чем писать письма и отправлять их через камин. Но она была бы готова отдать всё, лишь бы писать эти письма из школы для ведьм и волшебников… Только признавалась себе в этом глубоко в душе.

В тихой грусти Злата закрылась. Для себя и для всех. Она стала отныне более чем спокойным ребёнком, огонёк в её глазах просто угас. Втайне родители надеялись, что разгорится новый, пусть и более мерклый.

Часто, когда Маргарита приезжала на каникулы, Злата замечала её неодобрительный, холодный взгляд. Порой этот взгляд казался ей… словно напуганным. Сестра отныне ненавидела её – решила Злата. Никогда больше не писала, не играла с ней. Никогда не давала больше называть её ласковым «Мари»… Родители видели это и часто ругали её, но старшей было всё равно.

Втайне Злата сильно обижалась, когда видела, как родители гордятся Маргаритой за очередные успехи в школе. И при этом она не совсем могла понять, на кого же точно обижается. Ибо на родителей и саму Маргариту обижаться было не за что. Возможно тогда, на саму себя? За то, что она не имела никаких сил и была обыденной?..

В великую Вальпургиеву ночь родители оставили её с бабушкой и дедушкой, а сами направились на празднование. В тихой, вновь воскреснувшей грусти Злата долго сидела ночью у окна, представляя, как сейчас все веселятся на самом важном праздновании всех ведьм и волшебников.

К лету она снова почувствовала эту воспрянувшую тихую грусть, когда настал день Иван Купала. В день этот не принято было ведьмам мыться и прыгать через костры, как и многое другое. Тёмным волшебникам необходимо было пугать местных у реки, а всем остальным, включая и тёмных, принято было собирать травы.

В этот праздник по своему обыкновению тётя с дядей не собирали трав, уж очень плохо некоторым становилось в этот день, так что Злату оставили у них, на будущее решив поступать так и дальше, если что. Родители же, взяв с собой строгую к сестре Маргариту, спокойно отправились собирать травы. Снова Злата просидела у окна большую часть ночи, грустя по утраченной мечте.

До середины августа у неё была особая привычка по утрам: просыпаясь, смотреть на запястье. Но… после она пересилила себя, заставив осознать – она не ведьма, а всего лишь обычный человек. Хватит давать себе надежду на то, что что-то изменится. И с тех пор… привычка эта осталась забытой навсегда.

В ночь перед первым сентября Злата проходила мимо комнаты Маргариты. Та, ругаясь, как в прошлом году, пыталась застегнуть свой огромный чемодан. Она уже наваливалась на него чуть ли не вся, а затем вдруг недовольно уставилась на Злату, и девочка вдруг поняла, что всё это время стояла и наблюдала за ней.

– Извини… – тихо сказала она сестре, собираясь уходить.

– Никогда не подходи к моей комнате! – зло прошипела Маргарита, заставив Злату удивлённо застыть на месте. Маргарита подбежала к двери и громко захлопнула её перед самым носом сестры со словами: – Завидуй молча!

Чуть нахмурившись, Злата пошла дальше по коридору. Когда она уже заходила к себе, объявилась мать:

– Чего такая грустная?

– Ничего! – недовольно протянула она, негромко закрывая за собой дверь.

Вероника Евсеева удивлённо округлила глаза, но затем просто вздохнула, устало потирая шею. Атмосфера в доме теперь была двойственной, и справиться с этим у неё не всегда получалось. Одна у неё была поддержка – муж.

На следующее утро первым делом Маргариту отправили в школу. Оба родителя исчезли в алом пламени камина, тогда как Злата осталась сидеть в гостиной, с грустью вспоминая, как год назад она тоже проходила через это пламя, и тогда весь мир был красочен и интересен, тогда у неё была надежда и мечта…

По их возвращению все на такси направились в школу Златы, обычную школу, полную радостных и счастливых детей. Уже стоя на своей первой торжественной линейке, Злата решила для себя, что: ну и пусть, что она не ведьма! Она попытается найти счастье здесь, с новыми друзьями, с новыми надеждами и стремлениями! И пусть внутри так или иначе немного горько… это вполне нормально.

Взволнованные родители стояли где-то позади, делая фотографии, лилась музыка, щебетали дети. Злата ласково улыбнулась небу, в которое запустили множество воздушных шариков, и ей показалось, что с этими шариками уходит вся её грусть и печаль.

Глава 7

Чета Евсеевых сидела за ужином. Маргарита увлечённо рассказывала родителям, как провела первые две недели лета в гостях у одной из своих новых подруг. Мирон просто слушал, тогда как Вероника то и дело что-то уточняла. Сама же Злата решалась, когда можно будет спросить у мамы сходить в гости к своей новой подруге с простым именем Катя. Девочка больше перебирала еду в тарелке, ожидая, когда же Маргарита замолчит. Но та всё тараторила и тараторила.

Вздохнув, Злата упёрла руку в щеку и продолжила тыкать еду вилкой.

– Злата, давай-ка ешь! – возмутился Мирон, заметив поведение дочери.

Взглянув на отца, девочка тут же села ровно и продолжила есть, невольно замечая на себе хмурый взгляд Маргариты.

К концу ужина она так и не задала вопрос, который её так сильно мучил. В итоге она подошла к матери, когда та ловко справлялась с посудой, то и дело взмахивая палочкой.

– Мама, могу я спросить тебя? – осторожно поинтересовалась она, подходя сзади.

– М? Да, дорогая! – тут же отозвалась Вероника Евсеева, откладывая палочку и садясь перед девочкой на корточки.

– Катя предложила прийти к ней в гости на днях, я бы хотела пойти… Можно? – спросила Злата, и щёки её немного покраснели.

– Милая моя! – Мать просияла улыбкой, обхватывая её лицо ладонями. – В который раз я говорю тебе: конечно, можно! Просто предупреждай, не делай каждый раз такое лицо, словно ты сделала что-то плохое! Можешь и к нам приглашать своих подруг!

– Обыденные в нашем доме? – тут же отозвалась Маргарита, походя в этот момент на облезлую чёрную кошку, готовую вцепиться в лицо когтями.