
Полная версия
Багряный рассвет, или Как захватить Ад

Алексей Лебедев
Багряный рассвет, или Как захватить Ад
Глава 1
Его звали Ниф. Маленький демон – если мерить ростом, зубами и общим запасом претензий на мироздание. Он выглядел как перекочевавший со свалки кружок любителей острого соуса: кожа цвета выцветшего угля, два ржавых рога, растущих в разные стороны, и взгляд, в котором смешивались уставшая ирония и вечный вопрос
«когда уже обед?». Служба, в которой он работал, имела название, звучавшее как приговор: Служба Противности замка Костяного Кургана. Их задача – делать демонию менее приятной.
Замок из черепов не был метафорой. Это было настолько буквальное место, что туристы (если демонический экотуризм когда-нибудь появится) поставили бы ему пять звёзд и довольные комментарии: «Атмосфера —10/10, запах – отдельное искусство». Стены – черепа. Полы – мозговые пластины, под которыми гудела старая печь неотложной кары. Башни колючие, как корона из клыков. На крыльце стояли стражи с улыбками, способными испортить любое застолье. Воздух пах серой и сгоревшими обещаниями, а за окнами текли реки лавы, будто кто-то забыл научиться экономить на отоплении.
Ниф занимал мелкую, но настырную должность. Он переносил мешки с возмущёнными душами от приёмного гортана к сортировочной решётке; отчищал таблички с клеймом «ПЛАН НАВСЕГДА» от пыли; отвечал на жалобы существ, которых только что уволили с должности кошмаров за излишнюю креативность. Представьте почтовую работу, только каждый конверт пытается укусить.
– Ниф! – громовой мясистый колокол с глазами, который на службе называли бригадиром, прокричал сверху.
– Ты опять перепутал мешки! Этот – для отделения «Палка-Из-Вязкости», а не для «Бюро Сонного Дискомфорта»!
Ниф оглянулся. Два мешка перед ним выглядели одинаково виновато: лепреконские этикетки, рукописные пометки, следы от когтей. Они оба воняли одинаково – как старые обиды и вчерашний обед. Ниф вздохнул и стал нащупывать нужный ярлык.
– Послушай, – пробормотал он бригадиру, – они оба выглядят так, будто их авторство – кто-то с издательским контрактом. Может, им нужен редактор, а не распределение?
Бригадир почесал за ухом (там у него была вонючая пружина), посмотрел на Нифа с видом человека, который уверен, что тот лишил его вчерашнего сна.
– Ниф, – сказал он, – мы не читаем их как романы. Мы отправляем. Если начнёшь размышлять о литературе, нас всех поставят на вечную очередь по объяснению, почему у привратника выросла нежная склонность к поэзии.
В замке было много правил. Одно из главных: мечтать можно только в промежутках между сменами. Другого правила не было – потому что в демонической бюрократии уже существовало правило о правилах, занимающее пятнадцать страниц и напечатанное на коже умертвевшего чиновника. Ниф научился мечтать тихо.
Он мечтал о двух вещах. Во-первых, о зелёной, не-горячей траве, которая шевелится от ветра, а не от случайных порывов бесовского отопления. Во-вторых, о бегстве. Не драматическом – без громкого размаха крыльев или портальных скрежетов. Просто выйти на поверхность, вдохнуть воздух, где не скрипят колёса карусели наказаний, и знать, что отпечатки не положат в музей «Живые Дребезги».
– Эй, Ниф, – шепнул рядом со стойкой Шпилек, товарищ по смене; вместо зубов у него были пружины, которые клацали, когда он смеялся. – Слышал слухи? Говорят, в этом месяце проверка по переносам. Большая. Целая комиссия. Слово «комиссия» в их краях звучало как звон предательских ключей. Это означало бумажные грядущие и воспоминания, которые следовало исключить. Но Шпилек хмыкнул:
– Комиссии – это шанс, Ниф. Они будут проверять пропускную способность порталов, списки, анкеты…
Всякая бумага, которая сотрясает чиновничьи души. Комиссия – люди примерно такие же внимательные, как привратники после третьего ритуального обеда. Всегда есть щель.
Щель. У Нифа внутри что-то зашевелилось, словно мышка, внезапно нашедшая остатки угощения. Мысль получила тело. Он представил, как можно протиснуться в ту щель. Представил лица привратников, когда обнаружат отсутствие одного маленького мешка. Представил себе чай, вместо того чтобы впитывать серу.
На обеде Ниф сидел за длинным столом, где в меню было избыток горечи, и слушал, как сослуживцы обсуждали новые способы напугать забывчивых магов. Чёрный юмор у демонов был приправой – много и без разбора.
– Представляешь, – сказал Блек, высокий демон с глиняным лицом, – вчера я подсунул писарю бумагу «О повышении уровня ужаса на двадцать процентов». Он её подписал, не глядя. Теперь три лягушки в реке жалуются, что их не пускают на работу по переработке страхов. Ха!
– Искусство в том, – добавил пожилой демон в углу, который, по слухам, видел ещё первые печи, – чтобы не перепутать документы об увольнении и переадресации. Однажды я отправил «Телеграмму вечного покоя» в отдел отдыха. Отдыхали целую неделю. Отлично!
Все смеялись ровно до того момента, как послышался скрип – не печальный, а интригующий. Он шел от закрытой двери, ведущей в дальний коридор архивов. Дверь редко скрипела: её держали особой магией, и скрип означал либо сбой, либо изменение. Ниф встал, подошёл и заглянул под дверь. Там, где пыль лежала как сладкое забвение, кто-то оставил коробку.
Коробка была непривычная: обмотана плёнкой с пузырьками (в их мире пузырьки – признак редкости, почти роскошь), а по бокам были ярлыки, которые встречаются лишь в доставках для верхних миров: «Верхний мир», «Осторожно: дождь», «Содержимое пахнет травой».
Шпилек подсел рядом. Его пружины тихо заскрипели, как старые часы.
– Что это? – прошептал он.
Ниф осторожно поднял угол плёнки. Запах ударил прямо в нос: чистый, свежий и нелепо чужой – словно кто- то перепутал апельсин с облаком. В коробке лежала бумажка. Печатными буквами на ней значилось: «Документы для временного пребывания в Верхнем мире. Не вскрывать на территории инферно». Ниф посмотрел на Шпилка. У того были те же глаза: одновременно страх и восхищение.
– Комиссия, – прошептал Шпилек, – или судьба. Или кто-то очень неаккуратно отправил подарок. Чёртик почувствовал, как сердце – если у него и было сердце, маленькое и аккуратно спрятанное – начало биться быстрее. Если это была ошибка, если коробку подлежало вернуть, и если проверка пройдёт через коридоры замка, шанс на щель становился реальным. Щель, через которую можно вдохнуть несерный воздух, сделать шаг и не оглядываться.
Ниф встретил взгляд бригадира. Тот стоял у входа, словно тень, которую всеми силами старались не замечать. Он ничего не сказал, но в его глазах мелькнула искра любопытства – та самая, что видна была немногим. Ниф понял: придётся выбирать. Следовать мечте тихо и в одиночку или сделать из неё спектакль, который наверху обязательно заметят.
Мечта и побег пока слились в одно. Петь о побеге при каждом удобном случае – как громко храпеть в библиотеке: можно, но лучше не попадаться.
Он положил бумажку обратно в коробку, аккуратно закрыл пузырчатую плёнку и сделал вид, что возвращается к работе. Мешки с душами шумели и ворчали, нуждаясь в аккуратности, как всегда. Но где-то в глубине черепной стены, за которой висела скрипучая дверь и коробка с надписью «Верхний мир», трещина в спокойствии Нифа расширилась. Маленькая возможность иногда лишает сна и даёт рычаг.
Этой ночью, когда замок погрузился в дежурные сновидения, он остался бодрствовать и держал в руках ту бумажку. Ему хотелось, чтобы она была картой. Хотелось, чтобы она пахла травой. Хотелось, чтобы на ней было написано: «Путь к выходу: шаг налево, два шага – подальше от бюрократии».
Он знал лишь одно: если не попробовать, останется здесь навсегда. Если попробовать – могут найти и наказать. Наказание в их мире – не только открытые крики и ритуалы: это потеря права думать по утрам, запись в бумагах, которую вечность будут перечитывать в унижении. Но мысль о наказании уже не казалась такой страшной. Она спуталась с мечтой и превратилась в приправу – горькую, но нужную.
На дверях архива прошёл шорох. Коробка в углу чуть сдвинулась, как будто прислушалась. А Ниф, маленький демон из Противной службы, впервые за много смен почувствовал, что в его праве на мечту появилась щель.
Щель, которую он, возможно, вскоре использует.
Глава 2
Ниф выскользнул из Замка из черепов тихо, как угрызение совести после ритуального ужина: быстро, немногосмутно и с таким же ощущением, что где‑то за спиной громко кто‑то хлопнул дверью. В картонной коробке, обмотанной пузырчатой плёнкой, лежала не только бумажка с надписью «Документы для временного пребывания в Верхнем мире». Там были и остатки чужой надежды, и напечатанные печати, и немного экспертной халтуры – ровно то, что нужно любому демону, мечтающему о чистом воздухе и отсутствии надзирателя с мясистым молотом.
План был прост: дождаться комиссионного хаоса, когда в замке будут отвлекаться на пересчёты, подписи и ритуальные бланки, сунуться в груз с пометкой «Верхний мир» и ползти по ветвям портала, пока никто не смотрит. Хитрость заключалась в том, что бумага, как правило, работает лучше, чем крик. Люди (и демоны, и гномы, и эльфы) любят штампы. Штампы внушают доверие почти так же, как запах старых тортов внушает ностальгию.
Проход через портал находился в старом торговом секторе – между лавкой по ремонту разломанных проклятий и магазином, где продавали «Экологически чистые кошмары» (новая линейка была на удивление популярна у эльфов). Пульт портала был украшен откидной табличкой «Технические работы», что в демонической терминологии означало «только сегодня» и «никогда не проверяется дважды».
Ниф устроился в одной из ящиков для отправки и держал дыхание, как будто это помогало фильтровать жар. Грузовщик – огромная трехрукая тварица с фартухом, на котором были пятна от неприятных экспериментов, – переглянулась с надзирателем. Бумажка с печатями прошла визуальный контроль. «Верхний мир» – значит, путь открыт.
Путь был таким, как и должен был быть: коротким, пахнущим магией и слегка тошнотворным. Ниф вывалился из портала на влажный каменный тротуар приграничного города, где люди, гномы и эльфы соседствовали в таком смешении, как будто мир устроил ярмарку и забыл пригласить порядочность. Улицы тут были уже не черепами и мозговыми пластинами – чистый камень с выбоинами, уличные фонари, пахнувшие влажным дымом, вывески на трёх языках и грязь, в которой вполне можно было утонуть, если бы ты был чуть выше по рангу.
Город назывался Линденгроув – приграничный, но не унылый, скорее упрямо приветливый. Его строения напоминали, что где‑то поблизости есть леса эльфов и каменоломни гномов: дома с деревянными резными наличниками, крыши с маленькими бурильными отверстиями для дымоходов, а в центре – брусчатая площадь с фонтаном, который решил быть громадным и бесцеремонным. Здесь постоянное движение: крестьяне торгуют травами и редкими пряностями, гномы набивают карманы блестящими инструментами, эльфы лениво скользят между прилавками, будто воздух – их собственная территория.
Ниф, обмотанный капюшоном, шел по улицам, стараясь не привлекать внимания. Быть демоном в городе людей означало либо вызвать интерес (плохой), либо вызвать эксклюзивную ненависть (ещё хуже). В его маленьком сердце жило странное чувство – смесь облегчения и ужасного ощущения, что он забрался слишком далеко, чтобы теперь просто так вернуться. Каждый шорох казался голосом бригадира, каждый фонарный столб – потенциальным местом, где кто‑то может решить, что демоны у них уже и так в цене, а вот они не нужны.
Через час блуждания по лабиринту кварталов, где продавали всё – от гоблинских носков до античных слёз невозвращённых экспедиций – Ниф наткнулся на таверну «У Трёх Меркуриев». На вывеске был нарисован старик с тремя головами, которые спорили о том, как лучше подать картофель. Таверна стояла на углу площади, маня теплом и звуком: внутри кто‑то смаковал сплетни, у камина курил гном с окровавленным молотом, у прилавка громко ругалась бардесса‑эльфийка. Почти идеальное место для маленького демона, который решил слиться с толпой.
Внутри запахи смешивались в ту самую кулинарную катастрофу, от которой даже привередливым демонам становилось хорошо – жареное мясо, пряности, чей запах напоминал о неоплаченных счетах судьбы, и свежеиспечённый хлеб. Ниф выбрал стол в углу, где тень была особенно густой, и попытался выглядеть как местный экзотический зверёк. Он заказал чай (успех сомнительный: чай в Линденгроуве был смесью горячей воды и претензий), но решить, что делать дальше, было сложно. В его ушах гулко звучали слова Шпилка про щель и шанс.
Тогда и случился он – незнакомец.
Он вошёл без спешки, как человек, который знает дорогу в любую таверну мира. Пальто его было слишком чистым для приграничного города: тёмное, без пыли, с лёгким блеском, словно оно никогда не видело дел гномовских кузнецов и не пропускало сквозняков. Он не походил на местных: лицо – слишком ровное, голос – как воск против тревоги. На шее у него болтался амулет в форме маленького песочных часов, а в пальцах он держал чашку из фарфора, что само по себе было либо признаком богатства, либо смелости.
Когда он прошёл мимо Нифа, тот почувствовал, как на его коже пронёсся странный холодок – не от холода, а от ощущения, что кто‑то громко произнёс слово, которого тут не должно было слышно. Незнакомец сел за стол рядом и, не спрашивая, позвал бармена по имени. Бармен, большой человек с вздёрнутым носом, достал бутылку и налил странный напиток – цвет его был как забытые обещания, а запах отталкивал и притягивал одновременно.
Ниф следил за ним, стараясь не смотреть слишком уж в упор. И всё же мужчина – Александр Фейн – заметил это. Его глаза были странно спокойными, и в них мелькнуло то, что нельзя придумать: признание запаха.
Потому что демоны имеют свой запах, и некоторые люди (и ещё меньше – эльфы и гномы) учатся различать его с детства.
– Ты не из местных, – произнёс он тихо, почти обыденно, как будто говорил о погоде.
– Нет, – сказал Ниф, и в его голосе был смешок, который он надеялся звучал как случайный звук, – не местный. Пьяный грузовик с бумагами прислал меня сюда. Александр улыбнулся так, как улыбаются те, кто знает, когда шутка – правда и обратно.
– Письма от портала редко ошибаются, – ответил он. – Но иногда они знают дорогу лучше, чем их авторы. Как тебя зовут?
Ниф, привыкший скрывать своё имя, почувствовал, как ложь скользит по губам. Но имя уже было в его голове, и от него не убежать.
– Ниф, – сказал он. – Я из Инферно. Мелкий, противный и на короткой ноге с местным начальством. Мужчина кивнул, и в этом кивке было столько понимания, что Нифу стало неловко.
– Александр Фейн, – представился он, как будто это говорило всё. – Путешественник по границам, коллекционер странностей и временных прописок. Я давно искал кого‑то с твоим «профилем».
Ниф напрягся. «Профиль» – слово, как правило, использовалось в кругу офисных демонов и плохих полицейских. Здесь оно звучало как предвестник неприятностей. Но в голосе Александра не было угрозы; там была вызовущая мягкость, как запах свежего хлеба до того, как кто‑то съел им голову налоговика.
– Зачем тебе демон? – спросил Ниф осторожно. – И зачем ты ищешь меня в таверне, в окружении людей, гномов и эльфер?
Александр улыбнулся снова и наклонился чуть ближе, так что свет лампы обнял его глаза.
– Потому что, Ниф, – сказал он, – миры устроены иначе, чем кажется. Там, где один бегает от обязанностей, другой ищет инструмент. А ты, как мне кажется, оформишь эту роль лучше многих. И кроме того, у тебя в кармане – документы. Хорошие документы. Это всегда привлекает людей вроде меня.
Слова звучали спокойно, но в них было обещание. Ниф почувствовал, как внутри него чего‑то щёлкнуло: настоящий побег – не завершение, а старт. Перед ним сидел человек, который знал об Инферно ровно столько, чтобы не бояться, и достаточно, чтобы оценить ценность маленького демона. В таверне вокруг продолжали смеяться, спорить и пить, но между Нифом и Александром возникла невидимая линия – приглашение на новую карту.
Ниф посмотрел на мужчину и подумал о коробке с пузырчатой плёнкой, о печатях и о том, что означает быть маленьким и мечтать большим. Он не был уверен, чего ожидать от этого незнакомца, и в то же время понимал, что одна дверь уже закрылась за ним навсегда.
– Ладно, – сказал он тихо. – Слушаю.
Александр поставил чашку на стол так, будто это был знак соглашения, а не просто кружка.
– Прежде чем ты ответишь, – промурлыкал он, – имей в виду: в Верхнем мире законы другие. И однажды сделанное дело иногда возвращается в Инферно обратно, но уже оформленным на имя кого‑то другого. Ты готов к этому?
Ниф посмотрел на окно, где за стеклом мерцали фонари, и представил себе ветку, которая ведёт в новую страну. Он не знал, правда ли то, что сказал Александр, или просто ещё одна красивая деталь, но отвечать было нужно быстро – город не любил нерешительности.
– Готов, – сказал он.
Александр кивнул, и в его глазах отразилась свеча. За их спинами в таверне кто‑то засмеялся в неподходящей тональности, и этот смех звучал для Нифа как напоминание: побег – начало истории, но встреча с человеком в чистом пальто – её возможная продолжение.
Глава 3
Таверна «У Трёх Меркуриев» знала, как лечить скуку: наливать до лопаты и подбадривать закусками, которые спорили с желудком о правах собственности. Ниф и Александр остались за тем же столом, но теперь пространство между ними наполнялось не только разговорами, но и чашками, бокалами и странными сосудчиками с надписями типа «Только для посторонних миров» и «Один глоток – три плохих решения бесплатно».
– Ты действительно умеешь выбирать места, – буркнул Ниф после третьего глотка. Его рог слева вдруг слегка выступил вперёд, будто хотел сказать «я с тобой не согласен», но забыл, как формулировать протест. – В Инферно кофе хуже. И чай – вкусом как налоговая проверка.
– Это особый сорт, – уверенно сказал Александр, наливая ещё. Он был терпим к привередливости демонов и имел удивительную привычку знать, кто любит сладкое, а кто – мелкую бюрократию. – Называется «сделай- одно-неожиданное-решение». Эффективный.
– Не слышал о таком, – Ниф сделал вид, что ведёт какую‑то глубокую логическую конструкцию, но вместо этого попытался поймать свою тень рукой и едва не схватил чужую табуретку. – Она заставляет меня танцевать?
– Иногда танец – часть протокола. Иногда – фишка. Главное, чтобы подпись стояла внизу, – сказал Александр. В слове «подпись» было столько тепла, что Ниф на мгновение вспомнил о печатях и почувствовал, будто где‑то в груди у него завибрировали старые бланки.
Барда-эльфийка, проходя мимо, швырнула им два пирожка с мясом и недоумением. «Берегитесь», – будто хотела сказать она, но вместо этого только помахала крылом и унеслась к столу с гномами, обсуждавшими форму ушей у дальних родственников.
– Слушай, – сказал Ниф, наклонившись ближе и заглянув в чашку Александра, где плавала маленькая искра, – а ты не боишься, что я – демон? У нас там, внизу, много правил. И у нас есть начальник с молотом. Его зовут Бригадир. Я как‑нибудь не хочу, чтобы он узнал, что я распиваюсь «с верхним миром».
– У меня есть подход, – ответил Александр мягко. Он открыл сумку и вынул свиток, который выглядел так, будто у него было право на брифинг и хорошее настроение. На свитке красовалась большая, официально выглядящая печать – штамп из чёрного металла и трёх волосков. – Подпись, штамп, должность. Это – язык, который понимают даже крики. Говоря просто: бумага убирает проблемы.
Ниф ухмыльнулся и съел пирожок двумя толчками. Ему было приятно, что кто‑то об этом позаботился.
– Бумага, говоришь? – он потянулся за свитком, но Александр ускользнул в сторону, как кошка, которая знает цену собственным когтям. – И что ты предлагаешь, путешественник с фарфоровой чашкой? Меня – с печатью? Меня – с властью? Не понимаю, где тут подвох.
Александр поставил рядом чашку и, не спеша, нацарапал на салфетке трубку, которая на вид была словно дорожная карта, но на деле – порядок действий в трёх пунктах.
– Во-первых, – начал он, словно читал условия договора по очереди, – нужен демон, который не боится чужой бумаги и чужих людей. Во‑вторых, нужен демон с пониманием логистики порталов – ты ведь носил
мешки, значит, понимаешь. В‑третьих… – тут он сделал театральную паузу и улыбнулся так, будто раскрывал рецепт удачного пирога, – нужен демон, который согласится служить мне. Ниф рассмеялся слишком громко; его смех звучал как смесь колокольчиков и скрежета зубной щётки в сусальном золоте. Он был пьян так, как пьянство бывает у тех, кто впервые в жизни выпил ради неба, а не ради очередного отчёта.
– Служить? – переспросил он. – Служить тебе? Почему я должен? Я уже служу Инферно, ПЛАН НАВСЕГДА и Бригадиру. У меня есть постоянный график: один раз в неделю – поучительная вечеринка, два раза – отчёт на скрижалях, и однажды в пятилетку – отпуск для пыли.
– Потому что, – сказал Александр, – я предлагаю тебе не "службу", а "управление". Я не прошу стоять у входа с вилами. Я прошу стать тем, кто ставит вилы туда, куда считает нужным. Я дам тебе титул. Я дам тебе силу. Я дам тебе бюрократию в виде монументальной, юридически оформленной власти.
Ниф попытался представить титул в руках, а потом в голове возникла картина: Ниф в мантии, с большой печатью и ведомственной табличкой «Верховный Демон». Он представил, как Бригадир, видя его, делает реверанс, а мешки с душами шепчут: «Теперь он наш начальник». Мысль была настолько сладка, что почти растворила во рту остатки киселя. Он принюхался – нет, это был не запах очередного штрафа. Это было обещание, пахнущее как свежеоттискованная печать.
– Верховный Демон? – повторил он, голосом, который был похож на испуг и на восторг одновременно. – Это как старший по лестничной клетке, но с молотом и без необходимости платить коммуналку?
– Примерно, – кивнул Александр. – Только с бОльшим количеством подписей и без очередей в отделе «Причины увольнения». Ты будешь решать, кто получает повышение ночных ужастиков, а кто – дополнительную смену по внезапным кошмарам.
– Ха! – Ниф хлопнул по столу так, что круглая чашка покатилось и чуть не упала. – Это звучит… профессионально! И шикарно! А что я должен за это сделать? Петь гимн твоему пальто? Ухаживать за твоей фарфоровой чашкой?
Александр рассмеялся – тихо, но с такой уверенностью, что Таверна почти перестала шуметь в знак уважения.
– Ничего такого глупого, – сказал он. – Просто подпишешься под парой пунктов. Ничего серьёзного: реорганизация, временный перевод полномочий, небольшая поправка в космическом уставе. И одна личная просьба – быть моим представителем в… деликатных делах. Ты знаешь, где находятся проблемные порталы. Ты знаешь, кто склонен воровать печати.
– Господа мои, – произнёс Ниф, размахивая лапкой, как дирижёр, – это звучит как работа мечты. И как рискованная работа. Так можно потерять своё место у печи, свою чашку чая и, возможно, рог.
– Рог останется цел, – пообещал Александр. – Взамен придут мантию, печать и, может быть, фото в ведомстве «Кому доверили миры».
Ниф задумался. Пьяная логика работала по странным правилам: меньше вопрос – больше подпись. Ему казалось, что он уже видел себя в кресле, где сидит не только Бригадир, но и сама бюрократия, вынужденная приносить отчёты лично на коленях. Это был шанс – шанс, который пахнул лучше любого чая. И чем дальше, тем больше в нём слышался голос Шпилка про «щель и шанс».
– Ладно… – сказал Ниф медленно, как человек, который вот‑вот подпишет брачный контракт с табличкой «Выдача печати». – Я согласен. Но только если ты пообещаешь одно: когда я буду Верховным Демоном, первым моим указом будет – больше праздничных дней для мешков с душами. Они устали.
Александр засмеялся и достал перо, что выглядело так, будто оно без боя отдастся любому контракту. Он протянул пергамент, на котором уже были выведены первые строки.
– Подписывай, Ниф, – сказал он. – Ты получаешь власть. Я тебя прикрою. А за праздничные дни – отдельное приложение.
Ниф взял перо, оставив на нём крошечный отпечаток когтя, и написал своё имя – так, как это делали те, кто понимал, что подпись – это не просто чернила, а обещание, оформленное официально. За окнами Линденгроува фонари мерцали, а в таверне продолжали подавать напитки, которые учили принимать решения лучше любого совещания. Когда перо отпало, а чернила засохли, Александр поднял бокал и, глядя на Нифа, произнёс:
– К новой и улучшенной демонической карьере. И к праздничным дням для мешков. Ниф чокнулся – так, что печать на столе дрогнула.
Он чувствовал себя одновременно большим и таким же маленьким, как тот мешок с документами, который когда‑то вынес его из Инферно. В этом смешении амбиций и опьянения уже прорисовывался новый маршрут: маршрут, который вел в кресло, где было больше печатей и меньше ночных нарядов. Незаметно для себя он улыбнулся – впервые за долгое время мечта была не только шёпотом в углу, но и печатью на пергаменте.