Нечто. Странные истории

«Какой же это был год?» – мелькнуло в голове, и она почему-то послушно уселась на предложенную лавочку, хотя понимала, что ей нужно домой, к детям.

Он отряхнул ее пуховик и уселся рядом.

– Спасибо, – проговорила Татьяна.

И вдруг почувствовала себя как-то странно: исчезла усталость, в мыслях царили покой и безмятежность. Ей расхотелось спешить домой, как будто все заботы исчезли. Только голова продолжала ныть и спину тянуло слегка.

– Ты надолго? – вновь спросила она Толика.

– Все от тебя зависит, – ответил он.

Она снова посмотрела на повернутое к ней его лицо с легкой улыбкой и давно забытыми искрами в глазах. Только взгляд у него был пустой какой-то, хоть и отражал неяркий свет фонаря.

Он протянул руку и дотронулся до Татьяниного лба. Ладонь была холодной, и боль моментально отступила. У нее на глаза навернулись слезы, а вокруг вдруг засеребрились красивые снежинки. Как же было хорошо!

Не хотелось идти и ссориться с дочерью, не хотелось видеть ненавистные тройки в дневнике сына, а уж тем более вытаскивать отца из чужой кухни, где ему было почему-то лучше, чем дома, рядом с ней и внуками.

Ей не хотелось идти спать поздней ночью, где ее снова начнут одолевать мысли о том, что жизнь не сложилась, изменить ничего нельзя, день катится за днем по накатанной и просвета в этой рутине нет и не предвидится.

– А ты пробовала ее изменить, эту самую жизнь? – вдруг спросил Толик, будто прочитав ее мысли.

И она почему-то этому факту не удивилась, а лишь ответила обреченно:

– Ничего нельзя изменить, Анатолий. Это объективная реальность, и с ней нужно смириться.

И вдруг все стало погружаться в какую-то зыбкую тьму. В конце двора показалась пара, которая направилась в их сторону, и она услышала голос:

– Женщине плохо! Коля, вызови скорую!

И на нее снова накатились привычная усталость, чувство тоски, а боль прострелила голову так, что она застонала.

С трудом разлепив плотно сомкнутые веки, Татьяна Павловна оглянулась вокруг. Во рту было сухо, пахло лекарством, тупая головная боль была не сильной, но ощутимой.

Она лежала на больничной кровати, а рядом сидела дочь, держа ее за руку.

– Мамочка, как ты? – спросила она встревоженно.

– Пить очень хочется, – еле выдавила из себя Татьяна.

Дочь налила воды в стакан и протянула ей.

– Сейчас врача позову, – сказала она, но Татьяна остановила ее.

– Подожди минутку. Отец где? – спросила она и увидела, как глаза дочери вспыхнули с легким испугом.

Она наклонилась и поцеловала мать, лишь прошептав:

– Потом, мамочка, потом.

Пришел врач, осмотрел Татьяну и сказал:

– Ну вот и славно! Пришли в себя. Вы при падении сильно ударились головой об угол скамейки. Сотрясение, голубушка, но хорошо, что перелома нет. Считайте, что легко отделались.

Он еще что-то говорил, но Татьяна не слушала его. Вопрос, куда исчез Анатолий и приходил ли он домой, не давал ей покоя. А как она оказалась в больнице, вообще не помнила.

– Прохожие скорую помощь вызвали, – констатировал врач и удалился, дав ей минут пять пообщаться с дочерью, а потом – тщательный осмотр и процедуры.

– Так где отец? – вновь спросила Татьяна, ловя ускользающий взгляд дочки.

– Не понимаю… почему ты вдруг о нем заговорила? – сказала она. – Тебе что-то известно?

– Ну конечно, он же вернулся, помог мне подняться, когда я упала. Мы разговаривали с ним…

– Мамочка, он умер два месяца назад. Мне какая-то женщина позвонила буквально вчера. Нет его больше. Тебе все это ну… показалось, что ли.

Две горячие слезинки скатились у женщины из глаз. Она тут же вспомнила его моложавое лицо, неживые глаза с искрами, ледяную ладонь на лбу.

И подумала: «Он ведь за мной пришел. А я выжила… надо же».

Потянулась, обняла дочь и заплакала от счастья. Нет, пусть ей тяжело, пусть рутина и однообразие. Но она не хочет туда, где легкость и безмятежность.

Она хочет остаться здесь, с ними: с любимыми детьми, с которыми… да, не очень легко. С дорогим сердцу чудаком-отцом. Это ее жизнь, и ни на какие райские кущи рядом с моложавым Толиком она не согласна ее менять. Пока.

Дорога к отцу. Главное – успеть

Машина мчалась по шоссе с огромной скоростью. Константин старался следить за спидометром, но в своих серьезных думах частенько забывал об этом. Валил снег, такой густой, что щетки-дворники еле справлялись, очищая ветровое стекло. Стояла густая ночь, пустое шоссе, освещенное фарами, лежало впереди белой змеей, покрытой тонким налетом ледяной корки.

Тридцать первое декабря. Константин уже заканчивал свой рабочий день и с огромным пакетом подарков и гостинцев намеревался ехать домой к жене и дочке. Они готовились к встрече Нового года, ожидался приход сестры с мужем, любимый семейный праздник!

И тут звонок по телефону, звонила соседка отца: он при смерти, неизвестно, дотянет ли до утра. Константин послал жене короткое сообщение, запрыгнул в машину и помчался за двести пятьдесят километров, туда, где умирал его отец. Они не виделись долго, даже очень долго – с тех пор, как умерла мама.

Их отношения нельзя было назвать хорошими. Константин считал, что отец никогда не любил его. В детстве строжил сверх меры, в юности не уважал его взглядов и интересов, ну а в зрелом возрасте между ними уже не было ничего, что могло бы их сблизить.

Кроме мамы, конечно. Но сейчас все это потеряло и смысл, и важность. Отец уходил насовсем, и вместе с этим отваливался огромный пласт его, Константина, жизни. Уходил вместе с отцом в небытие.

Ярко-зеленые цифры на циферблате часов показывали время 20:30. Значит, он проехал лишь полпути. Даже меньше. Снег все так же валил огромными хлопьями, как будто кто-то сыпал с неба из огромной корзины легкий лебяжий пух. Он летел, кружился, оседал на стекло и на землю, создавая удивительно сказочную картину, которая почему-то не радовала.

На сердце было неспокойно. Как его встретит умирающий отец? Как его семья отпразднует Новый год? Дочка сильно расстроится. Он вспомнил ее любящие глазки, вспомнил, как она всегда радовалась подаркам, а он не успел сложить их под елкой вовремя. Жена беспокоится, это он знал наверняка. Хотя утром они слегка поссорились: она умоляла его приехать пораньше, но он не мог ей этого обещать. Бизнес есть бизнес. Тут не все можно отложить на потом.

Мысли путались в голове, словно вязли, глаза начали слипаться. Константин прижался к обочине и остановился. Нужно отдохнуть. Он прикрыл глаза, и его моментально, как мягким пледом, окутала дремота. Будто воочию он увидел отца, лежащего на кровати с суровым лицом. Хотел ему что-то сказать, но не нашел подходящих слов.

Постарался с трудом разлепить веки, но тут вдруг появилась мама. Она подошла к нему с ласковой улыбкой и сказала: «Не торопись, сыночек. Ты успеешь. Мы дождемся тебя. Поспи еще…»

А потом все исчезло, будто кончилась кинопленка, и он резко проснулся.

Ему стало не по себе, в ушах все еще звучали мамины слова. Он глянул на часы и понял, что проспал полчаса, а хотел подремать минут пятнадцать, как Штирлиц. Двигатель мирно журчал, в машине было тепло, зато стрелка на датчике топлива приближалась к критической отметке. В багажнике у него была внушительная канистра с бензином, пришлось срочно заправиться. На это ушло еще минут десять.

Константин вновь сел за руль и помчался дальше. И тут вдруг на огромной скорости его обогнал какой-то лихач, машину которого кидало из стороны в сторону, стекла в салоне были приоткрыты, и оттуда неслась громкая музыка, режущая слух.

«Пьяный, что ли?» – подумал Константин и вспомнил, что у него с самого обеда маковой росинки во рту не было. Он предвкушал новогодний ужин и не портил аппетит сэндвичами. И сейчас голод дал о себе знать.

Прыгающие огни лихача мелькали далеко впереди. А ехать становилось все труднее, гололед усиливался, снег все так же валил хлопьями.

И тут произошло то, что Константин потом вспоминал как кошмарный сон.

Его вдруг неожиданно охватил страх, что он опоздает к отцу! Он сам не мог объяснить, почему так хотел увидеть его в последний момент. Он думал, что отец нуждается в его присутствии, в его участии, может быть. Он хотел взять его за руку и сказать, что не в обиде на него, успокоить, быть рядом.

И Константин инстинктивно прибавил скорость, нагоняя единственную машину на этой дороге. И вдруг резко ударил по тормозам: впереди, прямо на его пути, стояла женщина, вся в белом, с поднятыми и скрещенными над головой руками!

Он в ужасе остановился, не доехав до нее метров десять, и вгляделся в лицо, освещенное фарами. Это снова была она, его мама, только молодая совсем, одетая в подвенечное платье, как на свадебном фото.

Она опустила руки, а Константин оцепенел от ужаса. Резко зажмурил глаза, потом потер их и снова взглянул на дорогу. Она была пуста. Дрожа всем телом, он помчался вперед.

«Это все от голода и нервов», – подумал он, на большой скорости нагоняя того лихача. И вдруг вдалеке, на встречной полосе, он увидел резкий свет фар, видимо, фура двигалась в обратном направлении.

«Ну и работенка у дальнобойщиков: в новогоднюю ночь – и в дороге», – только и успел подумать он, как огни большегруза стали медленно съезжать на встречную полосу. Автомобиль лихача резко подскочил и вильнул было в сторону, но это его не спасло.

Огромная машина навалилась на него всей своей мощью, подмяла под себя, накренилась и повалилась в кювет. Раздался страшный скрежет, вспыхнуло пламя, что-то загрохотало.

Всю эту ужасную картину Константин наблюдал как завороженный, остановившись метрах в пятидесяти от происходящего. До его сознания медленно доходило, что если бы он не остановился, увидев женщину в белом на дороге, то он тоже попал бы в эту мясорубку, следуя прямо за лихачом. Резко затормозить в гололед не получилось бы.

Значит, мама дважды давала ему понять: не спеши. Во сне, когда просила его поспать еще, после чего несчастный лихач смог обогнать его, а потом и «наяву», остановив на дороге.

Он сообщил о происшествии в дорожную полицию, дождался прибытия инспекторов, дал показания. Похоже, что водитель фуры заснул за рулем. Наконец его отпустили. Оставшийся путь он с горечью думал о тех, кто не дождется своих родных, погибших в эту страшную ночь. Думал об отце: «Лишь бы успеть…» До родной деревни оставалось совсем немного.

Новый год Константин встретил у постели отца. Он держал его немощную руку в своей, гладил слегка и пытался что-то сказать. Но отец не слышал. Жизнь еле теплилась в его строгих глазах, он смотрел куда-то в потолок, не на сына. А потом произнес очень слабым голосом:

– Мама твоя, Аннушка, приходила ко мне, сообщила, что ты едешь. Звала меня, только просила тебя дождаться. Вот и дождался…

Это были его последние слова. Константин вышел на крыльцо его деревенского дома. Все так же кружился снег, веселились соседи; во дворе рос знакомый с детства дуб – мощный, красивый. Мама говорила, что отец посадил его, когда Константин родился, в честь него.

Слезы непроизвольно текли по его щекам, он прощался с отцом, с домом своего детства, с этим дубом и со всем, что его связывало с тем временем, когда он был «сыном», имел любящую маму, которая до сих пор оберегает его, и строгого отца, с которым он все же успел попрощаться.

На сердце лежала какая-то светлая грусть. Константин думал о том, что мама с папой, наверное, уже встретились вновь, а ему еще предстоит проводить отца в последний путь.

Предсказания древней старушки

Никита Беляков все детство и юность провел в небольшом городе и на одной и той же улице, где почти все друг друга знали.

Двор был небольшой, пятиэтажка в три подъезда, около одного из которых на лавочке часто посиживала одинокая старушка.

Она была угрюмой, но зорким глазом смотрела вслед проходящим мимо и всегда бубнила при этом что-то невразумительное. Соседи давно перестали обращать на нее внимание: что с нее взять, с сумасшедшей. Говорят, что в войну, еще совсем девчонкой, она потеряла всех до единого своих родных. И ее воспитывала какая-то древняя старуха.

Но потом она вышла замуж и родила дочь. Муж умер, а дочь сбежала от нее, оставив одну доживать свой век. И вот эти постоянные потери привели к тому, что она наполовину лишилась рассудка. Ну, так поговаривали соседи, а Никите почему-то было жалко ее, старенькую и никому не нужную.

Однажды, после веселья с дружками, он поздно ночью подъехал к дому на такси и увидел ее, все еще сидящую на лавочке в горестном одиночестве. Никита был слегка подвыпивши, взял да и подошел к старушке. Чинно поздоровался и подсел рядом с вопросом: «Чего домой-то не идете, бабушка? Поздно уже, ночь на дворе».

Она глянула на парня своими полупрозрачными глазами, которые в свете ночного фонаря показались Никите немного страшными. Он поежился от ее взгляда и вдруг услышал:

– А ты, соколик, хороший парень. Давно за тобой наблюдаю. Жаль только, что жизнь у тебя несчастливая будет.

– Почему это? – беспечно и со смешинкой спросил Никита.

– Потому что рок над тобой. В воду тебе нельзя, в большую воду. Брат твой потонет, и ты – за ним следом, ежели не побережешься. Помяни мое слово. Да девицу свою первую не лелей. Не стоит она того. Пустоцвет.

Никита рассмеялся в ответ:

– Нет у меня брата, бабушка. И девицы нет. Подружки только.

Но она не проронила больше ни слова, только вытащила из кармана какой-то камень, скорее похожий на стекляшку, и протянула ему.

– Храни вот у себя. Глядишь, да и спасет, убережет от многого.

Вскоре Никита закончил учебу и уехал по распределению на работу в приморский городок. Мама дала ему какой-то адрес со словами: «Тут брат мой живет, сынок. Мы не общались никогда, судьба нас развела. Зайди, если захочешь, познакомься».

Мамин брат оказался человеком приветливым. Рассказал историю, из-за которой они с сестрой расстались, какая-то семейная интрига. Но самое главное – Никита познакомился со своим двоюродным братом Петром, о котором понятия не имел. Тот был весельчак и балагур. Сразу же втянул его в свою компанию байкеров и познакомил с Аленой, такой же лихачкой на мотоцикле, как и он сам.

Жизнь закрутила молодого специалиста так, что и работа ушла на второй план. Работал он в порту посменно. Но каждую свободную минуту проводил со своими новыми друзьями. А Алена окончательно вскружила ему голову.

Красивая, без комплексов, в кожаных брюках и байкерской куртке, она всегда была рада умчать своего дружка в такие места, где никто не мешал им пребывать наедине. После таких поездок у Никиты долго оставался привкус мяты во рту и ощущение сладостной истомы.

Все шло просто замечательно в его молодой жизни. До тех пор, пока не погиб Петр. Его брат-весельчак на спор решил прокатиться на своем лихом мотоцикле по самому краю скалистого берега, но спор проиграл. Мотоцикл подскочил на небольшом каменистом выступе и сорвался в море вместе со своим ездоком. Когда парня вытащили, он, сильно раненый, уже захлебнулся, и откачать его не удалось.

Никите не сразу пришли на память предсказания старой бабки у подъезда, но когда он вспомнил, ему стало жутко. Откуда она знала про все?! «Да нет, это просто совпадение», – решил он тогда и разыскал в кармане давно не ношенных джинсов бабкину окаменевшую стекляшку.

Спустя некоторое время после трагедии Никита решил сделать предложение Алене. Они уже вместе больше года. Да, пока он обитает в общежитии, но скоро получит квартиру, ему обещали. Алена жила с мамой, которая всегда была рада видеть его. И как-то вечером он зашел к ним домой. Алены не было, а мама радушно пригласила его к чаю.

– Никитушка, – сказала вдруг она за разговором, – я знаю, что вы любите друг друга. И жениться ты хочешь. Но я должна тебя предупредить: у Аленки никогда детей не будет. Не спрашивай меня почему. Так уж получилось. А она молчит, ничего тебе об этом не говорит. Но неправильно это, нельзя скрывать такие вещи…

И Никиту снова пробрала дрожь, он вспомнил слова старухи: «…девицу первую не лелей… пустоцвет». Да что это за ведьмины предсказания такие?!

Он поговорил с Аленой начистоту, и она отказала ему: «Не жена я тебе, Никита. Поживешь со мной год-другой, да и бросишь. Или ребенка на стороне заведешь. Поищи другую». Так они и расстались. А вскоре его и вообще отправили на работу в другой порт. Кончилась его юность, и прошло то время, когда он чувствовал себя молодым и беспечным.

Однажды ночью Никита и его коллеги вышли в море на небольшом баркасе, чтобы помочь рыбакам. Море было неспокойно, штормило немного, и какой-то подсознательный страх обуял его. Он натянул на себя спасательный жилет, чем вызвал усмешки товарищей. «Плавать не умеешь или моря боишься?» – спросили они. Никита в ответ промолчал. Но когда разбушевавшейся волной с баркаса смыло двух человек, Никиту и его помощника, все кинулись спасать того, кто был без жилета. А Никиту в это время отнесло далеко в море.

Вытащили его только к утру, и, если бы не жилет, не протянул бы он в ночном море столько часов. А бабкин камень-талисман он давно уже носил на шее, просверлив в нем дырку для шнурка.

Никита приехал в свой родной город спустя несколько лет. И вечером, выйдя во двор, увидел все ту же старушку на лавочке, которая будто и не изменилась! Его изумлению не было предела. Он медленно подошел к ней, присел рядом, и она заговорила:

– Нету ее больше, соколик. Умерла в муках. Не захотела мне, непутевой дочери, свой дар передать, но я и без него и сердцем, и нутром чую. Все у тебя теперь хорошо будет. Ступай своей дорогой. Да камень мамкин береги.

И Никите стало очень грустно. Как будто он хотел узнать какую-то тайну, прикоснуться к неизведанному, но ему не дали. Как в детстве, когда мама отбирала у него взрослые книжки.

Привиделось или сбой в матрице?

То, что случилось с Игорем, он до сих пор не может вспоминать без содрогания. Хотя с этого происшествия прошел ровно год, оно так и остается загадкой.

И помочь ему разобраться со случившимся тоже никто не может. Но он уверяет, что это было, а клок седых волос, появившийся со временем, заставляет задуматься о том, что произошло что-то из ряда вон.

Ранним летним утром прошлого года они с женой собирались на работу. Она ушла раньше, и муж, проводив ее, закрыл за ней дверь. Одета она была в синее платье в горох, на плечи накинут легкий, белый с синим шарфик, который Игорю всегда нравился.

После ее ухода он собрался и тоже покинул квартиру, заперев дверь на два замка, как обычно. Днем жена позвонила ему и сказала, что немного задержится, хочет с подругой по магазинам пройтись. Пригласила мужа с собой, но он отказался, пообещав приготовить ужин к ее приходу.

Вернулся Игорь около семи, было довольно жарко, и он мечтал принять прохладный душ, а потом уж приступить к готовке ужина.

Подойдя к двери, он отпер замки, вошел в квартиру и понял, что жена уже дома: стоял легкий запах ее духов. «Тогда почему она заперла оба замка изнутри?» – удивился Игорь и вошел в гостиную. Жена молча стояла у окна и как-то странно взирала на него: взгляд пустой, как у куклы.

– Привет. Что-то случилось? – спросил он.

Она лишь слегка разжала губы и коротко ответила:

– Нет.

Игорь огляделся вокруг, все было как обычно, только ее шарфик, белый с синим, был небрежно брошен на диван. Что-то напрягало, но Игорь не мог понять, что именно.

– Ужинать будем? – спросил он.

– Ужинать? – как-то странно переспросила жена, а затем отвернулась к окну, сдвинув при этом штору в сторону до самой стены.

Игорь направился было к ней, все больше и больше тревожась, как вдруг в прихожей зазвонил телефон. Он вышел из комнаты, поднял трубку и услышал голос… жены:

– Игорек, привет. Ты уже дома? У тебя мобильный не отвечает. Я все еще в шопинг-центре, можешь ужинать без меня, мы зашли в кафе, перекусили. Алло!

Но Игоря как приковали к месту. Он стал ловить ртом воздух, ничего не понимая. Бросив трубку, он кинулся в гостиную, но там никого не было. Штора так же была сдвинута на сторону, а на диване лежал шарфик, до которого он почему-то боялся дотронуться.

Игорь стал размышлять над случившимся. Привидеться ему это не могло, тут была она, он видел ее собственными глазами. Да и штора, и шарфик… Что за чертовщина? Игорь достал свой мобильный телефон, который был почему-то отключен, но включить его так и не удалось.

Он постоял еще минуть пять и вышел во двор. Его охватил какой-то бессознательный страх. Да, он читал всякие статьи о сбоях в матрице, о параллельных реальностях и даже вселенных, но никогда не придавал им большого значения.

Вечерело, стало быстро темнеть, когда наконец во дворе появилась его жена с покупками. Она удивилась, встретив мужа и увидев его растерянный взгляд.

– Где твой шарфик? – единственное, что смог произнести он.

Жена еще больше удивилась и достала его из пакета:

– Вот он, я сняла его во время примерки и не надела больше, душно очень. А что?

Он схватил жену за руку и повел домой, быстро, через ступеньку поднимаясь по лестнице. Она еле поспевала за ним. Вбежав в квартиру, он кинулся в гостиную, но диван был пуст, шарфика не оказалось, а штора – все так же сдвинута в сторону.

– Да что с тобой?! – наконец воскликнула жена, в ее глазах плескался испуг.

Игорь рассказал все, что с ним произошло. Он продолжал подозрительно поглядывать на жену. Тогда она вытащила чеки и показала ему время своих покупок, с половины шестого до семи двадцати. Затем они еще раз все проанализировали, через день сходили к психологу, обратились к врачу, и тот пытался убедить его, что это обычная галлюцинация, так бывает от переутомления…

И все это можно было бы принять на веру, если бы не сдвинутая в сторону штора… Этого никто так и не смог объяснить. И еще: его почти новый мобильный телефон окончательно вышел из строя и ремонту не подлежал.

Кошка. Более чем странная история

Случилось это довольно давно, в середине восьмидесятых. Моя хорошая знакомая Сима проживала со мной в одном подъезде, на первом этаже. Молодая женщина с двумя детьми, муж хороший, детки маленькие: одному три года, а другой еще грудничок.

Была она дома одна, отдыхала за чашкой чая. Муж на работе, малыш спал, а старший в садике. Вдруг звонок в дверь. Посмотрела в глазок – женщина стоит. Сима спросила: вам кого? Ответ был обычным, не вызывающим особых подозрений:

– Ивановых я ищу. Знаю, что в этом доме живут, но номер квартиры не помню. Не подскажете?

А Ивановы действительно жили в нашем доме, только в соседнем подъезде. Сима открыла дверь и начала было объяснять, где найти Ивановых, но что-то ее насторожило.

Женщина смотрела как-то по-особенному, как будто сквозь нее, да и одета была странно: в старую серую шубейку не по размеру, а на голове огромный цветастый платок, шаль, точнее, концы которой обвязаны вокруг шеи и затянуты сзади. На ногах валенки.

Не одевались так женщины в ту пору. Она походила на какую-то то ли цыганку, то ли проходимку. Да и глаза черные, как маслины, и взгляд жутковато-пристальный, исподлобья. Сима быстро назвала номер квартиры Ивановых и поспешила закрыть дверь, но женщина умоляюще попросила:

– Водички не дашь попить, милая? Устала я очень.

Сима быстро захлопнула дверь. Но что-то тревожило ее, не давало покоя. Минут через пять она выглянула в глазок: женщина все стоит, видимо, воды ждет. Неудобно ей стало как-то. Налила она воды в стакан, приоткрыла дверь и протянула ей. Та улыбнулась и сказала:

– Хорошая ты женщина, но жаль мне тебя. – При этом она отпила несколько глотков, а остатки воды вылила на коврик у входной двери и протянула стакан обратно.

– Почему жаль? – не удержалась Сима от вопроса, а сама немного попятилась, глядя на мокрый коврик.

Странная незнакомка покачала головой и спросила:

– Муж-то старше тебя намного?

– Ровесники мы, – ответила Сима.

Женщина только головой покачала, впиваясь в Симу взглядом.

– Э-э-э, девонька, мужайся да ребятишек расти. Не ровен час, не ровен час… – пробормотала она и ушла наконец.

И малыш тут же зашелся плачем. Сима подхватила ребенка, укутала в одеяльце и ко мне поднялась, рассказала, что с ней произошло.

– Зачем открываешь кому попало? – не сдержалась я. – А если бы она в квартиру вошла?

Долго мы еще рассуждали над произошедшим, и Сима поклялась, что никому никогда больше дверь не откроет. А дня через два прибегает опять и говорит:

– Я боюсь! У нас в подъезде кошка завелась, серая, облезлая какая-то, а глаза, вернее, взгляд – человечий. Пошли, сама посмотришь.

Спустились мы – никакой кошки нет, вышли во двор – тоже ничего.

– Успокойся, – сказала я Симе, – не накручивай себя. Была кошка и сбежала, а взгляда человечьего у нее быть не может, не выдумывай.