Агнесса и собака на телевидении

Да, убить Котову мог только свой, тот, кто прекрасно ориентируется в этих лабиринтах, тот, кто не раз и не два бывал в этих стенах. Если бы сюда забрались профессиональные киллеры, они бы уже через полчаса сдались и спрашивали дорогу – впрочем, профессиональные киллеры не убивают пояском от костюма, тем более что Котова вполне могла оказаться в тот день и в другом наряде, без пояса. Причем убийца должен был знать месторасположение комнат и студий гораздо лучше, чем я – я, например, не имела представления о том, что рядом с дамским туалетом, через две двери, находится реквизиторская – та самая, роковая для Жени.

Следствие так и не выяснило, была ли ее дверь не заперта по небрежности или у убийцы был ключ. Зато точно был известен тот временной интервал, когда телезвезда рассталась с жизнью – без пятнадцати семь ее ток-шоу завершилось, и свидетели видели, как она направлялась в сторону дамского туалета. Я, вернее, моя собака, обнаружила ее тело в 19.30, но умерла она, по заключению судебных медиков, раньше – не позже, чем в пятнадцать минут восьмого. Так что я была и оставалась одной из главных подозреваемых: никто не видел меня с того момента, как я ушла расслабляться в комнату отдыха, до моего вторичного появления в студии. Буфетчица, которая меня обслуживала в тот вечер конечно, меня вспомнила, но сказать, когда именно это было, она не смогла – я слишком часто пила у нее кофе.

Впрочем, меня сейчас это не слишком волновало – не только у меня, у многих сотрудников нашей съемочной группы не было на тот час алиби. Но был ли убийца кем-то из наших – или кто-то другой, имеющий отношение к телевидению, проник в здание, чтобы незаметно разделаться с Котовой? В тот день, субботу, народу в телецентре было мало, намного меньше, чем всегда, тем не менее всех сотрудников, которые по постоянным пропускам проходили на работу, установить было невозможно. А были еще временные пропуска, списки и дополнительные списки, которые как раз в данный момент изучали в МУРе.

Нет, если думать о том, кто имел теоретическую возможность покончить с Котовой, надо будет перебрать всех телевизионщиков страны. Но кто имел мотив для убийства? Кроме меня, конечно. И тут меня осенила блестящая идея: надо поговорить с Валентиной Черниковой, редактором, которая вместе со мной делала мои первые ток-шоу, а потом ушла с телевидения, хлопнув дверью. Насовсем, как она сказала. И сдала, кстати пропуск. Уж она-то поварилась в этой кухне гораздо дольше, чем я, и должна знать о многих подводных камнях и течениях, на которые я еще не успела наткнуться.

Мы с ней остались в прекрасных отношениях, только редко виделись, то есть вообще после ее ухода не виделись: некогда. Обычная московская беда. Я позвонила ей и застала ее дома, где она отсиживалась с легкой простудой. Через полчаса я была уже в ее малогабаритной квартире недалеко от центра, где она жила с малолетним сыном, котом и компьютером. Мы выгнали ребенка в комнату делать уроки, а кота – ему мешать, и уселись пить кофе на кухне. Валя выглядела хорошо, гораздо лучше, чем когда она работала у нас. Теперь она редактировала новый журнал, который находился в стадии раскрутки; впрочем, она была полна надежд:

– Понимаешь, я его создаю, я пишу для него статьи, это мое детище. И, между прочим, всюду стоит моя фамилия. В отличие от телевидения, где все, что ты делаешь, как бы уходит в общий котел.

– Я знаю, что Котова присваивала твои сценарии и даже не считала нужным упоминать твою фамилию. Ведь ты ушла из-за нее, не так ли?

– Не только, не только… Хотя оплакивать ее не собираюсь. Но на самом деле я бы не ушла, если бы Тамара, которую я считала своей подругой, хотя бы раз встала на мою защиту. Но она этого не сделала, она предпочитала не портить отношения с Котовой. Кстати, она мне много раз с тех пор звонила, просила вернуться. И вчера тоже. Но я не вернусь. У меня теперь свое дело, которое никто себе не припишет. И за мою работу мне платят деньги – пусть небольшие, но регулярно. Мне надоело месяцами сидеть на гречневой каше, а потом наконец получать свои гонорары, причем гораздо меньшие, чем то, на что я рассчитывала. Кстати, у меня растет мальчик, и его надо кормить мясом. Мя-сом. И кота, между прочим, тоже – он у меня отказывается есть кашу. И рыбу, хоть она и дорогая.

Да, конечно, потеря Валентины – это был ощутимый удар для компании. Валентина сочетала в себе качества, казалось бы, несовместимые: умение и желание работать, и, главное, дар слова. Увы, у пишущей братии это чаще всего бывает порознь.

– Почему Тамара тебя не защищала, она же тебя ценила и ценит? Неужели она так зависела от Котовой? Почему Котова вообще имела в компании такую власть – насколько я знаю, она не вложила в нее ни копейки?

– Связи, Агнесса, связи. А насчет денег – она приводила спонсоров, богатых новых русских. Чего греха таить, хоть основная обязанность продюсеров – добывание денег, но Тамара с этим справлялась плохо. Она человек творческий; не раз она спасала передачи, которые преданные Котовой бездари губили на корню. Но, как ты знаешь, без денег сейчас и шагу не ступишь. И, насколько я понимаю, был один тайный инвестор, которому "Прикосновение" много чем было обязано. Его привела Котова.

– А почему тайный?

– Я могу об этом только догадываться. Судя по всему, это один из поклонников нашей Евгении, очень богатый и, очевидно, женатый. Возможно, он как-то связан с политикой и потому, в свете последних скандалов, больше всего боялся засветиться. Вполне вероятно, что деньги эти нечистые. Но факт остается фактом – в начале прошлого года этот таинственный меценат спас "Прикосновение" от банкротства. Так что ты понимаешь, кто там заказывал музыку.

– Что значит – поклонник? Это любовник?

– Не знаю. Вообще-то я не интересовалась любовной жизнью Котовой. Честно говоря, мне казалось, что ее больше интересует платоническое обожание, нежели реальные страсти. Например, ни для кого секрет, как к ней относился несчастный Степа – и как он ее подавал на экране! Он же ее лепил!

– А почему он несчастный?

– Ну посмотри на него – он же убогий! Что он будет делать теперь, когда его кумира нет в живых?

– Ты хорошо знала мужа Котовой?

– Нет. Глеба я видела только несколько раз. Но, честно говоря, мне казалось, что в этом браке больше расчета, чем чувств: она – очень престижная невеста с еще более престижным и могущественным отцом, он – молодой, красивый и подающий большие надежды. Но об их семейной жизни я ничего не знаю.

– Валя, как ты считаешь, кто мог убить Женю?

Она допила свой кофе, аккуратно поставила чашечку на блюдце, закурила, глубоко затянулась и только после этого ответила.

– Не знаю. Ее многие не любили, но разве это повод, чтобы убивать? Если бы речь шла о больших деньгах, тогда было бы понятно… Но откуда они, большие деньги? Я, во всяком случае, о них ничего не слышала. Но, с другой стороны, она стольких людей зажимала, не давала им ходу, что кто-то из неудачников вполне мог пойти на крайний шаг – из ревности, из отчаяния… Понимаешь, на телевидении полно таких людей – с амбициями, с комплексами, которые не могут себя реализовать и винят в этом всех окружающих, кого угодно, но только не себя самих. Они озлоблены – и кто знает, на что они способны? Знаешь, когда хоронили Листьева, одна пожилая дикторша, еще из той плеяды, которую знал весь Советский Союз, сказала мне, что удивлена, что Влада застрелили на пороге его дома, а не во втором его родном доме – на телевидении, – и, раздавив недокуренную сигарету о блюдечко, она вытащила из пачки другую и тут же ее зажгла.

Больше я от Валентины ничего выведать не смогла. Как жалко, что люди, которым есть чем себя занять, не переносят слухов!

Впрочем, в ближайшее время мне было не до сплетен. На следующее утро Тамара нас всех собрала. Она выглядела не мрачно, а скорее торжественно, и рядом с ней сидел седовласый благообразный мужчина, Павел Васильевич Плавунков, в прошлом юрист, а ныне один из руководителей нашего телеканала "1+1". Он выступил первым; суть его речи сводилось к тому, что королева умерла, но шоу продолжается. Во всяком случае, контракт с "Прикосновением" был заключен на полгода, до первого июля, и если мы каким-то образом не заполним образовавшийся вакуум, то все окажутся в сложном положении…

Я незаметно наблюдала за присутствующими, не забывая ни на секунду, что среди нас, скорее всего, присутствует убийца. На Кочеткова страшно было глядеть – он так съежился, что казался чуть ли не горбуном. Сидевший рядом с ним Олег Варзин казался по контрасту просто голливудским красавцем; он смотрел прямо перед собой, и на его лице прочесть было ничего невозможно. Он не пропадет, даже если наша фирма исчезнет с лица земли; насколько я знала, он уже вел переговоры с другой телекомпанией, но Синякова чуть ли не на коленях умолила его остаться. К тому же у него было стопроцентное алиби на время убийства: вместе со звукорежиссером Виталиком Поповым, осветителем Виктором Алексеичем, чью фамилию я так и не удосужилась узнать, и вторым оператором Георгием Павловичем Андреевым, не выходили из студии между съемками, постоянно были друг у друга на виду и даже в туалет не отлучались. Георгий Павлович работал в Прикосновении, делая личное одолжение Тамаре. Он был признанным мэтром, его так часто и называли – Мэтр. ион бы упал в обморок, если бы узнал, что хотя бы в мыслях я осмелилась назвать его вторым). Сейчас он и осветитель, оба намного старше всех остальных членов команды, кроме, наверное, Синяковой, но разве можно говорить о возрасте женщины с такой кипучей энергией? – сидели в углу и шушукались; физиономии у обоих были недовольные.

Режиссер же Крашенинников, которого все называли исключительно Толь Толичем, сидел рядом со своим близким другом Виталиком перед импровизированным президиумом, пощипывая негустую бородку. Они оба с видимым энтузиазмом воспринимали каждое слово. Режиссер и звукорежиссер были людьми Синяковой, они были преданы ей и, судя по всему, смерть Котовой их не слишком огорчила – я бы сказала, что они этому радовались, если б это не звучало так цинично. Надо сказать, что у Тамары был нюх на людей даровитых, и ни того, ни другого никак нельзя было отнести к категории злобных неудачников, по терминологии Вали Черниковой. Нет, это были профессионалы, не остановившиеся в своем росте, и наша маленькая студия была для них одним из этапов; мне нравилось работать с ними – они любили свою работу, а не себя в ней. В отличие от многих других, которые считали себя мастерами с большой буквы, а всех остальных – подмастерьями.

Как, например, монтажер Света Гречихина, которая попортила мне в свое время много крови. Она не любила Толь Толича, не любила меня и все время пыталась внести в окончательный вариант передачи что-то свое без согласования с нами. Полная темноволосая женщина лет тридцати пяти, она была бы даже миловидной, если бы не застывшая на ее круглой физиономии высокомерная мина и презрительно оттопыренная нижняя губа. Вот и сейчас она сидела с таким видом, как будто ее заставляют выслушивать чушь, когда у нее так много работы. Собственно говоря, у нас были и другие монтажеры, но Света меня интересовала сейчас потому, что физически имела возможность убить Котову – она единственная в тот день сидела в монтажной на нашем этаже и доводила до ума одну из старых программ. Впрочем, подозревать ее в совершении преступления было просто смехотворно – Котову она презирала не больше других, а может, даже немного уважала, потому что та никогда не заходила в монтажную и не вмешивалась в ее работу, считая это ниже своего достоинства, так что ругалась Света с режиссерами, а не с ней.

Гречихина вообще держалась особняком и, если до мужчин из съемочной группы она еще кое-как снисходила, то женщин предпочитала не замечать. Кроме, конечно, Тайки, которую не заметить было невозможно, так как она мешала жить абсолютно всем. Она числилась в телекомпании младшим администратором; ее держали только потому, что она приходилась Тамаре племянницей, приехала откуда-то то ли из Оренбурга, то ли из Первоуральска и жила у нее дома. Отъявленная бездельница, она лодырничала как-то зло, так, что от этого страдали другие. Из-за ее "забывчивости" запросто могла сорваться съемка. Порою казалось, что ей по-настоящему доставляет удовольствие делать маленькие гадости, даже если из-за них тетка ругала ее нехорошими словами. Впрочем, слова пролетали у нее мимо ушей, а на большее Тамару не хватало. Однако Котовой Тая побаивалась и старалась не попадаться ей на пути – только Котова могла бы заставить Синякову вышвырнуть ее вон, и та, хоть и играла в придурковатость, это хорошо понимала. У этой противной девицы и не было алиби, но я видела ее между съемками, да и вообще мне было трудно представить ее в роли убийцы – скорее уж она сама пала бы жертвой праведного гнева любого из моих коллег.

Кроме Таисии, в телекомпании работали еще две девушки из провинции: помреж Оксана Верховцева и редактор Лена Горячева, но это был совсем другой уровень. Им обеим было где-то в районе тридцати, обе окончили хоть и провинциальные, но университеты, и обе приехали в Москву в одиночку, полные амбиций и решимости завоевать столицу. Они даже чем-то были похожи, хотя бы внешней канвой своей жизни, но на самом деле были полной противоположностью друг другу.

Оксана, природная блондинка со слегка вьющимися волосами, сидела сейчас в первом ряду, скрестив ноги, едва прикрытые короткой юбочкой, и строила глазки телевизионному начальству. Она была в данный момент в разводе и искала одновременно и объект для развлечения и отвлечения, и чего-то, то есть кого-то, более надежного – мужчину, благодаря которому она смогла бы не ездить каждый день на электричке в Москву из пригорода. Эта прирожденная манипуляторша овладела в совершенстве искусством и легкого флирта, и беспардонной лести, и я не сомневалась в том, что очень скоро у нее появится богатый муж – параллельно с богатой любовной жизнью. Что же касается мужчин вообще, то в них недостатка у нее никогда не было, но наши парни ее побаивались: пообщавшись с нею поближе, легко было понять, что она опасна, что она использует тебя и выбросит, как пустую упаковку. Если Оксана до сих пор не пробилась в эфир, то только потому, что ей не повезло со внешностью: ее лицо с тонкими чертами, которое в жизни казалось точеным и одухотворенным, совершенно терялось на экране; я бы охарактеризовала ее как абсолютно нетелегеничную. Она тоже была бездельницей, но бездельницей скрытой, всегда имитировавшей бурную деятельность; занятия она находила себе самые приятные. Ну, например, исполнять роль бэби… то есть догги-ситтера при моей собаке было не слишком хлопотно – особенно для любительницы животных, каковой она себя считала. Надо отдать ей должное – Оксана умела уговорить кого угодно сделать чего угодно. Например, она часто выручала нас, улещивая тех потенциальных участников ток-шоу, которым предварительно нахамила Тая и которые по этому поводу отказывались прийти на съемку. И еще у нее было одно несомненное достоинство – неистощимый оптимизм, которым она легко заражала окружающих.

Лена же была совсем другой. Искусствовед по образованию, она уже появлялась на экране, но где-то у себя на родине, кажется, в Саратове. В Москве она не просто пробивала себе дорогу в жизни, но еще и училась в аспирантуре. По слухам, она была любовницей богатого человека, во всяком случае, ее не раз подвозили к телецентру на дорогой "БМВ" последней модели. Одета она всегда была хорошо, но строго, в классическом стиле, темные волосы гладко зачесаны назад и собраны в тугой узел на затылке. Лицо у нее тоже было строгое, с почти классическими чертами, и благодаря этой суровости она, почти красавица, не казалась ни привлекательной, ни миловидной – наоборот, ее внешность скорее отталкивала, чем влекла, она как бы создавала вокруг себя ощущение холода. Пробовать ее на роль ведущей никому бы и в голову не пришло – так она всегда была зажата, и если в обычной жизни с общением у нее проблем вроде бы не было, то на экране даже в роли простого репортера она выглядела скованной. Однако редактором она была неплохим, хотя, конечно, во многом уступала Валентине, да и опыта у нее было меньше. Последние полгода она трудилась на два фронта, и на мое шоу и на Женино, и, как это было в обычае Котовой, та все время вычеркивала ее фамилию из титров и разве что не пинала ее ногами. Да, у Лены, несомненно, были причины сильно не любить нашу теледиву. Но достаточно ли этого для убийства? В субботу она пришла на работу очень поздно, никто ее не видел до самого начала последней съемки, и хотя она утверждала, что только-только успела подъехать к телецентру к четверти восьмого, потому что у нее поздно кончились занятия по французскому языку и по дороге она попала в пробку, проверить это было невозможно. Или мне это так тогда казалось.

Что же касается Оксаны, то она заверяла, что весь перерыв между съемками она провела с моей собакой в гардеробной. Я, знала, что это неправда, но промолчала; когда я выходила из комнаты отдыха примерно без десяти семь, там не было ни той, ни другой. Но я не сказала я об этом ни следователю из МУРа, ни Сергею, решив при случае прижать Оксану к стенке самостоятельно. Конечно, я нарушала инструкции Крутикова-старшего, но не видела я Оксану в роли убийцы, не видела – и все. У нее не было видимых причин конфликтовать с Котовой, но главное, она умела добиваться своего самыми простыми и экономными средствами, зачем ей убивать? Но почему Оксана соврала? Куда она выходила, причем не одна, а с Глашей, которой, надо сказать, она понравилась? Глашиному чутью на людей я всегда доверяла. Но почему моя собака вдруг помчалась в кладовку – может быть, она уже знала эту дорогу?      Да, это было непонятно, моя единственная зацепка на данный момент. Что ж, теперь мне хоть было ясно, откуда плясать.

И пока я была занята всеми этими размышлениями, заседание закончилось; кажется, почти все, о чем говорило начальство, прошло мимо меня, я не запомнила ни слова. Однако смысл до меня дошел – нас пока не закрывали, но надо работать, работать и работать, несмотря на все, что нам мешает. Подразумевалось, что мешает нам нераскрытое убийство, из-за которого нас всех постоянно дергали и будут еще дергать. Что ж, будем работать… И, попутно собирать информацию.

IV. Влияние бальзаковского возраста на телевизионный процесс

И мы работали. Синякова договорилась, что она сделает в ближайшее время, буквально за два дня, передачу, посвященную памяти народной любимицы Жени Котовой – сделает ее сама, и сама ее будет вести; потом каждую неделю пойдут повторы программ убитой телеведущей. А затем их место в сетке займут мои ток-шоу – во всяком случае, до тех пор, пока не будет готова совершенно новая программа, концепция которой до того вяло разрабатывалась в "Прикосновении" и которую решили резко форсировать. Пока неизвестно было, кто будет ее вести, но я заметила, что и у Оксаны, и у Лены заблестели глаза – надеяться ведь не запретишь! Да, смерть Котовой, безусловно, была выгодна многим, она раскрепощала и развязывала крылышки. В том числе и мне, конечно.

Телекомпания "Прикосновение" делала разные передачи, но по большей части специализировалась на программах для женщин. Когда я, сама того не подозревая, успешно выступила в роли ведущей, Синякова предложила мне вести ток-шоу, предназначенные исключительно для женской аудитории. Она мечтала создать программу, которая смогла бы конкурировать с "Я сама" Юлии Меньшовой. Однако автором проекта, который мы громко и многообещающе назвали "Когда женщина счастлива", фактически была я одна. Я не ставила перед собой никаких так называемых "социально значимых задач" – для кого они, скажите мне, значимы? – меня гораздо больше интересовала частная жизнь во всех ее проявлениях. Но при этом мне всегда была противна желтая пресса и скандальная хроника, телепередачи, в которых большие и малые кумиры публики якобы раскрывают перед пускающей слюни аудиторией душу, рассказывают самое сокровенное, а на самом деле стирают на глазах у всех свое грязное белье и делятся постельными тайнами. Конечно, такие программы набирают порою сумасшедший рейтинг, но я всегда считала, что массовая культура должна быть хоть мало-мальски культурной. Хотя жизнь упорно и методично делала из меня циника, в глубине души я все равно оставалась идеалисткой. И если я не собиралась нести в народ доброе и вечное, то сеять грязное и пошлое мне тоже не хотелось. А потому я решила, что героинями моего шоу будут женщины, реализовавшие себя в этой жизни, женщины, которые могут о себе сказать, что счастливы. И вовсе не обязательно это будут звезды и звездочки – я хотела помочь раскрыться на экране самым обычным женщинам, тем, кто на первый взгляд ничем не выделяется из общей массы.

Правда, когда я принесла в "Прикосновение" список первых моих героинь, это вызвало небольшой шок.

– И это ты называешь обычными людьми? – возмущалась Тамара.

– И кого же ты называешь необычными? – смеялась Оксана.

Действительно, первой моей собеседницей была мать пятерых детей со внешностью фотомодели, которая вполне могла бы участвовать в конкурсе красоты вместе со своей старшей дочерью. Мара была не новичок на телевидении и не стеснялась камеры; она удобно раскинулась в кресле, покачивая стройными ногами в туфлях на высоченных каблуках. Юбка, обтягивавшая абсолютно плоский живот, была до пупка, но это не шокировало – шокировало совершенно другое: на подиуме сидела не производительница, не кормилица с необъятными грудями в старомодном платье – нет, Мара сияла сексуальным блеском и олицетворяла собою недостижимую мечту чуть ли не любого среднего мужчины; в гриме и со свежеуложенными волосами она выглядела как голливудская кинозвезда – но вела разговор как образованная и неглупая женщина, хорошо поставленным голосом с великолепной дикцией. И при этом муж любил ее, детей они рожали потому, что они их обожали и им этого хотелось, и еще потому, что детки у них получались здоровые, очаровательные и талантливые. Особых финансовых проблем у них, судя по всему, не было – супруг, офицер в отставке, дюжий мужчина ростом под два метра, успешно занимался бизнесом. Когда мы снимали эту программу, мне иногда даже казалось, что я погружаюсь в какую-то иную реальность – такого в жизни не бывает, только в волшебной сказке!

– Обычно женщина бывает или умной, или красивой, но и то и другое одновременно встречается крайне редко. Мара – редкое исключение, – заявил мне после съемки оператор Олег, зачарованно глядя ей вслед. Надо сказать, что ее появление в телецентре произвело ошеломляющее впечатление на всю мужскую половину нашей съемочной группы, и я поняла, почему сопровождавший ее муж так и не ушел из студии до конца съемки, хотя постоянно с угрюмым видом поглядывал на часы. Но зато наши женщины были от Мары вовсе не в восторге, а Оксана даже вслух высказала свое крамольное мнение:

– Она вся какая-то придуманная, будто она придумала себя и играет эту роль!

Лена, как всегда застегнутая на все пуговицы, молчала с неодобрительным видом. -Даже Тамара усомнилась, достаточно ли искренне Мара выглядит на экране, и я ее понимала – правда всегда выглядит менее убедительно, чем ложь, а уж такая красивая, яркая правда – тем более. Возможно, что у красавицы были какие-то свои маленькие секреты, но я вовсе не собиралась вытаскивать их на публику. Я с самого начала взяла на себя роль доброжелательной ведущей, которая искренне симпатизирует собеседнице и не задает каверзных вопросов. От меня не ждут подвоха и меня не боятся – а потому со мной обычно говорят откровенно. Наверное, это умение расположить к себе собеседника, проявить к нему искренний интерес, в ответ на который он раскрывается, у меня осталось от другой моей профессии – я ведь некоторое время работала практикующим психологом. И еще – я этот интерес не разыгрываю; я действительно стараюсь обнаружить в человеке, который сидит напротив меня, что-то такое, что увлекает меня саму, найти к нему ключик.

Несмотря на все сомнения, ток-шоу с многодетной мамой – фотомоделью прошло на "ура", и это дало моей работе зеленый свет. Следующей моей героиней была многократная чемпионка Европы по пулевой стрельбе, которая после двадцати лет брака развелась с мужем и, будучи уже бабушкой, нашла в трамвае мужчину своей мечты. Стройная, очень женственная, она совершенно не соответствовала расхожим представлениям о спортсменке, да еще и чемпионке. Особенно она была хороша в ладно пошитом мундире с погонами капитана милиции – теперь она преподавала в школе МВД и по совместительству работала тренером. Собственно говоря, я настояла на том, чтобы ее сняли и в цивильном костюме тоже – мне не хотелось, чтобы она оказалась похожей на следователя из романа Марининой.

– Не понимаю, зачем она притащила сюда эту стрельчиху, – случайно услышала я слова Оксаны после съемки. – Да к тому же она еще и провинциалка, выговор у нее южный…

Она говорила с Леной, не заметив, что я только что вошла в комнату. Как быстро Оксана забыла, что она родилась отнюдь не в столице! И, наверное, Лена тоже привыкла себя считать урожденной, прирожденной москвичкой, потому что она согласилась с Оксаной, что мой выбор героинь оставляет желать лучшего. Поэтому я вовсе не удивилась, когда на следующий день Котова в присутствии угрюмо молчавшей Тамары устроила мне выволочку: у нас не региональное телевидение, мы выходим в эфир на центральном канале, а потому совершенно недопустимо, чтобы участники наших передач искажали родной, великий и могучий русский язык, да еще при этом ток-шоу вообще отдавало провинциальным душком! Я молчала, стиснув зубы, потому что некрасивая сцена с хлопаньем дверьми – это было именно то самое, чего добивалась наша гранд-дама. Но так как я знала совершенно точно, что Женя на съемке не присутствовала, а все отснятые материалы я на всякий случай носила с собой, то составить собственное мнение о моем ток-шоу она не могла, значит, говорила с чьих-то слов – и буквально Оксаниными словами. Но кто же донес?