Министерство мертвых. Последние стражи

Это была спальня Вельзевула.

– Должно быть, ты действительно его любила, – пробормотала я.

– Селин, это ты? – раздался знакомый голос, от которого я вздрогнула.

Когда я слышала его в последний раз, он озвучивал мой приговор.

Значит, Вельзевул еще жив.

– Зайди, Селин. Всего на минуту. Пожалуйста.

Надо же, он выучил это слово. Оставшись один, развалив мир, которым правил. Теперь он умоляет, чтобы невестка, которую он держал рядом на всякий случай, как шуруповерт в гараже, провела с ним хотя бы минуту.

Совру, если скажу, что не считаю это справедливостью.

Следовало развернуться и уйти, но я почему-то продолжала стоять в дверном проеме. Вельзевул сидел в глубоком кресле у окна. Почти вся комната была погружена во мрак, лишь небольшой светильник у входа рассеивал плотную тьму. Лишь сделав несколько шагов, я вдруг поняла, что отец смотрит прямо на меня… но не видит.

Вельзевул был слеп.

Жизнь почти покинула некогда сильное, полное магии тело. Как бы ни называлась его болезнь, она лишила его силы, власти, здоровья, зрения. Как иронично: теперь отец сам во тьме. И вряд ли найдется кто-то, кто любит его так сильно, что рискнет вытащить на свет.

– Дай воды. Она мне необязательна, но с ней умирать как-то легче.

Медленно – тело слушалось неохотно, а боль все еще накатывала волнами – я подошла к графину и наполнила стоящий рядом стакан. А затем поставила на столик перед креслом и равнодушно наблюдала, как Вельзевул шарит по столешнице.

Хотя нет. Не равнодушно. Со странной усталостью, когда даже на ненависть и злорадство сил не осталось.

– Скажи хоть что-то. Что с Мортрумом? Во что превратил его Самаэль? Мортрум теперь проклят?

– Мортрум всегда был проклят, просто вы все предпочитали это не замечать, – откликнулась я.

Отец вскинул голову, вслушиваясь в мой голос. Потом его губы скривились в усмешке.

– Я так и думал, что перед смертью услышу твой голос. Слишком часто говорил с тобой. Однажды ты должна была ответить.

– И что, это конец истории Вельзевула, спасшего Мортрум? Для того, кто правит душами, не предусмотрен Элизиум? Как тебе итог? Это того стоило?

– Мой младший сын меня почти не знает. Мой средний сын меня предал. Мой старший сын не хочет меня видеть. Моя единственная родная дочь мертва. Безумная жена на свободе, а единственная женщина, которую я любил, растворилась в реке мертвых. Предел скоро падет, и темные души хлынут в Мортрум, уничтожая всех на своем пути. А затем и в немагические миры. Их охватит хаос. И лучшим итогом для нас всех будет, если балеопалы нас уничтожат. Когда-то я создал все это. Мортрум, Виртрум, архив, Предел. А сейчас надеюсь умереть раньше, чем все рухнет. Ты осуждаешь меня за это желание, Аида?

– Мне знакомо только желание умереть, потому что тьма невыносима.

– Мне так жаль.

– Да. Мне тоже.

– Я действительно верил, что у Мортрума будет новая Повелительница. Я думал, то, что ты наполовину душа, поможет тебе… сделает тебя лучше меня. Я знал, что ошибся. Знал, что Мортрум умирает. И верил, что ты сможешь его спасти.

– Нет. Нет, ты играл в дворцовые интриги и считал, что твои дети должны быть твоими слугами. Ты играл с ними, давил на их страхи и амбиции. Ты оценивал детей, как своих слуг, и твои оценки влияли на любовь к ним. Ты всегда подчеркивал, что Самаэль недостаточно хорош для тебя, а Дэваля выбросил без объяснений, в один миг лишив отца, которого он боготворил. Ты хоть раз заглянул в мастерскую Дара и видел его работы? Или приказывал ему явиться и продемонстрировать портреты? А может, не делал даже этого, потому что страдал по Лилит в одиночестве у Предела, изображая отшельничество? Ты так хотел вернуть дочь, так любил Веронику, так мечтал увидеть свою наследницу Повелительницей, что запер ее одну в темноте за то, что она пыталась спасти человека, который ее вырастил.

– Он монстр.

– Я ЭТОГО НЕ ЗНАЛА! – рявкнула я, отскочила – и стакан покатился по полу, а вода заблестела в свете луны. – Ты не сказал мне, кто он и что сделал. Ты просто запретил мне любить отца.

– Я боялся, что ты возненавидишь меня за эту правду.

– Я возненавидела за другое.

– Ты была бы хорошей Повелительницей. – Вельзевул улыбнулся. – Я считал тебя наивной, но, возможно, ты просто лучше меня. Лучше всех нас.

– Да нет. Я – эгоистичная взбалмошная и не очень умная девица. Единственное мое достоинство, и то сомнительное, в том, что за тех, кого я считаю семьей, я готова и убить, и умереть, и уничтожить мир. Если бы ты так относился к сыновьям – стакан воды тебе подавали бы не предсмертные галлюцинации. А теперь извини.

Я налила новый стакан.

– Много дел. Надо еще успеть испортить жизнь твоему старшему сыну.

– Не уходи. Я не хочу оставаться один.

– Не могу. Я устала. Мне выстрелили в живот, а потом Харон грязными пальцами доставал пулю, в качестве антисептика использовав фразу «у нас инфекций не бывает».

Потом, задумавшись и помолчав пару секунд, я поправилась:

– Точнее, не хочу. Мне плевать, хочешь ли ты оставаться один. Меня ты не спрашивал. Ты один не потому что судьба обошлась с тобой жестоко. Ты один, потому что сделал все для этого.

Я направилась к выходу, чувствуя злость на себя. Почему я не прошла мимо, зачем вошла? Я не чувствую по отношению к отцу ничего, кроме обиды и ненависти, он и отцом-то мне никогда не был, но все равно кажется, словно тьма в его комнате пробирается мне под кожу, заражая отчаянием и одиночеством. Напоминая о месяцах внизу.

– Аида? – Отец нахмурился. – Ты что… ты реальна?

Следовало сказать «нет» и исчезнуть, но вряд ли Мортрум готов был меня отпустить.

– Как стакан в твоих руках.

– Это невозможно. Ты мертва. Она убила тебя. Дэваль выпустил Лилит, и она убила тебя.

– Возможно, один из твоих сыновей не так уж и ненавидел новую Повелительницу. А решил от тебя ее спасти.

Выйдя из комнаты, я остановилась поодаль, у стены, и закрыла глаза. Потребовалось несколько минут, чтобы взять себя в руки. Я ненавидела две вещи: темноту и вот такие воспоминания о Мортруме. Конечно, были и хорошие. Лимоны в кадках, Ридж с его дурацкими шутками, коньки, скользящие по поверхности замерзшей реки. Ощущение силы, наполняющей тело. Дэваль.

Но света оказалось катастрофически мало для того, чтобы не поддаваться тьме.

В доме никого не было. Где бы ни находились сейчас его прежние обитатели, они давно не заглядывали в место, где выросли. Дэваль под стражей. Самаэль теперь сам решает, где жить и что делать. Дар… Вряд ли он хоть сколь-нибудь был привязан к этому месту. Интересно, до сих пор ли он рисует?

Ноги сами понесли меня дальше, мимо знакомых дверей. Свою бывшую комнату я миновала, едва скользнув по ней взглядом, а вот перед дверью Дэваля долго стояла, не решаясь войти. Затем выдохнула и распахнула дверь.

Внутри все выглядело так, словно хозяин однажды просто вышел, не подозревая, что не вернется. Так оно, наверное, и было. Слуга пришел за ним и отвел к отцу. Или к Самаэлю. А может, по славной традиции, старший из детей Лилит лично сопроводил брата в камеру.

На столе остались какие-то зарисовки и заметки. На постели – чье-то личное дело. Я бегло пролистала папку и скривилась: это было дело моего отца. Кажется, Дэваль пытался его найти. Наверняка понял, что запер меня в немагическом мире с чудовищем, и попытался исправить ошибку. Или мне хотелось в это верить.

Потом взгляд приковал шкаф. Идея возникла моментально. Распахнув дверцы, я покопалась в куче одинаковых рубашек и нашла то, что хотела: еще одну кожаную куртку. Конечно, у Дэваля была запасная. Его единственную-то я отжала еще в начале знакомства.

С улыбкой – даже боль на несколько минут утихла – я достала куртку и вдруг заметила что-то интересное, какую-то прислоненную к внутренней стенке шкафа дощечку, при более детальном осмотре оказавшуюся холстом.

Вытащив холст, я ахнула.

Это был мой портрет.

Я его сразу узнала: тот самый, что Дар начал рисовать, когда я переехала в особняк. Он, помнится, сказал, что случайно испортил его, и я не стала выпытывать подробности. Но сейчас я держала в руках именно его, полностью законченный рисунок. С присущим Дару стилем: мягкими линиями света, даже почти в полной тьме ярко выделявшимися на холсте.

Эта Аида была гораздо красивее реальной. Ее глаза горели яркими голубыми озерами. На лице застыло выражение решимости. Она чуть наклоняла голову, словно бросала вызов каждому, кто на нее смотрит.

Даже не знаю, была ли я когда-нибудь такой на самом деле.

Так вот что стало с портретом. Дэваль забрал его себе и хранил в шкафу. Следовало разозлиться, но я вдруг почувствовала, как тиски, сжимавшие сердце, немного ослабли.

Вернула портрет на место и окинула комнату взглядом. Я так устала, что соблазн опуститься на постель и закрыть глаза хотя бы на пару минут, вдыхая знакомый запах, был невероятно силен. Но уснуть в особняке Вельзевула было бы слишком беспечным поступком. Сначала надо убедиться, что по моему следу уже не идут темные души, отправленные Лилит.

Я остановилась на втором этаже у лестницы, смотря вниз, на заброшенный, заросший пылью, холл некогда прекрасного мрачного особняка Повелителя и его наследников. Сейчас дом являл собой жалкое зрелище и сильно смахивал на те руины, что были скрыты за зеркалом в гостиной.

– Ну что? – хрипло произнесла я. – Расшевелим болотце мира мертвых?

На этот раз мне никто не ответил. Душа Лилит, прежде запертая в доме, давно обрела свободу.

Глава третья

Сейчас, когда я стала призраком, Мортрум понравился мне больше.

Его узкие темные улочки. Таинственные двери, прячущиеся в потайных уголках. Застывшие горгульи, такие непохожие друг на друга. Темные воды реки мертвых, затянутая утренним туманом набережная.

Долго, несколько часов, что я бродила по улицам, пыталась понять, что изменилось, почему сейчас я не чувствую выматывающего раздражения от всего вокруг. Несмотря на боль, на хаос, который меня окружал, я совсем не злилась на судьбу, вновь лишившую меня жизни в настоящем мире.

Сначала я решила, это из-за того, что я получила второй шанс и пусть часть жизни, но прожила так, как хотела. Потом – что в этот раз я знала, за что и от чьих рук умираю. Затем – что вообще не надеялась выжить и воспринимаю возвращение в Мортрум как воскрешение.

А потом поняла.

Остановившись посреди набережной, на том месте, где ко мне впервые подошел Дэваль Грейв, увидев вдали знакомую фигуру, вдруг очень ясно осознала.

Мортрум больше ничего от меня не ждал.

Не ждал, что я стану достойной Элизиума. Не ждал, что буду его принцессой.

Мортрум принял меня свободной. И просто смирился с тем, что вот такая у него будет Повелительница. В ином случае – в ближайшем будущем не будет никакой.

Фигура приближалась. Туман клубился вокруг нее, но не касался. Здесь все подчинялось ему – наследнику Вельзевула. Все, кроме меня.

– Харон – предатель или верен тебе настолько, что сдал меня? – спросила я, когда Самаэль неспешно подошел.

Он совсем не изменился, хотя я ожидала увидеть… что? Сама не знаю. Может, рога или гигантскую корону из человеческих костей. Но старший сын Лилит выглядел почти как обычно, разве что немного изможденным. Наверняка ему сейчас непросто.

– Ни то, ни другое. Харон тебе не доверяет. Считает, ты можешь быть обижена на Мортрум и быть посланницей Лилит.

Я рассмеялась. Самаэль улыбнулся, хотя глаза его остались равнодушно-холодными, как в вечер приема у Вельзевула.

– Что-то не меняется: ты все так же считаешь себя центром вселенной и не предполагаешь, что кто-то может считать тебя чужой игрушкой.

– Тебе виднее. Как дела у мамы? Еще не снесла новое яйцо?

– Ей пока тяжело. Время в Аиде не прошло даром. Она восстанавливается, окруженная заботой, которой достойна.

– Не противно от самого себя?

Самаэль вздохнул. Не сговариваясь, мы пошли вдоль набережной. Я держалась в его тени, опустив голову, чтобы никто из встреченных стражей ненароком меня не узнал. Рано или поздно это все равно случится, но еще осталось слишком много невыясненных отношений.

– Не воспринимай меня как злодея, Аида.

– А как мне тебя воспринимать? Ты выпустил Лилит.

– Она достаточно страдала. Отец вымещал на ней злость, он не был справедлив, заточив ее навечно.

– Он сделал это не просто так.

– Да? И ты, конечно, знаешь, почему и полностью с ним согласна? Или в голове вертится его любимая сказочка про «предала, пошла против Повелителя, едва не разрушила мир»? Не будь так наивна, Аида, наш отец не святой. Мама, конечно, тоже, однако она пыталась решить проблемы, которые не хотел решать Вельзевул. Аид трещит по швам. Что бы ты делала, когда темных душ стало бы настолько много, что они прорвались? Недовольство среди иных растет, им уже недостаточно сказки про Элизиум. Что бы ты делала, если бы бунт подняли они? Вельзевул предпочел сдаться. А мама хотела для нас лучшей жизни. Той, которой мы достойны, в мире, который мы заслуживаем. Забудь о том, что ты его дочь. Подумай сама, Аида.

– Красиво. Только много нестыковок. Зачем ты приходил на Землю, в бар?

– Хотел убедиться, что ты в порядке.

– Непохоже, чтобы я тебя волновала.

– Я никогда не желал тебе зла. Но и любить девицу, которую отец нагулял на стороне и вдруг объявил наследницей, уничтожив все, чего ты добился, сложно.

– Лилит первая начала, – возразила я.

– Согласен. Но когда я об этом узнал, я уже посвятил жизнь отцу. Делал то, что он велит. Женился на той, что он выбрал. Довольно обидно вдруг отдать все… тебе.

– И то верно. Только власть все равно должна была достаться Дэву. А теперь он заперт, а ты, как Повелитель, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти брата. Хотя знал, что я жива.

– Но он совершил преступление. Да, ты оказалась жива, но без памяти, на Земле. Он поступил эгоистично. Ничего бы с тобой не случилось, отец уже собирался тебя отпустить. Не строй иллюзий. То, что сделал Дэв, было местью отцу в чистом виде: когда Вельзевул уже скучал по любимой девочке и ждал встречи с ней, Дэв подстроил твою смерть. А я просто воспользовался ситуацией.

– И свалил на брата освобождение матери.

– Будь у Дэва шанс – он бы сделал это. В отличие от отца, мама всегда была рядом. Для всех нас.

– Но Дэваль все еще под стражей.

– Увы, необходимость. Мать он любит, отцу он предан – я не хочу проверять, на чьей он окажется стороне.

– Так и скажи, что боишься конкуренции. И меня ты проведывал только чтобы убедиться, что я не представляю угрозы. А когда вы поняли, что я копаю под Даркблума – послали его убить единственного близкого мне человека и проделать дырку мне в животе.

Самаэль едва заметно поморщился, и я мысленно отметила, что упоминание Даркблума действует на него… не поняла еще как, но определенно сильно, раз даже привычная маска невозмутимости слетела.

– Не скажу, что я в восторге от него. Он неуправляем. Но Лилит испытывает к нему… трепетные чувства и на многое закрывает глаза. Я был против того, чтобы за тобой ехал он. Собирался сам, но Мортрум требует присутствия. Здесь все стало сложнее.

– Признаюсь честно, я ожидала увидеть нечто вроде антиутопии с угнетенным народом и властью тьмы. А тебя – на троне из черепов, пьющего кровь балеопалов из бокала на высокой ножке. Но мир мертвых почти не изменился.

Мы остановились у самого министерства, там, где я впервые увидела замерзший Стикс и выскочила на лед. Теперь Самаэль не будет делать для меня каток, но это не самая главная наша проблема.

В Мортруме не может быть двух Повелителей. Кому-то из нас придется уйти. Но мне идти некуда, а для Самаэля это подобно смерти.

– Я не зло, Аида, – тихо произнес он. – Я всего лишь считаю, что Вельзевул и его порядки привели нас во тьму. И мы можем построить лучший мир. К сожалению, зачастую для того, чтобы создать новый мир, старый приходится разрушить.

Он протянул руку.

– Просто выслушай Лилит. Помоги нам исправить ошибки Мортрума. И я отпущу Дэва.

Возможно, меня и воспитывал безумец, погубивший много жизней, но зато он научил, что семейные отношения, в которых жизнь и свобода твоего близкого – лишь повод для торга, дерьмо, а не отношения.

– Не уверена, что могу тебе доверять.

– Хочешь снова довериться Вельзевулу?

– Хочу доказательства. Того, что ты действительно веришь в то, что говоришь. И что мне не откусят голову, едва я приду знакомиться с твоей мамулей.

– Какие именно?

Я посмотрела на темные воды Стикса и неспешно плывущие в них огоньки. Кажется, их стало меньше. Или подсознание со мной играло, сгущая краски, всем существом сопротивляясь тому, что я собиралась сказать?

– Принеси мне его голову – и тогда я буду делать то, что тебе и Лилит нужно.

Самаэль так на меня посмотрел, словно на секунду засомневался, действительно ли перед ним Аида Даркблум. Он наверняка ожидал от меня всякого, но не этого. Еще пять лет назад я была готова перегрызть глотку за человека, который меня вырастил. А сейчас его смерть – условие моего предательства. Вот это неожиданный поворот, а не эти ваши «умер-воскрес».

– Ты сейчас серьезно?

– Более чем. Ты сам сказал, что не в восторге от Даркблума. И что он мешает. В этом вопросе наши мнения совпадают. Я не встану рядом с человеком, убившим столько детей и стрелявшим в меня, даже если он наделает Лилит еще целый выводок маленьких говнюков типа тебя. Так что принеси мне его голову – и будем считать, что мы договорились.

Самаэль долго молчал, переваривая предложение. Не то чтобы он не хотел его принять – соблазн устранить помеху и заполучить последнюю надежду Вельзевула был не просто силен, а невыносимо велик.

– И что, ты так просто приговорила того, кого любила?

– Если бы не любила, приговорить было бы сложнее. Знаешь, мы, смертные души, гораздо проще причиняем боль не тем, на кого нам плевать, а тем, кого любим. Я хочу, чтобы его не существовало. Потому что убийц я видела много, но любила только его. Так что да. Такое условие.

– Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия. Я все еще Повелитель Мортрума.

– Да, до тех пор, пока стражи не узнают, что ты открыл Предел и выпустил темные души.

– Что за чушь, я не открывал Предел. Я вообще не обладаю способностью это делать…

Он осекся. И теперь смотрел на меня с еще большим недоверием.

– Ты открыла Предел?

– Просто нашла прореху и помогла ей стать чуть больше.

– Но тебя этому не учили.

– Что сказать? Новичкам и дурачкам везет. Оказывается, это так же легко, как выращивать лимоны. Особенно если есть стимул.

Где-то вдали, в стороне архива, что-то с грохотом обвалилось и затряслось. В воздух поднялись клубы пыли, а по поверхности реки пошли волны. Нас обдало холодными брызгами.

– Сейчас я пойду и помогу стражам справиться с душами. А потом расскажу, что Предел открыл ты, и что Лилит выпустил тоже. И они отправят тебя в соседнюю с Дэвалем камеру.

– Ты блефуешь.

– Не воспринимай меня как положительного героя, Самаэль.

– Ты никогда не была положительным героем. Но ты всегда играла честно.

– Просто прошла курс политтехнологий в академии. Думаю, у тебя есть не больше часа, чтобы свалить из Мортрума. А когда разберешься с Даркблумом – возвращайся, обсудим сотрудничество.

Новый толчок едва не сбил нас с ног. Кажется, расчет открыть прореху под обветшалой частью замка, оправдался: груда камней существенно осложнила душам доступ на улицы Мортрума. Теперь надо было успеть туда раньше стражей.

Никто не заслуживал оказаться в Аиде лишь потому что одной невозможной принцессе вдруг оказался очень нужен трон мира мертвых, прежде не имевший для нее никакой ценности.

Впрочем, ничего не изменилось. Трон мне не нужен. Мне нужна власть. И хотела бы я сказать, что использую ее для того, чтобы сделать мир лучше, но нет.

Я хочу вернуть тех, кого люблю. Дэваля, Хелен, Дара.

Даже если ради их возвращения придется стать главным злодеем этой истории.

***

– Самаэль, что происходит?

Он замер, услышав голос Селин. И тот вдруг показался совсем чужим. В последнее время между ними холоднее, чем в водах Стикса. Но все же он впервые задумался о том, какой будет жизнь без нее. Станет ему легче или напротив, жены будет не хватать?

– Ты уходишь? Там прореха… и темные души вырвались! Стражам нужна помощь!

Она, конечно, чувствовала: все изменилось. Но еще отрицала рухнувший вместе с корпусом Мортрума мир. И надеялась, он рассмеется и скажет: «да все в порядке, стражи справятся, а я захвачу из архива одно дело, и вернусь».

Но он не рассмеется и не успокоит ее. Он так устал делать вид, что теперь, когда Аида Даркблум вернулась, просто резко кончились силы.

Самаэль смотрел на женщину, которую никогда не любил, и пытался найти в Мортруме хоть что-то, за что стоило цепляться. Ради чего стоило вернуться с головой Даркблума. И не находил.

Селин дернулась было, словно хотела обнять его, но в последний момент передумала и обхватила себя руками, кутаясь в плащ.

– Самаэль? Скажи что-нибудь.

– Стражи справятся, – откашлявшись, произнес он. – Прореха небольшая. Она не будет рисковать их жизнями.

– Она?

– Аида. Она вернулась.

– Аида вернулась? – Селин побледнела. – И открыла прореху? Но зачем…

Осекшись, она перевела взгляд с Самаэля на двери архива. И задохнулась от внезапной догадки:

– Ты уходишь! Ты нас бросаешь!

– В Мортруме место только одному Повелителю. Повелительнице, в нашем случае.

– Так нельзя! Ты не можешь просто отдать ей Мортрум!

– Кажется, она забрала, не спрашивая. Впрочем, это было не самое лучшее наследство. Я не в обиде.

– Но ты же всегда хотел занять место отца! Ты можешь бороться!

– С Аидой? Нет, Селин. Пока Вельзевул жив, Аида всегда будет побеждать. В его руках по-прежнему власть над Пределом, и он передаст ее дочери. Начинать войну? Мне не интересно участвовать в глупой возне за трон умирающего мира. Гораздо интереснее получить живой и прекрасный мир в свое полное распоряжение. Аида приползет потом.

– Я тебя не узнаю.

– Странно, потому что ничего не изменилось. Я всегда таким был.

– Нет. Нет! Мой муж никогда бы не убежал с поля боя! Он никогда бы не бросил Мортрум!

Не выдержав, Самаэль в несколько шагов преодолел расстояние между ними, схватил жену за плечи и как следует встряхнул.

– Мортрум?! Мортрум, Селин? От Мортрума ничего не осталось! Вельзевул вот-вот умрет, Предел рухнет – и что тогда? Что будет делать Аида, когда останется одна наедине с миллиардами монстров? Во что превратится Мортрум? Я много лет тащил все на себе, латал дыры, которых становилось все больше и больше. Слушал недовольства отца, требования стражей, проклятия душ. Я был единственным, кто думал обо всяких приземленных штуках вроде личных дел, кастодиометров и колледжа. Я решал тысячи вопросов, начиная от поставок продовольствия, которого без магии катастрофически не хватало, и заканчивая организацией маскарадов, чтобы вы от души потрахались и перестали ныть, как вам тяжело работать с магией! И что я получил взамен? Сначала любимым наследником назначили Дэва, потом – смертную невыносимую девицу. Хватит, Селин, я и так слишком многим пожертвовал ради Мортрума. Я отдал ему все свое время, я был верным слугой Вельзевула, а не сыном, я прожил много десятков лет с женщиной, которую не люблю.

Селин изменилась в лице и дернулась. Самаэль в ту же секунду разжал руки.

– Ты прекрасно знаешь, что наш брак – требование отца.

– Но нам было хорошо вместе.

– Точно так же тебе было хорошо на маскарадах. Я не заметил разницы.

– Ты не смеешь обвинять меня в этом! Ты придумал эти маскарады, Самаэль! Ты привел меня туда, а теперь говоришь, что я недостаточно хорошая жена из-за них?!

– Всего лишь говорю, что устал. От недовольства отца. От дышащего на ладан Мортрума. От твоих истерик. Я впервые делаю, что хочу. Я свободен.

Он повернулся к архиву, но Селин преградила ему дорогу. Ее бледное лицо на фоне темного камня стены казалось неестественным, как застывшая восковая маска.

– Ты не можешь просто так уйти… Я хочу уйти с тобой! Я же… Я же все делала, все, что ты просил! Я придумала, как избавиться от Аиды, я намекнула Дэву, я переправила на Землю Лилит и… Самаэль, они же убьют меня!

Он долго смотрел на нее, пытаясь вспомнить чувства, которые когда-то испытывал. Они ведь были. Он помнит, что были, но не помнит, какие они. Как будто внутри все выгорело. Остался только остов, но и тот в скором времени разрушит время.

Оттолкнув Селин, он вошел в архив, нарушил его тишину.

Портал уже сиял, и Самаэль мог поклясться: в его глубинах он видел Лилит, с улыбкой ожидающую сына. Она, конечно, знала, что так будет.