Райтер хаус

Кто-то толкнул Ефгена.

– Эй, белобрылый! Твой красный хотдог снова махал лапками медленнее других. Чем будешь платить?

Толкающий оказался шустрым пятилеткой с каучуковой дубинкой в руках.

Ефген испуганно дернулся, вспомнив, что больше он не наблюдатель, а значит, нельзя просто стоять и наслаждаться. За наслаждение нужно платить. Кубиками там или мозговым супом.

– Чего не балаболишь? У тебя авиарежим, что ли?

– Йа! – крикнул Ефген, когда пятилетка стукнул его под ноговой сгиб.

– Плати давай! Ты нам с прошлого раза должен!

– Завтра! Я заплачу завтра!

Ефген захныкал, изображая тридцатилетнего, теряющего разум.

– Ну смотри! – Пятилетка снова ударил Ефгена, на этот раз сильнее. – Чтобы завтра заплатил нам. Иначе мы придем к тебе и выпарим весь суп. Андерстенд?

– Да-а-а! – захныкал Ефген, радуясь своему актерскому таланту. Когда он был наблюдателем, то любил повторять за другими пиплами – так наслаждение усиливалось.

Ефген выскочил из хотдожечной и поспешил в квартиру, где жил последнее время. Нужно было срочно найти бульонный кубик или ничейную голову, чтобы расплатиться со ставочниками. Он свернул за угол – мир внезапно дернулся, и Ефген больно стукнулся о твердую поверхность. Точно! Сейчас рекламный час, а значит, тех, кто оказался на улице, ловит рекламный проспект, похожий на огромный ходячий контейнер, и заставляет слушать объявления.

Через три тысячи мгновений проспект выплюнул счастливого Ефгена. Теперь он знал, где заработать! Юлая Кружится обещала, что Райтер хаус сделает из любого участника складывателя слов. А они зарабатывают много бульонных кубиков, это все знают. Оставалось только победить.

Ефген рванул вперед – к своему временному укрытию. Надежда на возвращение так его окрылила, что он пролетел несколько метров, напугал доставочного бота и подавился комаром. И ладно, скоро страдания закончатся.

***

Ефген жил в квартире номер звездочка сто два решетка у доктора рассудительных наук по имени Крыжовник Семенович. Вообще-то, два выкрашенных в горошек бота в момент появления Ефгена у потребителей как раз пытались забрать Крыжовника на Ферму, но Ефген притворился его сыном и подписал отказ.

В квартире потребителя было тихо и пахло вареной свеклой. Ефген повернул стульчик для кормления к окну, чтобы сигнал умнофона не сбоил, и направился в туалетную комнату. Самое время было подумать над заданием для конкурса. Ефген не сомневался, что победит, мама не зря говорила, какой он хороший.

Ефген сел на мыслительный писсуар и пристегнулся – во время интенсивных раздумий даже могло укачивать. Но как иначе написать эссе о любимых буках? Особенно, если любимых буков у тебя совсем нет, потому что наблюдателям читать не положено.

Через триста шестьдесят мгновений мысли все же раскрутились в нужном направлении. Ефген вытряхнул из ушей слова, склеил их в предложения и вместе с воздушным поцелуем послал по почтовой трубе. Он точно победит. Мама никогда не ошибалась.

Марианна

Марианна вальяжно катилась вперед, не забывая отмахиваться антеннками воркерской формы от крылатых хотдожиков. Деливири-пейджер нагрелся в кармане, предупреждая: еще немного, и клиент откажется от заказанной свеклы!

Ну и пусть! Марианна не для того родилась, чтобы служить каким-то отупевшим переросткам. Надевай самокат и катись туда, надевай самокат и катись сюда – и так целых четыре часа в день! Да еще и в костюме транспортного бота, который скрывал ее мощное широкоплечее тело.

Ее единственная подруга Кегля (вот же сучка, успела урвать себе мужа из потребителей!) рассказывала, что когда-то пиплы верили: еще немного, и за них всю работу будут делать боты. И где этот ваш дивный новый мир? Марианне вот приходится мотаться по городу и развозить заказы, имитируя прогресс.

Конечно, могло быть и хуже. Кеглин бывший работал на Ферме для потребителей. Мало того, что нужно было покинуть собственный пузырь, так еще и приходилось ехать на окраину потребительского, чтобы влезть в прыгательную машинку. Простая конструкция: ты прыгаешь, машинка запускает противопролежневую программу. Но попробуй так делать целых четыре часа! Никакой брюквы не хватит.

Говорят, раньше там прыгали боты, но они не дураки, быстро смекнули, что к чему, и организовали профсоюз. Пиплы из табуретов, которые, как говорил Механизм, управляют всем, почесались, погудели и решили, что дешевле будет использовать мясных ботов. И ничего «эти ваши» умные машины не получили. Правда, никто не знает, куда они делись – то ли покинули нашу планету, то ли отселились в Сиберию, чтобы достичь там просветления и минусовой температуры. А как быть простым воркерам? Ты не можешь сделать профсоюз, если никто не знает, что ты существуешь. Их не просто не замечали – даже не давали свеклу, как остальным кастам. Только какую-то вонючую брюкву, которой совсем не наешься.

Марианна докатилась до доставочной трубы и сунула туда контейнер со свеклой. Труба запищала: «Переверните свеклопередатчик в горизонтальное положение». Она резко схватила коробочку, смяв бока, и запихнула ее обратно в трубу, которая всосала свеклу прямо в холодильник к потребителю. Спустя мгновение мятая коробка вылетела обратно – заказ доставлен. Пролетающий мимо одичавший хотдожик схватил ее, прожевал и выплюнул.

Марианна посмотрела на имя, указанное на адреснике: «Лора Энд и муж». «Вот же сучка!» – решила Марианна и достала из кармана деливири-пейджер. Свеклу ждали еще четыре адресата.

После рабочего дня Марианна сняла громоздкий костюм бота – стандартную воркерскую форму – аккуратно отсоединила от него служебный самокат и отправилась вниз, в воркерский пузырь. Спускаться приходилось долго: длинная лесенка тянулась и тянулась, заставляя глаза от скуки изучать невероятное количество плоских рекламных проспектов, расклеенных по стенам. Зачем их вообще размещали здесь? Все равно ни у кого из воркеров не было бульонных кубиков, чтобы потреблять. В верхних пузырях проспекты были поумнее: вшиты в умнофоны или в виде ходячих контейнеров – вылавливали гуляющих пиплов и заставляли слушать рекламные песенки. А здесь – никому не нужные бумажки на стенах.

За лестницей следовал нулевой плацентарный барьер, который отделял мир потребителей от мира воркеров. Марианна встала в очередь, чтобы получить транспортный кик, и порадовалась, что сегодня не забыла засунуть в штаны подушку, благодаря чему кик почти не ощущался. Марианна перелетела через барьер, помыла ноги и зашла в столовую. Там ее уже ждал счастливый Механизм с двойной порцией брюквы.

Марианна почти перестала расстраиваться, что не смогла отхватить парня из потребителей, потому что Механизм тоже был неплох. Лохматые волосы, короткие пальцы, чинит разрывы в трубах… Обычный воркер, скажете вы? А вот и нет! Механизм – воркер-авантюрист! Или контрабасист? Марианна никак не могла запомнить. А еще он говорил иногда такое, что у слушателей от удивления начинали колоситься брови.

Говорят, чтобы узнать больше о мире, нужно прислушиваться к вечернему шепоту стен. Так Марианна узнала много интересных фактов. Например, воркеры притворяются ботами, чтобы не позорить табуретов из высшей касты, которых победили профсоюзами. Потребители едят бесконечную свеклу и придумывают жутко умные открытия, не дающие городу М. развалиться на плесень и на липовый мед. Демонстраторы развлекают потребителей, которые так сильно думали, что их мозговые супы скисли или что там обычно у них происходит. А наблюдатели следят, чтобы у власти всегда были иллюминатоиды и тайное правительство. Любой пипл знает, что город без тайного правительства обречен на демократию.

Но Механизм говорил, что стены ошибаются! Стены! Такое не могло не привлекать. Он рассказывал, что воркеры живут лучше потребителей, потому что те с возрастом тупеют. Марианна долго не верила в это: как может отупеть тот, кто сидит на свекле? Но однажды Механизм уговорил Марианну не засунуть заказ в трубу, а передать его через порог. Дверь открыл младенец с сигарой в зубах. Он устало шевелил пухлыми ножками и поправлял костюм-четверку. Но дело было не в младенце! Посреди комнаты, на странном высоком стуле, сидела женщина, у которой из головы торчала серебристая пружинка. Женщина пускала слюни и повторяла что-то несвязное: бу-га-га, жи-ши-с-и-пи-ши. Марианна вкатилась в комнату, поставила контейнер на стол и бросила взгляд в спальню. Там на таком же стульчике сидел мужчина. Из его виска торчала розовая пружинка, в остальном разницы не было.

«Они и правда тупые», – озадаченно подумала Марианна и покатилась по маршруту, проверив так все квартиры. А дальше жизнь немного наладилась. Механизм не просто чинил трубы, он ходил по квартирам потребителей и тянул в карман все, что хорошо лежало: буки, варежки для ног, домашних хотдожиков. А иногда, если очень-очень везло, приносил свеклу, которую полностью отдавал Марианне. Свекла, конечно, была редко, а вот буки появлялись практически каждый вечер. Марианна даже нашла своего любимого складывателя слов – Мию Жэнди. Мия писала о романах между юными потребителями, которые были обречены – их совместное время ограничено, рано или поздно мозговой суп выкипит, обрекая партнера на одиночество. Но мозговые супы никогда не выкипали одновременно. Марианна как-то спросила Механизма, почему так происходит, а он только посмеялся: «Ну ты и глупая! Если их вместилища одновременно опустеют, разве получится складный бук?».

Марианна почувствовала себя обманутой. Мало того, что она вынуждена прозябать тут без ежедневной свеклы, так еще и всякие сучки врут про настоящую любовь! А вот Марианна точно знает про любовь все, потому что Механизм ее любит и приносит буки. Казалось бы, лайф сложился, но чего-то не хватало. Наверное, так чувствовали себя дикие хотдожики, когда смотрели на домашних: «У вас есть все, а что есть у нас?». Брошенные контейнеры из-под свеклы, жалкие подачки, четырехчасовая несвобода и рекламные проспекты, которые предлагают то, чего купить нельзя…

Нет, Марианна не понимала, почему Механизму все это нравится. Ей нужно было больше. Намного больше.

***

– Как твои тупые заказчики? – спросил Механизм, полируя брюкву стеркой.

– Скукотища. Я прочитала все адресники, но складывателей слов среди них не было.

– Подожди, но разве складыватели живут не во втором пузыре? Вместе с демонстраторами?

Марианнин бюст встрепенулся.

– Нет, их там нет! Кегля говорила, что складыватели выше потребителей, но живут в их пузыре, потому что не хотят сидеть в прозрачных квартирах. Им же нужно сочинять! Со-чи-нять! А не выпрыгивать из туалетных пеленок.

Механизм тряхнул лохматостью и задумался.

– Знаешь, ты права. В первом пузыре есть район, где никогда не ломаются трубы… Может быть, на самом деле трубы там ломаются, но просто их чинит кто-то другой! У кого есть статус хранителя секретов.

– Что, правда? А ты можешь туда попасть?

Марианнин бюст всколыхнулся еще раз, рискуя оторваться и улететь, размахивая маленькими крылышками. Марианна недовольно шлепнула его ладонью. Вообще-то пиплам города М. нужно было исправлять телесные недостатки у врачей, но на воркеров-мутантов все закрывали глаза. Кегля ни за что бы не разрешила отдать свой третий глаз, а Марианна не хотела пришивать летающий бюст обратно к груди.

– Или скажи мне, где этот район… Я попробую изменить маршрут доставки.

Механизм грустным взглядом проводил бюст, который обиженно юркнул под мышку.

– Давай лучше я попробую. У меня график-фри, меня не будет бить током, если я не укладываюсь в срок.

На следующий день Механизм не вернулся. Марианна просидела в столовой до самого закрытия, но в покачивающиеся двери так и не шагнула знакомая лохматость.

«Наверное, не успел починить трубу и заснул у какого-нибудь глупого потребителя дома», – решила Марианна и подождала еще. А потом еще и немного сверху.

Мгновения пролетали стремительно, принося с собой новые дни и адреса для доставки, но Механизма среди них так и не случилось. Марианна продолжала ездить по заказам и сминать контейнеры сильнее обычного. Так их! Никто из вырезанных на адресниках именах не заслужил ровной свеклы! Иногда деливири-пейджер подергивался в Марианнином кармане, выпуская легкие разряды тока, но она их почти не замечала. Это всего лишь покалывания, даже дикие хотдожики кусаются больнее.

Теперь ездить по первому пузырю было мучительно – все напоминало о Механизме. Реклама новых буков, транспортные трубы, лохматые комары… Марианна всегда думала, что как только чудесным образом наткнется на незамужнего потребителя, тут же влюбит его в себя с помощью летающего бюста или какой другой особенности. Кегля так и сделала – а у нее вообще три глаза, потому что ее в инкубаторе уронили! Но когда Механизм пропал, все изменилось. Даже если Марианна встретит потребителя с квадратной жевательной челюстью и одинаковыми глазами, она только фыркнет и швырнет в него пустым контейнером. Нужен он ей, как же! Готова поспорить, он даже не спросит, какие ей буки нравятся.

Интересно, что все-таки произошло с Механизмом? Может, он ушел так далеко за границу первого пузыря, что случайно оказался среди демонстраторов и не смог вернуться? А может, попал в лапы ментодеров? Те раз в сезон проводили ревизию среди пиплов, чаще не получалось – отпуска. Или же… Нет, в это Марианна отказывалась верить, хотя Кегля с ней бы поспорила. Может, все произошло как в последнем буке, который принес Механизм. Там пипл мужского пола бросает свою невесту и уходит к дикому хотдожику.

Нет, конечно, Марианна не верила, что Механизм поступил так. Но он мог познакомиться с неженатой потребительницей и понять, что летающий бюст – это еще не все. Для счастья нужно нечто большее, например, вечная свекла или неограниченный запас бульонных кубиков. А значит, Марианна не так уж хороша, да и Механизм врал, когда говорил, что нулевой пузырь лучше первого.

Марианна запихнула в трубу последний контейнер и сняла самокат. Торопиться некуда, в столовой сегодня воздушная брюква, от которой болит живот. Самокат тут же облепили радостно пищащие хотдожики.

– А ну кыш! – шикнула Марианна и остановилась. Перед ней разворачивалась удивительная сцена.

Молодой гладковолосый потребитель выскочил из подвала с криками: «Я заплачу! Заплачу!».

«Зачем ему плакать? Да еще и с неправильным ударением», – не поняла Марианна, но из любопытства пошла за незнакомцем. Потребители не покидали дома в часы доставки, это считалось неприличным. На улицах можно было встретить лишь воркеров, диких хотдожиков да мохнатых комаров. Но этот гладковолосый совсем не подходил на воркера, а на комара и подавно.

Марианна вытряхнула хотдожиков из самоката, надела его и медленно покатилась вперед. Нельзя, чтобы потребитель стал подозревакой. Но тот даже не думал оглядываться, он просто бежал, выкрикивая: «Мама! Наблюдай! Я исправлюсь!».

Может, это сбежавший с Фермы взрослый? Ведет себя точно как тридцатипятилетний, только почему-то может двигаться. Наверное, его, как Кеглю, уронили в инкубаторе.

И тут Марианна увидела бродячий рекламный проспект. Обычно они просто катались по городу, игнорируя воркеров. Оно и понятно – воркеры ничего не могут купить, у них бульонных кубиков нет, не то что у потребителей. Гладковолосый не сразу понял, что не так, а когда понял и заверещал, бледные механические руки проспекта схватили его и посадили в прозрачную чашу, напоминающую кастрюлю для брюквы. Марианна остановилась возле трубы, делая вид, что отправляет заказ.

***

Через несколько тысяч мгновений проспект выплюнул счастливого гладковолосого, который побежал вперед, раскидывая бумажки. Марианна подхватила одну из них и прочитала: «Отправьте эссе, чтобы подтвердить заявку на участие в конкурсе складывателей слов. С уважением, Райтер хаус. Специальный гость мероприятия: Юлая Кружится. Неспециальный гость: гриб Ильич».

Марианна замерла, игнорируя удары током и покусывания хотдожиков. В ее голове созревал план.

Дарья

– А я не собираюсь вечно быть самой умной! Это ужасно! – Дарья злобно пнула стульчик для кормления, которым никто не пользовался. Зачем он вообще занимает место?

Отец отложил книгу и поднял глаза на Дарью.

– Кажется, у тебя слишком много свободного времени для праздных размышлений. Думаю, нужно увеличить твою образовательную нагрузку. Пять часов чтения в день и три эссе о том, что нового ты сегодня узнала.

Дарья хотела еще раз пнуть стульчик, но тот обиженно запищал. И кто вообще придумал внедрить в домашнюю мебель зачатки разума? Стульчик вот позволял себя пинать только раз в неделю и то, если Дарья была в крайне плохом настроении.

– Нет! Папа, нет! Я совсем не этого хочу! Меня уже тошнит от книг и эссе! Я не могу так жить!

Из спальни вышла мама.

– Что происходит? Почему вы оба орете?

– Посмотри на нее! – Отец показал на Дарью. – Опять устроила сцену. «Не хочу читать», и все тут.

– Потому что я не хочу быть такой! – Дарья снова приготовила ногу для пинка, но, увидев оскал стульчика, передумала. – Я все время одна! Мои ровесники сидят в умнофонах, им хорошо! А мне даже поговорить не с кем.

– Милая, ну что ты такое придумала? Как это не с кем?

Мама подошла к Дарье и обняла ее.

– У Кармановых из квартиры справа как раз подрастает доктор наук. А ему уже три года, вы найдете, о чем…

Дарья вырвалась.

– Не хочу я общаться с младенцами! Ты видела их маленькие ручки? Это мерзость!

– Саша, ну скажи ты ей! Я устала выслушивать одно и то же! – Мама выскочила из комнаты, продолжая ругаться.

– Дочь, – серьезно сказал отец, – мы уже много раз об этом говорили. Я отлично понимаю, что тебе одиноко. Но ты не знаешь, к чему приводит такая жизнь. Мы с твоей мамой вынуждены были сдать собственных родителей в это жуткое место – на Ферму, так они говорят. Представь, каково это. Не ищи друзей среди простых потребителей, они лишены остроты чувств. Да и зачем тебе сближаться с тем, кто все равно перестанет быть собой? Утратит разум, индивидуальность, возможность двигаться, в конце концов! И на что тогда ты потратишь жизнь? На уход за тем, кому никто никогда не поможет? У твоего мозга огромный потенциал. Не дай ему пропасть зря!

Дарья засопела. Она слышала такие поучения сотни раз. Да, отец с мамой проводили родителей на Ферму, да, они поклялись никогда не использовать умнофоны, чтобы сохранить ясность ума… Но разве они не понимают? Когда подключаешься к умнофону, тебе становится все равно. На родителей, друзей, скуку. Ты просто уходишь от проблем навсегда. Разве это плохо?

Дарья подумала про своего парня по имени Носок. У него мягкая светлая кожа, вечный румянец и кривые передние зубы. Но не так важно, как он выглядит! Больше всего Дарья любила его за другое. Когда Носок еще не пропал в умнофоне, он всегда знал, что сказать, чтобы поднять ей настроение. Однажды Дарья в очередной раз поссорилась с родителями и сбежала из дома. Она решила уйти к рабочим. Пусть там хуже жизнь, зато они свободны! Дарья забежала к Носку, чтобы попрощаться, а он хмыкнул и сказал: «Думаешь, не найдут? Да твоя мать лопнет все городские пузыри, вернет тебя домой и посадит за эссе! Давай лучше сбежим правильно. Туда, где нас не достанут». Носок не договорил, но Дарья поняла, что он имеет в виду. Нужно уйти в умнофоны вместе.

Однако ничего не получилось. Как только им исполнилось по четырнадцать, Носок стал все чаще уходить в умнофон, пока не оставил там свое сознание. Не было больше веселого парня, который всегда знал, что сказать, остался лишь призрак, с которым никак не получалось расстаться. Прошло больше года с того момента, и теперь вместо того самого Носка Дарью встречает лишь плохо соображающее тело на стульчике для кормления. Хорошо, у Носка есть младший брат, кандидат физико-математических наук, который за ним присматривает. В ином случае Носок бы отправился на Ферму, вслед за своими родителями, а туда… Туда никого не пускают.

– Ладно, папа, – тихо сказала Дарья. – Я пойду работать над эссе.

Отец победно улыбнулся и вернулся к своей книге.

И ладно, это временно. Дарья найдет способ стать как все.

***

– И поэтому я считаю проблему вагонетки неуместной в рамках заданных условий, – подвела итог Дарья и присела в реверансе.

Родители громко захлопали. Пришлось приложить усилие, чтобы не поморщиться. Как же ей это надоело!

– Дарья, мы не зря выбрали для тебя две специальности, – филологию и философию, – отметил отец. – Твои эссе – нечто особенное. Ты не думала перейти на крупную форму?

– Пап, ну ты же знаешь, я давно доктор наук, зачем мне снова через это проходить?

– Нет, дочь, ты не поняла. Я имею в виду роман. Напиши о том, как одиноко и сложно жить в мире, где ровесники значительно отстают от тебя по… хм, уровню интеллектуального развития.

Дарья не смогла сдержаться и все-таки скорчила рожицу.

– И не надо кривляться! – вставила мама. – Отец прав. Тебе нужно куда-то деть умственную энергию, а то ты как тот волк, который в лес смотрит. Напиши историю, сразу станет легче.

Дарья задумалась. Если сделать вид, что пишешь нечто большое и сложное, родители на время отвяжутся. А там… Там она придумает, как вырваться на свободу.

– Ладно, я согласна. Только при условии – отпустите меня навестить Носка! Ну пожалуйста!

– Ты была у него неделю назад! – сказал отец. – Не трави душу, на что там смотреть?

– Пусть идет, – мама махнула рукой, – все равно ведь не успокоится. Но чтобы через два часа была дома. Поняла?

Дарья радостно вскрикнула и побежала переодеваться. По крайней мере, незапланированное свидание она себе выторговала.

***

Носок занимал положенное место на стульчике для кормления. Из его виска торчала зеленая пружинка.

– Он вернется мгновений через тысячу. – Анатолий, брат Носка, прошел мимо Дарьи, тяжело перекатываясь на маленьких ножках. – Покорми его, как очнется. Мне некогда, у меня скоро защита. – И скрылся в кабинете, из которого тут же раздался громкий стук печатной машинки.

Дарья погладила мягкие волосы Носка и поправила воротник для кормления. Нужно приготовить обед, пока он не вернулся из умнофона. Иначе Носок будет капризничать и не захочет разговаривать.

Когда была возможность, Дарья прибегала сюда и помогала Анатолию заботиться о брате. Родители повторяли, что проектировщик города М. ошибся в расчетах. Считалось, что окончательная деградация наступает годам к сорока, тогда за выжившими из ума старшими родственниками будут ухаживать подростки, у которых хватит на это сил. Однако умнофоны настолько затягивали, что умственный регресс наступал гораздо раньше, вынуждая физически слабых младенцев тащить на себе заботу о родственниках. Вот Носок уже в шестнадцать лет почти не соображал.

– Какой же ты милый дурачок! – Дарья отправила обед в мегаловолновку и поцеловала Носка в щеку. – Жаль, что мы не можем деградировать вместе. Я бы с удовольствием уехала с тобой на Ферму.

Левая нога Носка задергалась – началось отключение! Дарья придержала дрожащего парня, но скорее из желания прикоснуться к нему, чем из осторожности. Стульчики для кормления в режиме «Умнофон» отлично фиксировали умнофонозависимых и сдерживали последствия телотрясений любой силы. Даже пятибалльной.

– Хай, – начал Носок, просыпаясь, – хочу ням-ням!

Дарья достала из мегаловолновки свеклу.

– Как оно? Где оно? Почему оно?

После еды у Носка повышалось настроение, и он задавал много вопросов.

– Все по-прежнему. Родители задолбали со своей наукой, заставляют читать и писать эссе.

– Что за сэсэ?

Дарья захихикала.

– Вот и я о том же! Что за сэсэ? Зачем оно? Хочу быть как ты!

Носок сфокусировал взгляд на Дарье. На секунду ей померещился призрак двенадцатилетнего парня, который еще не застрял в умнофоне.

– Го со мной. В Сим-ну! Там я мо-гу. Там норм.

Дарья обняла Носка.

– Если бы я могла! Но у меня нет умнофона.

Носок с трудом пошевелил рукой, которая после припадка все еще немного подергивалась.

– Там. Там.

Дарья подошла к комоду, на который указывал Носок. В верхнем ящике лежал совершенно новый умнофон.

– Бери, – хрипло произнес Носок и снова сфокусировал на ней взгляд. – По-ги. По-мо-и.

Дарья сунула умнофон в карман и переключила стульчик на режим «Зарядка». После еды нужно было немного движения, иначе у взрослых болел живот. Наверное, именно о такой помощи просил Носок.

Пока стульчик крутился, Дарья осторожно, словно драгоценность из книги про поиск сокровищ, распаковала умнофон. У него была золотистая пружинка и заостренный кафф, который надевался на ухо сверху. «Такая маленькая и такая важная!» – подумала Дарья и потянула пружинку к виску.

– Не-не-не, – прохрипел Носок. – Не так!

Дарья убрала умнофон в карман и отключила кресло. Лицо Носка потеряло нежный румянец, стало серым, выцветшим, практически мертвым.

– Не, – повторил Носок, – не.