Альма Френг и новые тайны

Ида Т. Микельсен

Альма Френг и новые тайны

Маме и папе

с благодарностью за вечера, полные

безмятежности, доверия и любви,

когда мы читали вслух

Alma Freng og en flyvende fars hemmelighet

© Ida Tufte Michelsen, 2021

This edition is published by arrangement with The Peters Fraser and Dunlop Group Ltd and The Van Lear Agency LLC.

Глава 1

Самый обычный город

Она стояла на самой вершине маяка, возвышавшегося над устьем фьорда, и осматривала берег. Порывы ветра бешено трепали волосы. Волны с шумом налетали на отполированную водой скалу и поднимали мириады брызг, осыпавших маяк. Альма Френг затаила дыхание. Она была вся напряжена, как струна. Альма подняла руку к груди и почувствовала тёплое сияние ария на коже. На её шее висела маленькая стеклянная коробочка, полная солнечных лучей, и она была надёжно скрыта свитером. Теперь она висела там всегда.

Женщина рядом с Альмой положила руки на красные кованые перила перед ними.

– Добро пожаловать в Бельмелинг, – сказала она.

Тёмные волосы с седой прядью, как обычно, были собраны на затылке в элегантный пучок. На женщине были широкие чёрные брюки и тёмно-зелёное пальто, застёгнутое на все пуговицы до самого её острого подбородка. Её звали Элионора Фревелленг, и она была бабушкой Альмы.

– Перед тобой самый обычный город, а живут в нём самые обычные люди, – продолжила она.

– Правда? – удивилась Альма. «Самое обычное» было не в стиле Элионоры.

Бабушка взглянула на неё краешком глаза и изогнула бровь:

– Если только плохо меня знаешь! – Она улыбнулась и наклонилась поближе к Альме. – Разумеется, в Бельмелинге нет ничего обычного.

Элионора выпрямилась и указала на другую сторону фьорда. Хотя сентябрь уже давно перевалил в октябрь и вот уже много недель погода стояла мрачная и холодная, Бельмелинг был полон красок. Будто кто-то украсил городок посыпкой для торта. Ни одна дверь, стена или подоконник не походили цветом на соседний.

– Точнее, когда-то Бельмелинг и был самым обычным. Но постепенно одна за другой сюда стали слетаться семьи солнцеловов. Под вымышленными именами, конечно. А теперь уже все дома и магазины здесь принадлежат солнцеловам.

Ещё летом, спустя всего несколько дней после расставания с Элионорой, Альма начала бояться, что всё случившееся с ней – плод воображения. Что нет никаких людей, умеющих летать на солнечных лучах. Нет никаких ислетаний, где юные солнцеловы борются за свои арии. И сама она ни в каком ислетании не участвовала. Разве можно было поверить, что именно в жизни Альмы, в которой не случалось ровным счётом ничего интересного, пока однажды в апреле в их дверь не позвонила Элионора, произойдёт сразу столько захватывающих дух, умопомрачительных событий?

– И все в этом городе солнцеловы? – не веря своим ушам, переспросила Альма.

– В сущности, да, – ответила Элионора. – Но Бельмелинг живёт как обычный город. Любой может приехать и уехать. Никогда не знаешь, кто сидит за соседним столиком в кафе или идёт тебе навстречу по тротуару. Поэтому так важно всегда думать, что говоришь и делаешь. И даже важнее, чем где-либо. Если город раскроют, случится катастрофа. И для солнцеловов, которые живут здесь, и для сетей времени, которые мы стережём. Для жизни на всей планете.

Альма сглотнула. Элионора рассказала ей, что время, в сущности, представляет собой нити, опутывающие всю планету. У всех живых существ есть такие нити, отмерявшие их жизнь. Солнцеловы умеют менять скорость, с которой нити тянутся, захватывая их и прищёлкивая.

– Итак! – начала Элионора, сложив ладони и в нетерпении постукивая кончиками пальцев. – Пришло время наконец-то начать твоё настоящее обучение солнцелова!

– Наконец-то! – повторила Альма, чувствуя, как расплывается в улыбке. Этого мига она ждала месяцами.

Ведь добиться разрешения поучаствовать было непросто. Её отец, Симон, считал, что жизнь солнцелова слишком опасна. А после того, как Альма чуть не попала в плен к злобному премьер-министру Габриэлле Грубель в парламенте, спорить с этим стало трудно. Симон настолько переживал и боялся за Альму во время того случая, что потом несколько месяцев не мог сидеть сложа руки. С лета он начал менять все окна в доме на Эвельсёе, но получалось у него не очень. Когда осенний воздух всё же стал просачиваться в дом по новеньким подоконникам, Симон ещё две недели возился с печной трубой, пытаясь воевать с холодом. В результате только совсем дымоход разломал. И даже когда температура в доме стала приближаться к нулю, он не соглашался вызывать мастера. Нет уж, лучше он сам свяжет три больших свитера! И связал: один Альме, один для Бёрре (хотя тот яростно сопротивлялся, когда на него надевали свитер) и один себе. А сам всё приговаривал, как полезен свежий воздух, пусть даже и в помещении.

От других взрослых ждать помощи не приходилось. Мать Альмы улетела, когда девочке было всего пять, и больше о ней не было ни слуху ни духу. Так что жили они в доме втроём: Симон, Альма и Бёрре. Поэтому, когда пришло приглашение на курс солнцеловов, любитель косметического ремонта впал в исступление.

В тот же день он заявил, что слышал какой-то шум из туалета под лестницей на первом этаже. Альме ничего не оставалось, кроме как посочувствовать несчастному унитазу, к которому Симон направился в перчатках по локоть. Через несколько часов он выскочил оттуда, мокрый с ног до головы.

– Не входи! – сказал он Альме с каким-то безумием в глазах. – Кажется, я трубу задел одну… или другую… Там выливается всякое… что… э-э… должно сливаться. Нехорошо. Совсем нехорошо.

– Ну что ж, летим в Бельмелинг, там тебя ждут твои курсы, – сказала Элионора.

Альма подняла руку и нащупала невидимую тонкую нить времени между большим и средним пальцами. Бархатистая нить едва касалась кончиков пальцев. Альма ухватила её покрепче и щёлкнула. Нить замерла. Замерли и яростные порывы ветра. Застыли в воздухе брызги волн, долетавшие чуть ли не до самого верха маяка.

Элионора и Альма одновременно открыли арии и выпустили по лучу. Альма сжала свой луч и почувствовала, как ноги отрываются от сухих, шершавых досок. Спустя мгновение она уже летела за бабушкой, оставив позади красный круглый маяк. На Бельмелинг!

Глава 2

Что-нибудь слышно о девчонке?

Благодаря ковру на полу Мэй двигалась бесшумно. Ковёр этот всегда выглядел как новенький. Будто ничья нога ещё ни разу на него не ступала. Это даже придавало Мэй чувство собственной значимости. Мэй остановилась перед дверью, вдохнула поглубже и приложила ладонь к сканеру рядом с ручкой. Замок щёлкнул, и огонёк загорелся зелёным. Металлическая дверь, искусно замаскированная под дерево, открылась.

Габриэлла выглядела уставшей. С ночи нападения премьер-министр потеряла покой. Неудивительно! Страшная рана, появившаяся на её лице в июне, потихоньку начала заживать, а вот ухо так и не спасли. Новый страх поселился в душе Габриэллы Грубель: в ту ночь кто-то не просто вломился в её дом, но как будто унёс его часть с собой, оставив её бездомной, беззащитной, напуганной.

– Вы тут так и сидели? – обеспокоенно спросила Мэй. От вида измученной женщины, целый день просидевшей над докладами разведки, она даже забылась. Габриэлла не терпела сочувствия, даже от неё.

Габриэлла Грубель подняла голову, сняла очки для чтения и поставила подбородок на кончики сложенных пальцев.

– Что-нибудь слышно о девчонке?

Мэй задержала дыхание и покачала головой. Тот же самый вопрос, тот же самый ответ, бессчётное количество раз.

– С того дня она не осмелилась показаться в Стольбю. Мы бы узнали.

Габриэлла провела пальцами по шраму, закруглявшемуся на щеке.

– Подождём ещё несколько месяцев, – сказала она. – А потом будем действовать по плану, начнём плести сеть.

Мэй кивнула.

– Чашку чая?

– Нет, спасибо. – Габриэлла чуть заметно подняла ладонь от стола. – У меня впереди ещё несколько допросов.

В этот миг в дверь постучали. Габриэлла глянула на экран и впустила стучавшего. Вошёл конвоир с четырьмя заключёнными в наручниках.

Мэй сразу узнала их. Те подлые налётчики, которых схватили, прежде чем девчонка успела удрать. Один прихрамывал. Мэй даже ощутила укол жалости. Но так было нужно.

– Можешь идти, – сказала Габриэлла, не сводя глаз с пленников.

Мэй кивнула и удалилась.

Глава 3

Дом на вершине горы

Элионора и Альма приземлились на узкой улочке, круто поднимавшейся по холму. По обеим сторонам улицы тянулись дома, но все они едва виднелись в гуще разросшихся садов. Узловатые корни деревьев выползали на неё, подобно морским змеям. Брусчатка от них начинала дыбиться, затрудняя движение.

Внезапно где-то рядом громко зашелестела листва. Альма повернулась на звук и увидела, как ветку сотрясло что-то большое и тяжелое. Она чуть не вскрикнула от страха, как вдруг в кроне показался человек.

– Привет, Антонио, – сказала Элионора.

Мальчик ловко шёл по ветке, не останавливаясь до тех пор, пока та не затрещала под ним совсем уж угрожающе. Альма разглядела высокого темноволосого мальчика со строгим лицом. Она хорошо его помнила – Антонио прошёл ислетание в числе первых. Что тогда, что сейчас, подбородок он держал гордо, ни на кого не глядя.

– Добрый день, – поздоровался он с Элионорой. – Альма, – кивнул он девочке. Тон его ничего не выражал: ни дружелюбия, ни вызова.

– Что ты делал там наверху? – поинтересовалась Альма.

– Я член Клуба садоводов Бельмелинга, – ответил Антонио. – Самый юный член за всю историю Клуба.

Ветер, который подальше от берега немного слабел, закачал деревья.

– Что ж, – растерянно протянула Альма. Ей ещё никогда не доводилось видеть настолько запущенные сады. – И много вас там… садоводов?

– Хватает, – неопределённо ответил Антонио. Всем своим видом он показывал, что Альма ему неинтересна.

– И как нынче дела с садами? – спросила Элионора.

– Цветут и пахнут, – кивнул Антонио.

– А с клозетом Франца?

– Починили.

– Отлично!

Альма окончательно перестала что-либо понимать. Ясно было, что разговор на самом деле шёл о чём-то совсем другом, но вот о чём? Ей захотелось попросить рассказать это обычным образом. Но ведь не зря же её Элионора предупреждала: в Бельмелинге ничего обычным образом не делается.

Бабушка попрощалась с Антонио и пошла вверх по узенькой улочке. Вскоре дорога упёрлась в каменную лестницу. Ступени были короткие и неровные, а сама лесенка – такой узкой, что подняться можно было едва-едва одному человеку. За лестницей начиналась лесная тропа.

Альма с трудом успевала карабкаться вверх за Элионорой. Листва и ветви соседнего сада постоянно задевали её по лицу.

– Ну сколько можно! – раздражённо крикнула Альма Элионоре. – Вот скажи, ну какой в этом городе может быть клуб садоводов?

Элионора сочувственно посмотрела на неё с вершины лестницы.

– Альма, дорогая, – сказала она тихо. – Конечно, вовсе не обычный клуб. Оглядись вокруг! – она усмехнулась. – Клуб садоводов Бельмелинга – кодовое название нашей службы безопасности. Благодаря листве у наших агентов надёжная маскировка по всему городу. Очень удобно иметь такие обзорные пункты, не привлекая внимания обычных прохожих.

Так значит, Антонио был вовсе не садоводом, а самым молодым агентом службы безопасности. Этим он раздражал Альму ещё больше.

Они пошли в лес по каменистой тропе. Всё выше и выше, ни разу не свернули в сторону или вниз.

– Участники учебного курса должны приходить пешком, – сказала Элионора. – Новые правила безопасности.

Альма следовала прямо за ней. От бабушки шёл сильный приятный аромат. С тех пор, как они виделись наяву последний раз, Альма не раз видела Элионору во снах. Впрочем, «сны» – не то слово, правильнее было бы сказать «в кошмарах»: жестоких, мучительных, невыносимых. Таких кошмаров, от которых Альма каждый раз просыпалась вся в поту: мокрыми были и футболка, в которой она спала, и даже всё постельное бельё.

Иногда ей снилось, что они не смогли выбраться из парламента тем июньским вечером после ислетания. Пару раз снилось, что они не спасли Эдвина, её дедушку. Зато от кошмаров становилось спокойно, когда она просыпалась. Они ведь не были правдой. Альма с Элионорой сбежали из парламента. И Эдвин, который провёл в заточении у Габриэллы 30 лет, тоже. И Авир Крувуль. Мальчик, о котором Альма не могла думать без улыбки. Ей часто казалось, что по жизни она идёт будто на ходулях, ненадёжных, шатких, и никакой опоры толком нет. Но с появлением Авира всё изменилось. Ей не хватало его широкой самоуверенной улыбки, неторопливого смеха, который мог придать важности любому моменту.

На курсы солнцеловов Альме хотелось по многим причинам, но больше всего – потому что там будет Авир. С лета она о нём ничего не слышала. Телефоны использовались только в мире теней, то есть обычных людей. Гвардия Грубель могла прослушивать телефонные линии, и даже использовать кодовый язык было небезопасно. Говорили, что у гвардейцев глаза и уши повсюду. Но Альма думала, что лучше бы говорили об этом пореже. От мыслей о премьер-министре в образе тысячеглавого чудища ночи Альмы спокойнее не становились.

Вместо телефонов солнцеловы использовали солнечную почту. Такие письма по форме и цвету выглядели как листочки деревьев. Их можно было раскрыть по стебельку и написать на них послание. Листочки, которые отправляли на солнечных лучах, имели клейкую поверхность, и потому легко лепились к окнам. Но как их посылали, Альма не знала, а у самого Авира не было её адреса.

Она хотела бы расспросить его о многом! Что происходило, когда он ночью закрывал глаза? Видел ли он то же, что и она? Думал ли о Пузане, большом добром дядьке, который не выбрался с ними в ту ночь из парламента? Он остался там, чтобы они могли спастись. Кошмары о нём были хуже всего, потому что при пробуждении спокойнее Альме не становилось. Обычно после кошмаров о Пузане в плену у Габриэллы Альма просыпалась разбитая, беспомощная и насмерть перепуганная, как в ту ночь, когда видела его в последний раз.

На следующий день после спасения из парламента, когда Альма уже была в безопасности, дома на Эвельсёе, она получила своё первое письмо по солнечной почте. Его она выучила наизусть:

«Дорогая Альма, Эдвин ещё не в лучшей форме. После тридцати лет в плену ему придётся оставаться в постели несколько недель, если не месяцев. Самостоятельно прилетать в наш дом на дереве я тебе запрещаю – это слишком опасно для новичка. Сообщу, когда Эдвину станет лучше.

С любовью, Элионора».

Симон выхватил у неё письмо из рук, не дав ей толком его дочитать вслух.

– Не в лучшей форме? – переспросил он. – Что она имеет в виду?

– Не знаю.

– Может, у него горло болит, как думаешь? Или он слишком слаб? Или ушная инфекция? – Глаза у Симона забегали. – А ушные инфекции опасны в его возрасте? Надо бы почитать про это.

Симон едва успел повидать отца после тридцати лет плена, прежде чем Элионора забрала Эдвина домой восстанавливаться. И в следующие несколько дней Симон летал от счастья, хотя чувства и были смешанными. Его наполняли радость и облегчение оттого, что Эдвин был жив, беспокойство за здоровье отца, гнев на Габриэллу – чувства сменяли друг друга так быстро, что Альма за ними не поспевала.

– Так ведь можно поехать к ним и навестить, – робко предлагала она.

– Слишком далеко. Неужели, собираясь вломиться в нашу жизнь, она не могла поселиться где-нибудь поближе?

Слово «она» Симон произносил с особым нажимом и нахмуренными бровями. И подразумевал он Элионору. Отношения между матерью и сыном потеплели, но не слишком.

– Не так уж и далеко, если бы мы полетели…

– Цыц! – оборвал её Симон. – Не произноси это слово в нашем доме. Слышать не хочу ничего о том, что ты передвигаешься не пешком. Колёсные транспортные средства тоже разрешены, конечно.

Внезапно лес расступился. Невысокая изгородь отделяла их от плато с домиком на вершине. А по другую сторону изгороди, насколько хватало глаз, тянулись извилистые горные кряжи. Альме показалось, что она увидела край света.

Она стала рассматривать домик, одиноко стоявший на плато. Коричневые стены с белыми наличниками и травяная крыша навевали мысли о Рождестве. Но не успела Альма толкнуть калитку, как Элионора её остановила.

– А это предоставь мне, – сказала та.

Бабушка присела, подалась вперёд и положила палец на боковую сторону третьей справа доски – почти у самой земли. Не касаясь больше ни единой точки, она прижала палец покрепче и слегка провела им вверх.

– Датчики, – объяснила Элионора. – Нельзя, чтобы всякий зевака тут околачивался незамеченным. Если пройти чуть дальше, за треугольную отметку на этой доске, в штабе сработает сирена. Не забывай об этом, пожалуйста. Мне доводилось там сидеть, когда солнцеловы, задумавшись, входили сюда просто так. – Элионора скорчила гримасу. – Знаешь, как по ушам бьёт?

– А почему бы просто не выстроить забор повыше и не запереть калитку? – спросила Альма. Она понимала, что секретность необходима, но не понимала, зачем самим создавать такие сложности.

Элионора остановилась, придерживая калитку и пропуская Альму вперёд.

– Высокий забор вызывает у теней любопытство, Альма. Высокий забор и запертая дверь – вдвойне. А любопытные тени нам тут нужны меньше всего. Чем больше их пытаешься отвадить, тем больше им хочется войти. Странные создания – эти тени.

Когда Альма вслед за Элионорой перешагнула высокий порог, под их ногами заскрипел старый дощатый пол. В помещении с низким потолком было темно и пусто. Но Альма, которая уже несколько месяцев назад познакомилась с жизнью солнцеловов, знала, что искать. Квадратный люк на полу. Вход в подвал!

– А там перейдём на одиннадцатый, – сказала Элионора.

Одиннадцатым уровнем называлась скорость, с которой тянулась нить времени: минус одиннадцатая. Альма посмотрела на часы с тёмно-зелёным ремешком на запястье. Часы были не обычные, а крувулевы. Она получила их в подарок от Элионоры в тот самый день, когда впервые встретила Авира, в подвале обычной часовой лавки в Стольбю.

Альма провела рукой по циферблату и нажала на золотую кнопочку на его боковой части. В то же мгновение циферблат разделился пополам и перевернулся. Сверху, где только что была цифра 12, появился ноль. А по обеим сторонам шли маленькие цифры, которые внизу сходились на 32. На левой стороне около каждой из них был приписан минус, а на правой – плюс.

Крувулевы часы показывали скорость времени. Стрелка на часах Альмы сейчас замерла точно на нуле. Это означало, что её собственное время течёт сейчас с той же скоростью, что и обычное, которое у солнцеловов называлось сейчасным.

Альма нащупала свою нить времени и щёлкнула. В тот же миг стрелка переместилась на -11. На одиннадцатый. Самое привычное время для солнцеловов.

– Позвонишь, пожалуйста? – попросила Элионора, которая тоже прищёлкнула свою нить до одиннадцатого, и потому её время шло с той же скоростью.

Она указала на стену прямо за спиной Альмы. То, что на первый взгляд казалось выключателем, при внимательном рассмотрении и правда оказалось искусно замаскированным звонком.

Глава 4

«Мевемлия»

Пол задрожал. Крышка большого подвального люка ушла вниз, отчего стало видно, что доски уложены на бетонный пол метровой толщины. Из помещения снизу пробивался свет. Альма заглянула вниз и увидела толстые ковры, горшки с цветами и кожаные стулья, стоявшие полукругом, как в приёмной. Стен видно не было, и Альма догадалась, что это помещение больше самого домика.

Когда они слетели вниз, Альма поняла, откуда шёл свет. Одна из внешних стен представляла собой одно огромное окно. Альма подлетела к самому стеклу. У подножия холма, в недрах которого они находились, текла кристально-голубая река.

– Председатель Фревелленг, – раздался откуда-то голос. – Пришли в субботу?

Альма отправила луч обратно в арий и направилась к длинной стойке регистрации на другом конце комнаты. Прошла мимо пустых кожаных стульев. На столе перед ними лежало несколько тонких газет, аккуратно сложенных пополам передовицами вверх. «Вестник Бельмелинга» – значилось на них. Обычные газеты, чёрно-белые, без фотографий. На первой заголовок гласил: «Неумение расставлять приоритеты в Совете судьбы». «Высшему органу солнцеловов нужны перемены». Элионора была его председателем. Ей это ничего хорошего явно не сулило.

Под статьёй была ещё одна надпись: «Клуб садоводов ждёт подкрепление. Антонио (Тони) Роло стал самым молодым членом».

– Сопровождаю внучку на курсы солнцеловов, – ответила Элионора.

– Конечно, – поспешно кивнула регистратор. – Важный день. Но… – Она изучила лежавший перед ней список. – В списке участников не значится Фревелленг.

– Френг, – сказала Элионора. – Сын использует своего рода… сокращённый вариант.

– Понимаю, – ответила девушка. Впрочем, она всё равно выглядела сбитой с толку. – Альма Френг, такую вижу. Удачи сегодня, юная солнцеловка! – улыбнулась она Альме. – И добро пожаловать в «Мевемлию».

Альма прошла за Элионорой к лифту сбоку от регистратуры. Двери тут же открылись, только за ними оказалась пустая тёмная шахта с отвесными каменными стенами, конца которым даже не было видно.

– Держись правой стороны, – сказала Элионора. Она выпустила луч и шагнула в пустоту.

Альма стояла, не шевелясь, и тревожно наблюдала за бабушкой. Что ж, летать, конечно, здорово, но ведь старый добрый лифт гораздо лучше и безопаснее?

– Можно уже закрывать двери шахты? – с ноткой нетерпения в голосе спросила регистратор за спиной Альмы.

– Сейчас, – ответила она. Она подняла арий и выпустила лучик.

Альма подумала, что шахта была неоправданно узкой, когда свет её луча озарил чёрные, неприветливые каменные стены. К своему облегчению, Альма разглядела несколько стеклянных сосудов с солнечными лучами внутри, которые рассеивали тьму вокруг. Увамы. Приблизившись к первому, она увидела, что свет увама выхватывает и табличку. На первой было написано: «Э2». Потом шли «Э3», «Э4». Бесчисленная вереница огоньков устремлялась вниз. У Альмы засосало под ложечкой. Похоже, шахта пронизывала всю гору!

– Элионора! – крикнула она обеспокоенно.

– Я здесь!

Альма заметила бабушку на этаже «Э4». У знака было выстроено какое-то подобие веранды с круглой дверью без ручки. Рядом с дверью сидел пожилой человек в небесно-голубом комбинезоне. Альма никогда не видела ничего подобного. Комбинезон с круглой эмблемой на груди был украшен маленькими тонкими металлическими пластинками, напоминающими матовые пайетки. Необычно длинные седые волосы мужчины были собраны резинкой на затылке.

– А вот и наша Альма! – Мужчина спокойно поднялся, когда они приземлились на террасе. – Меня зовут Гильверт Илум.

Он обхватил протянутую руку Альмы обеими ладонями и сердечно улыбнулся.

– Гильверт стал моим телохранителем, как только я возглавила Совет судьбы, – сказала Элионора. – Сколько же это получается? Больше тридцати лет уже?

– Вроде того, – сказал Гильверт. – А я ведь ни на день не молодею! В странные времена живём. И всё же для меня было большой честью быть правой рукой председателя Фревелленг все эти годы. Пожалуй, ничем в жизни я не горжусь так сильно.

Элионора кивнула коротко и немного смущённо, а после перевела взгляд на свёрнутый у Гильверта под мышкой «Вестник Бельмелинга».

– Ну, чем они на этот раз недовольны? – спросила она.

– Многим.

Он взял газету и протянул Элионоре.

– Хотите прочесть?

Элионора взяла газету, кивнула Гильверту и подлетела к круглой двери. Альма последовала за ней. Она догадалась, что дверь была вращающейся, только когда бабушка положила руку на тёмное дерево. Альма увидела, как край добротной двери поворачивается прямо на неё. А её лучу явно не хватало скорости, чтобы пронести её в проём вовремя. От мгновенно подступившей паники Альма даже забыла, как затормозить лучом. Её несло на самый край двери. Она закрыла глаза. Но, когда ничего не произошло, открыла их снова.

Альма оказалась в помещении за дверью. Она повернулась и увидела Гильверта, сидящего в дверном проёме на шпагате. Одной ногой он упёрся в косяк, другой не давал двери закрыться. Он улыбнулся ей, затем отпрыгнул и оказался внутри комнаты вместе с ними.

– Сочту твоё удивление за комплимент, – сказал он. – Никогда не суди о книге по обложке, Альма. Я каждое утро летаю в Рашми-Гар на занятие по йоге и спортивную тренировку. Моему наставнику 135 лет, а он гибкий, как ребёнок.