Грешник. Не играй со мной, девочка

– На кровать. – Сталлоне указал мне средним пальцем.

– Я прошу, не оставляй меня с ним.

– Вообще–то, Валли сучка. – Дернул мочку уха. – Все вы сучки охуевшие, когда вас с поводка спускают. Поэтому Валли под постоянным контролем. Тебе тоже не помешает покумекать денек другой.

– Что?

Мое лицо побледнело до трупного оттенка. Я вжалась в изголовье и прикрылась от разъяренного взора псины большой подушкой.

– Двинешься, она тебе глотку перегрызет.

Добавил, уходя.

– Нет!

Я плюхнулась на бок и Валли оскалилась так, что кровь в лед превратилась. Сталлоне весело рассмеялся и захлопнул за собой стильную серую дверь…

ГЛАВА 7

"Я знаю многих людей, которые боятся смерти.

Они говорят: "Умирать страшно. Умирать сложно.

Я с ними не согласен – умирать легко.

Гораздо труднее жить"

Я не сводила глаз с Валли.

Валли не сводила глаз с меня.

Мы следили друг за другом, но только с разными намерениями.

Я – думала, как избежать смерти от клыков.

Она – как поскорее перегрызать мне глотку.

Тихонько сглотнув, я сдвинулась на миллиметр и услышала негромкое: р–р–р–р.

Мне стало этого достаточно, чтобы замереть на несколько часов.

И все это время в абсолютной тишине, я проклинала себя за плохой навык стрельбы.

Ведь если бы я лучше владела огнестрельным оружием, я бы попала не в плечо Грешника, а прямо в его черное прогнившее сердце.

Убила бы чудовище и все были бы счастливы.

Но «бы» в прошлом.

А я здесь.

В мрачном особняке убийцы с психическими отклонениями.

Господи…

Я осторожно прикрыла глаза и перенеслась к себе домой. К маме, распевающей на кухне незатейливую детскую песенку и готовящую мою любимую картофельную запеканку.

– Ар–р–р…

Зловонное дыхание заставило меня дернуться.

Валли стояла возле кровати, на которой я непреднамеренно оказалась и раздирала меня одними черными глазами на мелкие кусочки. Я закричала, инстинктивно отодвинулась и свалилась на пол.

Ротвейлер за считанные секунды прискакала ко мне и оскалилась так, что все мои внутренности склеились от страха.

Я снова завопила и больно впечаталась спиной в прикроватную тумбочку. Металлическая ручка пронзила одну из лопаток.

Собака шагнула вперед.

Ее острые зубы сверкнули в полутьме, и я подтянула ноги к подбородку.

Она меня слопает и не подавится…

– Валли, пожалуйста…

Я обратилась к животному, надеясь на то, что ее мозг воспринимает человеческий голос и команды.

Но «машина для убийства» не прекратила рычать и выпускать слюни.

Я утерла водичку под носом и моргнув, сбросила с ресниц тяжелые слезы.

– Фу, девочка.

Донесся низкий стальной тембр.

Из скрытого во мраке угла вышел Грешник. Лунный свет наполовину осветил его крупную фигуру. Но я успела заметить руки в карманах брюк и закатанные рукава черной рубашки.

– Ты просишь пощады у безмозглой псины?

– А…а что мне остается?..

Я всхлипнула и высушила потные ладошки о мужскую сорочку, которая скрывала мое обнаженное тело.

– Отдать ей четкий приказ. – Грешник перевел ледяной взгляд на Валли. – Место.

Валли переваливаясь с лапы на лапу пошла и улеглась на дутую лежанку недалеко от двери.

Расслабляться было рано, но я все же немного расслабилась.

– Почему ты плачешь? – спросил Грешник, подойдя ко мне в несколько шагов.

– Потому что мне страшно…и потому что мои близкие мертвы…

Это действительно правда.

С момента ухода Арсения я только и мечтала о том, чтобы попрощаться с родителями. Положить цветы на их могилы.

Грешник протянул мне руку. Как тогда, в бассейне.

Я взялась за нее и ощутила скрытое тепло.

А еще легкое покалывание, из–за грубоватой кожи.

– Ты никогда не вернешься домой. И никогда не увидишь тех, кто тебе был дорог.

Его слова искромсали мое сердце.

Жгучая боль хлынула по венам, и я потеряла равновесие.

Грешник позволил мне упасть на кровать и почувствовать тысячу иголок, пронзающих плоть.

Иголок безвыходности, отчаяния и печали.

– Валли пробудет с тобой до утра. А там, посмотрим.

Развернулся на каблуках и медленно пошел к двери. Я схватила декоративную подушку серого цвета и бросила ему в спину.

Валли тут же сорвалась и прыгнула в мою сторону.

Я завизжала и забралась под одеяло.

– Охраняй, – скомандовал собаке, – попытается слезть, фас.

Исчез за дверью, оставив меня со своим верным и очень преданным «солдатом».

К утру физиология напомнила о себе, прозвонив во все внутренние колокола. Я там захотела в туалет, что заскрипела зубами от давления внизу живота.

Валли не дремала.

Черные глазища наблюдали за мной с армейской точностью.

Но я рискнула, дабы не описаться в постели.

Высунула ногу, и собака тут же присела по стойке смирно.

Божечки…

– Доброе утро!

В комнату вошла Вильма со стопкой идеально сложенной одежды. Валли отвлеклась на нее, а я ринулась в ванну, где пописать удалось только с третьей попытки. То ли я слишком перетерпела, то ли стресс сказался.

– Я принесла тебе чистые вещи. Одевайся и спускайся на завтрак! – выкрикнула Вильма. – Валли я выпущу погулять!

Добавила она и я протяжно выдохнула.

Покончив с мочеиспусканием, я вернулась в комнату и принялась одеваться.

Руки тряслись, когда я натягивала красивые белые трусики и кружевной бюстгальтер без поролона. Неужто Грешник лично выбрал этот комплект? Вряд ли. Скорее всего у него есть помощница для таких дел. Та, кто бегает для него по магазинам и летает в шопинг–тур куда–нибудь в Милан. Все его костюмы итальянского производства и рубашки тоже.

Собравшись, я пальцами расчесала волосы и вышла в коридор. Меня никто не охранял.

На свой страх и риск, я прошла мимо множества закрытых спален и спустилась по лестнице.

В холле тоже было пусто. По ногам пробежал холодный ветерок. Я посмотрела вправо и увидела открытые двустворчатые двери, ведущие на задний двор.

Вот откуда свежесть.

– Поторопись, Давид Романович не любит ждать, – мимо пронеслась Вильма с блюдом горячих сырников, – смелее.

Последнее слово сказала нараспев.

Я натянула рукава трикотажной блузки и смяла их в кулаках.

С огромной нервозностью зашла в столовую и удивилась компании, которая в ней собралась.

Слева от хозяина сидела красивая молодая девушка в строгом черном платье. На ее запястье поблескивали часики с тонким золотым браслетом.

С другой стороны, ловко орудовала ножом и вилкой вторая не менее прекрасная особа. Идеальное каре и неброский макияж, напомнил мне о принцессе Диане.

– О, Давид, мы не знали, что у тебя гости.

Произнесла леди ин блэк.

– Успокойся, Диана. – Он нацелил на меня огненный взгляд. – Ангелина моя старая знакомая.

– А, по–моему, совсем не старая, а очень даже юная и симпатичная. – Улыбнулась девушка с каре.

– Дарина. – Прошипел сквозь зубы и ткнул указательным пальцем на свободный стул. – Садись.

Я присела и начала теребить край шелковистой скатерти.

Передо мной расположилось несколько десятков угощений. Но я была не голодна. Да и живот время от времени болезненно тянуло.

– Значит, Ангелина? Очень приятно! – Диана насадила кусочек манго на вилку и запустила в рот.

– Ты умеешь разговаривать? – Дарина отпила кофе из изящной белой чашки с серебряной ручкой.

– Да. Простите. Просто это все так неожиданно.

Я потерла ладонь и попробовала взять стакан с апельсиновым соком. Не вышло. Тремор чуть было не стал причиной катастрофы.

– Странная она, Давид. – Дернула плечиком Диана. – Где ты ее нашел?

– Перестань, Ди, может эта девушка не совсем старая знакомая, как нас пытается убедить брат, а нечто большее.

Брат? Так Диана и Дарина его сестры?

А я думала, Грешник настолько привык жить в аду, что растерял всех близких людей.

– Извините, я лучше пойду.

Мой поступок грозил мне очередным наказанием, но меня тошнило от вида еды и бросало в дрожь от присутствия двух красоток с безупречной внешностью.

Встав, я еще раз извинилась и поспешила скрыться.

Ноги вынесли меня во двор.

Он был феноменально чист.

Ни листика, ни желтой травинки после схода снега.

Я ступила на широкую дорожку и прошла до отдаленной беседки. Солнце осело на ее прозрачной крыше отчего внутри создался парниковый эффект.

Меня сразу же перестало знобить.

Я согрелась и подошла к самой длинной стеклянной стене, за которой виднелось небольшое озеро.

Убрав рукой мутный слой со стекла, увидела в отражении Грешника.

Мужчина не двигался.

Смотрел на меня и молчал.

Я повернулась.

Его рост, стать и хищный взор – вывернули меня наизнанку.

– Ты испытываешь мое терпение, Лина?

Сказал так, что я окоченела.

– Мне был необходим воздух.

– Именно поэтому, – приблизился, вынудил поднять голову, – ты спряталась в душной, влажной «камере»?

Мой мочевой пузырь резануло вскользь, и я поморщилась. Грешник сжал пальцами мой подбородок. Окружил взглядом губы и непрошено проник в мои глаза, залив их карим ядом.

Я моргнула, но отрава уже полилась по венам.

– Тебе больно?

Кивнула и приложила руку к животу под пупком.

Он распластал ладонь еще ниже.

Мои глаза не нарочно расширились.

– Мне уже лучше. – Прошептала я, находясь под неимоверным гнетом его карих глаз.

– За обман, я могу отрубить тебе руку. Как в Средневековье.

Забрался под блузку и расстегнул пуговку на джинсах. Мой ничтожный протест моментально стерся из памяти.

– Вы и так каждую минуту меня убиваете. Разве этого мало?

Асхадов, если я правильно запомнила, скользнул кончиками пальцев под кружевную кромку трусиков, и мы оба услышали бас Сталлоне. Он позвал босса, взбудоражив птиц на кусте вишни.

– Ты принадлежишь мне. Имею право делать с тобой всё, что пожелаю.

Царапнул гладкое местечко в миллиметре от влажной расщелины. Но нет, влажная я не из–за него!

– Тогда можно мне кое о чем попросить вас?

Его радужка потемнела.

– Попробуй.

– Я могу съездить на кладбище? О большем не прошу. Только это.

Сталлоне снова заявил о своем присутствии звучно присвистнув.

– Эй, босс! Люди ждут!

Я тоже ждала ответа…

ГЛАВА 8

«Друг – не кто иной,

как хорошо знакомый враг»

Я все же получила разрешение на поездку на кладбище. Немаловажную роль сыграл Сталлоне. Он поторопил босса и тот, уходя, брякнул, что я могу прокатиться до царства усопших в компании одного из его «солдат».

Вильма ради такого благого дела, принесла мне черную блузку и узкие черные джинсы. Короткие ботильоны с замком на пятке дополнили мой мрачный траурный образ.

Выйдя за высокие вороты особняка из современных готических романов, я почувствовала не облегчение, а еще более тяжелый груз, чем прежде.

Мне придется вернуться сюда.

Как бы сильно я не мечтала сбежать.

Ожидающий меня телохранитель или не знаю, как правильно его назвать, открыл дверь черного Бентли и не шевелился.

Я забралась в салон из добротной натуральной кожи молочного цвета и вздрогнула, когда парень с каменным лицом отрезал мне путь на свежий воздух.

А воздух, и правда, был свеж. Тягуч по–весеннему.

Я втянула жалкие цветочные крохи до того, как устроиться на сиденье и наслаждалась ими, пока мы не совершили круг по подъездной площадке и не выехали на дорогу.

Теперь только оставалось любоваться величественными соснами и елями. Они повсюду. Обрамляли серый асфальт с белыми полосами до самого города.

Увидев первые здания, я поняла, это Белый…

Мой родной и очень любимый городок.

Сверкнувшие вдали верхушки небоскребов напомнили мне о Нью–Йорке, в котором я провела немало веселых деньков. Я будто сиюминутно перенеслась в маленькое кафе на Манхеттене и попробовала тот удивительный кофе с соленой карамелью и пряной вишней.

Я облизнула губы и перестала умиляться воспоминаниям. Всё в прошлом.

И моя беззаботная жизнь. И мечты о симпатичном парне. И семья.

Водитель свернул вправо, и машина сбавила скорость перед кованой полукруглой аркой.

– Дальше пойдем пешком. – Сказал мой секьюрити и вышел. Любезно открыл дверь и подал мне руку. Я приняла ее, чтобы он не настучал Грешнику и тот не придумал для меня очередное испытание на прочность.

При мысли о бассейне, Валли, я замандражировала.

– Не торопитесь.

Предостерег Стоун. Буду называть его так.

Стоун – камень.

Идеально.

Я промолчала, мысленно усмехнулась собственной эрудиции и сообразительности, и двинулась сквозь арку по широкой асфальтированной дороге прямо к ряду ровненьких ограждений.

Надеюсь, Сеня похоронил родителей рядом с дедушкой и бабушкой. А не кремировал их, развеяв прах над рекой.

Это будет для меня смертельным ударом.

Какая ирония. Смерть на кладбище.

Я вздохнула и посмотрела на мраморное надгробие слева. Массивное, немного пугающее. А эпитафия, вовсе за гранью. Наверное, цитата из какого–нибудь классического романа, вроде «Фауста» или «Божественной комедии». Я плохо разбиралась в зарубежной литературе и читала в основном современных авторов.

Чуть поодаль надгробие поменьше. И ангелок пухлый высечен. Детское…

Малыш всего сутки прожил.

Сердце сжалось от трескающейся в груди боли.

Что же пережила его мать? Какой ад вынесла?

– У вас всего полчаса. Не задерживайтесь.

Подогнал Стоун, и я побрела мимо людей, которых никогда не знала и замерла у оградки тех, кого любила и люблю больше жизни.

Мама и папа будто бы материализовались с небес и встали возле своих памятников. Папин локоть лежал поверх гранита, и он широко улыбался. Моя мамулечка привычно рассматривала свое отражение в карманном зеркальце.

Живые. Счастливые.

Миф.

Галлюцинация.

Все по вине моего разломанного состояния.

Я почти не различала явь и вымысел.

Пребывала между двумя мирами, не понимая разницу во времени.

– Мои хорошие, – я подошла к двойной могиле и присела, – простите меня.

Мысленно взяла нежные мамины руки в свои и поцеловала каждую. Тонкая соленая струйка пронеслась вниз по моей щеке и впиталась в свежую пуховую землю.

Я сгребла влажную горсть, подержала в кулаке и высыпала в ноги маме и папе.

– Я знаю, вы рядом.

– Ангелина, – Стоун застыл позади, – время вышло.

– Хотя бы минутку, – оглянулась через плечо, – всего одну.

Он кивнул и вышел к обочине.

Я помолчала, глядя на безликие серые плиты и встала. Низ живота резануло. Поморщилась, выждала секунду и подошла к курящему парню. Он рукой указал мне обратную тропу и стряхнул пепел, пошевелив губами.

Перед машиной я устремила взгляд в тяжелое грузное небо. Подвешенные на невидимую леску тучи плавно плыли в направлении города. Пусть разверзнется гроза и ливень зальет бесовский котел доверху. Пусть Сеня захлебнется грязной водой, так и не вкусив красивой жизни без наставлений папы и заботы мамы.

Ветер принес сырой аромат. Землистый. Я как следует вдохнула и села в Бентли.

Да, ненастье накроет нас уже сегодня.

Через десять минут сбылось мое пророчество. По крыше и лобовому стеклу забарабанил дождь. Сначала несильно. В качестве затравки. А позже, когда я подъехала к особняку, пустился во все тяжкие. Развернулся с молниями и громом.

Стоун накинул на меня свой пиджак, и мы бегом добрались до крыльца под прозрачным навесом. Стряхнув воду с ткани, закинул пиджак за спину и провел меня в дом.

Вильма что–то готовила. Запах божественный.

– Спасибо.

Кротко улыбнулась Стоуну и пошла в кухню, огибая просторную гостиную, в которой сейчас царил мрак и на полу отражались дождевые зигзаги.

– Привет. – Полушепотом произнесла я.

Пышка подскочила, держа форму для пирога двумя руками в силиконовых варежках.

– Бог ты мой!

Ее будто током ударило. Засунула будущее сладкое творение в духовой шкаф, поднеслась ко мне и ошарашенно глянула на мои мокрые ботильоны.

– А ну снимай быстро!

Приложила ладошки к пухлым щекам и громко цокнула.

– Что такое?

– Мне конец…всё.

– Да что случилось, Вильма?

– Хозяин ненавидит дождь. Если хоть каплю этой заразы в доме найдет или узнает, что кто–то занес ее втайне, всем потроха перетрясёт.

– Это же просто вода. Она с неба льется.

Юркая помощница толкнула меня в плечо.

– Разувайся сейчас же! Я успею вытереть пол, пока он не появился.

– А где он, кстати?

В зеленых глазах «семи рукой богини» засиял непросто страх, а лютый могильный трепет.

И вместо ответа на мой вопрос, она схватила со стола тряпку, упала на коленки и начала тереть мою обувь и то, что я принесла с собой с улицы. А именно пару крошечных клякс дождевой водицы.

– Ты чего, встань. – Я попятилась, а она за мной поползла.

– Ой, беда. Ой, конец.

Запричитала снова.

Я пошатнулась от ее напора и в кого–то впечаталась…

– Давид Романович! – ахнула Вильма и губы задрожали. – Я ей говорила, а она своенравная, наплевала на мои слова.

Сдала меня, глазом не моргнув. Не нарочно пожелала, чтоб от ее пирога уголек остался.

– Ступай.

Сухо прогнал экономку. Она включила задний ход и на четвереньках спряталась за кухонный остров.

Я медленно повернулась и утонула в карих глазах, источающих лютую ненависть.

– Иди за мной. – Почти по буквам сказал он и опустил взор на мои, черт подери, треклятые ботинки. – Но для начала их сними и выбрось.

Что? В смысле выбрось?

Но это была не идиотская шутка…

ГЛАВА 9

«Я, может, скажу ужасную вещь,

но мужчинам,

которые гордятся только тем,

что они мужчины,

просто больше нечем гордиться»

Я скинула ботильоны и пошлепала за суровой грозной фигурой в черном. Шаги были почти не слышны. Только мое бешеное сердцебиение. Бам, бам, бам…

Ритм участился, когда Давид открыл дверь своего кабинета и взглядом пригласил войти.

Я вошла. Замерла недалеко от входа.

Глаза забегали по просторному помещению с кучей книжных шкафов на современных подвесных полках и панорамному окну во всю стену. Стекла лизал непрекращающийся дождь. Снова и снова.

– Вильма предупредила тебя о маленьком правиле?

Он обогнул стол из эбенового дерева и уселся в громоздкое кожаное кресло с вогнутой спинкой. Не глядя на меня, дернул верхний шкафчик и достал пистолет с глушителем.

Аккуратно положил на тейбл–пэд и посмотрел на меня, с трудом сдерживающую дрожь.

– Она что–то сказала про вашу фобию и…

– Фобию? – карие глаза прошлись по изгибам моего тела. – А у тебя есть фобии? Может быть, ты боишься пауков? Или темноты?

– С недавнего времени я боюсь собак. В особенности ротвейлеров.

Давид и тени улыбки не выражает.

Хрустит пальцами, разглядывая меня рентгеновским взором.

– Не стоит бояться Валли. Она пережила немало на своем веку и имеет право немного злиться.

Я подумала о собачьих боях. Или о жестоком хозяине. И задалась вопросом, а чем Грешник лучше?

Собака жила в шикарном доме. Ела деликатесы. Но была пленницей. Как и я.

Разве это жизнь? Скорее не очень приятное подобие.

– Я постараюсь.

Ложь.

Я никогда не свыкнусь с таким соседством. И с тем, что принадлежу Грешнику, тоже.

– Как поездка? – выгнул темную бровь и взялся откручивать глушитель. Приглушенный лязг металла, треск резьбы взвинтил мой страх до масштаба глобальной катастрофы. Только дождь успокаивал. Но его, господин Грешник ненавидел всей душой.

Почему же? Что в обыкновенном ненастье плохого?

Даже Пушкин писал про грозу в начале мая.

Сейчас, правда, конец марта, но…

– Спасибо, хорошо.

– Попрощалась с родителями?

Дунул в выходное отверстие, и потер его пальцем.

– Мне не хватит целой жизни, чтобы принять факт их кончины и попрощаться.

– Сожалеешь, что пропустила похороны и поминки?

Пошевелил слегка пухлыми губами, нажимая на спусковой крючок. В корпусе что–то защелкало.

– Я сожалею, что у меня брат–убийца.

Впервые за несколько минут, я сдвинулась на миллиметр. Ладошки мало того, что вспотели, еще и защипали от нарастающего ужаса. Я сглотнула, как мне показалось крайне тихо, тем не менее Грешник уловил сдавленный глоток. Карие глаза полыхнули азартом. Он явно любил покер и просаживал миллионы за игрой в каком–нибудь подпольном клубе, внешне напоминающем вейп–шоп или магазинчик хозяйственных товаров.

Я попробую подыграть ему.

Как в песне Леди Гаги?

Я зажгу его, покажу, что у меня есть. Он не сможет прочитать моё бесстрастное лицо. Вроде так.

– Арсений – мальчишка. Я был гораздо хуже него в его возрасте.

– Не сомневаюсь. – Прошептала под нос и сжала кулачки.

– Что ты сказала?

Грешник собрал пистолет обратно, предварительно загнав патрон в патронник и размазал меня убийственным взглядом.

– Ничего.

Пожевала губы по очереди, не нарочно прикусила язык.

– Когда я спрашиваю, отвечай.

– Я ничего не сказала!

Грохнула в ответ с психом.

Грешник поиграл челюстью и откинулся на спинку своего дико комфортного кресла.

– Возьми любую книгу с полки. Быстро.

Я чуть не рухнула, сделав шаг. Ноги задеревенели, затекли.

Пробежав глазами по разномастным корешкам, подцепила за верхушку томик афоризмов и прислонила к груди.

– Теперь встань вон туда, – маякнул на серый ковер возле небольшого диванчика, – и подними книжку над головой.

Я переместилась на указанную точку, трясущимися руками возвела книгу над головой и увидела направленный на себя черный ствол.

– Если не хочешь умереть, не шевелись.

Сердце кувыркнулось, шмякнулось в живот и режущие колики вынудили меня задрожать.

– Я же сказал, колыхнешься и промахнусь.

Грешник переключил предохранитель, прицелился, плавно нажал на спусковой крючок и выстрелил.

Мои уши заложило от взрыва, случившего внутри черепной коробки. Я отключилась на долю секунды. Когда пришла в себя, поняла, что между ног стало как–то очень тепло…

Опустила руки, забыв о книге. Афоризмы ударили меня по плечу и шлепнулись на пол, раскрывшись надвое.

Желтоватые листы покрывали выцветшие чернила.

Мужество делает ничтожными удары судьбы…

Сквозь слезы прочитав строчку Демокрита, я набралась сил и побежала к двери.

Я помчалась по одному коридору, потом по второму и наконец, спряталась в своей спальне. Рыдая, сняла мокрые джинсы, сбросила блузку и поспешила в душ.

Сволочь.

Ублюдок.

Ненавижу!

Горечь текла по моим щекам и затмевала пресный вкус воды.

Кипяток оставлял на моей коже красные метки, но я не двигалась.

Смыть с себя позор.

Стереть унизительную картинку.

Забыть о психопате с внешностью голливудского актера.

Вот мой план.

Только ничего не выходило.

Я раз за разом вспоминала о чертовом коврике, на котором стояла и о глухом свисте, ознаменовавшем полет пули.

Не выдержав собственных мыслей, я присела на корточки и скукожилась.

Меня заливало сверху, а я плакала и просилась к родителям.

Дверь хлопнула или мне померещилось?

Навострила глаза на вход, затаила дыхание.

Ни звука больше не услышала.

Поднявшись на ноги, взяла мыло и тщательно намылилась. Захотелось содрать себя кожу, лишь бы не чувствовать себя той, кем являюсь.

Девочкой, купленной за пятьдесят штук на долбанном аукционе.

Марионеткой в руках безумного мастера.

Вещью, в изысканной коллекции затворника с нескончаемым списком грехов.

И самое главное: человеком, которого можно выбрать в качестве мишени.

Выплюнула воду, попавшую в рот, закрутила кран и вылезла из душевой кабины. Белое полотенце отлично скрыло мои прелести, и я взяла другое, чтобы сотворить чалму на голове.

Подойдя к зеркалу, убрала рукой конденсат и грустно улыбнулась.

Я бледная, измученная, с искусанными губами и темными залежами под глазами.

Не принцесса, блистающая на маскарадах и мафиозных вечеринках, а узница замка в глуши.

Всему виной ОН.

Нужно было убить его в порту. Вычеркнуть из истории Белого и навсегда вернуть городу спокойствие.

Идиотка.

Мазила.

Ни верных слов, ни синонимов своему поступку не нашла. Одни ругательства.

– Вильма?