Злые сказки Неизведанного

Старуха была больна, уже и не скажешь, чем, она очень долго засыпала от болей в спине, которая к ее годам изогнулась как колесо, ведь старая всю жизнь провела в сборе ягод и тяжелой работе во дворе. Ей было тяжело дышать, а в доме от горящей печи было постоянно душно. И часто она до поздней ночи ворочалась, постанывая от боли, а когда ей все же удавалось уснуть, она тут же просыпалась от пронзительного смеха ее внучек, которые играли с любимыми куклами.

Старуха сначала не обижалась на девочек, только шикала на любимиц своих, но со временем она изрядно устала. Боль становилась невыносимой, а их смех, который сначала был таким заливным и нежным для ее ушей, как тонкий колокольчик, с каждой ночью становился все более резким, пронзительно обжигающим, словно ее голову окунали в кипяток.

Ругалась старуха, бранила родителей, унимала внучек. Девочки обещали, что больше не будут, но разве устоишь перед соблазном, когда сна ни в одном глазу, вокруг – загадочный полумрак, а кукла в пестром платье так и манит?

Не знала старуха, что ей делать, любила она внучек своих, но эта боль сводила ее с ума, сквозь слезы она просыпалась и чуть не плакала. Молодые, здоровые тела не могут понять, какую боль несет старость.

В очередную такую ночь привиделось бабушке, будто плывет она по молочной реке, теплой и сладкой, прямиком в царство мертвых. И нет в том сне ни боли, ни одышки, сердце не колит, а кости не скрипят так, что в голове отдает. И снова резкий, жгучий смех выдернул ее из прохладного сна сюда, в мир живых, где даже воздух обжигает.

Закряхтела бабка и приподнялась.

По деревянной избе играли дрожащие тени от тлеющих угольков в печи, дети ее тихо спали на кровати у одного окна, а под вторым окном, на лавке, сидели две ее такие любимые внучки, которые держали в руках куклы и хихикали. Они прикрывали рот руками, но детский смех ничто не может сдержать. Девочки сняли висящие на стене засушенные травы и мамин горшок, представляя, как их маленькие куклы готовят что-то вкусное, накидывая трав в горшок.

Они почувствовали, что в темноте кто-то смотрит на них и тут же глянули в сторону печи, на которой лежала бабка. Ее тяжелый взгляд стер моментально улыбки с их лиц, девочки виновато посмотрели на старуху.

– Прости нас бабушка, ты будешь ругаться?

– Мы старались тихо.

Старуха почувствовала, как боль снова впилась в ее тело, как от душного воздуха перехватило дыхание. Этот мир ей давно опостылел, в нем не осталось ничего, кроме боли, от которой она могла убежать лишь во сне. И снова эти две пакостницы вернули ее сюда. И уснет она теперь только под утро, а днем, она будет опять заниматься делами, которыми занималась всю свою жизнь, из-за которых в ней накопилось столько боли. И беспросветно все. Первым ее позывом было взять клюку и отхлестать этих хулиганок. Но это были ее внучки. И где-то под покровом боли скрывалась ее огромная любовь к ним. Все, что она хотела, чтобы девочки дали ей немного поспать.

И тут в голову старухи пробралась одна идея, которую она тут же решила реализовать, ругая себя за то, почему она не пришла ей в голову раньше. Была ли та мысль шепотом самого Неизведанного, что жило в этом мире, роком судьбы или простою случайностью – никто не узнает. Но бабушка расплылась в улыбке и кряхтя слезла с печи. Девочки выжидающе замерли, их огромные васильковые глаза с трепетным ужасом смотрели, как к ним подходит, похрамывая скрюченная бабка.

– Нет, мои хорошие, я не буду ругаться, но я должна вас предостеречь. Опасно играться с куклами так поздно ночью.

Девочки удивленно посмотрели друг на друга.

– Но почему бабушка?

Старуха взяла их кукол, положила в горшок и отставила на пол, под лавку, а сама же села к девочкам напротив. Тени заиграли на ее осунувшемся, морщинистом лице.

– Ночь – это время, когда мир живых и мир мертвых мешается между собой. Боги засыпают, тьма из мира мертвых растекается по-нашему, души умерших людей блуждают тут и там и могут заблудиться, а к нам подбирается зло, от которого мы не защищены при спящих богах.

Девочки испуганно слушали бабушку с открытым ртом.

– Много зла выходит из мира теней, опасного, охотящегося за неосторожными живыми. А зло в мире теней могуче и может то, чего не могут простые смертные. – Старуха загадочно улыбнулась. – Есть такой злой дух. Зовут его… – карга задумалась. – Божак.

В этот момент в кувшине, где лежали куклы, что-то едва слышно зашуршало. Но бабка продолжала свой рассказ, девочки с страхом и интересом слушали ее, а родители сладко спали, и никто не услышал шороха.

– Божак выходит из мира теней, как и все злые духи, ночами и начинает свою охоту. Он любит лакомиться кровью живых людей, и он вечно голоден, потому что в мире теней только мертвые люди и есть. Сам он отвратителен на вид. Тело его сделано из мокрой глины, на руках его маленькие тонкие коготки.

Что-то заскреблось в горшке, словно иголки царапали его изнутри, но и это осталось неуслышанным.

– Глазки его – две зияющие дырочки, глядя в которые понимаешь, что внутри Божака пустота. Рот его крошечный, круглый из тысяч острых иголок, которыми он впивается в свою жертву. Если он добрался до человеческого тела, он больше не отпустит его, пока не выпьет всю кровь. Божак не велик и слаб, и когда он добирается до мира людей, его глиняное тело застывает и разбивается, потому что внутри его пустота. К тому же дух этот очень мал. Он не может нападать на храбрых воинов, поэтому он охотится иначе… Хотите знать как? – в полумраке комнаты казалось, что глаза бабки засияли масляным, зловещим огоньком.

Девочки переглянулись, прижимаясь ближе друг к другу, но рассказ был очень интересен, и они кивнули.

Старуха усмехнулась, радуясь про себя, что уж эта история их точно отучит шалить по ночам.

– Дух его вселяется в кукол, с которыми играются дети. Когда тьма опускается к нам с неба, нужно убирать кукол и ложиться спать. Божак не чует спящих людей, они для него все равно что мертвые. А вот бодрствующие… Другое дело! Они полны вкусной кровушки, которой он так жаждет. И если играться так поздно ночью, когда Божак охотится, он проникнет в куклу, прогрызет своими иголками ее ткани, чтобы у него появились зубы и вцепится в человека.

Старуха так вдохновленно рассказывала свою историю, а девочки так завороженно ее слушали, представляя, как Божак протыкает ткань куклы своими зубами, что не увидели они ничего вокруг себя.

Не увидели они, как из горшка выползло 2 маленькие тени и осторожно пробрались к ним под лавку. Не увидели они, как у кукол, сидящих на полках, задергались головки и что-то острое, похожее на ржавую иголку, протыкало ткань. Не увидели они, как зашевелились десятки маленьких ручонок, сшитых из лоскутков, и как задергалась большая шерстяная кукла в сенях, которая защищала от чужих.

В треске догорающих в печи угольков они не замечали, как тихо-тихо рвется ткань, а рябь теней наполняется десятком чужаков, проникших в дом.

– Божака ничем не остановить. Если он нашел свою жертву, он ее не отпустит. Он вцепится в нее и будет пить, пока не выпьет последнюю каплю. Особенно он любит кровь маленьких девочек. – зловеще улыбнулась старуха. – а при виде его жертва столбенеет и слова не может сказать.

Зашевелились тени смелее за спиной старухи. И из сеней поднялся силуэт, которые медленно, неуклюже ковылял в их сторону.

– Они двигаются не слышно, прячась в тенях. – продолжала старуха. – Однажды такой же темной ночью, безлунной, как сегодня, один мальчик играл с своей любимой куклой воина. И тут она вцепилась ему в шею, он даже вскрикнуть не успел. На утро родители нашли его бледное, бездыханное тело и окровавленную куклу рядом, а шея мальчика была вся искусана и проколота словно тысячей спиц.

Тень приближалась и уже можно было увидеть, как дрожат лоскуты белых тканей. Тень двигалась неестественно, качалась из стороны в сторону и рвано дергала конечностями. Девочки выглянули из-за спины старухи и остолбенели, не в силах что-либо сказать. В ужасе наблюдали они, как приближается в полумраке к ним их сшитая кукла, поднимая свои лоскутные руки, на концах которых торчали острые, тонкие когти. Увидели они, как с полок сползают куклы поменьше, как по скамье лезут их любимые куколки, с которыми они только что играли. Слух старухи был слабым, и не слышала она едва уловимого скрежета когтей по полу. Она увидела ужас в глазах девочек и улыбнулась.

– Поэтому, внучки мои, опасно играть ночью в игрушки. Кто знает, когда именно Божак доберется до вас и вцепится своими зубами.

Старуха увидела, как дрожат девочки, подумав, что возможно она рассказала слишком страшную сказку. Тут она заметила, что на них падает странная высокая тень и оглянулась.

Ночь прошла без шума и детского смеха. Но с первыми петухами услышали все жители деревни пронзительный вопль. Сбежались они к одному из домов и увидели рыдающую мать с отцом над телами их двух дочек и их бабушки.

Что именно произошло той ночью, никто так и не понял. Тела были словно источены не зубами, а тысячами игл и спиц; они лежали бледные, без единой капли крови, с масками ужаса на лицах. А рядом валялись десятки дырявых кукол, и ткань их пропиталась алой кровью.

Та история давно позабыта, имена и память о погибших несчастных похоронена вместе с ними. А вот Божак остался, охотится и по сей день. И с тех пор нельзя детям играть ночью в игрушки, а все игрушки перед сном запираются на замки, потому что в них может вселиться Божак.

Сказка о том, как в поле Полудница танцевала

Это было давным-давно, когда сказки были не сказками еще, а былью. Люди жили в те давние времена, чувствуя, что нечто тайное их окружает. Они видели, понимали, что мир вокруг намного сложнее и опаснее, и всюду их окружает загадка.

Загадка, казалось, таила в себе великую мощь, она была живой и таинственной. И звалось тогда это все Неизведанным. Не умели люди еще обращаться с этим Неизведанным, не понимали его, боялись. А может и правильно делали, ведь Неизведанное только-только начинало касаться мира людей. Неизведанное было рядом всегда, имело тысячи лиц, образов, проявлений. И тогда люди еще только решали, как с ним общаться правильно.

Давным-давно в некотором царстве-государстве, стояли две деревни на противоположных краях одного большого поля. Поделили жители деревень то поле пополам и вспахивали его да пшеницу собирали. А погода была в те лета капризна, не умели люди ее понимать. То дожди стояли такие, что все поле смывало, то засуха страшная, всю землю сжигала, то морозы лютые. А природа была еще необузданной, то птицы, то паразиты захватывали поля, пожирая колосья, обрекая несчастных людей на голод. И приходилось им полагаться в те нелегкие времена на богов, которые еще активно общались с миром через своих названных детей, полубогов.

И был бог урожая, которому молились жители и той, и другой деревни. В одной его звали Вехас, во второй – Вехис. Страшно обидятся на вас жители каждой деревни, коль вы при них неправильно назовете их бога. Ведь у Вехаса борода была золотая, а у Вехиса медная. Вехас держал в правой руке посох с резьбой под пшеницу от основания до вершины, а Вехис держал в левой руке посох с резьбой под пшеницу только сверху, точно настоящая. В противоположной руке Вехаса был рог с колосьями пшеницы золотой, а у Вехиса рог с фруктами.

И до того рьяно спорили жители деревень друг с другом, у кого бог правильней, что едва-едва общались друг с другом, стиснув губы, сжав кулаки. Но кое в чем были согласны они: бог урожая, что Вехас, что Вехис нуждались в жертве им. Ведь нельзя же просить бога менять погоду без хорошей жертвы, так ведь?

В чем еще были согласны жители обеих деревень – это в том, какой должна быть жертва. Только девица-красавица, чиста душой, не тронутая мужчиной.

Каждый год, провожая зиму, праздновали начало нового пахотного сезона люди праздником плодородия. В одной деревне в честь Вехаса приносили на жертвенный стол прекрасную деву, а жрец вонзал ей нож в сердце. В другой деревне, в честь Вехиса, девицу-красавицу сжигали на жертвенном столбе. И наблюдал за этим всем то ли Вехас, то ли Вехис и решал, достаточна ли хороша для него жертва, чтобы давать урожай в том году. Иногда бог плодородия был благосклонным и урожай на поле был прекрасный, а иногда нет, и настигал жителей голод. А коль поле было одно, гневались жители деревни на другую деревню, ведь именно они были виноваты в том, что Вехаса али Вехиса неправильно задобрили жертвой, и та, другая деревня поступала глупо и по-варварски с бедной девицей, чья смерть была за зря.

И жила в одной деревне Девица, которая считала, что все смерти абсолютно зря происходят. Не обладала Девица какой-то особой внешностью и никогда не была первой красавицей, но говаривали о ней, что у нее доброе сердце, да смекалка. Видела она, как страдают из года в год ее прекрасные соседки-подружки, как плачут матери, когда у них подрастает красавица-дочка. И сжималось ее доброе сердце, ведь неправильно это. Неужто боги, которые даруют урожай и жизнь, должны непременно получать взамен столь страшную дань. Отказывалась Девица верить в такой порядок, твердо решила, что поможет всем и решила обратиться к богам за правдой. Когда первые перелетные птицы начали возвращаться обратно в леса, знаменуя скорый приход весны, решила Девица, что пора что-то менять в укладе, действовать хитро да умно. Бог плодородия не станет слушать простую Девицу – рассудила она, но может полубог станет и ответит ей на ее мольбы. Полубоги в те времена были для людей известной, но диковинкой. Знали они, что выбирали боги себе детей под стать, самых сильных и достойных, вознося их в свой мир. Но имена их были им не ведомы, силы не знакомы, а предназначения их окутаны тайной. Потому люди не общались с ними обычно и, быть может, Девица была первой, кто решил испросить их помощи. Одним пасмурным, холодным днем, вышла она в поле, во царство бога плодородия. Принесла она немного зерна да сушеных грибов как дар от себя, разложила на промерзшей земле, зажгла свечу с травами для молитв. И попросила явиться к ней сына или дочь бога плодородия.

– Молю, чадо его, явись ко мне, молю тебя о помощи. – слезно молила Девица

И тут, незнамо откуда, вылезла полевая мышь. Сначала Девица испугалась, уже хотела ее отогнать, да заметила она, что не совсем то мышь была. Глаза ее были точно у кошки, а из пасти торчали клыки, словно у кабана, да и размера она была как песец, а то и больше. В изумлении смотрела Девица на странное чудо, которое подошло к ее дарам, понюхало их, а потом схватило лапками зерно и надкусило. Посмотрела мышь кошачьими глазами на девушку, усики над клыками задрожали, замахали и тут обернулось чудо прекрасным молодцем с золотыми волосами и васильковыми глазами в богатой рубахе как из злата.

– Не припомню, чтоб хоть кто взывал к полубогу, вместо его отца! – воскликнул он. – О чем молишь, красна-девица?

Девица учтиво поклонилась могучему существу, восторгаясь в сердце своей блестящей идее! Даже полубог признал, что ранее так никто не делал, значит, она оказалась права в первый раз, может, окажется и сейчас права.

– Великий , смилостивись, молю, мне правду рассказать.

– Какую правду ты хочешь знать?

– Одни молятся твоему отцу Вехасу, другие – Вехису. Одни каждый год сжигают прекрасную деву, другие вонзают нож в сердце. Но неужели наш милостивый бог урожая требует такую дань?

Задумался полубог, оглядывая покорно кланяющуюся Девицу.

– Мой милостивый отец получает вашу дань и доволен столь щедрым даром. – ответил он.

– Милостивый полубог, мы вечно благодарны вашему отцу, но не та правда мне нужна! – стенала девушка. – Обе деревни страдают от того, что каждый год отправляют на смерть самую прекрасную деву. Мне больно смотреть, как гибнут люди, как плачут их родные и с каким страхом ждут своей участи следующие. Неужели милостивому богу, который дарует нам жизнь и еду, нужна такая кровавая дань?

– Нет, смерть не нужна. – задумчиво молвил полубог, разглядывая небо.

Подняла тогда девушка голову и удивленно посмотрела на него.

– Что же на самом деле нужно милостивому богу?

– Ему нужна ваша память, ваше почтение к тому отцу, кто дает вам желанное.

– Но убивать никого не обязательно? – сердце Девицы наполнилось надеждой.

– Не обязательно. – кивнул полубог с улыбкой.

– Но как же тогда… – растерянно спросила девушка. – как же тогда почтить великого отца?

– Дар – есть почтение. – ответил полубог. – Единство – есть память. Единый дар от вас сохранит память о великом отце, кто дарит миру урожай.

И с этими словами полубог растворился в дыму от свечи, и она угасла с шипением.

– Дар – почтение. – повторила она задумчиво. – Единство – память.

Слова полубога были просты и понятны даже для ребёнка, казалось умной Девице – нужно было лишь придумать, какой дар они смогут все вместе, сообща принести великому отцу, чтобы смилостивился он и подарил им урожай.

Примчалась в деревню радостная Девица, рассказав всем-всем, что не нужно им приносить жертву столь кровавую, и что можно сохранить жизни всех невинных девушек, продолжая почитать великого отца и так.

Не все восприняли ее слова всерьез. Те, кто уже потерял своих дочерей, говорили, боясь, что смерти их детей напрасны, что нужно продолжить традицию, ведь она нет-нет, да приносит урожай. Те, кто еще только готовился принести своих дочерей в жертвы, наоборот, встали на сторону Девицы и поддержали ее идею чудесную.

– Только память и почитание нашему великому отцу от единого народа может помочь спасти жизни! – пламенно восклицала Девица. – Пришло время для объединения, забыть старые обиды и споры, вместе шагая в мирное будущее, без крови и бессмысленных смертей!

Такую же речь она молвила и в соседней деревне, куда впервые за много лет пришли давние враги. Удивились соседи, когда увидели девушку и ее соплеменников на своем пороге, но выслушали, ведь тоже готовились к скорой жертве. И, на удивление, поддержали ее, хоть и не все. Те, кто уже отдал своих дочерей, встали на сторону девушки, желая окончить бессмысленный ритуал смерти. Те, кто еще не приносил жертв и не знал боль утраты, желали оставить все как есть, ведь и так работает.

Но Девица была упорна и красноречива, как будто бы невидимые силы вторят ей и дают ей энергию и силы бороться и убеждать.

– Сколько еще прольется крови, прежде чем мы остановимся? Сколько невинных дев будет загублено! Пришло время уважить нашего отца иначе! – отчаянно билась девушка с неверием.

– Только через смерть познается ценность жизни! – противились узколобые староверы.

– Сердце нашего отца переполнено любовью к миру, раз он каждый год заставляет из мертвой земли прорастать жизнь ради нас. Он любит нас, он дарит урожай нам каждый год. Подумайте, как может он просить крови, если дарит жизнь! – упорно твердила она.

– Если бы великого отца не устраивала бы жертва, он бы нам сам сказал.

– Великого отца устраивает жертва, мы видим это каждый год в его действиях, но столь любящему богу не нужна кровь. Он живет там, на небе, а мы здесь на земле точно мелкие букашки для него. Мы не боги и даже не полубоги, не в состоянии понять его слова, только поступки.

– Не всегда приходил к нам урожай, а вдруг не придет он в этот раз? У нас то запасов после затяжной зимы совсем не осталось! Все помрем!

– Великий отец даст нам урожай, ежели мы будем едины в своих действиях и почтим его достойно!

Долго ли, коротко ли билась да убеждала Девица жителей двух деревень забыть прошлое и отпустить его, шагать вместе в светлое будущее. Наконец, убедила. Согласились люди с ней попробовать вместе придумать другую жертву, другой ритуал в честь урожая, без крови и боли. Думала Девица, голову светлую ломала, как бы так порадовать великого отца, представляя, как он смотрит на них с небес, как на муравьев, и подумала, что можно почтить его память танцем. Представила она, как прекрасный танец будет виден в поле с неба, как улыбнется великий отец и подарит им прекрасный урожай. Она видела каждое движение, каждый взмах танца, так ярко, что солнце, казалось, начинало светить ярче из-за тяжелых облаков, слышала она музыку так четко, что в ветре эхо ее отзывалось. Закрывала глаза свои Девица и танцевала, каждое движение запоминала косточками своими, двигалась под музыку, одной ей ведомую и улыбалась, представляя, как глядит на нее с неба великий бог.

Народ идею с танцем одобрил, хоть и настроен был весьма недоверчиво. Все же, старая добрая жертва была куда понятнее.

Время встречи весны приближалось, Девица разучивала танец с жителями деревень. Было сложно, не всем нравились движения, постоянно что-то переделывалось, что не репетиция – то проблемы. Кто-то устал, кто-то заболел, кто-то и вовсе не хочет. Люди то и дело ругались друг с другом, когда кто-то произносил имя бога неправильно или говорил, что посох не в той руке. А происходило это часто, что срывало репетиции, перетекая в жаркий спор, а то и драку.

Девица постепенно уставала, не понимая, почему люди не могут просто так взять и отбросить старые обиды и страхи, как это сделала она. Но ее благие намерения и мечта прекратить жертвоприношение ее держали снова и снова, даже когда она в очередной раз злилась, что кто-то неправильно двигался.

И все это время за ней наблюдало Неизведанное, не упуская из виду даже того, что никто не замечал. Того, как сомневались люди в том, что делали, как боялись, что прогневают великого отца таким глупым действом. Того, как хотели тоже избавиться от прошлого, но сомневались в верном направлении. Того, как натыкаясь снова и снова на преграды и проблемы, изнемогая от усталости, истощилась Девица. Танец шел тяжело, никак не клеился с картиной в ее голове. Ее косточки двигались в одну сторону, а у других – в другую. Люди старались, но не было в их движениях синхронности и единства. То движения были слишком сложные, то музыка слишком быстрая. Постоянно кто-то сбивался, жаловался, нужно было переделывать. Девица от волнений своих почти не ела, не пила, ноги сбивались в кровь, мышцы задеревенели, проступили вены под кожей – так сильно она уставала, репетируя день ото дня. Видело Неизведанное, как она злилась про себя все больше и больше, что танец не получается.

Настал последний день зимы, завтра будет весна и официально начнется весенний посев, урожай которого будет кормить людей весь год. В этот день приносилась и жертва. По традиции давней, ежели из-за тяжелых зимних туч в этот день выглядывало солнце после жертвы, то это означало, что великий отец Вехас или Вехис принял жертву и доволен. Ежели нет, то урожай будет бедным или вообще не будет и помрут с голоду все, а Девица виновата будет.

Отправились все жители деревень, кроме детей и стариков в поле. Погода в тот день выдалась холодная, снег уже почти растаял, оголяя холодную мертвую землю, а тучи нависли так низко, что о них скреблись ветви деревьев.

Девица к тому моменту от усталости совсем валилась с ног, ее кожа восковая, бледная как у мертвеца, глаза впали, из густой косы выпали почти все волосы. Она так устала, она так волновалась и так хотела, чтобы танец порадовал великого отца. Оглядела она свой народ, который впервые за незнамо сколько лет собрался воедино, чтобы вместе шагнуть в светлое будущее, о котором, уверена Девица, мечтает каждый. Да, сейчас лица их суровы, думы полны сомнений, но девушка была уверена, что это ненадолго.

Она ужасно боялась, что не получится. Ведь тогда великий отец не получит свой дар, а значит не принесет урожай в их поля. И тогда умрет не один человек, а все. Девица дрожала, в голове крутились страшные мысли о неудаче и что будет после. Танец должен получиться. И только ее горячее сердце вело ее вперед. Неизведанное восхищалось Девицей, ее силой и упорством, ее желанием сделать мир лучше. Никто не замечал, Девица тоже не ведала, но Неизведанное было рядом и наполняло ее силами, которые помогут ей в нужный момент.

Зазвучала музыка, люди встали в круг. Девушка в последний раз устремила свой взор в небеса, где смотрит на нее великий отец. Она взмахнула руками, начиная танец, ее подхватили остальные. Но все было не так. Кружась, она видела, что люди танцуют не так как надо. Танец должен быть похож на скос сена, но серпы держат неправильно, взмахивают не естественно, кружатся не синхронно, руша всю картину. Девушка видела, как издалека по небу плывут к ним тучи, она чувствовала сомневающиеся взгляды остальных и тех, кто танцует, и тех, кто играет музыку и тех, кто хлопает в ладоши, распевая песни. Да и песни были не такими, музыка фальшивила, все шло не по плану.

– Больше единства! Мы один народ, сеем и косим, сеем и косим! – кричала она остальным.

Ей казалось, она начала слышать шепотки, даже сквозь гром барабанов и игру флейт.

– Еще больше единства!

А тучи все надвигались, и уже потемнели лица людей так же, как темнело небо.