Тени наследника. Игра в обожание

Никита поднялся по лестнице. Алиса последовала. Музыка стала чуть громче, но все равно оставалась приглушенной, как сердцебиение спящего дракона. На втором этаже был длинный, слабо освещенный коридор. По обе стороны – тяжелые двери из темного дерева, все закрытые. Никита прошел до конца, остановился перед последней дверью. Достал карту-ключ, приложил к панели. Щелчок. Он открыл дверь и вошел.

Алиса заколебалась на пороге. Страх снова сжал ее горло ледяными пальцами. Что там? Кабинет? Тюремная камера? Что-то похуже? Она вспомнила отца. Его глаза. Сделала шаг внутрь.

Комната… не была кабинетом. Это был просторный, полутемный будуар власти. Огромные окна во всю стену, сейчас затянутые тяжелыми шторами из черной ткани. Посреди комнаты – низкий стол из черного стекла. Вокруг – глубокие кожаные кресла и диваны темно-бордового цвета. В углу – бар с подсветкой, уставленный хрустальными графинами и бутылками причудливой формы. На стенах – не картины, а абстрактные металлические панно, отражавшие приглушенный свет. Воздух здесь пах еще сильнее – дорогим табаком, коньяком и тем же холодным, металлическим ароматом, что исходил от самого Никиты.

Он стоял у бара, наливая что-то темное из графина в два бокала. Не предложил ей сесть. Не предложил снять куртку. Просто поставил один бокал на черный стеклянный стол и держал другой в руке, повернувшись к ней.

– Пять минут начались, – сказал он ровным тоном, сделав глоток. Его ледяные глаза были прикованы к ней. – Говори. Чем дочь картежника может заинтересовать меня?

Алиса стояла посреди роскошной комнаты, мокрая, дрожащая, чувствуя себя как голая на арене перед голодным львом. Его взгляд, его холод, его абсолютная уверенность и власть парализовали. Но где-то в глубине, под грудой страха, тлел уголек гнева. Гнева за отца, за себя, за эту несправедливость. Этот уголек дал ей сил открыть рот.

– Мой отец… он проиграл пятьсот тысяч. Вашим людям. – Голос все еще дрожал, но звучал громче, чем на улице. – Он слабый человек. Глупый. Он не должен был играть. Но он не злой. Он… он отчаянный. Как и я сейчас. – Она сделала шаг вперед. – У нас нет таких денег. Никогда не будет. Если вы их заберете силой… вы заберете его жизнь. Или сделаете его калекой. Или… – Она не договорила. – Я прошу… дайте ему шанс. Дайте мне шанс. Отдать долг по-другому.

Никита Орлов медленно поднес бокал к губам, не отрывая от нее ледяного взгляда. Он не перебивал. Слушал. Но его лицо оставалось каменной маской.

– "По-другому"? – он повторил ее слова, и в его голосе снова проскользнул тот же ледяной, двусмысленный намек, что и на улице. – И что же ты можешь предложить, Алиса Миронова? Свою жизнь? Она стоит гораздо меньше пятисот тысяч. Твое тело? – Его взгляд скользнул по ней с холодной, оценивающей отстраненностью, от которой по коже побежали мурашки. – На рынке таких, как ты, много. И стоят они копейки.

Удар был точным и жестоким. Алиса почувствовала, как кровь отливает от лица. Стыд и унижение обожгли ее. Она чуть не сломалась. Чуть не повернулась и не побежала прочь. Но образ отца, сломленного, плачущего, пересилил.

– Я не это имела в виду! – вырвалось у нее, и в голосе впервые прозвучала искренняя, неконтролируемая ярость. – Я не торгую собой! Я предлагаю работу! Я могу работать! Я учусь на журналиста, я быстро учусь, я могу…

– Журналист? – Он перебил ее, и в его ледяных глазах, впервые за весь разговор, мелькнуло что-то. Не интерес. Скорее… азарт? Как у кота, увидевшего мышку, заигравшуюся не на своей территории. – Очень… интересно. – Он сделал еще один глоток, поставил бокал на стол. – Ты хочешь работать на меня? В моем… "бизнесе"? Ты представляешь, что это значит, девочка?

Алиса замерла. Что она могла предложить? Набор текста? Корректуру? Что? Она понятия не имела, чем занимаются Орловы на самом деле, кроме криминала и насилия. Журналистика здесь была смешна и опасна.

– Я… я не знаю, – прошептала она, чувствуя, как последние крупицы уверенности ускользают. – Но я готова на все. Чистка, уборка, что угодно… Я буду работать день и ночь. Пока долг не будет погашен.

Он медленно подошел к ней. Шаг. Другой. Его рост, его уверенность, его холодная аура давили. Он остановился так близко, что она почувствовала исходящий от него холод и тот сложный, дорогой аромат с металлическими нотками.

– "На все"? – он тихо повторил, наклонившись чуть ниже. Его ледяные глаза впивались в ее, пытаясь проникнуть в самую глубину души. – Это сильные слова, Алиса Миронова. Очень сильные. Ты понимаешь их вес? Понимаешь, в какой мир ты только что попросилась?

Она не отвечала. Не могла. Ее дыхание перехватило. Он был слишком близко. Слишком опасен. Слишком реален. Этот мир – мир "Черной Розы", мир власти, денег и насилия – вдруг обрушился на нее всей своей тяжестью. Она стояла на краю пропасти, и он подталкивал ее заглянуть вниз.

– Твои пять минут истекли, – сказал он наконец, отступив на шаг. Его лицо снова стало непроницаемым. – Ты пришла просить милостыню. Милостыню у льва. Но львы милостыни не дают. Они берут. – Он повернулся и пошел обратно к бару, словно теряя к ней интерес. – Уходи. Пока я не передумал и не решил, что твоя жизнь и здоровье твоего отца – слишком малая плата за потраченное время.

Отчаяние, острое и жгучее, пронзило Алису. Все? Все кончено? Она проиграла? Отец…

– Нет! – крик вырвался из ее горла сам собой, громкий, отчаянный, эхом отозвавшийся в полутемной комнате. – Я не уйду! Я не могу! Вы не понимаете! Они убьют его! Или сделают калекой! Я… – Она задыхалась, слезы, смешанные с дождевой водой, наконец потекли по щекам. Маска окончательно упала. Перед ним стояла не героиня, идущая на переговоры, а испуганная девочка, готовая на все ради спасения единственного близкого человека. – Пожалуйста… – ее голос сорвался на шепот, полный мольбы. – Дайте мне шанс. Любой шанс. Я сделаю все. Все, что вы скажете.

Никита Орлов замер у бара. Он не обернулся. Но Алиса увидела, как напряглись его плечи под тонкой тканью рубашки. Он медленно повернулся. Его ледяные глаза теперь были прикованы к ее лицу, к слезам, к абсолютной, животной искренности ее отчаяния. В них что-то изменилось. Пустота сменилась… интересом? Холодным, расчетливым, как у хирурга, рассматривающего редкий случай.

Он снова медленно подошел к ней. Встал так же близко. Поднял руку. Алиса замерла, ожидая удара или чего похуже. Но он лишь кончиком пальца, холодным и сухим, коснулся слезинки, скатившейся по ее щеке. Жест был одновременно интимным и отстраненным, как изучение образца под микроскопом.

– "Все, что я скажу"? – он повторил ее слова, его голос стал тише, но в нем появилась новая, опасная нота. Не угрозы. Скорее… азарта игры, в которую только что вступили. – Ты даже не представляешь, что это может значить, девочка. Твой мир – школа, экзамены, мечты о журналистике… – Он произнес это слово с легкой, язвительной усмешкой. – Он закончился, когда ты переступила порог "Черной Розы". Здесь другие правила. Здесь ставки – жизнь. И цена за ошибку – смерть. Твоя. Твоего отца. Любого, кто окажется рядом.

Он опустил руку. Его ледяной взгляд снова стал пронизывающим.

– Ты все еще хочешь попросить милостыню, Алиса Миронова? Ты все еще готова на "все"?

Алиса смотрела в его бездонные серые глаза. Она видела в них отражение своей мокрой, жалкой фигуры, полной страха. Но видела и что-то еще. Вызов. И шанс. Единственный шанс. Пусть страшный. Путь безумный. Но шанс.

Она медленно, преодолевая дрожь во всем теле, кивнула.

– Да, – выдохнула она. – Готова.

Тонкие губы Никиты Орлова растянулись в улыбку. Но это не была улыбка радости или тепла. Это была улыбка хищника, почуявшего добычу. Холодная, безжалостная, полная предвкушения игры.

– Очень хорошо, – сказал он тихо. – Тогда слушай внимательно. У меня для тебя… есть предложение.

Глава 3: Договор с дьяволом

Слова Никиты Орлова повисли в воздухе тяжелым, отравленным облаком. "У меня для тебя… есть предложение". Они не звучали как спасение. Они звучали как приговор, оглашаемый палачом, который любезно предлагает выбрать способ казни.

Алиса замерла, не в силах пошевелиться. Сердце колотилось так бешено, что отдавалось болью в висках. Весь ее организм, измученный холодом, страхом и унижением, кричал об опасности. Но другого выхода не было. Она стояла на краю пропасти, и он протягивал руку, но не для спасения, а чтобы толкнуть. Или вести за собой в бездну.

– Предложение? – ее голос был чужим, хриплым от напряжения.

Никита не спешил. Он медленно отошел к черному стеклянному столу, взял свой бокал, сделал небольшой глоток. Его движения были плавными, точными, лишенными суеты. Казалось, время текло по его правилам в этом роскошном кабинете-будуаре.

– Видишь ли, Алиса Миронова, – начал он, его бархатисто-холодный голос заполнил тишину комнаты, – у меня есть… небольшая проблема социального характера. – Он повернулся к ней, оперся бедрами о край стола. Его ледяные глаза скользнули по ее мокрой фигуре с той же отстраненной оценкой. – Мой отец, глава нашего семейного предприятия, озабочен моим холостым статусом. Он считает, что наследник должен демонстрировать стабильность. Семейную. – В его голосе прозвучала легкая, язвительная нотка. – Особенно сейчас, когда мы расширяемся, и на горизонте маячит… деликатный союз с дочерью одного влиятельного человека из Москвы. Союз, который принесет нам значительные дивиденды. Но для него, видите ли, важно, чтобы я не выглядел… доступным. Или нестабильным.

Он сделал паузу, давая словам осесть. Алиса слушала, не понимая, к чему он клонит. Какое отношение ее долг имел к его матримониальным проблемам?

– Дочь московского бизнесмена, – продолжил Никита, – девушка умная, амбициозная. И очень ревнивая. Ей бы не понравилось, если бы я, скажем так… развлекался на стороне. Но при этом ей было бы приятно знать, что я не одинок. Что у меня есть… постоянная спутница. Спутница, которая не представляет угрозы для ее будущего статуса. Которая не претендует на что-то большее. Которая… знает свое место. – Его взгляд остановился на Алисе, впиваясь в нее с новой силой. – Девушка из другого мира. Без связей, без амбиций, без прошлого, которое могло бы смутить московских партнеров. Идеальная ширма.

У Алисы похолодело внутри. Она начала догадываться, но не смела поверить.

– Я… не понимаю, – прошептала она.

– Все просто, – Никита поставил бокал, скрестил руки на груди. – Ты становишься моей девушкой. На публике. На мероприятиях, в ресторанах, иногда здесь, в клубе. Ты будешь рядом, будешь улыбаться, будешь выглядеть… преданной. И счастливой. Ты будешь играть роль девушки наследника Орлова. Роль, которая отобьет охоту у слишком навязчивых поклонниц и успокоит московскую невесту, показав ей, что я уже "при деле", но дело это – временное и несерьезное.

Алиса остолбенела. Это было… безумие. Чистейшей воды безумие.

– Вы… вы хотите, чтобы я… притворялась? Вашей девушкой? – слова давились в горле. – Но… почему я? Я же… – Она оглядела себя – мокрая, жалкая, в дешевой одежде. – Я не вписываюсь в ваш мир! Я не умею… Я не знаю, как себя вести! Все сразу поймут!

Никита усмехнулся. Коротко, беззвучно.

– Ты умная. Научишься. А что касается внешности… – Его взгляд скользнул по ней снова, на этот раз более пристально, как мастер оценивает глину. – С тобой поработают. Одежда, прическа, макияж. Ты не первая Золушка на балу Орловых. Главное – послушание. И способность молчать. – Его голос стал жестче. – А не вписываешься ты или вписываешься – не твоя забота. Ты будешь там, куда я скажу, и делать то, что я скажу. И улыбаться, когда я скажу. Понимаешь?

Алиса кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Мысль о том, чтобы притворяться влюбленной в этого ледяного, опасного человека, вызывала у нее физическую тошноту. Но это был шанс. Единственный.

– А… а долг? – спросила она, едва слышно.

– Долг? – Никита поднял бровь. – Пятьсот тысяч? Это плата за твои… услуги. Каждый месяц, что ты будешь играть эту роль, сумма долга будет уменьшаться на сто тысяч. Через пять месяцев долг будет погашен. Если, конечно, ты справишься. И если не подведешь. – Он сделал паузу, и его взгляд стал острым, как бритва. – Малейшая ошибка, малейшее непослушание, малейшая попытка выйти за рамки договора – и сделка аннулируется. Долг в полном объеме, плюс проценты, висит на твоем отце. И мы вернемся к нашим стандартным… методам взыскания. Быстро и эффективно. Ясно?

Алиса сглотнула ком в горле. Пять месяцев. Сто тысяч в месяц. Казалось, вечность. Но это был срок. Конкретный срок. Шанс.

– Ясно, – прошептала она.

– Отлично, – Никита оттолкнулся от стола. – Тогда вот правила. Первое: абсолютная секретность. Никто, слышишь, никто не должен знать истинной природы наших отношений. Ни твой отец, ни твои подруги, ни соседи. Никто. Ты влюблена в меня. Безумно и безоглядно. Понимаешь? Любое неосторожное слово – и твой отец расплатится за него сполна.

Алиса кивнула. Она представляла, как сказать отцу правду? Невозможно. Это убило бы его.

– Второе: полное послушание. Ты появляешься там и тогда, куда и когда я тебя вызываю. Без опозданий, без вопросов. Ты одеваешь то, что тебе дадут. Говоришь то, что тебе скажут. Улыбаешься, когда нужно. Молчишь, когда нужно. Ты – моя тень. Моя красивая, послушная, немыслящая тень. Третье: никаких личных связей. Никаких парней, подруг, которые могут задавать лишние вопросы. Твой мир теперь ограничен учебой, домом и… мной. Четвертое: ты не задаешь вопросов о моих делах. Никогда. Ни о чем. Видишь что-то, слышишь что-то – забываешь. Иначе забудешь, как дышать. Понятно?

Каждое правило било по Алисе, как молот. Ее свобода, ее личность, ее жизнь – все должно было уместиться в узкие рамки его игры. Она чувствовала себя проданной в рабство. Но кивала снова.

– Понятно.

– Хорошо, – Никита подошел к столику у стены, взял тонкий планшет. Быстро провел пальцем по экрану. – Первый выход – послезавтра. Вечер. Благотворительный ужин в отеле "Империал". Ты будешь со мной. Завтра сюда, к 10 утра. Тебя подготовят. – Он посмотрел на ее промокшую одежду и мокрые волосы с явным отвращением. – Приведи себя в порядок. Не смей прийти в… этом.

Алиса почувствовала, как горит лицо. Стыд и унижение снова накатили волной.

– Я… я могу идти? – спросила она, едва шевеля губами. Ей отчаянно хотелось вырваться из этого роскошного кошмара, из-под его ледяного взгляда.

– Иди, – он махнул рукой, уже отвлекаясь на планшет. – Завтра в 10. Без опозданий. И помни: одно неверное слово твоему отцу – и игра окончена.

Алиса не заставила себя повторять. Она развернулась и почти побежала к двери. Ее промокшие кроссовки бесшумно скользили по мягкому ковру. Она нащупала ручку, дернула. Дверь открылась. Она выскочила в коридор, затем вниз по лестнице. В холле женщина за стойкой даже не подняла на нее взгляд. Охранники у входа открыли дверь, пропуская ее с тем же каменным безразличием.

Холодный ночной воздух и стена дождя обрушились на нее, как благословение. Она жадно вдохнула, пытаясь выгнать из легких запах дорогого парфюма, табака и власти, что пропитал комнату Орлова. Она стояла под козырьком, дрожа всем телом, уже не от холода, а от пережитого шока. Сделка. Договор с дьяволом.