Амур с гламуром, гламур с Амуром

«Мне нужен помощник», – подумала Лия. Она не в состоянии сейчас запомнить всё, что говорит этот человек, не в состоянии понять. Но ей казалось, что он говорит что-то очень важное. Не получалось вычленить и запомнить всё хотя бы тезисно, и всё сказанное доктором было мимо!

«Мне нужен помощник», – подумала она опять и нашла выход. Она положила на стол свой iPhone, незаметно включила диктофон и расслабилась, слушая теперь без особого напряжения.

Между тем, Евгений Иванович, забыв о том, что, когда клиент не слышат психолога, надо чем-то привлечь его внимание, продолжал:

– Один доктор мягкую методику использует, другой – жёсткую. Если вы видите, что это не ваше, значит, это не будет работать, надо от этого отказаться. Зачем брать Кёнигсберг, если он не сдаётся?! Жёсткая позиция – это Ницшеанство: «падающего» – толкни! Если человек ничего не хочет, ничего не может, если он находится в состоянии упадка, не держится, что называется, на ногах – ты подтолкни его в яму, пусть он осознает, что упал, что он лежит, что он немощный. И тогда в человеке начинает просыпаться сознание. И он поднимется, осознав, что уже в яме… Но не с каждым такое возможно. Одному это действительно будет во благо, и он начнёт выкарабкиваться, и вылезет. Но после этого он будет ненавидеть этого Ницше. А другой – не поднимется, так и сгниёт в этой яме. То, что хорошо для одного, для другого – плохо. Нельзя сказать, что формула не работает. Одному – она помогает, другого – убивает. Поэтому, прежде чем её использовать, надо подумать, потому что можно к погибели человека подтолкнуть. Жизнь прожить, это как пройти по лезвию ножа, чуть оступился – и ты на обочине. Это ещё хорошо, а то и в овраге. Так что все эти схемы – это очень серьёзные вещи. Переломить натуру – тяжело. Поэтому надо искать своего психолога, надо читать, анализировать. Есть ассоциации психологов. Таких сообществ только в Москве тысячи, а какие из них адекватные – трудно сказать. Могу сказать только одно – этот человек должен быть со стажем, у него должна быть теоретическая база хорошая и практики много. Это тоже работа – найти своего психолога…

«Я не могу, я не хочу!!!» – думала Лия, когда они расстались.

Лия так разволновалась от этого монолога. Уверенная в себе, достойная женщина прежде она сама волновала мужчин. Теперь же, словно лягушка какая, распластавши своё тело в большом кресле, сидела с застывшими глазами и молчала. Он же, почти забыв о её присутствии, упивался своей речью. Правда, говорят, что человек забывает о тех, кто рядом, когда говорит о себе. Он пребывает в особо приподнятом настроении и упивается своей значимостью.

Она не стала вызывать такси, а побрела по городу, по каким-то узким улочкам, и кое-что вспоминалось ей из сегодняшнего визита.

Без психолога нельзя. Сам человек, как червячок. Вот ребёнок берёт червячка и толкает его – ползи вперёд! А червячок – р-раз! – и ползёт в другую сторону. Ребёнок его направляет, уже ямочку ему вырыл, засунул его туда, а червячок опять вылезет и ползёт, куда попало. Так и человек, как этот червячок. Вот почему он её не взялся лечить. Психологу с сильным человеком трудно. Такой человек ползёт туда, куда ему хочется. Он уводит психолога вправо, влево, вниз, вверх. Клиента трудно направить. Доверие должно быть. Одним словом, в идеале, сердца клиента и психолога должны биться в унисон. Только тогда доктор схватит суть проблемы и сможет помочь.

Да. Но Магомет не всегда идёт к горе, а гора к Магомету вообще не придёт никогда. Вот и Лия больше не хочет идти к горе, и никто её туда не придвинет.

Оставшись одна, она побрела по городу в домашнюю сторону. Как низко она пала! Сильная, волевая женщина, стала искать помощи на стороне. Хорошо, что ещё не пошла к гадалкам и экстрасенсам! Что она хотела от этого психолога?! Чтобы он выписал ей таблетку, которую она проглотит, и утром всё станет, как было прежде? Она же не глупая, она понимает, что это невозможно. Зачем она обратилась к этому человеку?! Он просто самоутверждался за её счёт, сделав умное, понимающее лицо, и потом так заморочил ей голову, что её сейчас даже подташнивало. Какой-то внутренней душевной дурнотой, исходящей не столько из желудка, сколько из глубины души.

Она шла по грязной обочине, и была уже почти рядом со своим домом, когда увидела, что полы её длинного пальто сильно забрызганы грязью, но это обстоятельство тут же забылось. На первый план выходили мысли о том, что ей делать.

«Что делать?? Что делать???» – непрерывно думала она, машинально открывая ключом дверь своей квартиры, сбрасывая грязное пальто в прихожей. На ум приходило только одно: «Не хочу! Не хочу!..» И слёзы подкатывались, и комок в горле просто душил её. Наконец она поняла, что всё, что она сейчас хочет – это плакать. Она вошла в спальню, упала лицом вниз на кровать и решила дать волю слезам, поскольку плакать – это единственное, что она сейчас хочет…

Глава 3

Утром Лия проснулась с мыслью о том, что теперь она нигде не работает. Что в столице множество фирм по-прежнему нуждаются в продвижении и реализации своих услуг и товаров, и что её бывшие коллеги – агентства по маркетингу, PR и рекламе – как и прежде, охотно берут заказы от клиентов и придумывают самые изощренные, немыслимые способы, чтобы товар или услуга, как можно быстрее нашли своего покупателя. Лию же сейчас настолько раздражала реклама всякого рода, что она давно не включала телевизор, хотя порой думала, что это не совсем верное решение, и, возможно, некоторые программы могли бы отвлечь её от собственных проблем. Но именно чужие проблемы больше нисколько не интересовали её. Сколько лет она потратила на то, чтобы выслушивать клиентов. Она всегда с таким воодушевлением, с таким азартом бралась за самые сложные случаи, спасала фирмы, которые были на грани банкротства. Она, можно сказать, совершала подвиги. И что теперь? Где эти компании, где эти люди? Кому есть дело до её проблем? Она осталась одна в этой жизни – без работы, без мужа, она растерялась и чувствовала себя никчемной, как многие старики и старухи.

Старики. О, ужас! Внезапно у неё появилось желание поехать в пенсионный отдел и всё-таки оформить пенсию по возрасту.

Она быстро натянула на себя тонкое кашемировое платье цвета переспелой вишни, надела меховой жакет, повязала вокруг головы платок от «Hermes». Всё это делала машинально, хотя раньше ей доставляло особое удовольствие ощущать на своём теле хорошо скроенные фирменные вещи из элитных тканей, тело её пело, движения становились царственными, чертовски приятно было носить то, что любит твоё тело. Она взяла клатч с документами, надела сапоги на высоком каблуке, который уже не носят женщины её возраста, спустилась вниз, едва кивнув консьержке.

Когда она поднялась по узкой лестнице на первый этаж жилого дома, в подъезд с табличкой «Пенсионный Фонд РФ», коротко подстриженная женщина в мешковатой синей форме охранника сообщила ей номер нужного кабинета. Пройдя вперед по коридору, Лия присела на жёсткий стул, ожидать своей очереди. Народу было не так много. Щуплый старичок с трясущимися руками, сидел справа, и всё время копался и шуршал потертым пакетом-майкой, которые дают бесплатно в дешёвых супермаркетах. Далее подле него сидела женщина в годах. Лия не видела её полностью, только вязанную трикотажную шапочку на её голове, увешанную катышками. Напротив неё восседала полнотелая старуха, которая всё время вздыхала, не разжимая тонкие губы. Возле нее прилепилась симпатичная сухонькая женщина с воздушными от седых кудряшек волосами. Она всё время вертелась на своём стуле, словно боялась упасть, придерживая сползающую с коленей большую чёрную сумку из грубой кожи. Замок был сломан, и оттуда были видны аккуратно сложенные документы, завёрнутые в прозрачный целлофановый пакет. Лия отметила, что все люди были одеты в какие-то мрачные тона, чёрные и серые или грязно-бежевые.

Как только она подумала об этом, в коридор влетела яркая женщина с блёстками, где только можно – на рукавах, на сумке, на ботинках. Она стала громко спрашивать о чём-то, не обращаясь ни к кому конкретно и сразу ко всем. Лия не слушала её, потому что была поражена тем, что во рту у этой женщины на месте переднего зуба зияла чёрная дырка.

Пожилая женщина слева, когда Лия оглядела её, показалась одетой очень деликатно, со вкусом, но корни её волос уже давно отросли и требовали окраски. Лия прикрыла глаза, холодок пробежал по спине. Неужели она потеряла критичность, неужели она не способна оценить себя и свой возраст, возможно, она так давно не посещавшая косметолога, запустившая своё лицо, выглядит так же? Она вынула из клатча зеркальце, инкрустированное стразами Сваровски, посмотрела на своё лицо и ужаснулась. Губы показались ей тоньше обычного, уголки опущены, а лицо было отечным и каким-то синюшным. Но взглянув на источник освещения в коридоре, немного успокоилась. Низкие потолки с люминесцентными лампами были оклеены дешёвыми полиуретановыми плитками, панели на стенах так же зловеще поблескивали светло-коричневым пластиком. Она спрятала обратно в сумочку зеркальце. Каким неуместным здесь был этот дорогой предмет! Какими унылыми были лица людей! И её так тяготило чувство, что теперь она пополнила их ряды. Она – пенсионерка! Скорее всего, именно это слово больше всего угнетало её сознание. Она не отступилась, дождалась своей очереди, оформила всё, что нужно, и даже по совету специалиста зашла в соседний подъезд, службу социальной защиты и встала на очередь на полагающуюся ей теперь путёвку в санаторий с бесплатным проездом туда и обратно на железнодорожном и электротранспорте. Она даже не очень понимала смысл этих названий. Ей стала открываться какая-то не то, чтобы совсем неведомая, но та часть жизни, о которой она, конечно, знала, но не думала, она её просто не касалась. А теперь Лия делала то, что ей говорили специалисты, и даже согласилась, что скоро зима, и что, возможно, будут горящие путёвки.

– Вам позвонить, если кто-то из очередников откажется?

Лия увидела спрашивающую её женщину, одетую, как школьная учительница, в тёмный пуловер, из-под ворота которого выглядывал белый воротничок старомодной рубашки, узкий и жесткий. Она, словно машиной времени, перенеслась в мир, где носили одежду 1980-х годов, где стояла мебель этого времени, на полу лежал линолеум, на полках были ряды дешёвых пухлых папок.

– Так вам позвонить? – не дождавшись ответа, строгим голосом переспросила женщина в белом воротничке.

– Да, да, конечно, – извиняющимся тоном пробормотала Лия и, как в школе, спросила разрешения: – Я могу идти?

Женщина с какой-то едва заметной укоризной посмотрела на неё, словно та вырядилась не к месту, ухмыльнулась как-то криво, потом распрямила спину и сказала громко, растягивая по слогам и чётко ударяя на каждом: «И-ди-те!» Словно сказала: «А не пошла бы ты!..» Позже из этого отдела ей действительно позвонят и предложат бесплатную путёвку, видимо, потому что звонившая не будет видеть наряд Лии, её дорогие часы и сумку, она будет обезличена, просто пенсионерка. А теперь Лия как-то даже попятилась к выходу, и про себя отметила, что сегодня, посещая подобные заведения, чувствует какое-то беспокойство, даже нервозность. И это её ощущение исходило от того обстоятельства, что и она теперь лишилась той части жизни, в которой у неё было своё дело, муж, друзья, что являлось залогом уверенности в себе, символом счастья и некоторой беззаботности. И вдруг нечто, а именно – возраст, решило посягнуть на этот её образ, и он рассыпался. Или ей так только кажется?!

У Лии возникло желание встретиться со своей хорошей приятельницей, можно сказать – подругой, которая была немного старше Лии, а значит, уже на пенсии. Именно Мила, как показалось Лии, как никто другой, способна посочувствовать или развеять её сомнения по поводу возраста, внешности, драмы сегодняшнего её статуса. Вдруг появилась надежда, что Мила убедит её в надуманности всех этих проблем, и это вернёт ей веру, что ещё возможно вернуться к прежней жизни с её беззаботными, счастливыми днями.

Глава 4

Мила жила в районе Дорогомиловской заставы в красивом бежево-кирпичном доме сталинской постройки в квартире, доставшейся ей от родителей. В свои 57 лет она имела фигуру девочки. Этакая травести – женщина, похожая на подростка. Маленькая росточком, что-то около 150 см, она не могла иметь детей, зато всю жизнь прожила с одним мужем. Он – бывший спортсмен, теперь уже тоже на пенсии, большую часть времени проводил в их загородном доме, а она в московской квартире. Лия знала, что у Милы много лет был любовник. Тоже женатый. Они встречались тайно и регулярно, исключительно для сексуальных утех, но недавно он неожиданно скончался от сердечного приступа.

Когда Лия вошла, у Милы дрогнуло сердце. Эти складочки под платьем, отечность лица, непонятно откуда взявшаяся, а также опущенные вниз уголки губ бросались в глаза сразу. Они обе пили чай и не решались заговорить о важном. Лия не знала с чего начать, а Мила не могла отделаться от мысли, что перед ней сидела бывшая «царица», которой она завидовала прежде, её прямой спине, твёрдому, всегда уверенному взгляду и её походке – ведь эта женщина всегда ходила так, словно несла за собой многометровый шлейф. Образ царственной особы как-то совсем сник и не прочитывался больше.

Какое разочарование было у Милы! Она какое-то время пребывала в полном недоумении от увиденного, словно именно сейчас ею была утрачена самая большая в жизни иллюзия. Мила прежде обожала Лию, она питалась какой-то особой энергией, исходившей от этой женщины, обожала её за то, что она умела жить какой-то необычайно наполненной жизнью, невзирая ни на что. И вдруг… вот это она – ей обожествляемая Лия?!

В комнате приятно пахло восточными благовониями, стильный электрический камин, у которого они расположились в креслах, слабо мерцал в глубине. Они пили чай из чашек дорогого английского фарфора. Над камином висела картина, которая прежде восхищала Лию тем, что всякий раз она находила в ней новое настроение, новые оттенки смысла. Всякий раз она снова и снова рассматривала писанный маслом средневековый пейзаж и делала восхищённые замечания. Теперь же не обратила на него никакого внимания. Взгляд у Лии был отсутствующий и печальный.

– Ну и как тебе это нравится? – наконец заговорила Лия, словно продолжая внутренний разговор сама с собой. Из чего Мила не поняла ровным счётом ничего и потому переспросила:

– Ты о чём?

Лия молчала, развернула конфету, откусила маленький кусочек и тихонько отхлебнула из своей чашки и зачем-то поставила ее на пол, рядом с креслом. Прошло несколько минут, прежде чем Лия, желая оттянуть объяснение, встала, подошла к окну, легонько поскребла своим красненьким ноготком по стеклу. Она никак не могла решиться, сам процесс говорения представлял для неё какую-то физическую трудность. Хотя она помнила, что Мила всегда была внимательна к ней, всегда проявляла какую-то особенную теплоту, особенно тогда, когда от Лии ушёл муж.

Вот уже несколько месяцев с Лией творится что-то неладное, Мила чувствовала это, и несколько месяцев она избегала встречи и разговора по душам. Но теперь она сама приехала, и Мила терпеливо ждала, когда Лия не удержится больше и начнёт откровенный разговор.

Лия отвернулась от окна, театрально заломила руки, как бы желая хрустнуть всеми пальцами сразу. Но это движение было ей не свойственно, и пальцы не хрустнули. Она села обратно в своё кресло, едва не опрокинув стоявшую на полу чашку с недопитым остывшим чаем. Мила вовремя подхватила её. Лия словно не заметила, скрестила руки на груди, посмотрела Миле в глаза и повторила всё ту же фразу:

– Ну, как тебе это нравится?!

– Что? – отозвалась Мила.

Лия опять не могла ничего произнести, ей было очень трудно, словно подруга вынуждала её на разговор, хотя последняя не давала никакого повода. Наконец, Мила стала расспрашивать Лию. И ей стало немного легче.

– Что? Дела идут плохо?

– Да нет, их вообще нет, вот в чём беда.

– Месяца два? Так?

Мила сказала наугад, лишь бы показать, что она давно всё заметила и только из деликатности не заговорила с ней об этом сама.

– Ну да, с моего дня рождения мне скверно на душе.

– Лия, милая, но разве для этого есть причина?!

В эту минуту Лия ненавидела её. Зачем она так снисходит до её проблемы? «Лия, милая…» Она рассердилась, но вместе с тем желание выговориться преобладало и раскрутило её на откровенность.

– Причина одна – старость.

– Слышать такое от тебя! Это очень серьёзное заявление.

Такой бесстрастный тон, даже внутренняя ухмылка в словах подруги, вывели Лию из себя. Она поднялась с кресла и встала опять лицом к окну.

– Ну… мы же все стареем.

– То-то и оно, Мила! Я сегодня официально оформила пенсию. Ужас! Мне 55 лет. Теперь я – пенсионерка.

Мила, не скрывая, ухмыльнулась:

– Я уже два года, как…

Она осторожно попыталась обнять Лию сзади, за плечи, но та быстро отшатнулась, даже шагнула от неё в сторону. Ей очень неприятно было такое касание. Лие не стало легче от того, что старость, как некое само собой разумеющееся явление, распространялось на её подругу и вообще на всех людей, доживших до определённого возраста. То, что это явление распространялось именно на Лию, очень оскорбляло её. Потому что она привыкла быть всегда на высоте, она привыкла быть всегда ухоженной, и её молодое лицо, её тело, которые она видела в зеркале, никогда прежде не давали ей повода думать, что когда-то наступят вдруг такие времена, когда ей придётся признать это фактом своей жизни.

– Ну вот, – она с большим усилием, буквально выдавливала из себя слова, – мне в жизни больше ничего не хочется. Я больше ничего не хочу – ни мужа, ни встреч с друзьями, ни массаж, ни водить машину. Я просто не хочу выходить из дому.

– А ты пробовала?

– Да. Меня хватает надолго. Всё стало омерзительным. Но самое противное, что моё тело толстеет не по дням, а по часам. Не от еды, а от её запаха. Мне кажется, что я ем глазами. Посмотрела на мороженое, и уже прибавка в весе мне обеспечена! Я не хочу больше ходить к косметологу. Всё бессмысленно. Всё кончено. Жизнь прошла. Дальше остаётся только старость. А старость – это гадость!

Возможно, если бы Лия не была прежде в образе царственной особы и разрыдалась бы, как обычная баба, на плече у подруги, ей стало бы легче, но она по привычке ещё держала лицо и не могла продемонстрировать в слезах свой психологический надлом.

– А как у тебя с мужчинами? – попыталась бросить палочку-выручалочку Мила.

– А не поверишь – никак!

– Ну… это временно, вот увидишь, всё не так страшно, как кажется, всё наладится, вот увидишь, моя курочка.

И Мила попыталась улыбнуться, улыбка вышла какой-то робкой и неубедительной.

– Тебе надо найти хорошего врача. Есть же лекарства, которые поднимут твоё настроение на высокий градус. Может, выпьем, у меня есть Мадам Клико?

– Я веду здоровый образ жизни, ты же знаешь. И вообще, – она призналась в измене этому образу, – мне спиртное не помогло. Я просто ничего не хочу.

– Ладно, пойдём, побродим по городу. Тоску надо разгуливать. Это верный способ.

Они вышли из дома номер 12 по Кутузовскому проспекту и свернули в сторону набережной Тараса Шевченко. Мила предложила пойти налево, чтобы завершить прогулку ужином во «Временах года».

– Пройдёмся, а потом доедем до Триумфальной арки.

Упоминание о Триумфальной арке перенесло Лию в воспоминаниях в Париж. Это была их последняя с мужем поездка за рубеж. Боже мой, это было всего какой-то год назад! Сколько в ней, в Лии, тогда было жизни! Какой был восторг! Они полетели на майские праздники, потому что там в это время цветут каштаны. Весь город в этой бело-розовой дымке цветов, куда не посмотри. И не только это. Восьмого мая, когда в Европе празднуют День Победы, Эйфелева башня подсвечена по-особенному. Они сидели в речном трамвайчике вместе со всеми туристами, пили обычное розовое шампанское из каких-то серебрённых чайных чашек, купленных на блошином рынке, смотрели на Сену и были так счастливы. Они выезжали в Париж несколько раз в году, например, на праздник Beaujolais nouveau – выпить молодого вина, подняться на Монмартр, посидеть в уютном ресторанчике на склоне той самой горки, откуда (по легенде) и собран виноград для вина, которое там подают гостям. Или просто могли полететь туда, когда в Москве становилось сыро и серо или когда Лие вдруг захотелось духов из новой коллекции французских ароматов. Лия знала, что парфюмерные магазины Елисейских полей – это рай для таких гурманов и ценителей запахов, как она. И он, её муж, уважал и любил в ней это сумасбродство и блажь, как он это называл. И охотно ехал вместе с ней. Он обожал её, и в этом находил своё счастье и упоение. И не было никаких оснований сомневаться в том, что Champs-Elysees – это действительно то место, куда попадают обласканные Богом люди. Там царствует вечная весна, там нет болезней и страданий. Париж удивительный город!

– А если тебе поехать куда-нибудь, – отвлекла её от воспоминаний Мила.

– Я не хочу, – сама мысль о дороге, о том, что надо кому-то поручить купить билеты, оформить визу, что надо ещё собирать чемодан, была ей ненавистна. Она не припомнила случая, чтобы когда-то путешествовала одна, и это ещё больше угнетало её.

Мила сочувственно посмотрела на Лию и предложила:

– Может, тебе обратиться к диетологу? Когда вес снижается, то у таких женщин всё налаживается. Хотя, ты знаешь, Кэт тоже очень поправилась…

– Нет, я давно не видела её.

– Вот! Так она не стала возвращать свою фигуру к прежним размерам. Она теперь делает на этом деньги. Она стала очень популярным блогером.

– Боюсь, мне это не поможет.

– Лия, это не моё, конечно, дело, но я бы на твоём месте помирилась с мужем. Поехала бы к нему, выставила эту молодую профурсетку в таком свете, что он больше не захотел бы её видеть никогда!

– У меня элементарно нет сил. У меня ни на что нет сил!

Мысль о возвращении мужа окончательно вывела из терпения Лию. Да, конечно, она об этом сама думала, и не раз. Выстраивала разные схемы. Потому что после их разрыва она обнаружила, что у неё всё валится из рук. Словно это был не муж, а сиамский близнец, и их разъединили хирургическим путём. Их словно ножом разрезали. Она не хотела и не могла гулять одна, она не могла без мужа ходить на выставки, посещать антикварные салоны, она вообще не допускала мысли, чтобы без его сопровождения появляться на любых светских мероприятиях. Лия игнорировала приглашения на презентации фильмов, в арт-салоны, просто в гости к тем людям, у кого они прежде просто обедали или бывали на семейных торжествах. Она необыкновенно остро чувствовало одиночество в толпе. Но самое главное, она не могла спать одна. Кровать казалась ей холодной, пустой, неуютной. И только снотворное помогало Лие как-то забыться и заснуть тяжёлым, не здоровым сном.

Сама мысль о том, что она будет стоять у дверей своего бывшего мужа, а он не откроет ей, обдавала её леденящим ужасом. Ведь с той поры он ни разу не позвонил ей, никак не проявился, он словно умер.

Кажется, она не причиняла ему зла. И почему жизнь так несправедлива к возрастным женщинам?! Почему? Почему мужчины в возрасте отдают предпочтение молодому телу…

Словно прочитав её мысли, Мила завопила:

– Я знаю, знаю, что делать! – она засеменила у Лии под ногами так, что та даже остановилась. – Заведи себе молодого любовника, чтобы мальчик совсем был!

– Не смей говорить такое!

– Я ничего, я только хотела…

– Всё! Конец комедии. Уходи!

Лия резко остановилась, облокотилась на перила набережной, стояла какое-то время так, опершись на тонкие каблуки и почти не касаясь земли. Мила молчала, смотрела на небоскребы района Москва-Сити, на их дрожащее отражение в Москве-реке. Лия с содроганием думала, что почти каждый уголок Москвы напоминает ей о муже. Даже эта набережная, откуда они в прошлом году отправилась на яхте с золотыми винтовыми лестницами отмечать день рождения его друга. Лии было очень весело и вовсе не от праздничной атмосферы, не от танцевальной музыки, не от выпитого шампанского, даже не от хорошей компании, а от того, что она чувствовала себя самой счастливой женщиной. Вечеринка была тематическая, на Лие была тельняшка с синим галстуком и бескозырка. Наряд предполагал озорство и веселье, и при этом ей удавалось оставаться собой, полной достоинства и уважения дамой. Рядом был он, её Савелий Львович, только с ним она ощущала себя царственной и необыкновенной. А теперь ей предлагают завести молодого любовника! Лия резко отвернулась от подруги и, не прощаясь и не оглядываясь, быстро, насколько было возможно, пошла в сторону Украинского бульвара…

Глава 5

Она не прошла и километра, но ей показалось, что она идёт уже очень долго. Её модельные сапожки не были предназначены для городских прогулок, Лия чувствовала тяжесть в ногах и желание присесть. Кроме всего прочего, она вспомнила, что дело близится к ужину, и было бы хорошо не просто присесть, но и где-то поесть. Она свернула с набережной в сторону одной из московских высоток, бывшей гостиницы «Украина», а теперь носящая имя «Radisson Royal». Кажется, у неё совсем не было сил идти, но она увидела припаркованные шикарные автомобили, аккуратных швейцаров в форменной одежде, стильно одетых дам и господ, и это придало ей бодрости. Она распрямила спину и внесла себя в холл с колоннами, привычным легко, красивым движением приподнимая полы пальто, села в одно из кресел, обитых винного цвета бархатом. Она впервые за много месяцев как-то умиротворенно улыбнулась. От людей, проходивших мимо нее к лифту, пахло дорогим парфюмом. Это был запах её прежней жизни, и он её необыкновенно успокаивал. Она совсем забыла начало дня, поход в пенсионный фонд, ссору с Милой. Когда ты богат, то забываешь о том, что никто не вправе считать себя лучше других.