Знахарка из многоэтажки

– Мам, да ты не думай, она правда сама мне отдала, я ж бы сама чужого никогда. Она мало что сказала. Она так обрадовалась, так улыбалась, хотя я видела, что ей тяжело даже дышать. Сказала, что я сама должна что-то там выбрать и не быть как она. Я не поняла ничего. А она руку мою нашла, колечко оставила и так спокойно уснула сразу. А знаешь еще что? Она сразу стала похожа на обычную бабушку, даже непонятно – чего мы ее так все боялись. Самая обычная бабушка, только странная немного.

На душе Полины стало чуть легче. Значит выбор все же есть и его надо будет сделать.

– Рыжка, да никто про тебя не забыл, вот тебе ж утром целую тарелочку всего положили, не делай голодные глаза! – Маша уже смеялась, гладила кота и накладывала ему что-то из пакетика с кошачьей едой. Полина тоже засуетилась с посудой, думая, что все ж дочка очень мала, чтобы сопоставлять факты, о чем-то думать, да и помнить даже не очень приятные события. И что это очень даже хорошо. Пусть растет, пусть станет взрослее, когда осознает, что многие случайности, которые происходят при ней не случайны.

– Мам, а Егор придет в гости? Я Каспера давно не видела. Пусть вместе приходят. Рыжка уже тоже к Касперу привык, они еще не дружат, но уже хотя бы не дерутся.

Егор обещался прийти к вечеру – поздравить Машу с новым учебным годом, а Полину уже с полноценным выходом на работу. И это тоже было приятно и грело изнутри. Может быть даже стайку бабочек, которые робко и неуверенно начинали расправлять крылья.

18.

Следующие пару месяцев промелькнули как падающие листочки с покрасневших кленов. Ноябрь вступил в свои права и заметно похолодало. Прозрачный воздух бодрил утренними заморозками, но днем лужи таяли. Вроде бы как уже не осень, но еще и не зима. Маша ходила в школу с удовольствием и подружилась со всеми ребятами, кроме Вовки, естественно. Тот упорно считал всех девчонок курицами и старался вообще отсиживаться на своей задней парте. Машу так и оставили сидеть с Ларисой. Дисциплину девочки не нарушали, мальчиков было немного меньше, в общем все, как всегда, в самой обычной школе и самом обычном пятом классе.

Сегодня пришлось прибежать в школу чуть раньше, потому что их парта «дежурила». Нет, никто не заставлял мыть полы в классе или делать какую-то «взрослую» работу, но нужно протереть доску, намочить тряпку, принести мел, если остались неудобные маленькие кусочки и проветрить класс на большой перемене, выгнав всех ребят в коридор.

Маша шла быстрым шагом, портфель оттягивал одну руку, пакет со сменкой болтался в другой. Скорее всего Лариса уже ждет, она живет почти у школы и всегда приходит в числе первых.

Первые три урока прошло довольно бодро, Маша поднимала руку и с удовольствием отвечала. Обучение давалось легко, память схватывала все накрепко и не подводила. Если внимательно слушать учителя, то потом можно вообще все пересказать слово в слово не готовясь дома. Это еще в поселке так было. На переменах тоже все шло своим чередом – Лариса привела доску в порядок, Маша вытолкала ребятню в коридор и открыла окно. Убрать несколько бумажек в урну, полить цветы – дежурить не сложно, но как говорит Виктория Павловна: «Это дисциплинирует и приучает к порядку».

А потом начались неприятности.

– Ребята, мне надо с вами серьезно поговорить и, к сожалению, мне придется потратить на это часть урока, – Виктория Павловна казалась не на шутку взволнованной и яркие пятна на щеках показывали это очень явно. Сжимая одну руку другой, то поднимаясь со стула, то опять садясь, она совершенно не походила ну ту строгую и уравновешенную учительницу, которой всегда была.

– Ребята, я не буду тянуть с главным. У меня пропал кошелек с вашими деньгами. Сегодня понедельник, мне нужно оплатить в столовой питание класса за неделю. Вы же всегда по пятницам мне деньги сдавали. Я сегодня утром держала этот кошелек в руках, когда собиралась в школу. Положила в сумку, а сейчас его нет. Если это чья-то неудачная шутка, то я пойму. Расстроюсь, но пойму, поднимите пожалуйста руку, кто решил пошутить и верните кошелек.

Класс молчал, а потом начался шелест перешептываний. Словно ветерок шевелил бумажные листочки. Звуков было много, но никто не осмелился говорить громче.

– Ребята, мне бы не хотелось привлекать дирекцию школы и ваших родителей, но дело в том, – учительница уже в упор смотрела на Машу и Ларису, – что я с утра не выходила из кабинета, отвечая на ваши вопросы и покинула его только на большой перемене, на проветривании. Меня не было ровно десять минут, кроме дежурных в классе никого не должно было быть, как так могло получиться?

Лариса поежилась под вопрошающим взглядом и пролепетала «я не знаю». Маша молчала, так как вообще не могла понять, почему их в чем-то обвиняют.

– Девочки, вы должны были видеть, кто остался в классе. Или это вы… пошутили и боитесь признаться?

Маша всей кожей ощущала то, как Виктория Павловна повторяла про себя слово «украли». И это было обидно, унизительно и … и безвыходно, так как действительно в классе никого не было, а вот сумка на стуле была. Черная, из лаковой тисненой кожи с золотистыми замочками. Вроде как и сумочка, но больше похожа на небольшой портфельчик.

Черная. Черная сумочка-портфельчик стояла на учительском стуле и блестела новыми лаковыми боками.

– Виктория Павловна, вы же всегда с коричневой сумкой ходили… – Маша вскинула глаза на учительницу, не понимая еще как цвет сумочки может помочь ситуации.

– Да, Маша, это новая, но утром я все переложила. Телефон, кошелек, перчатки. Я все это держала в руках и перекладывала в сумку. Кошелек был там, а сейчас его нет и я не знаю, что думать.

Маша опять чувствовала полушепот-полушелест в голове «украли, украли», хотелось зажмуриться и спрятаться от всей этой несправедливости. Лариса подозрительно шмыгала носом и часто моргала. Класс замер и, казалось, не дышал.

Картинка в голове оказалась настолько яркой вспышкой, что Маша даже вздрогнула, руки вспотели так сильно, что колечко показалось горячим. Кошелек, маленький темно-бордовый кошелек, похожий на те, что носят бабушки, лежал на коричневой деревянной полке между складками такого же коричневого шарфа. Матерчатая ткань почти незаметна, и лишь металлическая застежка с двумя кругляшками поблескивала из завитушек пряжи.

Маша тряхнула головой, словно отгоняя навязчивую муху, подняла глаза на Виктори. Павловну и уже совершенно спокойно сказала:

– А ведь вы его дома забыли. На полке. Шарф сверху упал коричневый.

Виктория Павловна лишь отмахнулась рукой, словно показывая, что эта версия не выглядит достаточно убедительной.

– Ладно, ребята, решим таким образом – я займу эти деньги и заплачу за питание, но до конца занятий кошелек должен найтись иначе учебный день сегодня будет заканчиваться уже с директором и, возможно, полицией.

– Виктория Павловна, вы же не далеко живете, проверьте пожалуйста полку в прихожей. Или позвоните домой – пусть посмотрят, – Маша умоляюще смотрела на учительницу.

Если бы Маша была просто новенькой, то скорее всего ее попытки исправить ситуацию и отвести подозрения от себя и Ларисы, которая уже тихонько плакала, показалась бы неуместной. Но Маша – дочь новой сотрудницы и так подставлять мать в первые же дни она вряд ли бы стала. Но кто тогда? Лариса? Виктория Павловна смотрела то на девочек, то на остальных ребят. Все отводили глаза и ерзали. Напряжение словно витало в воздухе и всем было неуютно.

– Хорошо, я позвоню домой просто чтобы уже все точно знали, что кошелек был со мной в сумке и дома его нет. А потом будет так, как я сказала – остаемся после уроков и решаем вопрос с администрацией. – Лариса Викторовна набрала телефонный номер и стала ждать окончания гудков.

***

– Мам, представляешь, она извинилась и передо мной с Ларисой, так как мы были дежурной партой, и перед всем классом. Ей было очень неудобно, но она извинилась! Мам, у нас самая классная классная! – Маша скакала по квартире, время от времени пытаясь поймать Рыжку, который распушив хвост очень ловко уворачивался от внеплановых, по его мнению, объятий.

– Мам, она потом еще спрашивала у меня как я поняла, что, когда она все в сумку другую перекладывала – кошелек выпал на полку с шарфами. А я не поняла-а-а, я это видела в голо-о-ове-е-е, – Маша все ж поймала Рыжку и они оба уже вальсировали по комнате.

– Ты так и сказала? И что учительница? – голос Полины оказался таким взволнованно-чужим, что Маша остановилась, а Рыжка, решив, что танцев с него хватит, тут же взобрался на шкаф.

– Мам, я не сказала… Ну как я буду говорить, что у меня голова заболела на секунду, что я увидела картинку с ее, то есть нашим кошельком. Как я все этой ей объясню, если я сама себе не смогла объяснить. Еще начнут все приставать или дразниться… Я сказала, что скорее всего она утром торопилась и положила мимо сумки, что у меня был похожий случай и я о нем вспомнила. Мам, правда же был, помнишь я домой бегала за книжкой? Думала положила и ведь положила, но мимо портфеля. Что-то отвлекло. В общем это объяснение всех устроило. Да и как могло быть иначе – мне же это все равно все померещилось, и я скорее всего вспомнила про свой похожий случай.

– Рыжка, спускайся вниз, танцевать будем!

– Мн-э-э-ээт, раздалось сверху. Маша и Полина рассмеялись почти одновременно. Рыжка жмурился и, казалось, тоже улыбался, хотя все знают, что коты улыбаться не умеют, особенно если им нужно танцевать.

19.

Следующие несколько недель выдались довольно скучными – Маша выходила гулять не так часто, потому что и домашних заданий стало побольше, да и выполнять их оказалось уже немного сложнее, чем в младшей школе. Особенно сочинения. Сочинять Маша любила всегда, но вот выводить свои мысли на бумаге почему какой-то герой в книге хороший, а какой-то плохой – не любила. Не бывает плохих и хороших людей, люди, как реки, которые состоят из тысячи впадающих в них ручьев. Какой-то поток несет чистые воды с высоких гор, а какой-то – желтую болотную жижу. Но все это перемешивается и получается человек со всем хорошим и плохим. Все это понималось Машиной головой, но совершенно не хотелось укладываться в буквы. Тем более, что еще нужно сделать такие выводы, которые требовала учительница по литературе и автор учебника, а не то, что там Маше подумалось, пока она книгу читала.

Поставив точку и взглянув на аккуратные ряды букв, Маша вздохнула, потому что пришлось опять писать не то, что думалось, да еще и на ошибки проверить надо.

За окном последним осенним теплом лучилось солнце, на деревьях почти не осталось листьев, все разноцветное богатство лежало на жухлой траве. Маша подошла к подоконнику, чтобы взглянуть – не вышел ли кто погулять. Время еще позволяло хоть немножко побыть на улице засветло, чтобы мама не волновалась.

На детской площадке пара совсем еще малышей возилась в песочнице, их мамы чинно сидели на лавочке и что-то обсуждали. Друзей не оказалось. Зато дядя Егор уже гулял с Каспером. Вернее, не гулял, а о чем-то разговаривал с несколькими цыганками, детишки которых окружили мужчину. Дядя Егор выглядел как-то странно, да и Каспер, обычно не очень любивший детей, не убежал от них в сторону, а прижал уши и словно поскуливал. Через окно не слышно, но все это казалось очень и очень странным.

– Мам, я ща на улицу сбегаю ненадолго и приду, – Маша буквально сорвалась с места и на ходу натягивая курточку и шапку, хлопнула входной дверью.

– Маша, а кушать? – вопрос Полины повис в воздухе, так как в квартире уже никого не было, – вот же егоза, опять к своим во двор побежала! В окошко ей крикнуть, чтоб поела, что ли? – Полина подошла к окну кухни.

***

К тому моменту, когда Маша подбежала к Егору все казалось еще запутаннее. Каспер сидел, прижав уши и действительно немного поскуливал, одна из цыганок смотрела прямо на него, и собака старалась даже не поднимать головы, почти уткнувшись носом в траву. Вторая что-то требовательно говорила и Егор, словно огромная кукла с немигающими глазами молча доставал бумажник, вытаскивая из него все деньги. Мобильный телефон уже перекочевал в цепкие руки детишек.

Женщина забрала все купюры, что-то сказала и резко повернувшись собралась уходить, толпа ребятишек загомонила. Егор словно окаменел истуканом, глядя в одну точку. Каспер скукожился рядом, прижав уши.

– Стойте! – Маша уже успела подбежать к пестрой компании и наконец поняла, что происходит. – Вы что, дядь Егора грабите? Отдайте деньги немедленно! Это не ваши деньги! – девочка даже дернула за руки оторопевшую цыганку, которая не ожидала такого отпора от малолетки.

– Ой, вэй, иди по своим делам, куда шла, девочка. Мала еще во взрослые дела лезть, вырастешь – погадаю тебе, а сейчас иди, мешаешь, – женщина легко стряхнула тонкую ручку.

– Деньги отдайте, не ваше это, – Маша буквально вцепилась в яркую юбку, не давая цыганке уйти. Дети отбежали в сторону и с интересом наблюдали за неожиданным представлением в скучной работе.

– Да что ж ты такая приставучая, это наши деньги, мы заработали! – вторая цыганка оттолкнула Машу, девочка, оступившись упала.

В какой именно момент голова заполнилась тяжелой черной тучей Маша осознать не успела. Не то, когда ее захлестнула обида, что она ничем не может помочь Егору, продолжавшему словно спать стоя. Не то, потому что мама никогда ее не била и там, где прошло все ее детство тоже никто не обижал. Ее отбросили как ненужную вещь. Маша поднялась, отряхнула прилипшие к куртке листья и взглянула на цыганку, которая все же задержалась глянуть – не переборщила ли с этой девчонкой.

Лишь секунды Маша пристально смотрела той в глаза, губы сами что-то пришептывали, а потом плотно сомкнулись. Маша смотрела в глаза и разговаривала без слов.

– Не смотри, не смотри на меня так! Зара, отдай ей деньги, все отдай! – Цыганка вдруг стала говорить быстро, словно стараясь разорвать этот зрительный контакт. И не могла. Старалась отвернуться – не получалось. Хотела уйти, но что-то не отпускало.

– Зара, забирай детей, надо к дому уходить, быстрее надо, – в какой-то момент показалось что у говорившей перехватило дыхание, словно ее придушили. Глаза женщины расширились и в этот момент Маша взглянула на вторую добытчицу. Женщина, с испугом протянула Маше пачку банкнот и что-то крикнула детям на своем, непонятном. Старший из пяти ребятишек недовольно кинул мобильник на траву. Еще один окрик и те убежали галдящей стайкой.

– Уходите. Обе, – Маша тяжело дышала, словно это она сейчас бежала, сверкая подошвами стоптанных сандалий, – не надо сюда больше приходить. И к школе не надо, – Маша решила на всякий случай расширить ареал безопасности сама не зная почему.

Цыганки, подобрав юбки и запахнувшись теплыми платками, словно враз замерзли быстрым шагом поспешили в сторону убежавших детей. Одна что-то быстро и взволнованно говорила, откашливаясь, словно в горло что-то попало, вторая качала головой, но только один раз обернулась еще раз взглянуть на Машу, постаравшись это сделать украдкой и издалека.

Подойдя к Егору и взяв его за руку, Маша увидела выбегающую из подъезда маму. Почему-то показалось, что она будет ругаться, хотя ничего плохого же не было. Вот деньги вернули, телефон с травы надо поднять. Все ж хорошо, только мамины глаза ничего хорошего не предвещали. Откуда и узнала только… Маша поежилась.

20.

– Что тут происходит? Егор, Маша? Почему цыгане толпились? Егор, они что-то у тебя выманивали? Маша, ты-то чего опять полезла, вот вечно в самой гуще событий! – Полина дергала то одного, то другого, но ей отзывался только Каспер. Резко повеселев, он прыгал вокруг Машиной мамы и пытался лизнуть, словно та спасла его от какой-то одному ему ведомой собачьей проблемы. – Пойдемте домой, нечего тут торчать, вон уже теть Валя из-за шторы выглядывает, завтра весь двор судачить будет и наврут с три короба. Чаю попьем, и вы мне все-все расскажете! – Полина просто взяла Машу за руку и потащила ее за собой. Вернее, собралась потащить, но та и не упиралась, а спокойно пошла за матерью. Егор выглядел слегка оторопевшим, словно только что проснулся и не совсем понимал, что за суета. Каспер все же умудрился облизать каждого и определив, что они идут не домой, а в гости – помчался впереди небольшой компании.

Домашняя обстановка, знакомые лица, горячий чай, сливовое варенье окончательно привели Егора в чувство, и он начал неторопливо рассказывать, как вышел выгулять собаку, как Каспер умчался в кусты за воробьями. Что нужно было убрать за собакой, а потом еще прогуляться до мусорного контейнера и как наткнулся на толпу цыганок уже почти у подъезда. И разговаривать с ними не хотел, обойти пытался, да одна в руку вцепилась и давай приговаривать: «Давай погадаю, венец безбрачия на тебе, не женишься никогда, снимать надо, только тогда у тебя семья будет…»

– Ой, да что она врет-то, никакого венца на дядь Егоре нет и женится он через год! – Маша от возмущения аж подскочила. За столом замолчали.

– А ты откуда знаешь, что я через год женюсь? И может даже знаешь на ком? – Егор постарался сказать это в виде шутке, но вышло как-то неестественно. Можно даже сказать заинтересованно, что здорово смутило его самого. Еще бы – просить совет у подростка, да еще девочки.

– Я знаю, но не знаю почему знаю. Я иногда…, – Маша осеклась и глянула на мать, которая словно сжатой пружиной сидела, выпрямив спину и глядя Маше в глаза, – ну, вы же хороший, добрый, помогаете всем, конечно женитесь! Все такие женятся, – постаралась выкрутиться из ситуации Маша.

Егор улыбнулся, зачерпнул еще ложечку варенья, на секунду замер, пытаясь почувствовать его аромат, а затем совершенно просто и буднично сказал:

– Я знаю, что у Маши есть дар. Я знаю, что таким людям в жизни не просто. И я понимаю, что любая мать будет стараться оградить своего ребенка от чужого любопытства, сплетен и главное – просьб. Давно понял уже, а сегодня еще раз увидел. Я же пока в ступоре стоял не спал и в обмороке не был. Ничего сделать не мог, рукой двинуть не мог, слова сказать, но видел. Маша, а ты когда на цыганку смотрела, мне показалось, что она словно что-то услышала. Что это было?

Полина охнула, непроизвольно прикрыв рукой рот. Сколько древнего и неизведанного еще есть в каждом современном человеке, который ведет себя правильно и цивилизованной в обычной ситуации, но мгновенно вспоминает что-то иррациональное в минуту стресса. Например, что через рот может не только выйти, но и войти что-то нехорошее, а поэтому лучше чаще прикрывать его во всех смыслах.

– Я… дядь Егор, да я ничего не делала, я хотела…, я придушить ее хотела, – Полина охнула еще раз.

– А потом почувствовала, как ей воздуха не хватает. Я сказала, что у нее дома пожар и надо торопиться, – Маша почему-то чувствовала себя виноватой, хотя вроде как спасла своего и маминого друга от ограбления.

– Маша, а у них дома правда пожар? – Полина вскочила из-за стола и даже схватила дочь за руку, заглядывая в глаза, с какой-то странной надеждой на определенный ответ.

– Мам, ну что ты говоришь, я просто…ну как это объяснить… посмотрела в ее голове как выглядит комната и передала ей назад мысль, что на столе лампа осталась включенной и провод загорелся. Она и поверила, – Полину словно отпустило и она, обмякнув, села на стул. В то же время казалось, что напряжение, державшее ее весь вечер немножко ушло и что она получила не страшный ответ на мучивший вопрос.

– Маша, а ты могла бы зажечь этот шнур? – Полина все же решила опуститься до дна омута материнского страха.

– Мамочка, нет же, я тут была, а оно все там. Далеко это все, как же можно, – Маша ответила быстро и не задумываясь. Полина улыбнулась и прижала дочь к себе.

– Да это я глупая, всякую ерунду у тебя спрашиваю. Сама понимаю, что это невозможно, – Полина продолжала гладить дочь по голове.

«Это не невозможно, это очень трудно, но я сегодня поняла, что нужно быть осторожной. Чтобы плохо никому не сделать. Даже, если я очень злая». Маша жмурилась под маминой рукой, как маленький котенок. Быть сильной вообще не хотелось, когда тетка начала задыхаться – Машу тоже холодом обдало. Словно темный туман вокруг заклубился. Неприятные ощущения.