Дым над Биркенау. Страшная правда об Освенциме

Все остальное – судьбы больных, больница, крематорий – стремительно проносится мимо, словно второпях прокручиваемая кинохроника. Нет времени остановить свой бег, пережить, задуматься над всем этим. Откладываешь это на неопределенное «после». У тех, кто работает, нет времени для себя. Работа отнимает почти все время, и так устаешь после нее, что теряешь всякую способность о чем-то думать. Физический труд и неожиданное открытие, что ты, оказывается, можешь противостоять и голоду и холоду, порождают во многих женщинах сознание своей силы. Они ежедневно идут на работу, как на опасный поединок, откуда могут вернуться побежденными на носилках, оттягивающих руки товарок, или еще на этот раз победительницами, способными на новые состязания. Жизнь здоровых – это непрекращающаяся азартная игра человека с опасностью. Жизнь больных – человека со смертью. Здоровый в лагере подобен человеку, едущему на подножке переполненного трамвая: он словно бы висит на ней, уцепившись одной рукой за поручень. Больной же – это тот, кто срывается на полном ходу. Здоровые, заметив это, успевают лишь крикнуть, спасти же – трудно.

Принудительные работы – причина того, что душевная болезнь не была распространена в лагере.

Но вот приходит день, когда то, о чем ты избегал думать, подступает к тебе вплотную. Тот, кто еще вчера был здоров и вместе с другими шагал в колонне на работу, сегодня падает без сознания на поверке. Высокая температура настолько ослабила сердце, что женщина не может стоять. Ее укладывают возле барака. Из круга здоровых она перешла в другой, более страшный круг: она больна.

Совсем по-другому выглядит лагерь, если смотреть на него снизу, лежа у стены барака. По дороге мелькают ноги уходящих на работу. Это победившие. В лагере, приникнув к стенам бараков, остаются больные. Это побежденные.

Идет дождь, снег, медленно тянутся часы, а больные все на дворе. Вход в барак сторожит охранница с увесистой дубиной. Лежать в бараке днем запрещено. Кто посильнее, ходит, скорчившись, ослабевшие ложатся на землю. При виде эсэсовца больные пытаются спрятаться, но в лагере спрятаться негде. Натянутая кругом проволока надвигается на тебя, пугает зеленоватым светом, словно непрерывно нашептывая о смерти, словно напоминая, что выхода отсюда нет.

Сознание того, что спастись невозможно, вызывает страх. Отсутствие сил к борьбе означает гибель. Только теперь доходят до тебя услышанные раньше слова эсэсовца:

– Hier ist ein Vernichtungslager[18].

В больнице осмотр больных ведет врач-эсэсовец. При малейшем подозрении на инфекционную болезнь больную приканчивают уколом. Поэтому женщины стараются избежать осмотра. Существует общее мнение: «Лучше лежать в грязи под дождем, чем идти в больницу на верную смерть».

И вот заболевшая женщина принимает мужественное решение «продержаться». Если у нее нет больше сил ходить на работу, она остается в лагере и прячется: по утрам выходит на поверку, а после поверки пытается, чаще всего безуспешно, проникнуть в барак. Блоковые по отношению к больным неумолимы, грозят им селекцией, двадцать пятым бараком, крематорием, если те не пойдут добровольно на rewir – в больницу. Однако добровольно не идет никто. Тощие фигурки группками прячутся на задворках чужих бараков, в дождь скрываются в уборных, а завидев приближающегося эсэсовца, делают вид, будто заняты уборкой лагеря. Эсэсовцев они избегают всячески, ведь если привлечешь их внимание, селекции не миновать, а ее заключенные боятся пуще всего. В обмен на хлеб, который больная не может есть, она покупает немного кофе и носит его с собой, подкрепляясь в течение дня. Так она и существует, покуда высокая температура окончательно не свалит ее с ног и чьи-нибудь руки не унесут бесчувственную в больницу. Обычно состояние ее уже настолько тяжелое, что она умирает по дороге или в приемной амбулатории.

Перед амбулаторией собралась группа тяжелобольных – их привезли или привели сюда в беспамятстве. Иные еще в сознании, но спастись они уже не надеются и поэтому идут в больницу – смерти навстречу.

Вот исхудалая девушка, ноги у нее распухли так, что кожа натянулась и лоснится, лицо расплылось. Белые, нездоровые отеки, как лезущее из квашни тесто, наползают на глаза. Больная поднимает брови, морщит лоб, пытается смотреть. Ничего не выражающая маска кривится, сползает набок. Такие белые, как бумага, чудовищно одутловатые лица в сочетании с исхудалым телом часто встречаются в лагере. Этого надо опасаться, это обычно предвещает смерть.

Еще женщина. Она сводит колени, сжимает ноги – кости, обтянутые серой кожей. При каждом, даже малейшем ее движении от нее исходит ужасное зловоние. На грязной, прилипшей к телу одежде видны следы, не вызывающие сомнения в том, что эта больная потеряла сознание у открытой ямы уборной и провалилась туда. Такое довольно часто случается с больными дизентерией. А вот красивая русская девушка корчится в судорогах: руки и ноги ее трясутся, всю ее бьет неуемная дрожь. Темное лицо, дикие от страха глаза, почерневшие губы исторгают вопль, лай, хохот или рыдание. Возможно, это малярия или еще какая-нибудь другая болезнь. Врачам некогда поставить диагноз, не говоря уже о лечении.

Поодаль спокойно и терпеливо стоит беременная. Черты ее выражают тупую боль. На лице – кажущееся спокойствие, а в глазах – отчаяние. Она произведет на свет живое существо, но для того лишь, чтобы потерять. Маленького отнимут и увезут из Освенцима. Куда – неизвестно. Ни мать, ни семья никогда не отыщут ребенка.

Еще одна больная дизентерией – молодая девушка. Зеленоватое лицо, расширенные от боли глаза растерянно смотрят на окружающих, словно жалуясь и извиняясь одновременно. По ее худым ногам стекает струйка черной спекшейся крови вперемешку со зловонными выделениями.

Одна из женщин то и дело засовывает руку под свои лохмотья и, болезненно морщась, чешет, чешет, чешет… Все руки у нее, особенно между пальцев, покрыты мелкими гнойничками с крохотным пузырьком на верхушке. Кое-где видны нарывы покрупнее, местами содрана вся кожа, Ноги, так же как и руки, сплошь усеяны чесоточной сыпью.

А эта женщина уже не в силах стоять. Две соседки пытаются поддержать ее беспомощное, сникшее тело. Багрово-синее лицо женщины распухло. Глаза смотрят, ничего не видя. Сонный взгляд и отрывистое дыхание говорят о высокой температуре…

Руки, ноги и голова одной из женщин обмотаны грязными тряпками, сквозь них сочится кровь. На голове проступает большое красное пятно. Во время работы ее повалила и сильно искусала собака.

Громадные прекрасные глаза другой больной горят лихорадочным блеском, освещая исхудалое безжизненное лицо. Заострившиеся черты, выступающий подбородок, удлиненный нос, почти прозрачная кожа, голубые тени под глазами явно свидетельствуют об открытой форме чахотки. Тонкие бескровные губы со свистом ловят воздух. Руки – уже только косточки скелета, обтянутые дряблой кожей. Это Геня Петрашевская. Таская тяжелейшие котлы из жаркой кухни на ветер и мороз, она заболела воспалением суставов, затем воспалением легких и в конце концов – чахоткой. Гимназистку Геню арестовали и привезли в лагерь как заложницу.

От калитки приближаются четыре штубовые, неся что-то завернутое в одеяло. Они идут быстро. В такт их шагам ноша раскачивается, то и дело ударяясь о выступающие камни. Штубовые опускают одеяло на землю. Показывается прижатая к коленям голова, обтянутые кожей кости, грязные лохмотья. Кругом разносится зловоние. Больная. Видно, что в ней нет уже крови, нет жизни. Вот-вот испустит она последний вздох. Кто часто видит смерть, без труда узнает признаки агонии. Эта женщина мертва, хотя она еще дышит. Вернуть ей жизнь уже невозможно. Блоковая обращается к больничным сестрам:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Работа… Работа… Работа… (Нем.)

2

«Подъем!» (Нем.)

3

«Конюшни» (нем.).

4

Пополнение (нем.).

5

Староста барака.

6

Помощницы старосты барака.

7

«Левой! Левой, левой и левой!» (Нем.)

8

«Шапки долой!» (Нем.)

9

Анвайзерка (нем. Anweiserin) – распорядительница работ.

10

Улица лагеря (нем.).

11

Здесь: дом охраны СС у ворот (нем.).

12

Старшая надзирательница (эсэсовка) (нем.).

13

Работа вне лагеря (нем.).

14

«Мне нужно двадцать штук, двадцать молодых крепких женщин» (нем.).

15

«Взяли!» (Нем.)

16

«Не могу, не могу!» (Чешск.)

17

«Все равно Бжезинка, все равно крематорий» (нем.).

18

«Здесь лагерь смерти» (нем.).