Голос Вессема

По спине побежали мурашки. Я попалась не в Вессеме, а в лесу, и в официальных документах Вессем даже не упоминался. Как он узнал?

– Рита, я не хочу вам навредить, ― проникновенно произнес мужчина, склонившись ко мне. ― Поверьте, это очень серьезно.

– Вессем? Серьезно? ― Я довольно убедительно изобразила иронию. ― Извините, я из этих историй уже выросла. Но у меня есть пятилетняя сестра ― можете обсудить это с ней, ей понравится.

Вообще-то Лире четыре, и у меня почему-то возникло чувство, что мужчине это прекрасно известно, но он на мою ложь и глазом не моргнул.

– Страшные мутанты, уууу! ― протянула Эме.

Мужчина не обратил на нее внимания, продолжая смотреть на меня:

– Пожалуйста, Рита. Мне просто нужно знать, что вы там видели.

– Ни хрена они не видели! ― Эме наконец вышла из себя. ― Проваливай отсюда.

Снова кто-то вошел, я в надежде обернулась, но это опять были незнакомые люди.

– Ладно, ― неожиданно легко согласился мужчина. ― Но я очень попрошу вас со мной связаться. ― На стойку передо мной легла визитка. ― Если будут какие-то проблемы ― обращайтесь, уверен, я смогу вам помочь.

– Единственная ее проблема ― это ты, ― сказала Эме прежде, чем я успела что-то вставить, но в целом я была с ней согласна.

– Я уже ухожу. ― Мужчина улыбнулся Эме и направился к выходу.

Я посмотрела на визитку. Там значилось его имя ― Борген Кару, номер телефона и контакты в «таккере».

Эме забрала у меня визитку и пробежала глазами.

– Ага, как же, ― изрекла она. ― Хрена с два он из Гетто, ты заметила?

– Что?

– Не тупи! Слишком чистенький. Красавчик. Ну, ты поняла.

Я была вынуждена признать, что она права. В Гетто красивых людей мало, и чем они старше ― тем меньше. Пожалуй, больше всего мужчина напоминал Теодора и Марко, если прибавить им лет по пятнадцать. Было в них что-то общее, что отличало их от нас. Мысленно я перебрала всех своих друзей. Эме с ее широкими скулами и детским ростом. Тень ― костлявая, с серым лицом и постоянной одышкой. Нико, у которого было всего три пальца на правой руке, хотя в остальном он был совсем нормальный, даже красивый. Насчет нас с Коди я тоже не обольщалась. Коди… Я поморщилась. Каждый раз, вспоминая брата, я едва сдерживалась, чтобы не начать истерику. Нет. Только не здесь.

Я забрала визитку и сунула в карман.

– Не вздумай ему писать! ― прищурилась Эме.

– Не буду. Просто посмотрю, что за тип.

Эме подозрительно сопела, глядя на меня. Пискнул комм ― пришли мои денежки. Да уж, действительно «минимум».

– А как Тень? ― спросила я, чтобы сменить тему. ― Не умерла еще?

– А, ты же не знаешь, ― поморщилась Эме. ― Она теперь в Промзоне.

– Серьезно? ― Я едва не подавилась.

Тень ― в Промзоне? В смысле, там, конечно, зарплаты выше и все такое, но ее легким точно конец.

– Ее родители туда переехали. Работа на Втором медико-техническом. Там такая история… В общем, там же оформляют медицинские страховки работникам. И они сделали так, чтобы страховки оформили на Тень. Обе страховки, поняла? Это куча бабок. Тень сейчас стоит в очереди на новые легкие.

Я же говорю ― умные мечтают о работе в Промзоне, а не в Сити.

– И долго ей еще?

– А тебе, блин, не все ли равно? ― зло ответила Эме. ― Она с нами больше не хочет общаться, понятно?

– Чего же непонятного.

Тень так и не простила меня за Нико.

Я подняла стакан и выпила залпом.

* * *

Все мы были уверены, что Нико вырастет, окончит школу и сумеет пойти учиться дальше. Мы даже верили, что он сможет работать в Сити ― на нормальной работе, я имею в виду, может, станет инженером или там программистом, ― администрация города всегда подчеркивала, что Сити открыт для талантливых ребят из любых, даже самых бедных районов. На практике почти никому не удавалось туда попасть иначе чем в качестве обслуживающего персонала ― ну так на то мы и Чарна-Техническая. То, что ребята из Сити умнее нас, ― чистая правда. Не то чтобы мы были какой-то отдельной расой или вроде того. Просто если ты с рождения дышишь отравой, ешь отраву, пьешь отраву и работаешь с отравой, то школьная программа сама собой становится очень сложной.

Только не для Нико. Это было ясно еще в младшей школе. Он первым выучил жестовый язык, чтобы общаться с Коди, ― остальным я переводила его слова до третьего класса. Придумал, как раздобыть воздушные фильтры (благодаря его изобретательности мы впятером дышали чистым воздухом еще года три после того, как программа «Кислород ― детям» приказала долго жить). Из куска брезента и алюминиевых трубок соорудил подобие параплана, который по-настоящему летал, пока порывом ветра меня не приложило о склон. Провернул всю затею с походом в Вессем. Окончил школу экстерном. К старшим классам у него была цель, и он к ней шел, не отвлекаясь на мелочи. Так что мы были уверены, что у него все сложится хорошо. Даже когда в автомастерской, где он работал в ночную смену, оборвался трос, и он потерял левую, рабочую, руку. Конечно, ему выплатили компенсацию, но этого было мало. Полгода мы отдавали ему все, что зарабатывали, пытаясь собрать достаточно, чтобы он смог сделать бионический протез. Нико, понятно, отказывался, он бы и так смог учиться, но мне казалось это важным, и я убедила остальных. Оставшимися тремя пальцами много не наработаешь. Мы с Коди бросили школу и, обратившись в социальную службу, получили разрешение вкалывать в теплицах уже полный день. Эме вернулась в свой бар и потом никогда не рассказывала, что конкретно она там делала. Даже Тенна нашла работу ― санитаркой в больнице, ее всегда тянуло к медицине, и в перспективе она мечтала выучиться, ну, не на врача, понятно, но точно на медсестру. Мы все верили, что у нас получится. И у нас почти получилось.

Глава 2

УТРОМ Я ОЧНУЛАСЬ НА МАТРАСЕ в квартире Эме. Голова раскалывалась.

– Эме? ― позвала я.

Никто не ответил. Я со стоном поднялась и побрела умываться, прикидывая, чем стоит заняться в первую очередь. Съездить в нашу бывшую квартиру и узнать, что там творилось после того, как меня арестовали. Зайти в социалку отметиться и узнать насчет работы. Посмотреть, кто такой Борген Кару. Поесть. Хотя последние два пункта подождут.

Идти в нашу с Коди квартиру без Коди было страшно. Так что я направилась в социалку.

Отметившись ― вот она я, не сбежала, ― я решила разобраться с трудоустройством. Утром я уже просмотрела сайты вакансий, но там были все те же Восточные шахты, куда женщин почти не брали, и лесничество, с которым связываться не хотелось, а еще требовались операторы разной тяжелой техники с соответствующим образованием и допуском. Пришлось идти на прием к трудовому инспектору.

Моя социальная карточка снова вызвала подозрения, однако парень за стойкой все же сунул ее в терминал и стал задавать вопросы:

– Особые пожелания?

– Никаких.

– Прежние места работы?

– Государственные теплицы «Ивеко», клининговая компания «Аквамарин».

– Специальные навыки?

– Э-э-э… Знаю жестовый язык. Это годится?

– В смысле, язык глухонемых?

– Глухих, ― поправила я.

Не люблю, когда их так называют. Коди не был немым, просто говорил не так, как все.

Парень быстро внес мои данные и пожал плечами:

– Для людей с судимостью ничего нет.

Ну еще бы.

– А если появится, мне сообщат?

– Ага, ― кивнул он. ― Но ты особо не рассчитывай. Походи сама, поищи. Иногда нужны рабочие, ― он окинул меня скептическим взглядом, ― на день-два, приходи утром к пятому автотерминалу, желающие обычно там собираются.

А вот об этом я не подумала. Конечно, смотреться на общем фоне я буду так себе, но попытаться стоит.

– Спасибо.

– Удачи.

Удача мне явно не улыбалась. Пятый автотерминал находился на другом конце Гетто, оттуда уходили автобусы за город, в шахты. Навес прикрывал довольно большую и грязную площадку, усеянную какими-то фантиками и битым стеклом. Рядом торчало треснувшее табло с расписанием, не имеющим ничего общего с реальностью. Позади было возведено несколько шатких строений ― местный рынок, где можно было купить еду и сигареты и еще много чего, если знать, как и у кого спрашивать. Время от времени подъезжал облезлый желтый автобус, разрисованный граффити, изрыгал из себя толпу плохо одетых людей, вернувшихся со смены, всасывал новую порцию бедолаг и поскорее отъезжал. Там же собирались те, кто не мог или не хотел устроиться на постоянную работу. Я быстро поняла, что это своего рода клуб по интересам, к трудоустройству имеющий мало отношения. В основном там пили, спорили, дрались, продавали и покупали флойт или травку, заключали пари, обсуждали политику и иногда действительно нанимались на работу.

Моя жизнь приобрела некую пугающую стабильность. Утром я приходила отметиться в социалку ― видите, я все еще не дала деру в пустоши, ― проверяла, нет ли работы для меня, шла на пятый автотерминал, где и торчала до глубокой ночи. Иногда я получала предложения, которые условно можно было назвать рабочими, но такой работой заниматься не хотелось. На всякий случай я отправила заявку и в Восточные шахты, но ответа не получила.

Неделя прошла незаметно. На седьмой день утром я как обычно зашла к трудовому инспектору.

Меня встретила девица на пару лет постарше меня и, не дожидаясь вопроса, сообщила:

– Работы нет.

Я опустила взгляд на ее руки, и она нервно одернула рукава свитера, но я все равно заметила прекрасно знакомые мне «паутинки». Класс, даже для флойтовой наркоманки есть работа. А для меня нет.

Я вдруг поняла, что никакой работы и не будет. Три недели или тридцать три ― если не случится чудо, останется только перестать пытаться заработать на жизнь честным трудом и в конце концов вернуться в тюрьму. Ну и шахты, конечно, если удастся туда пробиться и если я смирюсь с последствиями. На безопасности там экономили от души.

Полдня я просто шаталась по Гетто, пока не поняла, что ноги принесли меня к нашему старому дому. Дом и впрямь был старым, таких давно не строят. Жилые блоки хаотично громоздились друг на друга, серые стены никто даже не подумал покрасить в какой-нибудь более привлекательный цвет, зато над домом сияла вывеска: «Доступное жилье». Буква Д не горела.

Когда-то предполагалось, что на крышах жилых блоков на разных уровнях будут сады и зоны отдыха, но сейчас там была только бурая трава и мусор. У нас с Коди у самих был выход на одну из террас, которая в договоре аренды гордо называлась «патио», и мы туда только бутылки выставляли после вечеринок и время от времени гоняли оттуда нашего соседа, чтоб не спрыгнул с крыши под кайфом. Я окинула всю постройку взглядом, отмечая изменения. С восточной стороны часть стены обвалилась ― наверное, во время последнего землетрясения, и там квартиры, по всей видимости, расселили. В остальном все по-прежнему, хотя за полгода я отвыкла от этого нелепого вида. Словно ребенок построил домик из кубиков разного размера, чихни на такой ― сразу развалится.

Улица называлась Авторемонтная, но от авторемонта там было только кладбище старых машин в одном ее конце и авторазборка в другом. За авторазборкой было социальное общежитие (от которого у меня был ключ, но я там так и не появилась, предпочитая оставаться у Эме) ― несколько зданий, от которых издалека веяло безысходностью, а за ними общественный парк ― разрезанный оврагом напополам пустырь, посреди которого торчала жалкая группа умирающих деревьев.

Сверху, с одной из замусоренных террас, кто-то швырнул бутылку. Я едва успела увернуться и задрала голову. На пятом этаже торчали двое мальчишек лет двенадцати, даже не пытаясь скрыться. Один из них заржал, глядя на мое лицо, второй внезапно дал ему затрещину.

– Ты че, это ж Рета Немет, дебил, ― донеслось до меня.

Отлично, видимо, я теперь авторитет для местной шпаны. Мама может мной гордиться.

Заходить домой было страшно, но в конце концов я стиснула зубы и решилась. Когда-то же надо это сделать.

Лестница шла частично внутри дома, частично снаружи. У входа на наш этаж кто-то спал. Я переступила через тело, не обратив на него особого внимания. Половина наших соседей выглядели так, будто уже умерли и разложились. Честное слово, если наступит зомби-апокалипсис, в Гетто это не скоро заметят.

Я шла знакомым маршрутом. Повернуть за угол, выйти на общий балкон, перелезть через заграждения, выйти во второй коридор ― так быстрее всего, ― и вот она, наша дверь.

Квартира была заперта ― это меня порадовало. Я ввела свой код и проверила почтовый терминал у входа ― куча неоплаченных счетов, угрозы отключить электричество (надо думать, их уже привели в исполнение) и предупреждение, что, если я не внесу деньги в ближайшую неделю, договор аренды будет аннулирован. Дальше шли голосовые сообщения от нескольких знакомых, которые наведывались сюда последние дни ― и чего они тут надеялись найти? И ― вот так сюрприз ― неделю назад приходил некто Б. Кару.

Я перестала пролистывать сообщения и замерла. По спине у меня побежали мурашки. По документам квартира была снята на имя Зои Немет, нашей бабки, которая давным-давно отъехала из нашей реальности в воображаемую, никого не узнавала и, кажется, была этим вполне довольна. Мы с Коди жили у нее с шестнадцати лет, когда мама очень удачно устроила личную жизнь и переехала к новому парню. Два подростка, бросивших школу, им бы только мешали. Так что мы почти год жили с бабулей Немет, пока она окончательно не двинулась, кинувшись на нас с топором, и ее не забрали в соответствующее заведение, а мы по ее документам переехали в эту комнату, где вдвоем даже дышать было тесно.

И вот сюда заявился Борген Кару. Странный незнакомец из бара. Как он меня назвал? Рита-Лина? Черт, Эме была права, он из Сити или Промзоны. В Гетто имя Реталин не кажется таким уж невероятным, чтобы пытаться привнести в него каплю смысла. Тут часто изощряются с именами. Например, Эме ― это сокращение от Эмелианты. Родители назвали ее, будто эльфийскую принцессу, а выросла Эме ― с плоским лицом, раскосыми глазами и ростом с двенадцатилетнего ребенка, и она это имя терпеть не может.

Я вдруг осознала, что торчу перед дверью уже минут двадцать, удалила все оставшиеся сообщения, не читая их, и шмыгнула внутрь.

Жители Сити представлялись мне какими-то волшебниками с возможностями, ограниченными только законами физики, и то, что Борген Кару нашел, где мы с Коди жили, вполне укладывалось в мои представления. Не укладывалось другое ― тот факт, что он вообще искал. В памяти вдруг всплыли лица Теодора и Марко, и я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь от переполняющей меня ненависти. Всего раз я встретилась с кем-то из Сити, и в результате погиб мой брат.

Я повторила это еще раз: «Мой брат умер». Хватит уже надеяться на чудо. В тюрьме я постоянно об этом думала, у меня в голове сложилась сотня сценариев, в которых Коди был жив и ждал меня на свободе. А вдруг он на самом деле до сих пор прячется в развалинах Вессема? А может, он упал, потерял память и лежит в больнице? Может, он вернулся и его тоже арестовали? Или он просто не может меня навестить ― я ведь никого не успела внести в список посещений, слишком быстро все случилось, так что ко мне никто и не приходил. Так, может, он ждет меня дома?

Нет, черт. Не может. Он умер. Глупо это отрицать только потому, что я этого не видела. Если бы я не кинулась бежать сломя голову, когда он велел бежать, то, может, смогла бы ему помочь. Но если бы Марко заткнулся, как ему было сказано, ― ничего бы вообще не случилось.

Я заставила себя двигаться. Оказывается, если сделать пару шагов к своему прошлому ― пучины ада не разверзнутся и ангел не вострубит. Даже странно, если подумать. Комната была такой же, какой мы ее оставили. Беспорядок ― мы собирались в спешке. На потолке свежее пятно ― кажется, крыша снова течет. На столе валяется мой старый респиратор. Перед походом Теодор дал нам обоим новые, но мой остался где-то в Вессеме. Я сунула респиратор в карман куртки. Пахло затхлостью, и я открыла вентиляционное окно под потолком. В шкафу нашелся стратегический запас банок и армейских питательных концентратов ― когда-то Коди инвестировал наши накопления в консервы, неплохо бы их забрать. Я пощелкала выключателем ― так и есть, электричество отключили. Села на кровать Коди, посидела немного, потом легла, свернувшись калачиком.

Коди, Коди, я же не смогу без тебя. Мы всю жизнь были вместе. Мы изобрели собственный язык, которого больше никто не понимал, хохотали над своими шутками, которые больше никого не смешили. Говорят, что человек рождается и умирает в одиночестве, но это точно не про нас, мы-то были вместе еще до рождения. Я родилась первая и потом стала его проводником, связывала его с миром. Когда нам сказали, что Коди должен ходить в особую школу, я устроила истерику, и мы снова оказались вместе. Я переводила его ответы учителям, а по губам он и сам неплохо читал. И друзья у нас были общие. И каждый раз, когда отец решал начать новую жизнь, мы тоже поддерживали друг друга. Я помнила, как это было пять лет назад, ― мы стояли обнявшись и молча смотрели, как он собирает вещи. Он пытался попрощаться с нами, но мы только слушали и думали, что вечером надо будет как-то в очередной раз объяснять всю эту историю маме, и в конце концов он не выдержал.

– Что ты молчишь? Я столько денег выложил, чтобы ты мог говорить! ― орал он на Коди. Меня он традиционно не принимал в расчет. ― Ты можешь мне хоть два слова сказать, а?!

– Могу, ― ответил Коди. ― Пошел ты.

Ладно, вернуть Коди слух ― это и впрямь было охренеть как дорого, хотя заплатила за это удовольствие в основном бабуля Немет. Но даже после операции разговаривать как все Коди уже не хотел. Иногда, когда без этого было не обойтись, он мог выдать пару-тройку коротких предложений, но предпочитал все так же общаться жестами. Наши друзья уже кое-как выучили его язык, и нам казалось, что это даже круто ― говорить так, чтобы никто не понимал. Пусть бы он и в тот раз ничего не говорил, и я бы не побежала, и тогда, может, он бы остался жив. Он же всегда молчал! Что ему стоило промолчать еще раз?

Я обнаружила, что захлебываюсь слезами, уткнувшись в подушку. Надо было вставать и возвращаться к Эме, но тут мысль, крутившаяся у меня в голове последнюю неделю ― с тех пор, как я поняла, что брат не ждет меня на свободе, ― обрела законченный вид: а стоит ли? Если меня не будет ― Эме не останется одна, она помирится с Тенной. То есть она, конечно, расстроится, но потом поймет.

Я достала из кармана комм и сказала:

– Привет, Нико.

– Привет, Рета, ― отозвался голос Нико из комма. ― Нужна помощь?

– Ага, ― ответила я и вдруг, повинуясь внезапному импульсу, попросила: ― Найди, пожалуйста, человека по имени Борген Кару.

Визитка этого типа с его контактом в «таккере» до сих пор лежала в кармане куртки Коди, но мне не хотелось вставать. А еще очень хотелось поговорить немного с Нико.

Вообще-то «таккер» ― он вроде как для Гетто. Не только для нашего, конечно, а вообще. То есть официально нет, но по факту ― да. У Промзоны, Сити и других благополучных мест Центрально-Европейской Республики есть свой закрытый «вейс», и черта с два с нашей социальной картой ты туда зайдешь. Для этого нужен личный индекс не меньше пятидесяти, а в Гетто больше сорока тебе не получить, хоть ты наизнанку вывернись.

– Нашел две сотни в «таккере», почти сотню в «вейсе», ― через пару секунд отозвался комм. ― Тебе нужен кто-то конкретный?

Да, черта с два, если ты не Нико.

– Ну. ― Я задумалась. ― Ему лет сорок или около того. И он не похож на парня из Гетто. Довольно симпатичный.

– Довольно бесполезная информация. Еще что-нибудь?

– Смуглая кожа. ― Я поморщилась, память на лица у меня была паршивая. ― Карие глаза. Высокий. Очень короткая стрижка. На правом виске, почти под волосами, татуировка белого цвета, но я ее не рассмотрела.

– Кажется, нашел. Вывожу на экран его страницу из «вейса». Посмотри, он?

Я подняла голову и посмотрела. Он, точно он. Борген Оскар Кару, сорок пять лет, гражданин Сити, специалист по нейротехнологическому биомоделированию (а это что еще за дичь?), работает в компании «НейроКортИнт», личный индекс ― семьдесят два (ого!), женат, двое детей.

– Сохрани картинку. А что в «таккере»?

– Ну, там просто говорится, что он существует. ― В голосе Нико была усмешка.

Я закрыла глаза и представила, как Нико улыбается. Мне стало легче.

– Небось специально для меня и зарегистрировался, ― пробормотала я. ― Он же не знал, что ты чертов гений.

Мы помолчали. Свой интерес я вполне удовлетворила, теперь надо было переходить к главному.

– Слушай, Нико, ― неуверенно сказала я, ― мне нужен совет. Вернее, даже не так. Я хочу поговорить, но не знаю с кем. Точно не с Эме. А больше никого нет.

– Я тебя слушаю, Рета.

– Нико, ― я всхлипнула, ― я полгода провела в тюрьме. Помнишь, мы с Коди пошли с теми парнями в Вессем, так вот, там Коди… Коди погиб, а Теодор упал и сломал ногу, и Марко наставил на меня пистолет и сказал ― давай, тащи его, и я его тащила, а потом мы прятались в том доме ― помнишь, в котором мы ночевали, когда нам было по тринадцать, ― я уже снова рыдала, ― и мне было ужас как страшно, и потом я отобрала у Марко пистолет, но нас заметили, и я выкинула пистолет, но все равно во всем обвинили меня ― конечно, я же из Гетто, потом, правда, оказалось, что пистолет вообще не настоящий, просто парализатор, и я не стреляла, так что мне всего полгода дали. ― Я остановилась, комм тоже молчал, и, отдышавшись, я наконец повторила: ― Нико, понимаешь, я бросила Коди в Вессеме, и он погиб. Это я виновата.

Мне почему-то стало легче оттого, что я произнесла это вслух. Словно мой сбивчивый рассказ немного упорядочил хаос внутри меня. Это как в историях, которые придумывала Тенна, ― назвав истинное имя, получаешь власть. А у моего внутреннего ада теперь было не только имя, но даже конституция.

– Мне очень жаль, Рета. Я бы хотел сейчас быть с тобой, ― ответил Нико.

– Да, я знаю. Но я не могу без него, правда. Я вообще-то хотела тебя спросить не про Боргена Кару, а как надежнее всего, ну, закончить это все. Понимаешь?

Раньше я никогда не интересовалась способами быстро умереть ― с гарантией, так, чтоб не остаться овощем. С какой высоты прыгать, какие таблетки пить и где их взять, что там еще… А если начать сейчас искать их в Сети ― информация мигом уйдет в социалку. И умереть не дадут, и штраф влепят.

– Прости, Рета, но таких советов я давать не могу. Ты слишком дорога мне, чтобы я стал тебе в этом помогать.

Это был прямо удар под дых. От Нико я такого не ожидала. Он же всегда мне помогал!

– Тогда почему ты сам не здесь?! ― заорала я. ― Почему ты-то сам не здесь?!

– Ты же знаешь почему, ― раздался тихий голос Нико после паузы. ― Пожалуйста, Рета. Ты всегда была сильнее меня или даже Коди. Я уверен, ты пройдешь через это и справишься. Я понимаю, как это ― когда так тяжело, что уже больше невозможно. Но ты сама не знаешь, какая ты сильная.

– Что ты там понимаешь? ― снова зарыдала я. ― Ты же даже не настоящий Нико!

– Точно, ― странно, но в его голосе снова слышалась улыбка. ― Настоящим меня делаешь ты.

* * *

Когда уже всем было ясно, что флойт почти разрушил его мозг, Нико попросил мой комм на пару дней.

– А твой где? ― спросила я.

– Потерял, ― пожал он плечами и улыбнулся.

Я решила, что он обменял его на наркоту ― они со Стешем тогда уже почти все из дома вынесли ― и с моим сделает то же самое, но все равно дала. Я никогда не могла отказать ему. Но через три дня он действительно принес его обратно.

Три месяца спустя мы пришли на кремацию ― все, даже его брат. Я считала, что виноват он, а Тень ― что виновата я, но в тот день мы просто стояли и смотрели на мертвого Нико. Все его тело было в «паутинках», даже на лице были следы инъекций. Я рыдала, Коди молчал с растерянным видом ― он до последнего был уверен, что Нико что-нибудь придумает, Эме злилась, Тень задыхалась и кашляла. Нас осталось четверо, и мы не могли понять, что нам делать дальше. Нико был центром нашей компании, мы все вроде как вращались на его орбите.

А еще через неделю я наконец узнала, что Нико сделал с моим коммом.

* * *

Когда я вернулась, Эме уже была дома, сидела, уставившись в экран, со страдальческим выражением лица.

– Записалась в заочную школу, ― сообщила она. ― Ну и хрень. Наверное, брошу. А тебя где носило?

Я скинула посреди комнаты сумку, полную консервных банок. Следом выпал респиратор.

– Ты что, плесень, магазин ограбила? ― обрадовалась Эме.

Наверное, вспомнила, как мы во время пыльной бури, натянув респираторы, завалились в магазин и вынесли полные карманы энергетических батончиков. Нас так и не узнали ― во время бури все ходили в респираторах. На том и строился наш план. Тоже, кстати, была идея Нико, правда, он ею никогда не гордился.