Параллель

И вдруг – как вспышка. Как короткий фильм, запущенный из глубин памяти.

Солнечный день. Лето. Густая крона деревьев пропускает сквозь себя золотистый свет, расплёскивая его на землю, как жидкий мёд. Парк тогда казался целым миром – просторным, зелёным, полным шорохов, голосов и беззаботного смеха.

Пятеро. Пятеро подростков, стоящих в кругу во дворе. Кто-то в футболке с оборванным рукавом, другой – в кепке, натянутой на глаза, третий всё ещё с куском мороженого в руке. Их лица – молодые, разогретые солнцем, порывами ветра, внутренним электричеством.

– Всё по-честному? – сказал один. Голос дрожал, но не от страха. От важности момента.

– По-честному, – подтвердил второй, и остальные кивнули, не отрывая взгляда друг от друга.

Их объединяло что-то большее, чем дружба. Больше, чем лето. Больше, чем беззаботность. Это был молчаливый договор – таинственный и, возможно, глупый, но наивно священный. Они верили в силу ритуала. В то, что их пятеро, и это значит вечно.

Кто-то рассмеялся, нервно. Кто-то оглянулся – казалось, что за кустами кто-то прячется. Лишь птичьи крики. Детский мяч прокатился мимо по дорожке.

И всё снова погрузилось в молчание.

Пыль, поднятая ветром, щекотала нос. Чуть в стороне играл пес, громко лаял на ворон. А они стояли – ровным кругом, глядя друг на друга. И в этом взгляде было всё: решимость, волнение, исподволь растущее предчувствие чего-то необратимого.

– Ну что, ищем клад? – с прищуром спросил худощавый парень, хищно улыбаясь. Его прозвали Лисом не просто так – в глазах его всегда было что-то лукавое, настороженное, как будто он знал чуть больше остальных. Он держал палку, как будто это была сабля, и чуть покачивался с пятки на носок, будто готов сорваться с места в любую секунду.

– Конечно, – уверенно отозвался Фил, подтягивая очки на носу. Линзы были такие огромные, что отражали небо, деревья и лица друзей, делая его глаза похожими на совиные – именно поэтому и звали его Филлин. Он был самым рассудительным в компании, вечно что-то читал и даже карту нарисовал на старом клочке бумаги.

– Я… я тоже, – промямлил пухлый мальчик, топчась на месте и сжимая в руках рюкзак с бутербродами. Его звали Медведем. Или Мишей – хотя это было не его настоящее имя. Для друзей он был надёжный, немного медлительный, но сильный и добрый.

– Ну тогда… побежали! – крикнула Белка, и её рыжие волосы вспыхнули в лучах солнца, будто пламя. Она носилась быстрее всех, прыгала по корням, лазила по деревьям, и когда смеялась – казалось, будто весь лес смеётся вместе с ней. Рыжий хвост её колыхался за спиной, словно настоящий.

– Подожди нас! – Лис сорвался с места, палка-кладоискатель в руке превратилась в копьё, готовое указать путь.

– Тень, не отставай! – бросил он, обернувшись.

Позади, у самой опушки, стоял пятый – мальчик, чьё имя никто из них не называл вслух. Они просто называли его Тенью. Он всегда держался немного в стороне, говорил мало, а смотрел – много. Он словно слышал больше, чем остальные. И знал. Гораздо больше.

Тень, молча, кивнул и двинулся за ними.

В тот момент всё казалось простым – жара, щебет птиц, тропинка, уходящая в чащу, и тайна, которую они вот-вот раскроют. Где-то под землёй их якобы ждал «клад». Может, старая банка с фантиками, может, записка от других детей. А может… что-то большее.

Но пока никто из них не знал, что именно этот день останется с ними навсегда. Как тень за спиной.

Они побежали – сперва шумно, сбивчиво, толкая друг друга локтями, с криками и смехом, которые эхом разносились по парку. Гравий поскрипывал под ногами, листья взлетали от порывов ветра и мелькали мимо, как крошечные паруса. Солнце пробивалось сквозь листву, оставляя на земле пятна света, будто кто-то разбросал золотые монеты – и вот они, охотники за кладом, ринулись собирать их.

Лис бежал первым, легко, будто у него были крылья. Он оглянулся через плечо, его волосы взъерошены, глаза горят азартом.

– Кто последний – тот полено! – выкрикнул он и резко свернул с тропинки в сторону старой беседки, окутанной зеленью и таинственностью.

Фил пытался не отставать, но его очки всё время сползали с носа. Он прижимал к груди сложенную карту, выведенную карандашом на листке в клеточку.

– Осторожно! Там корень! – крикнул он Белке, но она уже перепрыгнула через него, как будто знала путь наизусть.

– Быстрее! – завизжала она, мчась вперёд, её голос звенел от восторга. – Клад ждёт! Я чувствую!

Медведь плёлся сзади, пыхтя, но не сдавался. Его рюкзак подпрыгивал на спине, бутерброды внутри тихо хлопали друг о друга.

– Вы… вы чего как угорелые… – бормотал он, но в глазах его светился тот же огонёк.

А Тень? Он бежал последним, но совсем не потому, что был слабее. Он просто смотрел. Замечал, как ветка качнулась от пробегающего Лиса, как на тропинке осталась примятая трава от лёгких шагов Белки, как на спине Медведя поблёскивает капля пота. Всё впитывал как губка. Но не говорил ни слова.

Они добежали до беседки, старой, заросшей, будто забытой самим временем. Здесь пахло мхом, прелой древесиной и чем-то… древним. Лис остановился первым, обернулся к остальным, раскинул руки.

– Вот! Здесь! Под полом! Я видел, как старик что-то прятал! – прошептал он с заговорщическим блеском в глазах.

– Какой старик? – запыхавшись, выдавил из себя Фил.

– Не важно, – ответил Лис. – Главное – мы здесь. Впереди – тайна.

Они столпились в круг. Пятеро. Лица раскраснелись от бега, волосы растрепаны, сердца стучат в унисон. Мир будто сжался до этой точки в парке, до этой секунды – когда всё ещё можно было повернуть назад. Но никто не хотел. Потому что в детстве ты веришь: если нашёл приключение – иди до конца.

– Так… – Филлин приостановился и, тяжело дыша после бега, вытащил из рюкзака сложенный вчетверо лист бумаги.

– Карта! – с оттенком гордости в голосе сказал он, аккуратно расправляя её.

Лист был потрёпан временем, по краям немного надорван, но цвета всё ещё были яркими: зелёные холмы, синие ручейки, коричневые тропинки и, конечно же, красный крест – в самом центре.

– Ух, ты… – выдохнула Белка, присев на корточки. – Прямо как в пиратских книгах. Только у нас не остров, а парк.

– Ну, это пока, – вставил Лис с хитрой улыбкой. – Всё дело в воображении. Для настоящего искателя клада – весь мир как карта сокровищ.

– Вот это путь, – Фил провёл пальцем по витиеватой линии, словно рисуя ею в воздухе. – От беседки к сухому дереву, потом вдоль ручья, через мостик, и вот здесь… – он ткнул пальцем в крест. – Здесь и есть клад.

– Надеюсь, это не чей-то зарытый мусор, – пробормотал Медведь, почесывая затылок.

– Ты что, – Фил даже оскорбился. – Я лично проверял – это место идеально! Оно спрятано, туда не каждый дойдёт. Всё по правилам!

– Лис, ты что думаешь? – спросила Белка, не отрывая взгляда от карты.

Лис молчал с секунду, глядя куда-то вдаль, словно уже представлял, как откапывает старую, проржавевшую шкатулку, а внутри – монеты, записки, может быть, что-то древнее и запретное.

– Думаю, мы уже теряем время, – сказал он и встал. – Пора идти.

– Ну, всё понятно, – отозвался Фил, аккуратно свернув карту и спрятав её обратно. – Пошли искать.

Они снова построились цепочкой, как когда-то играли в «поезд», только теперь были серьёзнее, старше, и миссия у них была настоящая – не игрушечная. Пятеро, и каждый верил, что сегодня найдёт нечто большее, чем просто клад.

Тень последним скользнул взглядом по кресту на карте. В его глазах мелькнула странная мысль – словно он уже знал, что они найдут. Или, может быть, знал, что лучше бы не находили.

Их шаги затихли в листве, и только карта, бережно прижатая к груди Филлина, напоминала, что началась новая глава детского приключения. Или чего-то большего.

– Вот документы, – голос Павла Андреевича внезапно прорезал тишину, будто нож, возвращая всех в реальность. Он протянул увесистую папку, края которой были немного замяты, а уголки листов – заломлены. Бумаги пахли типографской краской, медицинским архивом и чем-то трудноуловимо тревожным.

– Ах, да, – опомнился Денис Романович, сделав шаг вперёд. Он быстро оглядел содержимое папки поверх очков, слегка нахмурился и потянулся за ручкой. Его пальцы автоматически начали листать бумаги, хотя внимание было рассеянным. Видимо, мысли были ещё у стола с телом.

Дмитрий взял документы чуть медленнее, словно проверяя вес и важность каждой страницы.

– Спасибо, – тихо, но твёрдо произнёс он, кивнув патологоанатому. Его голос звучал сдержанно, но в нём чувствовалась внутренняя напряжённость, почти как вибрация. Он на мгновение задержал взгляд на патологоанатоме, словно пытаясь прочесть что-то в его лице – может быть, сомнение, скрытую тревогу или то, чего тот не вписал в официальный отчёт.

Павел Андреевич, казалось, понял этот взгляд. Его глаза под густыми бровями задержались на Диме чуть дольше обычного, и он едва заметно кивнул, как будто говорил:

"Да, есть о чём подумать."

В помещении вновь воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц и далёким гулом вентиляции, от которого даже воздух казался тяжёлым.

Они поблагодарили Павла Андреевича, обменявшись последними кивками и взглядом, в котором чувствовалось уважение и молчаливая усталость. Мужчина в белом халате провёл их до двери, остановился у порога и, чуть понизив голос, сказал:

– Если что-то понадобится – вы знаете, где меня найти. Берегите себя, ребята.

– Спасибо, Павел Андреевич, – откликнулся Денис Романович, сдержанно пожал ему руку. – Вы как всегда… чётко и по делу.

– Будьте здоровы, – добавил Дмитрий, глядя на него серьёзно, с оттенком старой признательности.

Они вышли в коридор, дверь за спиной медленно закрылась, щёлкнув замком, как будто отрезая их от тяжёлой стерильной тишины внутри. Воздух снаружи показался живым – пусть и серым, влажным, с запахом мокрого бетона и осенней листвы.

– Проклятое место… – пробормотал Денис, не столько вслух, сколько для себя. Он глубоко вдохнул, будто пытаясь очистить лёгкие от формалина и воспоминаний.

– Да уж, не по таким местам я скучал, – отозвался Дима, разминая плечи, словно сбрасывая с себя груз увиденного. – Но работа есть работа.

Они шли, молча к машине, каждый в своих мыслях. В ушах ещё звенела тишина секционного зала, в глазах стояло лицо старика с крестом на плече, а где-то внутри нарастал тот знакомый холодок, который предупреждал: это дело будет не из простых.

Они вышли к машине, будто стараясь не смотреть назад – ни на здание морга, ни на мысли, что клубились в голове. Серое небо нависало низко, воздух был влажным, и ветер слегка трепал края пальто. Денис Романович первым открыл водительскую дверь, сел, положил папку с документами на приборную панель. Дмитрий, немного помедлив, занял место рядом, тяжело закрыв за собой дверь.

Машина завелась с первого раза, мотор загудел глухо и ровно, как будто чувствовал настроение своих пассажиров. В салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным стуком дворников и еле слышным шуршанием шин по асфальту.

– Мрачное утро, – произнёс Денис, глядя вперёд, будто в густой серый туман. – Прямо по учебнику… морг, дождь, незакрытые дела.

Дмитрий слегка кивнул, не глядя на него. Руки на коленях, сжатые кулаки. Пальцы нервно подрагивали. Он молчал, но внутри будто что-то давило – словно в груди поселился комок, и чем дальше они ехали, тем он становился плотнее.

– Ты как? – спросил Денис, бросив на него короткий взгляд.

– Нормально, – ответил тот, слишком быстро. Почти автоматически. Он смотрел в боковое окно, будто надеясь, что улицы, машины и лица прохожих смогут вытеснить образ лежащего на столе тела. Это лицо… оно не давало покоя. Знакомое. Словно из старой фотографии, из лета, которого давно нет. Но всё ускользало – имя, контекст, причина.

– Странный крест, – продолжил Денис, переключив внимание на дорогу. – Знаешь, у меня такое чувство… как будто это не первое. Или не последнее.

– Тоже так подумал, – тихо выдохнул Дмитрий, и впервые за всё время его голос прозвучал неуверенно.

На перекрёстке загорелся красный свет. Они замерли на мгновение, как будто мир остановился вместе с машиной. В голове вспыхнул фрагмент – солнечный день, запах сосновых иголок, пятеро подростков… смех. Но всё как будто в тумане, как в старом сновидении, который не удаётся досмотреть до конца.

– Интересно, что означает этот крест? – пробормотал кто-то из них, не отрывая взгляда от дороги.

– Не знаю, – ответил второй, глядя в лобовое стекло, где отражался серый мир, такой же мутный, как мысли в голове.

Светофор сменился, и машина тронулась вперёд. Они ехали в участок, но каждый вёл собственное расследование – внутри себя. И ни один пока не знал, к чему приведёт этот путь.

Они молча сели в машину. Хлопнули двери – глухо, тяжело, как и положено после морга. Салон машины показался неожиданно уютным: мягкие сиденья, запах кофе и дорожной пыли, остатки чужого тепла.

Денис Романович запустил двигатель. Машина мягко загудела, словно зная, что разговоры пока будут лишними. Щёлкнули ремни безопасности, и автомобиль медленно выехал с парковки, под колёсами тихо захрустел гравий.

– Надо будет сразу к Петровичу, – произнёс Денис, глядя на дорогу. – Пусть видит, что мы не тянули резину.

– Ага, – коротко отозвался Дима, разглядывая свои руки. Казалось, запах антисептика въелся в кожу, и от него уже не избавиться. Он машинально потер ладонь о ладонь, будто пытаясь стереть нечто невидимое.

Ветер с улицы лёгким потоком входил через чуть приоткрытое окно. За окном проплывали серые деревья, мокрый асфальт и редкие прохожие. Внутри машины было тихо, только работал обогрев и ритмично щёлкали поворотники.

– Думаешь, это просто убийство? – нарушил тишину Денис. Его голос звучал ровно, почти без эмоций, но с ноткой внутреннего напряжения.

– Я думаю, что нет.

Машина тихо затормозила у здания участка. Старое кирпичное строение возвышалось на фоне пасмурного неба, с облупившимися стенами, металлическими дверями и надписью «ОП №3» чуть покосившейся на фасаде. На крыльце кто-то курил – сержант в потёртой форме, узнав их, кивнул и бросил окурок в урну, не говоря ни слова.

– Приехали, – выдохнул Денис Романович, заглушая двигатель.

– Да уж, – отозвался Дима, на секунду задерживая руку на дверной ручке.

Они вышли из машины, двери хлопнули с глухим эхом. Воздух был прохладным, пахло сыростью и мокрым асфальтом. Над участком кружили вороны, каркая лениво, будто насмешливо.

– Хочешь кофе? – спросил Денис, взглянув на напарника.

– Лучше потом, – покачал головой Дима. Он чувствовал странную тяжесть в груди, как будто не воздух в лёгких, а густой дым воспоминаний, всё никак не желающий рассеяться.

Внутри здание встречало той самой знакомой обстановкой, которую все привыкли воспринимать как должное: тусклый свет ламп, скрип половиц, запах бумаги, пота и старого линолеума.

– Долго были? – буркнул дежурный, не поднимая глаз от журнала.

– Хочешь, иди сам посмотри, – отозвался Денис.

– Нет уж, спасибо, – дежурный усмехнулся, подчеркивая иронию, но по глазам было видно – он рад, что сидит здесь, а не ездит по трупам.

Они прошли по коридору, мимо знакомых дверей, где кто-то дописывал рапорт, кто-то ругался по телефону, кто-то ел бутерброд над раскрытым делом. Всё было по-прежнему – и от этого становилось только тревожнее.

– Сначала к Петровичу? – спросил Денис, остановившись перед лестницей.

– Угу. Надо показать документы, пусть прочитает первым, – Дима передал ему тонкую папку. – Может, у него уже есть зацепки.

Их шаги затихли за поворотом. Только вороны за окном продолжали каркать, будто знали что-то, чего не знал никто другой.

Кабинет Константина Петровича встретил их тяжелым, насыщенным воздухом – смесью кофе, старых документов и легкой, еле уловимой горечи – то ли от табака, то ли от времени. Комната была обжитой до последнего сантиметра: по периметру – книжные шкафы, забитые кодексами, уголовными делами и пожелтевшими справочниками. На подоконнике – чашка с давно высохшим кактусом. В углу – массивный сейф с потёртыми ручками. У стены стоял стол, на котором – строгий порядок: папки под номерами, ручка параллельно блокноту, черный телефон и ноутбук, экран которого светился электронными таблицами.

Константин Петрович сидел за этим самым столом, слегка ссутулившись, с очками, сползшими на кончик носа. Его взгляд был пристальным, но не злым – больше уставшим. Он поднял глаза, когда дверь приоткрылась.

– А вот и вы, – сказал он, не вставая, но махнув рукой, предлагая войти. – Как съездили?

– Интересно, – отозвался Денис Романович, закрывая за собой дверь. – По-своему.

Дмитрий лишь кивнул, подойдя ближе и аккуратно положив папку на стол. Внутри – документы из морга, описание тела, заключение Павла Андреевича.

Петрович взял её, пролистал бегло. На лбу у него проступила глубокая складка.

– Пожилой мужчина, удушение, крест на плече… Из Мурманска? – уточнил он, не отрывая взгляда от бумаги.

– Да. Но оказался нашим местным.

– Откуда знаем?

– По отпечаткам. Прогнали по базе. Выбило.

Наступила короткая тишина. Часы на стене громко тикали, отчего казалось, будто комната стала теснее.

– Хорошо, – сказал, наконец Петрович, возвращая папку на стол. – Давайте так. Сначала всё официально – протокол, проверка, связи. Но не забудьте держать ухо востро. Если это "оно" опять – лишнего шума нам сейчас точно не нужно.

Денис хмыкнул:

– Когда у нас вообще было «лишнего не нужно»?

– Верно, – Петрович чуть усмехнулся и снял очки. – Ладно, работайте. И если появится хоть что-то – сразу ко мне.

Они кивнули и вышли, оставив за собой кабинет, где снова воцарилось покойное напряжение – будто стены слушали, думали, анализировали.

Константин Петрович поднялся из-за стола, словно приняв окончательное решение, и подошёл к окну. За стеклом клубился серый день, город тонул в предзимнем свете, мокром и унылом. Он задумчиво постучал пальцем по подоконнику, прежде чем повернуться к Дмитрию и Денису.

– Вы оба из Мурманска, – начал он, глядя поверх очков. В его голосе не было сомнений, только твёрдая уверенность. – Город знаете как свои пять пальцев. А значит, именно вы должны туда отправиться.

Денис скрестил руки на груди, бросив быстрый взгляд на Дмитрия.

– Мы, конечно, не против, – ответил он после паузы. – Но ты ведь понимаешь… это может быть глубже, чем просто труп с клеймом на плече.

– Тем более, – спокойно сказал Петрович, подойдя обратно к столу. – Мне нужно, чтобы вы лично на месте всё разнюхали. С местными поговорили, документы подняли. И главное – поняли, кто этот человек, и почему он оказался в парке в таком виде.

Дмитрий отстранился от стены, к которой до этого прислонился. Он не ответил сразу. Глубоко вдохнул, чувствуя, как в груди снова поднимается тревожное волнение. Город, который он давно покинул. Улицы, где многое осталось. Воспоминания, от которых он так долго убегал.

– Когда выезд? – спросил он сдержанно, почти механически.

– Завтра утром, – Петрович сел в кресло и достал из ящика пару билетов. – Билеты на поезд, документы я уже оформил. Свяжитесь с коллегами в мурманском отделении – они в курсе, что вы приедете.

Денис взял билеты, бегло глянув на даты.

– Всё официально, как всегда… – буркнул он, но в голосе звучала лёгкая ирония.

– Если всё пойдёт тихо – вернётесь через три дня, – добавил Петрович, подняв глаза. – Но если раскопаете что-то… – он замолчал, будто досказал фразу внутри себя. – В общем, будьте осторожны.

Они, молча, кивнули. Не потому что не хотели спорить – а потому что внутри у обоих уже что-то включилось: старое, почти забытое чувство – как перед началом чего-то, что ты не можешь изменить.

В голове шумело, как от гулкого эха: Мурманск. Дом, которого он избегал. Люди, о которых не вспоминал. И теперь – снова туда. Почему именно этот труп? Почему именно этот знак?

Дмитрий вышел из здания участка, и холодный воздух обрушился на него, будто пытаясь пробраться под воротник пальто. Он вздохнул, посмотрел на серое небо и на секунду задержался на ступенях.

Глава 3. Туда, где всё началось.

Он сел за руль, включил обогрев, и машина зажужжала, словно тоже просыпаясь после долгого молчания. На панели мигали огоньки, радио заговорило шепотом. Он не стал его выключать – этот бессмысленный фон отвлекал.

По пути домой он ловил себя на том, как автоматически сворачивает в нужные повороты. Руки помнили дорогу, даже если разум пытался от неё отстраниться. Светофоры, перекрёстки, вывески магазинов – всё привычно и в то же время отстранённо. Как будто он едет не домой, а в чужой город, где всё странно знакомо.

Подъехав к подъезду, он заглушил двигатель, но не сразу вышел. Просто сидел, глядя на своё отражение в тёмном экране.

– Ты готов? – тихо спросил он себя, почти не открывая рта.

Ответа не было. Только дыхание, запотевшее стекло и внутренний холод, неподвластный климат-контролю.

Квартира встретила его тишиной и запахом, который бывает только в местах, где давно никто не говорит. Он прошёл внутрь, щёлкнул выключателем – лампа на кухне мигнула, но зажглась.

Сумку он достал из шкафа. Клал вещи молча: тёплые носки, смена белья, бритва, тёмные джинсы, перчатки. Всё казалось механическим, как будто он собирает не себя, а кого-то другого.

Иногда останавливался, глядя в стену или в пол, будто вспоминая, забыл ли что-то. Или, может быть, проверяя – а точно ли это реальность, а не старый сон, который снова вернулся?

Когда застегнул молнию сумки, услышал, как в квартире щёлкнуло – будто кто-то тихо закрыл за собой дверь. Только это была не дверь. Это прошлое снова отворилось, впуская его внутрь.

– Ладно, Мурманск, – сказал он, – посмотрим, что ты ещё скрываешь.

Он проснулся на рассвете – не от будильника, а от едва уловимого света, пробивавшегося сквозь занавески. Комната наполнилась бледным голубым сиянием, будто утро только-только решило постучать в окно, не желая нарушать тишину. Дмитрий медленно открыл глаза, пару секунд вслушиваясь в тишину – даже город словно ещё спал.

Он пролежал несколько мгновений, глядя в потолок. Сон улетучился так же тихо, как и пришёл. Где-то глубоко внутри ощущалась тревога, но не паническая – больше как напряжённое предвкушение. Он знал: сегодня он снова окажется там. В городе, откуда родом. В городе, от которого он когда-то уехал, думая, что навсегда.

– Мурманск… – тихо пробормотал он, будто пробуя вкус этого слова на языке. Оно отдавало солью, ветром и чем-то недосказанным.

Он сел на кровати, провёл рукой по лицу. Щетина кололась – побриться бы. В животе ворочалась пустота, но есть не хотелось. Он посмотрел на часы – 5:41.

– Ещё рано, – сказал себе вслух, но уже знал, что не уснёт.

Он встал, подошёл к окну и приоткрыл занавеску. Улицы были пусты. Только редкие машины проезжали, оставляя за собой следы фар. Воздух казался неподвижным. Всё замерло в предрассветной паузе, как перед глубоким вдохом.

Он оглянулся на собранную накануне сумку у двери.

– Пора, – тихо сказал он сам себе. – Всё равно это рано или поздно должно было случиться.

В его взгляде не было страха – только решимость. И какая-то усталость. Как у человека, которому снова предстоит пройти старой дорогой, вглядываясь в собственные следы.

Он подошёл к кухонному столу и на автомате включил чайник. Щелчок кнопки показался особенно громким в утренней тишине. Пока вода нагревалась, Дмитрий достал из хлебницы остаток вчерашнего багета, нарезал его тонкими ломтями и положил на сковороду – подрумянить, чтобы хрустели.

– Надо бы пополнить запасы, – пробормотал он себе под нос, вынимая масло из холодильника. – Хотя… вернусь ли я в ближайшее время?

Эта мысль будто холодком прошлась по позвоночнику. Он замер, на секунду задумавшись. Потом тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Тосты зашипели, наполняя кухню домашним ароматом. Он приготовил себе простую яичницу, налил чаю. Чёрный, крепкий, без сахара – как всегда. Сел за стол, уставившись в чашку, будто в ней прятались ответы на все вопросы.