Аламейк. Стрела судьбы

– Давайте завтракать, иначе еда остынет.

– А что с ветром? – Спросила я, потому что именно ветер больше всего не давал мне покоя.

– С ветром? – Переспросил отец. м Ты тоже заметила эту странную прохладу?

– Вы разве не обсуждали и это вчера? – я тщательно размазала овсянку по тарелке, выравнивая её, как будто бы выравнивая весь вчерашний хаос.

– Мне кажется, что со всем тем, что случилось, никто просто не обратил внимания на ветер. Давайте есть.

Мама уже несколько раз пыталась что-то сказать. Она открывала рот, чтобы произнести какую-то фразу, но погодя, заполняла молчание ложкой густой тягучей каши.

– Я думаю, нам нужно проведать родителей. – Отец медленно поднял голову, одобрительно кивнул и продолжил трапезу.

Мои бабушка и дедушка с папиной стороны еще не совсем старые. Им только недавно перевалило за шестьдесят. Но решение переехать в две самодельные брезентовые лачуги они приняли почти пол поколения назад вместе с ещё жившими родителями мамы. Родители не любят об этом говорить, а мы с Тигрой стараемся не заставлять их волноваться лишний раз. Мы видимся с ними стабильно раз в несколько лет, а то и раз в год. На пятый день рождения Тигры папин отец вырезал из берёзы лошадку. Надо сказать, брату очень быстро пресытилась игрушка, её нельзя было прочесть или использовать для учёбы. На мой пятнадцатый день рождения бабушки связали мне тёплый жилет, который мне так никогда и не пригодился. Наверное, скоро придёт его черед. Прошло уже много лунных циклов, а пятилеток в этом году ни у кого не будет. Зачем маме пришло в голову проведать родителей? Да еще и на таком отшибе! О их жилищах мы с Тигрой знаем только по рассказам соседей. В поселении даже бытует такая присказка: «В брезентовой глуши добра ты не ищи». У нас дома есть несколько хороших рисунков мамы и папы в детстве с родителями, а большего я особо о них не знаю. Помню лишь, как бабушка Труди, мама отца, в раннем возрасте позволяла мне больше обычного и очень опекала. Только с течением однообразных рабочих дней границы реального стерлись, и я часто думаю о том, что из этого на самом деле было правдой, а что я могла выдумать сама?

Но отец всё-таки согласился. Он согласился со странным ветром. Я искренне этому рада. И это всё. Пока мы с мамой мыли посуду и убирали со стола, я размышляла о том, как нужно вести себя с Бреной и возьмут ли меня с собой родители на встречу с «брезентовыми отшельниками». Мне очень хотелось спросить у кого-то совета, но это было настолько дико и непривычно, что я сразу же отогнала эту идею прочь. Животноводство и литература – предметы на пятницу. Я сразу подумала о том, как хорошо, что Скала на уроках обычно сидит между мной и Бреной. Мама обмолвилась о том, что сегодня моя очередь кормить Овечку, и я покраснела. Каждый день – моя очередь кормить Овечку. Видимо вчера это сделала мама, потому что от недосыпа, мне даже не пришло это в голову! Я виновато взглянула на маму и сразу же отправилась в сарай.

Овечка благодарно заблеяла при виде меня. Я насыпала в кормушку приличное количество сена и вычистила её шерстку. Как ей тут одиноко, сидит целыми днями в брошенном всеми сарае, и думает о своей безвыходной овечьей судьбе! Обычно Тигра навещает её по вечерам, надеюсь, вчера он не забыл о ней, так как я. Я подумала, что у меня еще есть немного времени и рассказала Овечке о том, что меня так гложет. Знаю, звучит глупо, но в её блеянии я услышала гораздо больше понимания, чем от кого-либо за последнее время.

Тигра ждал меня на лавке около дома со своим рюкзачком и моей кожаной папкой. Мы понимали друг друга без слов, в такие моменты, я по-настоящему видела своё счастье в нашем маленьком мире.

– А ты знала, что друг Маленького Принца был лётчиком?

– Летал на самолёте?

– Ага.

– Да, я что-то такое помню. По-моему мы читали эту сказку в первом классе.

– Я тоже хочу стать лётчиком, когда вырасту. И улететь далеко-далеко.

– Почему бы и нет, Тигра? Возможно, ты сам соберешь первый в нашей истории самолет.

– Ты так думаешь? – я кивнула. Я, правда, так думаю. Тигра намного умнее и более целеустремлённый, чем его сверстники, намного умнее меня в его возрасте. А еще Тигра – «веритель». А это многое значит.

На площади было, по обыкновению, тихо. Везде было тихо. А что я собственно ожидала услышать? Собрание? Как бы мне не хотелось этого признавать, но Брена, похоже, была права: мы не семья. Мы бежим от чужих проблем, как только видим всё своими собственными глазами. Я даже подумала, что не инстинкт помощи ближнему заставил всех побежать на крик Спрута, а обычное любопытство.

Я не посмотрела ни на одну из плит, на которых стояла. Каждое утро эти фразы успокаивали меня своим мелодичным звучанием, эхом отзывались в голове, но не больше. Усадив Тигру в библиотеке, я поспешила скорее отбыть принуд на уроках. На выходе из главного зала я столкнулась с Ментором малышей Ивон. Эта полненькая добрячка всегда улыбалась при встрече и часто секретно передавала через Тигру свежую сладкую выпечку.

– Алатея! Ты была бы не против помочь мне с книгами и пропустить второй урок? Я уже спросила Лидию. Ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть, – заговорчески хихикнула женщина.

Иногда мы с братом помогаем Ивон и её сыну Приму, библиотекарю, приводить книги в порядок. К сожалению, в рамках чудесного графика, отставание от которого чревато злыми взглядами и переваренной едой, помогать мы можем только несколько часов в пару недель во время уроков. Тем более Ивон совершенно обоснованно боится завистливых взглядов в нашу с Тигрой сторону. Сначала меня звали для наблюдения за братом: он больше всех из малышей проявляет неподдельный интерес к чтению. Позже семья библиотекарей заметила и мою тягу к новой информации. А еще через некоторое время я удостоилась тайной чести – помогать Приму в городском музее.

Жители не ходят в музей, чтобы поглазеть на экспонаты и прикоснуться к истории. Нет, жители вообще не ходят в музей. Они только приносят туда редкие находки, а семья библиотекарей (по совместительству хранители музея) содержат всё в надлежащем виде. Я была просто счастлива, услышать, что проведу несколько часов в этом чудесном месте и полакомлюсь вкуснейшими плюшками! То, что нужно, чтобы забыть о вчерашних кошмарах.

Я улыбнулась Ментору в ответ, и она поспешила поделиться новостью с Тигрой. В коридоре я немного обдумала предстоящее животноводство и успела пожалеть, что их с литературой нельзя поменять местами. «Убить пересмешника» Харпер Ли я прочитала года три назад и мне бы не составило труда написать хорошую работу по прочитанному. Лидия, скорее всего, поделит материал на несколько занятий, но животноводство все-таки никак меня не радовало.

В классе все уже сидели на своих местах, только Лидия задерживалась. Спасибо Брене, за то, что избавила меня от судьбы «толкателя» и села слева от Скалы. Я примостилась справа и стала очень медленно доставать бумагу и карандаш, словно в моей затасканной папке могло оказаться что-то еще. Буквально через пару секунд вошла Ментор и резким кивком приказала начать работу.

Разные породы свиней из разных неведанных местностей никак не лезли мне в голову, тем более что неловкая ситуация с моими друзьями усугубляла усваивание материала. Скала не отпускал шуточек по поводу описаний и изображений животных, как он делал каждый день до этого. Спустя замечательнейшие и самые познавательные два часа изучения свиней, я раньше всех сдала Лидии работу и вышла в коридор. Все поняли, куда я пошла, такое происходило раз в несколько недель, да и мало кто мне завидовал. Перспектива чихать от пыльных книг никого не прельщала.

Я еще немного повозмущалась тому, что наши свиньи не делятся ни на какие породы и к чему было всё это читать, но решила, что никто не испортит мне оставшейся части дня. По отполированным доскам пола главного зала плавали разноцветные лучи, струящиеся словно бы прямо из поднебесной. Тигра и пара других ребят уже активно стирали пыль с открытых книг и перекладывали их из одной высокой стопки в другую. Было так дивно видеть своего младшего брата смеющимся с другими детьми! Я видимо так глупо улыбалась, что сразу же заслужила от Ивон липкую от меда булочку. Наш Пасечник – двоюродный брат Плуга, поэтому и у нас дома есть маленькая баночка лакомства.

– Пойдём за мной, – сказала женщина, унося маленькую ароматную корзинку.

Я последовала в общий коридор, повернула направо и проскользнула в приоткрытую дверь музея, украшенную неким подобием гобелена с цветочной композицией.

Внутри было темно, но пара факелов зажглась тут же, как мы вошли. Прим – единственный сын Ивон отличался длинными рыжими волосами. Ему не приходилось тяжело работать в поле, и он мог себе позволить некоторые вольности. Он старше меня лет на семь, худой как жердь, в отличие от матери, и очень ловко стреляет из лука во время праздников. В свободное от обычной работы время парень читает рабочим вслух, за что пользуется у ремесленников некоторой популярностью.

– А вот и Теа! Ты не поверишь, что я нашёл! – Прим широко улыбнулся.

– Какой-то новый экспонат? – Ивон сняла салфетку с корзинки, кивнула несколько раз и, пользуясь отличной акустикой, сказала:

– Я пойду. Сами знаете, малых нельзя оставлять без присмотра надолго.

Прим, видимо, совсем не обратил на это внимания и забегал по небольшой комнатке, как пчелой ужаленный. Я побоялась, как бы он случаем не снёс стоящие на тумбах-постаментах «сокровища». Здесь были и батарейки, и какие-то толстые бумажки с надписями «кукурузные хлопья», «орео», «наушники», осколки красивой посуды, что-то, что в книгах называется «клавиатурой» и даже баночки из-под мифических шампуней.

– Я пока не знаю, к какому роду экспонатов можно «это» отнести…

– А где ты «это» нашёл?

– Я…я ничего не искал. – Прим, наконец, остановился над письменным столиком в углу комнаты. – Вот оно! – Он держал обеими руками неровный кусочек какой-то странной дощечки.

– Как это не искал?

– Возможно, тебе это покажется странным. Потому что мне так и показалось! Когда вчера вечером улеглась вся эта кутерьма с бешеной собакой, я вспомнил, что, убегая, не погасил факелы. А ты знаешь, что у нас такого рода предметы, как там говорится…на вес золота! Дверь, конечно же, я даже не прикрыл, а когда вернулся – она была плотно захлопнута. На полу, около постамента с ботинком я заметил эту странную дощечку. Посмотри, что здесь написано!

Эта дощечка не была грязной, а текст был виден совершенно чётко. Было похоже на то, что она является кусочком какой-то мозаики, будто кто-то разломал целое на части, и это – одна из них. По размеру дощечка была немного больше широкой ладони Прима, а единственное что я разобрала – это нарисованный натянутый лук со стрелой. Пять строчек непонятного текста заставили меня прищуриться, будто это могло сделать прочтение хоть немного легче. Но тщетно. Я не знала этих чётких линий, точек и завитушек, у нас никогда не было книг о разных языках. Они разве что вскользь упоминались в нескольких из них, но ровным счетом ничего не значили.

– Прости, но я не понимаю. –Давай же, Прим, удиви меня!

– Вот именно! Я тоже не знаю этого языка. Откуда, откуда эта дощечка могла здесь взяться? – Я хоть и не так ярко показывала своё удивление, но была искренне обескуражена.

– Может быть, кто-то инкогнито подкинул тебе её? Нашёл у себя в подвале, например, но не хотел расспросов, зная, как серьезно ты относишься к своей работе. – Прим поднял правую бровь вверх и вопросительно хмыкнул.

– Ты бы мучал беднягу своими расспросами несколько часов!

– А-а-а. Вот ты о чём. Нет, это маловероятно. В это время все были заняты работой, а потом из-за шума с Мастером быстренько разбежались по домам. Именно поэтому я не хочу, чтобы об этом знал кто-то ещё, понимаешь? – Я поджала губы и отрицательно замотала головой.

– Не очень.

– Люди либо обвинят меня в подделке, либо в воровстве, либо…либо…либо начнут тешить себя призрачными надеждами о спасении. – На последних словах Прим заговорил совсем тихо, что показывало насколько сильно он расстроился. Я понимала, что ему нужно было с кем-то поделиться, а лучшей кандидатуры он найти не мог. Я не тешила своё самолюбие, нет, просто приняла это как данное. Пока я помогала ему с некоторой перестановкой и прятанием дощечки за скользящим булыжником, мы обсудили странный случай с деревом, собакой и даже ветром. Как бы я не хотела убежать от разговоров и даже мыслей об этом, я понимала, что в нашем поселении этого просто не получится.

Прим, почти весь вчерашний день провёл в библиотеке, поэтому не заметил никаких порывов ветра, но мне поверил на слово. Он определенно решил соединить всё произошедшее в одну большую странность и пришёл к нескольким выводам. Либо кто-то очень смышлёный в поселении сошёл с ума и теперь пакостит жителям, либо к нам проникла какая-то загадочная инфекция, что, в общем-то, одно и тоже, потому что никто никогда не сходил с ума, и только это могло послужить рычагом.

Я подумала, что в теории это возможно. А потом подумала, что в теории, возможно все, что написано в наших книгах и вспомнила «Войну Миров» Герберта Уэлса. И совершенно зря вспомнила, потому что даже сейчас у меня перед глазами стоят нарисованные моим воображением образы беснующихся марсиан.

Когда я вернулась в главный зал, Тигра уже снова сидел один и читал «Маленького принца». Мне так хотелось оставить его читать в своё удовольствие, но я не могла перечить графику. Кто-то резко похлопал меня по спине – это был Ник. Ребята возвращались с литературы и находились, на удивление, в приподнятом настроении.

– Ти! Вот ты где! Наши вчерашние планы переносятся.

– Планы? – Точно, мы же хотели час до полевых работ провести на опушке. Весь день с ног на голову перевернулся. – На когда?

– На сегодня, конечно! Правда придётся петь немного тише, ведь в хижине у Велана всё еще лежит Ив.

По толпе за моей спиной прошёлся тихий смешок, а потом сильно засмеялся тихоня Зелёный Гусь.

– Может, если мы будем петь громко, он и очнётся, а? – Редко, но метко. Ребята высоко оценили шутку Гуся.

– Тсссссссс! – Ивон появилась из неоткуда и начала толкать каждого к выходу. – У меня в манеже спят малыши, вы что, совсем страх потеряли? Ну-ка марш обедать!

С улыбками на лице все потянулись к выходу. Тигра собирался нехотя, грустно объявив, что ему «осталось всего десять страничек и нечестно вот так вот отрывать человека от чтения». Я подумала, что день не может быть еще лучше: сначала работа в музее, потом отдых с ребятами, не день, а праздник! Ивон стала помогать медлительному Тигре собирать бумажки в портфель и, подмигнув, положила ему внутрь несколько, завернутых в капустные листья, плюшек. Никому не будет дела до капусты в портфеле, очень умно!

Такие маленькие милые моменты, когда мне приходилось общаться с другими людьми, не с Бреной и Скалой и даже не с родителями, всегда доставляли мне какую-то особенную радость. Тем более, я до сих пор не знала, как мне общаться со своими друзьями, и точно бы спросила совета у Прима, было бы у нас чуть больше времени.

Огромной процессией из всех одиннадцати классов и малышей, мы поспешили к дому сестёр Мороуз, откуда уже доносился манящий запах свежей овощной похлёбки. Я заметила, что Брена и Скала не только слились с потоком младшеклассников, но и отошли друг от друга на приличное расстояние. Что интересно между ними произошло? Волосы подруги, между прочим, были перевязаны красной лентой. Меня радовало, что сегодняшний обед пройдёт как обычно: мы с Тигрой принесём еду домой, где мама уже заварила свежий травяной чай, а папа тонко нарезал свежие огурец и помидор, которые ему удалось унести из теплицы.

Люди в очередях стояли смиренно и спокойно, мои одноклассники намеренно не привлекали к себе внимания, чтобы не вызвать у взрослых подозрений: не думаю, что кто-нибудь бы обрадовался нашей шумной посиделке у яблонь. Во-первых, все, конечно же, знали, что это наше излюбленное место отдыха, и хоть и жалели яблоки, никогда ничего не говорили и позволяли нам нежиться на опушке. Яблони были чем-то сакральным для каждого жителя, поэтому даже у самых отвязных из нас не было мысли вырезать на коре дерева сердечко или увековечивать свою дурную славу инициалами. А во-вторых, в свете недавних событий, на походы в лесную чащу стоял некий, опять же негласный, запрет: нам никто не запрещал туда ходить, но все знали, что делать это нежелательно. Кто знает, какие ещё жуткие вещи могли произойти с любым из нас.

Овощную похлёбку в маленьких дымящихся котелках, хлеб и сыр выдавал сын молочника, имени которого, я не знала. Дома мы сытно отобедали, не перекинувшись друг с другом и парой слов, точно, как в этот понедельник, или же вторник, или же среду. Родители прекрасно знали, что до работ у меня еще есть чуть больше часа свободного времени, поэтому, собственно говоря, промолчали.

Когда я переоделась в рабочую одежду и подумала, что в желудке точно найдётся место для пары-тройки яблок, в комнату постучал отец и бросил всего одну фразу: «Завтра ты не работаешь в поле, посидишь в библиотеке с детьми» – и вышел. Я знала, что это, своего рода похвала, но никак не могла понять за что. Может быть за то, что я много не болтаю, а может быть просто из жалости, ведь я единственный подросток, которому довелось увидеть столько крови в один день.

Тигра несколько минут умолял меня взять его с собой, приводил «весящие», по его мнению, аргументы (видимо, весомые), такие как: почти шестилетний возраст, аналитический склад ума (прочитал в каком-нибудь старом журнале) и недюжинная мощь (ну, это вряд ли). В конечном итоге, он успокоился, взяв с меня обещание, принести ему самое большое яблоко. Я не забыла напомнить о булочках, которые так любезно отдала ему Ивон, а он в свою очередь, побежал делиться ими с родителями, пока те не убежали на работу.

На улице опять веяло прохладой.

Мы с ребятами еще несколько лет назад придумали план для отгона сомнений – выходить из дома в разное время. Сначала выходили ребята из чётных номеров домов, шли зигзагами, чтобы прийти в одно время с ребятами из нечётных номеров домов, которые шли к лесу напрямик. Конечно, когда «совсем незаметно» Ник уносил из дома гитару, все могли лишь поухмыляться над нами из окон, делая вид, что решили вдруг поглядеть на окружающий мир из своих квартир.

Я шла, не смотря по сторонам, достаточно быстро, хотя и жила в доме под номером шесть. Мне отчего-то не хотелось разговаривать с кем-то прямо на улице или даже кому-то улыбаться. Я слышала характерный запах трав прямо перед собой – это точно была Ли Рума, мама и бабушка которой, умели делать поразительные травяные саше, поэтому от членов их семьи всегда пахло душистыми травами. Они иногда оборачивалась, но я, делая вид, что смотрю на свои интересные затасканные башмаки, немного сбавляла шаг.

В лесу мы стали чувствовать себя свободнее, вольнее, были более дикими и спокойными. Безмерно радовал факт отсутствия сегодня лесорубов. Можно было без опаски бегать по лесу, есть ягоды прямо с кустов и даже играть в прятки. Мало что поменялось с детских лет, наше убежище оставалось нашим, потому что младшие прекрасно знали, что им не будут интересны наши разговоры, но продолжали тянуться к этим «таинственным посиделкам», в надежде на приобщение к взрослой жизни. Если бы они знали, что это не так. Здесь мы впадаем в детство. Здесь мы снова беззаботны.

Как будто следуя нашему привычному временному распорядку, мы подошли к полянке почти в одно время, с разницей в тридцать-сорок секунд, все двадцать два человека. Кроны деревьев куполом охраняли опушку от ярких солнечных лучей, мягкая сочная трава стелилась на небольшом кусочке земли, по площади не больше нашего маленького озерка. Прямо посередине, на небольшом холмике росли эти величественные, хотя и тонкие творения природы – их стволы вздымались высоко вверх, словно бы яблони были королём и королевой, сидящими на высоких роскошных тронах, а кроны, богато оздобленные плодами, были коронами, инкрустированными драгоценными камнями. Солнечный свет рассеивался сквозь листья и редкими лучами пробивался к земле, освещая неким магическим, чужеземным светом кусты черники, брусники и малины.

Девочки всегда собирали ягоды в простые холщовые платки и после раскладывали вокруг холмика. В то время мальчики нежно и деликатно грабили короля и королеву леса, но те, казалось, вовсе не были против. Потом мы ложились прямо на зелёный ковёр туда, где только душе вздумается, и смотрели на высокий дворцовый свод, на зелёный купол, укрывающий нас от невзгод.

И сегодня мы сделали также. Не знаю, как так получилось, может быть, по привычке, а может быть, по воле случая, но я, Брена и Скала снова лежали рядышком, будто бы не было глупой ссоры недопониманий. Только ветер вносил свои изменения: потолок дворца словно ожил, листья стали танцевать свой особенный тревожный танец, танец колыхающегося блаженства.

Ник, оперевшись на королевский трон, словно дворцовый певчий, начал медленную игру на гитаре, сначала лиричную и усыпляющую, а потом игривую и задорную. Слова старой поселенской песни следующие:

Эх, на озере видишь, водица тепла,

Эх, за речкою полюшко, рожь весела,

Эх, на небе голубеньком светит оно –

Это солнце-светило и в дар нам дано.

Конечно, за годы репетиций не обошлось и без введения современной аранжировки:

Пусть думают, что мы не выйдем за порог,