Они: Боль и Страх

–Дэракар, почему так долго? – Пронесся холодным голос женщины, в черном платье, ее губы, накрашенные красной помадой, изогнулись в неприятной двуличной улыбки. Это была мадам Александрова.

–Прошу прощения, я выполнил приказ.-Сухо сказал я , стараясь не отображать на своём лице неприязнь к ней. Она медленно подошла ко мне, все та же улыбка играла на ее лице, она подняла руку и провела по моему лицу пальцем с длинным острым ногтем, на секунду остановившись у моей шеи. Я сдержал позыв своего тела отстраниться и продолжал неподвижно стоять.

–Это был не приказ, а просьба-Отвратительно слащаво сказала она и убрала руку, придвинулась ко мне ближе и встав на полу пальцы приблизилась к моему уху и прошептала.– Ну же, милый , лицо по проще, а то я случайно подумаю, что ты не способен больше выполнять просьбы и придется простимулировать тебя, чуть более довольна разговаривать со мной, например нейтрализуем кого – нибудь из твоих , например Рибекку. С моих губ сорвался тихий рык, я напряг кулаки и все моё тело начало трясти от ярости, я очень быстро за это поплатился, не успев даже осознать свои эмоции, меня пронзил сильный удар электричества. Не позволив себе закричать, я упал перед ней на пол и сжался от боли. Мое тело все еще пронзали вспышки тока, намного слабее , чем в первые секунду. Если бы я был человек то умер бы на месте. Она поставил свою ногу мне на плечо, ее тонкая шпилька больна впилась в мою кожу, и с силой толкнула меня.

–Дэракар, Дэракар, за столько лет, ты все еще не понял, от твоей могущественной силы ничего не осталось, не строй из себя бога, твои крылышки обрезаны, а сила под контролем, довольствуйся теми искрами было могущества, которые у тебя остались и не нарывайся. Пусть и Цилисии у тебя больше нет, но твоя семья все еще здесь , подумай хотя бы о них.– мадам Александрова переступила через меня и походкой от бедра ушла прочь.

Я лежал на холодной, влажной земле, содрогаясь всем телом от острого холода, что проникал в самую душу. От меня клубился легкий дым, словно указывая на то, что душа моя не устала, а лишь искала выход из этого мрачного состояния. Мои руки, несомненно, стали кровавым месивом, будто сами по себе обескровленные, однако эти физические страдания в итоге казались мизерными по сравнению с глубокой болью, что терзала мою душу. Чувство, будто я – лишь чья-то собачка, лишенная свободы и достоинства, убивало меня больше, чем все раны, которые оскверняли мое тело.

От когда-то могущественной расы Сефиритов остались лишь бледные тени, запертые в оковах электрического тока. Теперь, лишенные прав и свободы, мы стали лишь рабами, нужными лишь как жалкая прислуга для тех, кто когда-то смотрел на нас с почтением и восхищением. Эти мрачные мысли, словно темные облака, не покидали меня, отравляя каждый вдох и заставляя сердце биться в неистовом ритме. Я чувствовал, как ярость снова начинает закипать внутри, как буря, накатывающая на берег, но боролся с ней из последних сил. Я старался остудить этот внутренний огонь, вновь и вновь вытеснять его из своего существа, в надежде на мир, который я когда-то знал и который теперь казался недостижимым.

–Дэр …– Услышал я знакомый тихий голос, это была моя сестра Рибекка, некогда прекрасная девушка, превратилась в тень самой себя. Длинные волосы были сбриты, тело ее истощало, они выглядела как скелет , красивые голубые глаза, сильно впали и не излучали больше того яркого неземного света. Ей сильно досталось тогда, она долго провела внутри себя не приходя в сознание, мне казалось, что я ее потерял, но ее разум, понемногу исцелялся, но оставил огромные раны, там внутри нее. Кожа была бледна и холодна. Она села рядом со мной и погладила по шеке. – Дэр… вставай… Дэр…– Только и произнесла она и из глаза полились слезы. Плакала она беззвучно, что бы никто даже не смог услышать ее.

–Все в порядке- Сдавленно произнес я и превозмогая боль сел и постарался выдавить улыбку.

Рибекка, словно затерянное в мире теней существо, практически не разговаривала, не выдавала длинных предложений, которые могли бы вырваться из ее уст, как струйки света из трещин в облаках. Лишь изредка, в редкие моменты, нарушая свое молчаливое уединение, она радовала нас парой-тройкой слов, искренних, но хрупких, как стекло, отражающее свет. Чаще же погружалась в молчание, смотрела куда-то вглубь себя, в бездну потухшего потустороннего взгляда, будто искала утешение в том, что осталось от ее пережитых страданий.

Я часто приходил к ней и пытался наладить разговор, делясь своими тревогами и волнениями – бесконечными и порой незначительными. В такие мгновения ее присутствие казалось мне настоящим подарком, даже если оно было пропитано холодом отстраненности. Рибекка не отвечала, и я старался ее развеселить, извлекал из памяти шутки и забавные истории, смеясь и улыбаясь для нас обоих, даже когда подобие улыбки на ее лице появлялось лишь на мгновение.

Годы спустя, после невыносимых пыток, моя дорогая сестра так и не смогла вернуться к жизни, оставаясь затворницей собственных воспоминаний. Но я лелеял в себе надежду, что однажды она снова будет радостно смеяться, щебетать обо всем на свете, словно птица, вновь обретенная свобода. И, может быть, это безжизненное выражение, безмолвный след от страха и мук, навсегда сотрется с ее лица. Но пока я оставался довольным тем, что она может передвигаться, и иногда, с некой утонченной растерянностью, произносит мое имя, будто это волшебное заклинание, пробуждающее в ней хоть маленькую частичку жизни.

–Бекка, не переживай. – Я мягко взял ее за подбородок и поднял ее лицо, что бы она не продолжала смотреть на мои раненные руки. Её глаза не мигали , она смотрела куда -то в глубь моих глаз. Мы встали и я медленно сделал шаг, который отозвался в моем теле дикой волной боли. Сестра этого не заметила, она уже ушла далеко вперед раскачиваясь из стороны в сторону и что -то мычала себе под нос.

Второй подземный этаж, этот мрачный уголок, служил нашим приютом, нашей последней крепостью, укрытием от бесчисленных кошмаров, что наводили на нас ужас. Первым подземным этажом владело тайное общество, не знавшее пощады, осуществлявшее над нами свои притворные игры, как жестокие дети с марионетками. Теперь мы стали их верными собачками, на которых повесили ярлыки безжалостных рабов, обязанных выполнять каждый их приказ, даже если это означало предать сами себя.

Я мог почувствовать себя свободным лишь тогда, когда находился подальше от этого зловещего подземелья, если моя душа могла хоть на мгновение оторваться от этого беспросветного мрака, где воздух пропитан сыростью и холодом. Мечтая о близости воды, о нежном ласковом ветре, что будет обдувать мою изможденную кожу, я ступил в свою крохотную комнатку. Это было жалкое подобие убежища, где помещался лишь тонкий матрас, обитый пылью, который лежал на холодном земле, маленькая подушка с одеялом, изношенные и потертые временем.

В углу стоял скромный столик, на котором тускло пылали остатки некогда восковой свечи, а рядом расположился шкаф, сдерживавший в себе мой скудный гардероб, как печальное напоминание давно минувших времен. Не имея сил даже снять с себя грязную одежду, я рухнул на матрас лицом вниз и, издавая всхлипывающий стон, погрузился в пучину своей бездны. Все мое тело протестовало, с каждой клеточкой ощущалось невыносимое напряжение, жизнь неумолимо возвращалась ко мне, и озноб пробегал по мне, как незваный гость.

Закутавшись в одеяло, я попытался спрятаться от натиска действительности, закрыв голову от мира и начав погружаться в глубины своего сознания. Мой разум напоминал длинный коридор, простирающийся в бесконечность – коридор, вдоль которого располагались множество коричневых деревянных дверей, каждая из которых хранил в себе свои собственные тайны. Пройдя немного вперед, я остановился перед одной из них и, не раздумывая, распахнул её. Но это было ошибочное решение. Перед моими глазами вновь вспыхнули те ужасные воспоминания о мучениях, о том, как я, прикованный к стене огненными наручниками, истекал в пламени, кричал, умолял о пощаде… И всё после терял сознание, как будто моё тело сдавало последние отчаянные прорывы.

Из этого темного зала воспоминаний меня выбросило чье-то прикосновение; я открыл глаза и, лишь углубившись в тьму, понял, что моё тело восстановилось. Не осталось ни намека на недавние события, ни шрама на душе, только тяжелое спокойствие, как будто все пережитые мучения остались позади, унесенные в эту бесконечную тьму.

–Дэракар – Сказал грубый мужской голос, я откинул одеяло и передо мной стоял Обинес, высокий темноволосый мужчина, один глаз его ослеп и превратился в белое затуманенное облако, которое по неизвестным причинам не поддавалось регенерации. – Вас вызывают – Скупо сказал он и развернувшись, быстрым шагом вышел из комнаты. Объяснения кто вызывает были не нужны, я сам все понял. Сняв с себя запачканную одежду, я надел черную рубашку и темные джинсы и вышел из комнаты. Пройдя пролет наверх по темной железной красивой лестнице, я прошел красивый большой зал с колоннами, который использовали для общих мероприятий.

Высокие потолки, увенчанные изящными лепными узорами, и яркий свет, который ослепительно струился по всему залу, резко контрастировали с нашими мрачными жилищами на втором подземном этаже. Здесь, в этом великолепии, царило неподдельное величие и неоспоримая помпезность, словно сам дворец забыл, что населяет его нечто, совершенно не соответствующее его роскоши. Света здесь было столько, что он казался обманчивым – могли бы подумать, что солнечные лучи врываются в помещение через огромные окна, которые, однако, отсутствовали, как и само солнце в этом запутанном мире.

Подойдя к массивной деревянной двери, искусно вырезанной и увенчанной сложной резьбой, я тихонько постучал. Дверь мгновенно распахнулась, и я почувствовал, как холодный воздух из коридора столкнулся с волной тепла, исходившего из внутреннего зала. Здесь отдыхала вся свора ордена Александрова, здесь они смеялись, презрительно и беззаботно, погружаясь в обсуждение своих дальнейших коварных планов. Именно здесь они вершили суд над простыми людьми, вынося им приговоры с величавостью древних царей, и здесь, в тени их смеха, кроилась зловещая атмосфера, полная зла и высокомерия.

Я испытывал яростную ненависть ко всем им, которая разрывала мою душу на куски. Внутри меня бушевала неуемная жажда мести; мне хотелось вцепиться в каждого из них, как хищник в свою жертву, и разорвать глотки, наклонившись, чтобы увидеть, как последние капли жизни вытекают из их тел, как ручейки, оставляя холодный след на полу, опустошая этот зал. Я желал заглянуть каждому в глаза, чтобы насладиться их страхом, глубоко укоренившимся в их вздохах, однако реальность была иной. Я лишь мог опустить голову, как раб перед хозяином, и направиться к нему, тому, кто меня вызвал, избегая лиц, полных высокомерия и презрения.

– Господин… – произнес я, и в моем голосе прозвучали нотки отвращения, знакомые лишь тем, кто был вынужден обращаться к тиранам. На роскошном бархатном кресле, величественно напоминающем трон, восседал никто иной, как Александр Александров, монстр в человеческом обличье. Вокруг него, словно златокудрые нимфы, витали надушенные девицы в откровенных нарядах, которые лишь едва скрывали их обнаженную красоту и распутные намерения. Эти юные создания, словно хаотичные цветы растущие в грязи, флиртовали с ним, предлагая свои тела в обмен на блестящие монеты, которые плясали в его руках.

Но стоит ему показать лишь малейшую прихоть, как их тут же выставляли за дверь, окутывая чары забвения. На следующее утро в этот чертог безнравственности и разврата уже везли новых красавиц, столь же жаждущих одобрения и богатства, готовых снова и снова обольщать, завораживать и хохотать, внося в этот мрачный праздник краски и жизнь.

А его жена, Ингрид Александрова, олицетворение красотки с легким налетом безумия, полуголая, словно принцесса, упавшая с небес, тихо лежала на роскошной кровати. Она была окружена толпой поклонников, которые с бесконечным почтением кормили её виноградом, а её смех, словно колокольчики в весенний день, наполнял атмосферу легкостью и игривостью. Как только она заметила меня, в её глазах блеснула искорка, живая и звучная, она медленно манила меня пальцем, похлопывая по мягким подушкам, словно приглашая расположиться у её ног. Я знал, как часто она пыталась завести со мной интрижку, как усердно она пренебрегала моими постоянными отказами, но сегодня, казалось, она была особенно игрива и настойчива.

Я сделал вид, что не замечаю этот вульгарный жест и, глядя на её мужа, почувствовал, что их пара гармонично дополняет друг друга. В них было что-то такое, что указывало на схожесть их ценностей и взглядов на семейную жизнь. Каждый из них, словно две половинки одного целого, находил отражение в другом – искаженное, но столь близкое, что мне стало даже не по себе от созерцания этой темной пары.

–Дэракар, я надеюсь, что к завтрашнему празднованию Литы всё готово? Завтра все должно быть идеально, соберется весь орден. Этот великий праздник, всё должно быть на высшем уровне. – При упоминании нашего праздника, чистого и прекрасного из его грязного рта, у меня побежали мурашки. Они присвоили не только нас, но и наши свешенные праздники и опошлили их грязным празднеством.

– Да, господин. – Сквозь зубы сказал я и руки сложенные за моей спиной сжались в кулаки.

–Передай своему народу, что они могут присутствовать… кто может подняться. – После этих слов, с его губ сорвался смешок и девицы рядом с ним тоже рассмеялись. – Пусть оденутся подобающе празднику и подготовятся к ритуалу – Он многозначительно посмотрел на меня и я сразу все понял. Все эти годы, я думал, что сильнее опошлить и унизить наши праздники уже нельзя, но видимо этот раз, превзойдёт все другие. – Лейла, милая – Обратился он к девушке сидящая у него на коленях и облизывающая его шею, внимательно посмотрела на него. – Ты ведь хочешь остаться со мной до завтрашнего утра? – Девушка нервно улыбнулась и замешкалась с ответом, Александров не любил долго ждать, поэтому накрыл губы девушки своими губами и мерзко и слюняво поцеловал ее, после чего та активно закивала и встав перед ним на колени опускалась поцелуями все ниже. – Свободен. – Сказал он мне и небрежно махнул рукой на дверь. Не долго думая я развернулся и игнорируя стоны, которые доносились с кровати, быстрым шагом покинул эту комнату.

Мое сердце, словно дикий зверь, выпрыгивало из груди, разрывая эту пронизывающую тишину паники, охватившую мои мысли. Я стоял на краю выбора, рвавшего меня на части, хотя, по сути, у меня практически и не было варианта. Эта девушка сегодня умрет , она, прекрасная и невинная, была обречена, и сегодня её жизнь будет отдана в жертву, но не богам, не тем небесным силам, к которым, возможно, стоит обращаться в молитвах. Нет, ее судьба предназначена жестокому ордену, хранящему лишь тьму и бездну жестокости. И вся грязная работа, достанется именно нам обреченные подчищать за господинами.

Сильно сжимая кулаки, я понимал, что ни одна искра бунта, ни один порыв любви не смогут изменить сценарий этого зловещего ритуала. Мое желание помочь ей было задушено в корнях страха – страхом за свою жизнь, страхом за своих людей, которые также могли жестоко пострадать от рук, ожидавших лишь малейшего шанса отомстить. Я мог бы попытаться восстать, пробудить в себе ярость, но какое это имело бы значение? Я мог бы спасти девушку, отстоять её жизнь, но при этом обречь свой народ на ту же жестокую судьбу.

«Спокойствие,» – шептал я себе, как заклинание, помогающее собраться и обрести ясность в этом непростом выборе. Я должен был мыслить без эмоций, только холодным рассудком, принимать решение, которое было бы лучшим для Рибекки и для тех, кто от меня зависел. Мои мысли были полны заботы о своих людях – их жизни и судьбы не должны быть сломлены в угоду одной, пускай и беззащитной и хрупкой. Я должен был проявить мудрость, последовательность, смирение. Не для себя, но ради будущего всех нас.

Спустившись на второй подземный этаж, я пошел в общую комнату, где должны находится практически все.

–Обинес, Ворак. – Окрикнул я. Они вопросительно посмотрели на меня. – Срочно собрать всех. – по моему встревоженному тону, они поняли, что не стоит уточнять что случилось. Обинес сразу направился к огромному колоколу, который оповещал всех об общих сборах, не задав не единого вопроса. Ворак лишь на секунду поколебался и спросил.

–Вообще всех? – В его голосе проскочила нотка не доверия. Пусть я когда – то и был их лидером, только с того момента утекло слишком много воды, но мой авторитет никто не подрывал и я старался его поддерживать как мог в данных условиях.

–Тех, у кого есть силы провести ритуал и… проследите, что бы отстраненные не покидали общей комнаты, оставьте с ними Малику и отправьте в эту комнату Ребекку.– Ворак напрягся, но больше не задал вопросов.

Вскоре комната наполнилась людьми, все, кто мог откликнуться на наш призыв, пришли, подобно стае птиц, примчавшихся по первому зову. Я медленно окинул взором собравшуюся толпу, и ужаснулся: от когда-то многолюдного народа осталась лишь малая горстка усталых и изнеможенных, которые еще удерживались на ногах, словно последние листья на скупом осеннем дереве. Я не знал, с чего начать разговор, и с каждым мгновением запоздалости слова все больше углублялись в моем сознании, становясь тяжеловесными и мучительными.

– Сегодня ночью, как вы все знаете, наступает летнее солнцестояние – великий, долгожданный праздник Лита, – произнес я, стараясь вложить в свои слова всю важность момента. Я замер на мгновение, прислушиваясь к себе, пытаясь отыскать нужные слова, чтобы передать информацию, окутанную мраком неизбежности.

–Нас позвали на праздник? -недоверчиво произнес кто-то из толпы, его голос звучал как треск сухих ветвей под ногами, нарушая напряженное молчание.

–Да, – подтвердил я, -но наша миссия не заключается в веселье и беззаботном отдыхе. Мы здесь, чтобы провести ритуал. -Я снова замер, внимая взглядам каждого, кто смотрел на меня. В их глазах читалось множество чувств – страх, сомнение, ожидание. Неловкая тишина повисла в воздухе, как тяжелое одеяло.

–В чем наша задача? – прервал молчание Обинес, скрестив руки на груди, и его голос был подобен раскату грома, разрывающему небесную тишину.

– Мы должны провести ритуал жертвоприношения, – сказал я, чувствуя, как слова вырываются из уст, словно нечто зловещее и опасное. Толпа напряженно зашевелилась, словно в ней пробудились недовольные духи. Все пытались высказать свои мнения и протесты, но вскоре замолчали, понимая, что спрашивать их никто не собирается. Приказ был отдан, и его выполнение было вопросом жизни и смерти. – Господин Александров выбрал жертву. Наша задача заключается в том, чтобы все сделать правильно, без лишних эмоций. Чем быстрее мы все это завершим, тем скорей это закончится. Не первый раз и не последний. А сейчас нам необходимо украсить все к празднику и воздвигнуть завесу, скрывающую нас от посторонних глаз. Прошу вас, не теряйте времени; его у нас не так много.

Никто больше не проронил ни слова. В том же молчании, окутанном напряжением, мы направились наверх, где нас ослепил яркий, почти огненный свет от солнца. Его теплые летние лучи, пробиваясь сквозь стеклянную крышу купола, рассеивались по всему пространству, оживляя его. Иссиня чистое небо манило нас в высоту, но было недосягаемо, как мечта, ускользающая при малейшем приближении. Наших остаточных сил хватит лишь для того, чтобы возвести завесу и украсить все к предстоящему празднику. С каждым шагом мы приближались к неизбежному, зная, что впереди нас ждет ритуал страха и отчаяния.

Александров позаботился о том, что бы украшение было разнообразно – прекрасное, вот только такая природная красота, корзины фруктов, цветов, ни как не была связана с той тьмой, что хранило его сердце и с той чернотой, которую он здесь вытворял. Когда – то это был светлый праздник бракосочетания наших отца и матери, нашего Бога и Богини, сейчас же это осквернение всего того ценного, что хранили мы в своих сердцах.

Выстроившись в круг, мы взяли друг друга за руки. Сердца наши забились в унисон, и мы выпустили те крохи нашей внутренней силы, объединив их в одно целое, словно художник, смешивающий краски на палитре. Из нашего общего усилия возникла завеса – тонкая, невидимая преграда, способная защитить от любопытных взглядов, которые так и жаждали заглянуть в окна, чтобы узнать о происходящем в этом таинственном месте.

Со стороны казалось, что за окнами находится лишь привычная для них картина – обветшавшее, полуразрушенное здание, сохранившее остатки некогда великолепной архитектуры. Порой оно выглядело как одинокий призрак, бродящий по пустынным улицам, напоминая о былом величии. Однако, в ту минуту, когда собирался наш орден, старый пассаж постепенно обретал свою былую красоту и величие. Осыпавшаяся штукатурка, которая ранее грубо обвисала, теперь превращалась в гладкую и свежую поверхность, словно только что слепленная мастером.

Пол, некогда полу обрушенный и беспорядочный, с каждой секундой выравнивался, собиравшись в идеальную плитку, подобно тому, как разбросанные кусочки мозаики неожиданно образуют гармоничное целое. Алмазная мозаика в центре зала сверкала, играя на свету, словно сама магия этого места оживала. Обнаженные русалки державшие потолок, продолжали очаровывать нас своей красотой, изгибаясь и танцуя под невидимой музыкой, маня в свои загадочные объятия. И даже заброшенные фонтаны, которые когда-то были лишь воспоминанием о былом великолепии, вновь наполнялись прозрачной, переливающейся водой, отражая небесные цвета, наполняя пространство волшебством.

Но когда мы спускаемся в подземные этажи, атмосферу наполняет печаль. Здесь все обретает истинную судьбу: заброшенность и руины, где время, кажется, остановилось, и лишь звучание наших шагов нарушает тишину. Эти места подверглись вечной реконструкции, но ни одна работа не могла вернуть былую жизнь; вместо этого они хранили печальные воспоминания, готовые поведать о горьких утрат. Настоящее состояние этих подземных коридоров, полных теней и заброшенных надежд, контрастировало с тем великолепием, что мы только что создали, создавая ощущение того, как хрупка и изменчива красота, и как легко она может быть утеряна.

Услышав тихий щелчок, доносившийся из черной будки электричества, я уже знал кого я сейчас увижу. В легком черном атласном платье, нам на встречу вышла Ингрид в компании своих марионеток, ее волосы были распущены, а красная помада растерта, босыми ногами она ступала по только что выложенной плитке и источала аромат просекко за километр, ее обожатели практически несли ее на руках, параллельно лобызая ее руки и все что попадалось на пути.

–Они мне надоели. – Сказала она указывая на толпу парней. – Уберите их и что бы никто даже не вспомнил где провел предыдущую ночь. – Марионеток быстро провели до двери, выпроводили и сделали завесу их памяти, подобную той, что наложена на весь пассаж. Я стоял между двумя колоннами и впритык смотрел на нее, она медленно приближалась ко мне. В навыках соблазнения, ей не было равных, ее походка, глаза, вздернутый подбородок, так и источал энергию секса и доступности. Она действительно была хороша, но для меня в месте с энергией флирта из нее лилась черная энергия пошлости , которая черными сгустками капала рядом с ней на пол, они источала зловонный запах грязи, от количества партнёров, которые проходили в ее кровати за ночь, все этого конечно не было видно обычному глазу, но для меня она была такой. – Милый. – Обратилась она ко мне и грациозно облокотилась на колонну рядом со мной, я отстранился и отошел на безопасное расстояние. – Ты все равно окажешься в моей кровати и тогда я покажу тебе, что ты потерял за столько лет отказа, ты сам будешь просить не останавливаться, а я так и быть сжалюсь над тобой и не дам тебе уснуть. – от этих слов, мне хотелось вымыть уши с мылом, а заодно и ее рот. Если эти слова и были для кого – то возбуждающими, то у меня они лишь вызывали тошноту и желание смыть с себя грязь.

–Прощу прощения, мне нужно идти. – Сказал я и проследовал прочь от нее.

–Не опаздывай. – Сказала она мне в след. – Без тебя мы не начнем жертвоприношение, та глупышка все еще не догадывается, что это ее последние часы, но ее развлекает Александр, так что можно сказать она уже в раю.– Я не обернулся, лишь ускорил шаг и так быстро как мог вышел на свежий воздух.

Ночь будет долгой и отвратительно мерзкой. Ноги сами понесли меня обратно в оранжерею, мне хотелось еще раз увидеть Василису, хотя до назначенного времени, когда я мог забрать цветы было еще время. Но лучше я проведу это время гуляя вдоль Боолака, чем еще секунду проведу в этом проклятом месте.

Глава 4.

Лиса

–Я ушла!– Крикнула я, вязла Нэйта за руку и закрыла за собой дверь.

–Лиса… – Он остановил меня на мосту за один светофор перед моей работой. Солнечный день игриво погружался в воду и от соприкосновения отражался яркой радугой.– Как ты себя чувствуешь?