Глория

Эжен Ильфо

Глория

Пролог

Этот мир таил в себе много загадок. Если бы омывающий его великий океан Ор смог рассказать то, что он видел за девять эпох… Этот мир возник совершенно не намеренно, на исходе войны Вечных. Не было ни полутонов, ни оттенков, ни компромиссов, пока Вечный Свет и Вечная Тьма сражались друг с другом. В этой битве рождались и погибали миры; светила и сферы сливались и взрывались в безмолвном разгаре войны, и не осталось ни одного свидетеля этой бойни.

Тень промелькнула по ажурному фасаду Авалонской цитадели. Огромный полированный дирижабль бросал на него солнечные блики. Он плавно проскользил по пушистым облакам и аккуратно причалил к воздушной гавани, спускаясь ниже, обнажая свою белоснежную парусину с алым пылающим фениксом – благородным королевским знаменем альбионского дома Чармов. Парус колыхался на ветру, и казалось, что этот феникс размахивает крыльями и изрыгает из клюва пламя в безмолвном крике.

На этом дирижабле привезли больного короля Альбиона, Короля Конфедерации Франклина. Он бился в агонии и пылал жаром, изо рта выступала кровавая пена, а веки глаз опухли и почернели. Его тело, мучимое загадочной болезнью, которую не удалось излечить в Альбионе, срочно доставили к мудрецам Авалона, и цитадель приняла его, закрыв свои двери перед миром. Король Франклин привёз ещё одну тайну на этот блаженный остров, и она будет оберегаться вместе с остальными.

Смерть всегда приходит внезапно. Особенно когда войны между королевствами сменились войнами внутри них. Далеко на Востоке, за Борейским морем, на побережье Салтанова моря, вспыхнул бунт. Бархия, измученная неурожаями и грабительскими реформами, восстала. Голодные крестьяне превратились в яростную толпу. Столицу залили кровью: правителя растерзали, его беременную жену и детей сожгли заживо в их покоях. Крики тех женщин и детей еще долго эхом стояли над Востоком. Юродивый поднял остатки головы вчерашнего владыки, крича о свободе Бархии. Так началась чума.

Череда диктатур кровавым калейдоскопом сменяла друг друга, сезон за сезоном. Презрев перемирие, новоявленные «освободители» напали на мирный Офир. Хранители монастырей пали под ножами. Бархия и Офир исчезли, переродившись в Федерацию. Хаос расползался по Восточному континенту. Короны сбивали с голов, побережье великого океана Ор багровело. Толпа ликовала, умываясь в крови.

Эти гниющие корни дотянулись и до Западного континента, когда дирижабли новообразовавшейся Федерации взмыли вверх, перелетели Внутреннее море и пролили Огненный дождь на Багряные острова. Она пришла, когда федераты пересекли границу с Ханборгом и столкнулись с доблестными мечами, не пустившими их на Западный континент. В ответ тремя державами – Альбионом, Атлантидой и Ханборгом – был создан альянс. Конфедерация. Идея единства против врага мира должна была господствовать почти два века. Монарх над монархами, Король над королями, должен был провести надежду к победе. Им стала королева Альбиона Элеонора Чарм. Она сплотила силы, воссияла надеждой. Но ни она, ни Совет Конфедерации не вспомнили о смертности человека.

Королева Элеонора была на смотре первого Объединённого флота на Багряных островах, когда небеса разверзлись. Огненный дождь. Неизвестная технология. В одночасье сгорел флот, собранный по крупицам со всего мира, и население островов. Элеонора, Хранительница Альбиона, наследница Осколка Меча, смешалась с пеплом чужбины. Обескураженный Альбион, как и вся Конфедерация, остался без монарха.

На опустевший трон Альбиона прочили дочь Элеоноры, Анну, но регентом, а затем и главой королевства объявили её отца, Франклина из династии Дарлингов. При жизни августейшей супруги он славился острым умом, политической мудростью и завидной красотой, о которой шептались при каждом дворе. Его же провозгласили вторым Королём Конфедерации. От него ожидали великих дел, но новый Король, казалось, помешался от горя: сломленный и подавленный, он заболел, оставив страну и союз, заточил себя в одинокой башне на краю мира в Авалоне, блаженной нейтральной стране, балансируя между собственным безумием и пропастью.

Эпоха Глории продолжалась, но эти три года текли как смола. Задымлённая Конфедерация осталась без Короля, без военачальника и без отца.

Глава I. Долгие лета Королю!

Счастливый, мирно спи, простолюдин!

Не знает сна лишь государь один.

У. Шекспир «Генрих IV. Часть 2»

Ранняя осень 311 года Эпохи Феникса, Авалон

Песок. Бескрайний, белоснежный, горячий. Он скрипел на зубах, забивал ноздри. Франклин бежал, спотыкаясь, по вязким дюнам, оставляя тропку из неглубоких следов. Сердце бешено колотилось, кровь гудела в висках – гулкими ударами барабана для Той, что преследовала его.

«Не смотри вниз!» – кричал инстинкт, — «Посмотришь вниз – и всё исчезнет!»

Мысли путались в голове, а в глазах меркло. Куда он бежал? К бирюзовой кипящей воде? А может, к мраморному городу в бесплодной пустыне? Или к спасению? Вдалеке уже мелькнули золотые пирамиды заветного города, или то был мираж?

Крохотная фигура не была одна в пустыне; её преследовала Она. Она была так высоко в небе. Тень, тянувшаяся на многие лиги, закрывала оранжевое солнце. Исполинские крылья редко взмахивали, и каждое движение посылало ударную волну, швырявшую Франклина на песок. Воздух разрезал оглушительный вопль. Тень полностью закрыла свет; иссушенный воздух рассек оглушительный треск, песчаные волны взмыли вверх, а затем устремились вниз, накрыв пустыню непроницаемым белым облаком.

Франклин задыхался, отчаянно барахтался в попытках выбраться из этой песчаной могилы. Всё закончилось быстро, и когда он осторожно открыл глаза, то увидел, как Тень устремилась к городу.

«Не успел!»

Уродливая исполинская птица приземлилась на златоглавые пирамиды. Победный клёкот разнёсся над пустыней. Она клюнула черепицу, и город замер, смолкли звонкие голоса его жителей. Земля содрогнулась, и столб дикого алого пламени взметнулся ввысь. Птица с победным кличем сгинула с городом; небеса закрыл чёрный дым, сжигающий шквал пронёсся по пустыне. Франклин споткнулся, рука его дёрнулась в бессмысленном жесте. Ваза упала с прикроватного столика. Вместо того чтобы мягко упасть на пески, она с громким дребезгом разбилась, и он проснулся.

«Проклятая ваза!»

Раздосадованный, Франклин вглядывался в серый потолок. Песок будто всё ещё хрустел на зубах, в носу стояла гарь. Худощавое тело ломило от жара, будто он и правда был погребён под плавящимся песком. Но впервые за долгие месяцы он увидел цветной сон – яркий и пронзительный. Согласно древним манускриптам и записям, которые Человек так жадно читал, цветные сны были настолько яркими и реалистичными, что всякая граница между сном и реальностью стиралась, обнажая чистый цвет – дар Вечных, в котором можно было узреть будущее. Глаза слезились от песка, но медленно и расплывчато Человек начал видеть, где он проснулся. Сквозняк из окна напомнил: он на Севере, в Авалоне.

Он – Король Конфедерации. Хранитель Альбиона. Тень былого величия. Он попытался подняться с кровати, увидел осколки вазы, разлетевшиеся по всему полу, и вновь ругнулся. Франклин сел на кровати и закрыл глаза руками, пытаясь вспомнить детали этого сна. Он пугал его, как пугали затворяющиеся массивные двери комнаты, посреди которой стоял мраморный стол, на который его положили; как пугала его кровавая пелена со звенящим пульсирующим шумом в голове, после которой наступал лишь мрак. Король плохо помнил день прибытия: страшная буря, пытавшаяся уронить трясущийся дирижабль, разрывающая голову боль. Очнулся он через несколько дней в этой самой комнате, в этой самой кровати, и когда зеркало поднесли к его лицу, не было там больше консорта-красавчика, только Король-безумец.

Обычно письма не приходили в Авалон. Эти прекрасные края, как и другие наблюдающие страны Сумеречного мира, старались не вмешиваться в мировые события, никогда не искали дружбы или вражды с другими державами. Жителей Авалона не интересовали ссоры сторон; их главной ценностью являлись знания, которые они бережно хранили. Со времён утраты магии остров оставался одной из немногочисленных цитаделей утерянных технологий. Никто не осмеливался брать эту крепость, зная, что те могут обрушить на врага свою мудрость.

Делегация нового Короля получила убежище не на самом скалистом острове Авалона, а на прикованном к нему цепями летучем утёсе. Эта скала, особенно во времена сильного шторма, стремилась ввысь, вопреки законам земной гравитации, крошилась в небо, а также угрожающе позвякивала звеньями в сторону неизвестного Океана Ор. Во времена Светлой эпохи, когда любая земная твердь имела выбор: остаться внизу или улететь вверх, монахи-отшельники обуздали одну глыбу, избравшую небеса, заковали её цепями и построили там свою обитель. Их орден, название которого давно утрачено, погиб задолго до Потопа, в Эпоху Героев, а от монастыря осталась одна башня и перекидной мост через ручей. Единственным средством попасть в эту тёплую утопию посреди вод Атлантического моря были воздушные элеваторы – крытые корзины на металлических стержнях. Скрип шарниров и качание противовесов нарушили привычную тишину. Сегодняшний день отличался от других тем, что эта ветхая конструкция впервые за долгое время пришла в действие и доказала свою работоспособность. Так немногочисленная свита короля, состоящая из шести человек, получила письмо с материка, подписанное от имени Верховного Совета Конфедерации, спустя три года.

* * *

В кромешной темноте верхних покоев виднелся раскачивающийся горбатый силуэт в кресле. Скрип двери, прервавший тишину, спугнул Короля. Он перестал раскачиваться и резко обернулся; тусклый свет из окна озарил его лицо. Франклин сильно постарел. Трудно было поверить, что это сморщенное, искажённое болезнями лицо когда-то принадлежало завидному красавцу, проезжающему консорту на коне, которому восторженная толпа кидала цветы и венки. Его некогда симметричный лик ссохся и покрылся паутиной морщин; глаза померкли, а аккуратный подбородок приобрёл редкую бороду с проседью, что неопрятно торчала из-под повязки. Вечно влажный уголок рта смотрел вниз, из-за чего казалось, что Король гримасничает.

– Ваше Величество, звали? – спросила служанка.

– Пошлиэ-аа, – невнятно начал Франклин, – аавонхим-язовиэм.

Прислуга давно привыкла к тому, что Король потерял способность внятно говорить и даже научилась понимать его. Та роковая ночь отняла у этого красноречивого политика самое важное. Теперь он стал говорить куда меньше. Поначалу, в попытках попросить стакан воды, нечленораздельные звуки выходили из него, слюна капала изо рта, а служанка заботливо вытирала её полотенцем. Со временем Король смог выговаривать слова, хотя это всё ещё давалось ему с трудом. Он нашёл утешение в чтении тех малочисленных древних книг, которые дозволялось читать неавалонцам. И каждый цветной сон, который удалось вызвать, требовал толкования. Служанка уже бежала по мосту в Академию за авалонским ясновидцем; Франклин видел это из окна.

– Ваше Величество? – послышался голос.

Король резко обернулся. Камердинер склонил голову в поклоне.

– Пришло письмо с континента. От Верховного Совета, – объявил он.

Франклин посмотрел на него мгновение и едва заметно кивнул в качестве одобрения. Камердинер разломил печать и развернул послание.

– «Верховный Совет Конфедерации передаёт почтение своему Королю. Альянс скорбит и разделяет великую утрату, плач по ушедшей Королеве раздается от моря до моря. На Арке Памяти выбита фраза, которая служит и обещанием, и доказательством тому, что ни одна жертва не была напрасной. Nos semper meminisse1. Однако стоит помнить и о тех, кто защищает мир сейчас: границы Ханборга подвергаются нападению, ресурсы почти исчерпаны. По предварительным оценкам, их хватит до начала зимы. Пока что враг не применяет своё новое оружие, но в любой момент это может измениться. Верховный Совет вынужден настаивать, совместно с Собранием Альбиона, на вашем немедленном возвращении для принятия соответствующих мер. В ином случае мы будем рассматривать вариант переизбрания главы нашего альянса». Далее следуют тринадцать подписей и печатей глав стран Конфедерации.

Король молча слушал; голова его слегка затряслась в тике. Он протянул за письмом свою дрожащую морщинистую руку и поднёс его к свету из окна. Глаза его бегло пробежались по тексту и остановились на знакомых вычурных завитках, старательно выведенных с характерным нажимом. Anne R. Принцесса Анна. Любимица Элеоноры. Король погрузился в ностальгические воспоминания, когда всей семьёй они проживали свои золотые годы в старом дворце. Словно молнией сверкнула перед глазами Короля кровавая пелена, адская боль пронзила голову, из незаживающей раны на виске началось кровотечение. Ослабевшие пальцы выпустили письмо; оно вылетело в окно, блеснув монограммой Совета, а затем скрылось в пушистых облаках. Эхо прерывистых глухих криков Короля и причитания прислуги разносилось по роще, где спугнуло пару птиц, а затем пропало в шуме ниспадающей со скалы реки.

* * *

Ранняя осень 311 года Эпохи Феникса, Карлеон, столица Альбиона и Конфедерации

Виртуозным эхом отдавалась тоскливая песня лютни по анфиладе, трубам каминов и колоннадам Элеоноринского дворца. Она пролетала сквозь пустынные коридоры, залы и гостиные, где некогда бурлила жизнь. Её слышали на кухне, где из былого штата остались пятеро, включая сварливого мевийского гранд-повара, совсем обленившегося и нередко прикладывавшегося к бутылке. Песня звучала из библиотеки на первом этаже, и все дворцовые знали, что именно там находится младшая дочь Короля и почившей Королевы – Катарина. Она часто играла в одиночестве, напоминая призракам дворца, что в этих руинах всё ещё теплится жизнь. Во времена бабки принцессы, доброй королевы Бесс, эта постройка представляла скромный двухэтажный особняк, опоясанный колоннадами и пилястрами. Его перестроила Элеонора, надстроив сверху ещё два этажа и два флигеля с заднего двора. Ещё во времена её правления поговаривали о том, что дворец был изуродован, стал неуютным и слишком большим. Над оригинальными этажами теперь торчали колонны из более светлого мрамора, напоминающие рёбра скелета кита. Много комнат так и не было когда-то обжито и стояли пустыми. Местами протекала крыша, а стены даже не были зашпаклёваны. Крысы селились внутри стен и полов, изредка кочуя сверху вниз, на кухню. Ни один кот не прижился во дворце: они то сбегали, то умирали от постоянных сквозняков. Со временем дворцовые перестали заводить новых крысоловов, и вредители расплодились, нередко давая о себе знать. Перестройка дворца длилась всё детство, что помнила принцесса Катарина, которая украдкой бегала по этой стройке и прыгала по балкам, пока нерадивые нянечки и гувернантки отводили взор.

Но на этот раз она не была одна: в библиотеке были обе сестры. Они настолько непохожи, что можно было подумать, состоят ли они хотя бы в дальнем родстве. Рассудительная и тихая Анна походила внешне на свою бабку, принцессу Жанетту, которую она никогда не знала: рыжие локоны аккуратно уложены на голове в высокую причёску, компенсирующую крайне невысокий рост; пронзительные серые глаза на выкат. Её суховатое тело тонуло в дорогом кобальтовом платье, обильно украшенном тонкой вышивкой. С характерным прищуром она просматривала бумаги, вложенные в гербовые папки, переданные после заседания Собрания Альбиона.

Капризная Катарина, младшая, напоминала мать в юности: белокурая, стройная, с лёгким, как пёрышко, характером, инфантильным простодушием и, в некоторой мере, наивностью. Она, со свойственной ей избалованностью и капризностью, ревностно следила за модой, поэтому сейчас на ней было модное оранжево-розовое платье в тонкую полоску, которое ей бесспорно подходило. Её тонкие пальцы перебирали струны, за что те послушно пели, наполняя звонкими нотами пустынные коридоры и комнату со стеллажами, ломящимися от тяжёлых пыльных фолиантов и манускриптов.

– Восточный фронт, – голос Анны был сух, – снова прорван. Ханборг требует помощи от Альбиона.

– Какой же помощи хотят бледнолицые? – Катарина, не отрывалась от игры, её голос звучал беззаботно, будто нараспев.

– Не называй их так, это неприлично, – Анна оторвалась от папки, – они – наши союзники. Благодаря им мы всё ещё сидим во дворце, а наши головы – на плечах. Их страна – это щит между цивилизацией и бездной. Женщины и старики там берут оружие и идут на войну, поскольку их мужья и дети давно полегли. Справедливо, что они требуют помощи; эту войну развязали не только они, но и мы. Впрочем, у нас нет ресурсов для этого. У меня нет ни полномочий, ни влияния в Собрании для высылки даже отряда. Это может сделать только Король.

Катарина надула губки, промахнулась мимо аккорда, и фальшивая нота пронзила пустое пространство. Она капризно сморщилась и отложила лютню, не скрывая недовольства.

– Я подписала письмо от Совета, – продолжила Анна, – вызывающее Короля домой. Нам необходимо его присутствие. Король не может позволить себе пропасть на три года.

– Папа вернётся? – оживилась Катарина. – Он всё ещё так грустит по матушке…

– Да, Король должен вернуться. Я слышала, что он ловит какие-то вещие сны; его разум блуждает между сном и реальностью…

Стук в дверь оборвал её, скрипнула ржавая петля, и камергер звонко возвестил:

– Консул Конфедерации просит аудиенции»

Анна кротко кивнула, и в комнату вплыла худощавая женская фигура в чёрном. Чёрная газовая вуаль, накинутая на голову и скреплённая тонким золотым обручем, скрывала волосы, напоминая грозовую тучку. Чёрное платье в пол, расшитое блестящим бисером и сложными северными узорами, казалось невероятно тяжёлым, угрожающе покачиваясь над полом подобно колоколу. Оно закрывало всё тело женщины в своих накрахмаленных ажурных рюшах и складках, обнажая лишь бледное лицо с тонкими чертами, белёсыми бровями, маленькими глазами и тонкими губами. Голова её склонилась в кротком поклоне. Что-то завораживающее и одновременно отталкивающее было в её курносости, отсутствии хотя бы намёка на румянец.

– Ваши высочества, – её голос с неприятным гортанным акцентом шуршал, словно треск замёрзшего моря поздней осенью.

Морозный иней, казалось, покрыл все книги и фолианты от одной её фразы; атмосфера дальнего севера окутала прогретую последним в этом сезоне солнечным светом библиотеку.

– Ваше Превосходительство, леди Ингрид, – небрежно улыбнулась Анна, – рады видеть вас. К делу?

Леди Ингрид не отреагировала на приветствие, не дрогнул ни мускул на её белоснежном лице.

– Дирижабль Его Величества отбыл из Авалона. К вечеру он будет в столице. Депеша прибыла в Совет в полдень. Распоряжения о подготовке столицы отданы.

Она склонилась в поклоне и выплыла из комнаты, оставив принцесс в одиночестве. Стук каблуков Консула отдалялся, пока не затих. Катарина нервно усмехнулась, встала с кресла, хрустя накрахмаленным подолом платья, и подошла к окну. Серые облака уже затянули солнце, вернув Карлеон в более привычные серые оттенки. Осень в этом году наступила раньше, и некогда залитый солнцем запущенный сад уже лишился зелёных листьев, обнажив лысые корявые ветки деревьев.

– Опять траурное платье, – вздохнула Катарина. – Жаль, оно мне не идёт. Надо попросить достать жемчуг. Под чёрное платье подходит только он…

Она потянулась к колокольчику на столике. Лютня у её ног с грохотом упала на пол струнами вниз. И то ли резкий плачущий звук, вызванный упавшим инструментом, то ли звук колокольчика, вызывающий прислугу, запустил ржавые шестерёнки и гнилые рычаги того, что с гордостью называлось Элеоноринским дворцом. Он пробудился в последний раз перед тем, как стать мавзолеем для живого Короля.

* * *

Из массива хмурых облаков над столичным небом медленно выплыл медный полированный киль. Белоснежное полотнище с алым фениксом – штандарт, которого столица не видела три года. Дирижабль Короля пролетел над Карлеоном, сверкая блестящим корпусом и отбрасывая тень на закопчённые хмуро-синие черепицы башенок и зданий, казавшихся сверху неряшливыми грязными пятнами на жёлтой от старости простыне тумана. Стеклянный купол исполинского Замка Совета блеснул в разрыве туч, следом появились и агрессивные шпили его минаретов. Чем ниже опускался корабль, тем чётче проступало грязно-розовое здание на берегу Мрачного залива.

Король не оценил, как виртуозно сманеврировал над Замком пилот, и как в иллюминатор заглянул этот мраморный великан. Судно проплыло дальше, к Центральной гавани. Синие башни пристани украсили приспущенные штандарты, контрастировавшие чёрно-белой массе верхушки Совета. «Маскарад начался!» – пронеслось в воспалённой голове Франклина.

– Ваше Величество, Центральная гавань, —голос камердинера дрожал от радости.

Король обречённо моргнул, не разделяя его энтузиазма. Слуги, три года ухаживавшие за немощным, наконец, вернулись домой. Посадочные башенки воздушной пристани росли, закрывая рассеянный свет, пробивающийся сквозь пелену туч. Дирижабль с гулом развернулся и сбросил швартовые тросы. Дверь распахнулась, и кресло, которое везло Короля, со скрипом двинулось по сходням.

«Шляпы долой! Franklin Rex2! Долгие лета Королю!»

Рука Короля, помнящая правила этого маскарада, рефлекторно поднялась в приветствии, но беспомощно повисла и изогнулась в неестественном положении. Слёзы застилали глаза от яркого света, колючий ветер перехватывал дыхание. Колёса кресла задребезжали и наехали на неровную брусчатку. Шляпа с пышным плюмажем, прикрывающая кровоточащую рану, съехала. В ушах зазвенело. Резкая боль обездвижила Франклина. Чья-то рука поправила шляпу, а затем, сквозь звенящий шум, он услышал знакомый шуршащий голос. Он не мог разобрать сказанных слов, но понимал, что к нему обращается Консул Ингрид. Алое покрывало заволокло зрение, по щекам потекли слёзы.

– Что с Королём? – спросила леди Ингрид.

– Его Величеству нездоровится, – отрезал камердинер и спеша повёз монарха к приготовленному закрытому экипажу.

«Флот во Внутреннем море нужен Конфедерации для обороны от…»

Резкий мужской голос, недовольный, спорящий, заглушил гул мотора дирижабля. Знакомый голос. Его собственный голос звучал в голове так отчётливо, что окружающие звуки реальности приглушались, отправляя Франклина в прошлое.

Быстро засеменили шажки, коляска тронулась. Чьи-то руки подняли его как тряпичную куклу и опустили. Резкий запах вернул Франклина в чувство. Служанка уже прятала склянку с бодрящим порошком, и он обнаружил себя в экипаже, ехавшим по знакомым улицам и площадям. Народ за завешенным окошком ликовал. Король не внимал этим звукам. Он видел тот самый день. День, когда его увезли из этого города. Счастливые годы разбились тогда, как стеклянный кувшин. Фрагменты воспоминаний, отражавшиеся в этих осколках, ускользали, оставляя лишь боль, туман и пелену.

«Анна, нам необходима объединённая армия на Перешейке!»

Анна… его старшая дочь. Франклин спорил с ней перед тем, как случился этот недуг.

«Нам необходимо заручиться поддержкой Гипербореи, она рискует потерять половину своих территорий…»

Экипаж проехал через арку, тяжёлые кованые ворота со скрипом закрылись за ним. Он остановился, послышалась суета, и дверь отворилась. Крепкий камердинер подхватил худого Короля и усадил в кресло. Даже сквозь пелену Франклин заметил, что штат, вышедший встречать хозяина у входа, катастрофически урезан. Десяток людей вместо сотен.

«Наша трагедия ничему не научила тебя?» – внезапно пронзил ухо звонкий женский голос. Это голос Анны в их последний разговор.

– Анна, Катааина… – прошептал старик.

– Ваше Величество, – послышался тот же голос, но уже в реальности, – мы рады вас видеть. Долгие лета Королю!

Слёзы вновь навернулись на глаза Франклина. На три года, на три долгих года он покинул своих дочерей, плоть от плоти. Он попытался встать, но ничего не вышло. Его легко толкнули обратно и кресло исчезло в мрачных глубинах Дворца.

* * *

– Ваше Величество? – голос в темноте был как холодок по спине.

Этот голос нельзя было перепутать.

«Этой женщине нельзя доверять» – говорила Элеонора когда-то. Дворец заставлял Короля вспоминать и с каждым днём воспоминания тупыми лезвиями вонзались ему прямо в голову. Обрывки детского смеха, музыка и звук танцующих ног… Реальность или плод его больного разума?

Король сидел у грязного окна. Его трясущиеся руки временами передёргивались на подлокотниках, а сам он порой судорожно вздыхал, погрузившись в свои мысли. Франклин был дома уже несколько недель, и на аудиенцию к нему пришла…