Разорванный Хоровод

Служитель почесал лысину, задерживая взгляд на том, как Мара вскармливает с ложки старика.

– Восточная армия не падёт за один день без вашей помощи. Лучше отдохните, Первородный Огонь никуда не денется, – он постарался сделать свой голос как можно более успокаивающим.

– Дело говорит, – послышался голос Альберта из угла.

– К слову, – подхватил священник, – что вы решили делать с ним? – он указал пальцем на старца.

Сесил провёл языком по дёснам, поднимая топор незнакомца вновь, прежде чем замахнуться им, обрушив оружие на едва живое тело. Мара чуть вскрикнула, выронив ложку и опрокинув миску, в которой, благо, осталось не так уж много похлёбки. Лезвие остановилось в сантиметре от черепа слепого, но тот никак не отреагировал как на провокацию, так и на вскрик.

– Оставим его вам, – заключил капитан.

– Что… Что это было, зачем? – возмутилась Мара, в сердцах топнув ножкой по каменной кладке пола.

– Проверка, – ответила за капитана Элинор, опустив руку на плечо девушки, напоминая ей, с кем она говорит.

Та лишь кивнула, смутившись и наклонившись, чтобы поднять столовые принадлежности с пола.

– В таком случае, Лира, отведи старца в гостевую спальню, пожалуйста, – Священник кивнул послушнице.

Та поднялась и, взяв мужчину за руку, вывела его из зала. Благо, тот уже мог ходить сам, пусть и неохотно. Ненадолго воцарилось молчание. Мара вздохнула, вертя ложку в руках. Стёкла окон начали слегка дребезжать.

– Что за шум? – внезапно нахмурился священник, прислушавшись на пару мгновений.

У церкви была блестящая шумоизоляция, что не отменяло лёгкого эха внутри. И, несмотря на это, он мог слышать, что снаружи что-то происходило. Священник подошёл к одному из окон, закрыв руками свет, чтобы можно было разглядеть происходящее.

– Мать-Серафина, что происходит…

– Что там? – оттолкнув его в сторону, Сесил также вгляделся в окно. – Твою мать…

– Что, что там?… – забеспокоилась Мара.

– Элинор, убедись, что все входы закрыты, кроме главного, – проигнорировав вопрос, он начал раздавать приказы. – Роланд, баррикадируй окна. Все остальные, готовьтесь завалить дверь.

Ребёнок заплакал на руках у послушницы. В такт ему завыли волки, слышимые даже в церкви.

***

«О, Элизион, властитель ветров, гони ветер мне в спину, а врагам моим в лицо – не дай мне сгинуть!»

Сбитым дыханием Жук читал слова молитвы, перепрыгивая с ноги на ногу, слыша грохот ног чуть ли не всех жителей деревни. Он не мог поверить, что это не дурной сон, не бред. Не зря его глодала тревога, но такое он и в худших своих кошмарах предположить не мог.

В голове мелькали ужасные картины того, что он видел мельком, пока бежал. Деревенские буквально озверели, потеряли всякое представление о морали: он лично наблюдал, как в одном из дворов разделывали ещё смеющегося бедолагу, вынимая его содержимое не очень-то аккуратным способом. Тот смотрел в небо, как и остальные перед ним, кто также сошли с ума. Был бы у Жука желудок покрепче, быть может, за ним бы сейчас не гналась вся деревня. Он клял себя за то, что зачем-то остановился посмотреть.

Нож воткнулся в землю перед ним, просвистев над его ухом. Спотыкаясь, но продолжая бежать без оглядки, он старался смотреть лишь в землю, краем глаза подмечая приближающуюся церковь. Уже почти. Главное, не смотреть в небо. Чёрт, а они хоть знают? Неважно, если не знают, у него вообще нет шансов.

«Сесил! Роланд! Альберт!» – кричал он, подбегая к воротам церковной ограды.

Невесть под каким приливом сил перемахнув ограду, он чуть ли не врезался всем телом в церковную дверь. Благо, она раскрылась прямо перед ним. Сходу послышался грохот сваливаемых в кучу скамей и прочей мебели, образовавших баррикаду на пути толпы, которая сразу начала долбиться в двери.

– Докладывай, – рявкнул капитан, одной рукой поднимая служителя обратно на ноги.

– Я… кх… кх… – когда он постарался вдохнуть, лёгкие его обожгло. Давно он так не бегал.

Сесил лишь вздохнул, позволив тому опасть на земь.

– Мара, напои его!

Капитан поднял молот на плечо, стараясь прикинуть, сколько продержатся основные ворота. Он смерил взглядом окна – они были буквально заткнуты бывшими скамейками, вмятыми в оконные рамы исполинской силой Роланда. Остаётся надеяться, что нападающие не слишком догадливые и не будут выламывать окна в первую очередь.

– Всё забаррикадировано, – доложила Элинор, оказавшись в дверях.

– Не смотрите в небо, – наконец прокряхтел Жук, – они сходят с ума, когда смотрят в небо, – махал руками он, активно жестикулируя.

Сесил скорчил гримасу отвращения и сомнения. Ему не нравилось это объяснение, но другого не было.

– Где Нумрак? – капитан глянул на подопечного через плечо. Увидев, как тот тяжело посмотрел в пол, тот кивнул. – Понятно.

– То есть как сходят с ума? – Мара потянула Жука за край рукава.

Стук смешивался с хохотом, плачем и волчьим воем. Было болезненно очевидно: баррикад не хватит на долго. Что поделать: у них была едва ли минута на подготовку. Сесил нахмурился, переваривая слова подопечного.

– Элинор!

– Да!

– Что с послушницей и старцем?

– Не… Не знаю, – замешкалась с ответом та. – Вы не приказывали проверить их.

Сесил выругался, отходя чуть в сторону, чтобы уклониться от скатившейся с баррикады тумбы. Топора слепца не было там, куда он его клал, он не заметил, куда тот делся.

– Прикроешь нас сзади. Роланд!

– Я-на.

– Стоишь со мной.

Грузный рыцарь поднялся на ноги, поднимая странного вида каплевидный щит с металлическим ковшом на тыльной его стороне. Зачерпнув рукой часть Первородного Огня из очага, он опустил его в этот ковш, снимая с пояса свою булаву. Расправив спину, он крякнул и встал в боевую стойку, которая превратила его и без того немаленькое тело в настоящую стену. Элинор молча обнажила меч, развернувшись спиной к товарищам, пока Сесил инструктировал служителей. Краем глаза она заметила, как Альберт уводит священника куда-то в сторону, но не придала этому значения.

Когда все приготовления были закончены, все угрюмо замолчали, вслушиваясь в звериный хохот и вой уже, казалось бы, не волков, а людей. Сесил наблюдал за тем, как из-под двери сочится кровь.

Наконец, в дверь воткнулся топор, выламывая её верхнюю часть, открывая отряду вид на мясника, который, смеясь, закинул что-то внутрь зала, после чего продолжил кромсать дверь под радостные возгласы толпы снаружи.

– Ах ты выродщина пропаща! – заревел Роланд, глядя на то, как к его ногам катится голова Нума.

Мара торопливо подхватила её из-под ног рыцаря, который одним взмахом булавы снёс все баррикады и выбил ногой дверь, заставляя мясника пролететь метров пять, прежде чем плюхнуться в толпу таких же, как он.

Деревенские начали втискиваться в проход, вооружённые чем попало: кто держал нож, кто вилы, кто мотыгу. Разъярённый рыцарь вколачивал черепа бедолаг в их собственные позвоночники без разбору, их тела начали быстро образовывать новую баррикаду. Даже те, кто успевал нанести удар, не имели особого успеха: удары либо не могли пробить кольчугу, либо ранения тотчас затягивались под целительной силой огня внизу щита и молитв служителей.

Те, что оказывались хитрее и пытались обойти живую крепость, быстро находили свою смерть под клевцом молота капитана, каждый удар которого попадал в цель, чего нельзя было сказать о Роланде, который не брезговал забивать бедолаг даже ногами, когда размашистых ударов булавой оказывалось недостаточно. Только Элинора оставалась без работы, угрюмо хмуря брови, разглядывая два прохода внутри.

Довольно скоро нападавшие начали лезть и из окон, кое-как выламывая импровизированные баррикады. Сесил видел их лица. Кто-то плакал, кто-то смеялся, иные просто улыбались или вовсе не выражали эмоций. Никто из них никак не реагировал на боль, продолжая идти, не меняясь в лице, после каждого несмертельного удара. Здесь уже капитану пришлось свистнуть Элинору, чтобы та начала помогать с основным потоком безумцев.

Мара читала молитвы и всхлипывала, преподнося голову Нума в Очаг. Остальные тоже молились, стараясь не попадаться на глаза атакующим и не смотреть в окна.

– Окружают, сволочи, – прохрипел капитан, обрушивая молот на голову очередного безумца. – Элинор, поглядывай на двери, – замахиваясь на очередного деревенского, рявкнул он.

Глаза Роланда горели яростью, он бушевал подобно огню в его щите: с каждым ударом трещали черепа и разлетались тела по сторонам, он бил так, словно орудовал не одной, а четырьмя булавами. Сейчас всё потеряло значение для него: он мстил за брата.

Элинор же вторила капитану, нанося точные, расчётливые удары, казня неприятеля одного за другим, но сберегая силы.

***

Через десяток-другой минут пол был завален телами, а поток безумцев начал иссякать. Заметив это, Сесил отдал приказ:

– Элинор, найди послушницу и найдёнышей. Берт, ты с ней.

Синхронно кивнув, те бросились к двери вглубь церкви, в гостевые покои. По коридорам раздавался детский плач.

– И где же… – раздражённо начала она, как почувствовала тычок в плечо.

– Идём. Прямо, – направил её интендант.

Из-за угла с диким хохотом выскочил очередной безумец с ножом.

– Ку-кх… – не успел произнести он, как его голова, отделённая умелым взмахом меча, покатилась по полу.

Они завернули за угол, откуда доносился плач, и перед ними предстала не самая приятная картина.

– Гнусно, – вымолвил Альберт.

Посреди коридора, заваленного несколькими трупами, сидел чей-то ребёнок и с улыбкой втыкал нож в одно из тел, наматывая кишечник другого тела на свободный кулак.

– Хы… Хы…

– Стой! – осадил девушку-рыцаря служитель. – Это же ребёнок! Может, это пройдёт!

– Нельзя рисковать, – бросила та, – подкрадётся сзади и воткнёт нож в спину. И нет гарантий, что это, – она тыкнула пальцем на то, с какой непосредственностью мальчик кромсает тела, – пройдёт.

Альберт сглотнул, но согласился, угрюмо кивнув.

– Прости, дитя, – выдохнула воительница, возвращая свой взгляд на него, прежде чем одним ударом оборвать жизнь.

Уже прикидывая в голове количество работы после этой ночи, Альберт нахмурился.

Коридор был не то чтобы длинный, но отдельных комнат тут было достаточно, однако лишь из одной слышалась борьба и крик ребёнка. Добежав до двери, Элинора выбила её ногой.

Перед её взором предстал мужчина, в глазах которого теперь тлел злобный огонёк. Он стоял посреди других тел, замахиваясь топором на послушницу, которая пыталась от него закрыться руками в полуприседе.

– Стой! – сама не понимая почему, Элинор не ударила, а поймала руку с топором.

Её глаза встретились с блеклым взглядом мужчины. Поверх его собственных глаз словно бы наложились чьи-то чужие. Два огонька зрачков впились в её душу так, что она оцепенела. Этот зрительный контакт было невозможно держать, равно как и разорвать.

Послушница же зря времени не теряла и, подобрав нож, хихикая, кинулась к ребёнку, лежавшему на столе, лишь чтобы пасть от мощного удара топора по хребту. Добив несчастную женщину в голову, мужчина отбросил оружие, поднял плачущего ребёнка и вложил его в руки Альберта, стоящего позади с раскрытым ртом. Как только тот оказался в руках другого человека, тело старца рухнуло. Только сейчас Элинор обратила внимание на то, что его рубаха со спины была залита кровью и имела несколько внушительных дырок, как и его тело.

Выругавшись, она взяла тело за шиворот и перекинула через плечо.

– Чего вылупился, идём! – она пихнула плечом своего товарища и быстрым шагом понесла тело по коридорам как можно быстрее.

Глава Четвёртая: Скиталец

«Зло кричит, чтобы его боялись. Добро молчит, чтобы его не славили.

А ветер проходит мимо – и слышит обоих».

– из запечённой глиняной таблички, найденной у перекрёстка

Холодный вечер, как правило, предшествует ещё более холодному утру. Это знал и относительно юный путешественник, но, несмотря на это, сейчас он лежал в одной лишь рубахе и штанах подле пня в чёрт знает какой позе. Разумеется, с пустой бутылкой в руке. Где-то сверху слышалась возня и звон клинков.

«Замечательное утро».

Кое-как поднявшись, он умерил боль в голове несколькими глубокими вздохами, позволяя холодному воздуху полностью завладеть его телом. Несмотря на холод, озноб начал уступать ясности, а голова начала медленно трезветь.

Переступая босыми ногами аккуратно, тот старался не наступить на ветку или какую ещё колючку, вполне успешно и на удивление ловко для человека, выпившего пять бутылок вина в один вечер.

«Главное, не забывать дышать. Я уже начал дышать. Теперь нужно продолжать».

Из-за холма показался лагерь, который казался таким же, каким путешественник его покинул. Те же шатры и палатки, тот же запах костра и благовоний. Но в этом лагере люди больше не жили вместе – они убивали друг друга, не ведая жалости, чёрт знает по какой причине.

«Люди жестоки, нужна ли причина?»

У путешественника было мало пожитков, но не хотелось расставаться с тёплой курткой, которая осталась где-то там. Потирая щетину, он вздохнул.

«Делать нечего».

С каждым шагом предсмертные вопли и яростные рыки сражающихся были слышны всё громче, как и лязг металла, свист скимитаров. Наконец добравшись до ближайшего шатра, изрядно потрёпанного временем, мужчина кинул безразличный взгляд на сражающихся за свои жизни и имущество мужей, после чего скользнул в вертикальный разрез ткани.

Внутри шатра было темно и тихо. Убранство было простое: нечто, что могло бы принадлежать бедному торговцу. Однако здесь был кумган, в котором что-то ещё да плескалось.

Принюхавшись, скиталец сделал несколько жадных глотков, похмеляясь. Выдохнув, он расположился поудобнее на тёплом ковре и принялся смаковать напиток. Вино было тёплым. Не безупречная выпивка, разумеется, но за неимением лучшего…

«На голодный желудок и корка – пир».

Внезапно, в шатёр ввалился спиной какой-то бедолага, сжимающий в одной руке кумган побогаче того, что был в руке скитальца, а также ларец, из которого сыпались монеты и украшения, с дребезгом сталкиваясь друг с другом на пути к ковру. В другой руке он сжимал ятаган, но тот был ему больше не помощник: колотая рана в груди пригвоздила его к полу, заставляя страшно хрипеть и плеваться кровью. Его гримаса застыла в выражении ужаса, пока его взгляд был прикован к рассыпавшимся монетам.

Кувшин из драгоценных металлов, который ловко был изъят на лету, сразу же прошёл проверку содержимого.

«Вода. Тоже хорошо».

Вслед за окровавленным гостем вошёл другой, одетый явно беднее, с ухмылкой победителя разглядывая лежащего. Сапогом он придавил руку лежачего, которой тот тянулся с дурной улыбкой за своими монетами. Перерезав бедолаге глотку, он поднял одну монету и попробовал её на зуб, внимательно разглядывая свою добычу. Не заметив сосуд, впрочем, тот ошеломлённо перевёл взгляд на того, кто его держал.

– Это мой кумган! – возмутился он на восточно-ашкерском. – Я честно победил! – он демонстративно ткнул себя пальцем в грудь.

– Твой, твой, – успокоил его скиталец. – Я только допью.

– Вино тоже моё!

– Там вода, – поднял бровь он.

– И вода моя! – уже не на шутку раззадорился торговец, взмахнув какой-то самодельной саблей.

Кровь брызнула в сторону сидящего, но тот отклонился от капель, пересев чуть в сторону. Его вид был невозмутим и скорее выражал раздражение своим собеседником, нежели страх, что пуще прежнего выводило того из себя.

– Если ты продолжишь орать, – прикрывая ухо и щурясь, промолвил путешественник, – то я верну тебе её в полном объёме, – он сделал вид, словно подавляет рвотный позыв.

Чувством юмора его собеседник явно не располагал. Вытянув палец, он надулся, покраснел и со всей мощи закричал: «Вор!»

Началось нечто невообразимое. Весь шум мигом утих и лишь сотни голосов, вторящих: «Вор!», понеслись в сторону шатра с ужасающим топотом.

Скиталец спокойно допил воду, в то время как топот приближающихся ног становился всё громче. Он бросил пустой кувшин в угол шатра и встал, вытянувшись в полный рост. В этот момент бывший собеседник кинулся вперёд, в его руках мелькнула сабля. Скиталец ловко шагнул в сторону, уклоняясь от удара, и с хрустом заломил руку врага, заставляя его выронить оружие.

– Не стоило кричать, – сказал он, легонько толкнув нападавшего, который молча рухнул на пол.

Из-за разреза ткани появились другие торговцы, каждый вооружённый чем попало: ножи, дубины, кривые сабли, ятаганы, даже кто-то был с кочергой. Лица их были искажены яростью, глаза горели безумием, а изо рта чуть ли не шла пена. Скиталец вновь поднял бровь, с удивлением оглядывая эту толпу. Это не походило на тех людей, с кем он вчера делил хлеб.

– Айден! – взревел тот, что выглядел побогаче.

– Я Айден, да, ты прав, – кивнул мужчина, перебивая грозную речь.

– Ты ли в воры заделался? – уже несколько менее уверенно спросил тот.

– Он, – поднимаясь на ноги с улыбкой, прохрипел первый нападавший.

– Видимо, я – безразлично пожал плечами тот.

И только эти слова слетели с его уст, как торгаши, все как один, ринулись на него, да только бесполезны были их усилия. Отпрянув назад, тот вобрал полные лёгкие воздуха, а уже в следующее мгновение раздался свист, от которого у обезумевших зазвенело в ушах так, что даже толком не воспринимая боли, те вынуждены были закрыть голову руками.

– Вот как, – поймав дыхание вновь, процедил мужчина.

Обычно, после такого фокуса люди ещё некоторое время приходят в себя, но конкретно в этих людей словно что-то вселилось. Один за другим они вставали, направляя свои сабли и дубинки в сторону вора. От первого нападающего тот легко увернулся, поднырнув под его руку. Ловким ударом локтя скиталец выбил бедолаге челюсть, после чего засадил другому кулаком промеж ног, выполнив резкий разворот с приседом. К его удивлению, последний никак не воспринял подобное посягательство на своё несостоявшееся потомство, упрямо продолжая наносить удар за ударом, от которых, справедливости ради, путешественник с лёгкостью уворачивался.

Только сейчас начал он замечать, что одежда почти всех торговцев была не просто в крови – она была в их крови. Были ли они под действием какого наркотика или ими двигало что-то иное, но они почти не чувствовали боли, все как один. Поняв это, странник повеселел, на его устах появилась озорная улыбка.

– Вот как! – повторил он, с грохотом хлопнув в ладоши, оглушая очередного нападавшего.

Движения скитальца походили на танец, ритм которого мог слышать и чувствовать лишь он. Холодный сквозняк наполнял его лёгкие, разговаривая со скитальцем, а тот внимал, чувствуя каждое дуновение воздуха, со свистом разрезаемого очередным лезвием. Демонстрируя свою удаль, он уклонялся от каждого удара, перехватывая и ломая руки, методично, играючи.

Толпа всё росла, и вот уже в шатре стало тесно. Но ему это было на руку. Плотная толпа мешала нападающим координировать действия, их движения становились неуклюжими, удары слишком узкими. Сражаться им также мешали ларцы и мешки, которые те тащили на себе свободной от оружия рукой, не желая расставаться со своим добром ни на секунду.

Рёв разъярённой толпы был бессилен против одинокого, окружённого и безоружного скитальца. Впрочем, всему есть предел. Чувствуя, что прилив сил кончается, а нападающих не становится меньше, мужчина нахмурился.

Наконец выбив из чьей-то руки ятаган, он сделал вид, словно замахивается на нескольких нападающих, пугая остальных, на деле же одним взмахом распоров стену шатра. Он побежал сквозь торговцев снаружи, которые от скуки снова начали возню друг с другом. Сверкал металл, звенели сабли, а под крики: «Вор! Уходит!» беглец умело скользил между зазевавшимися безумцами.

Разумеется, один за другим, заслышав крики, торговцы кидали свои дела и устремлялись вслед за вором, который бежал для них слишком уж быстро, ко всё ещё зажжёному кальяну. Буквально нырнув к нему, тот жадно втянул в себя дым, в следующее мгновение выдыхая его под себя, растворяясь в этой завесе, которая ну никак не могла получиться из почти потухшего кальяна. Потеряв вора из вида после такого фокуса, толпа разбрелась по округе.

Скиталец же прятался за бочкой поблизости. И пока его не нашли, он сам нашёл кое-что полезное. Меховые сапоги, кажется, его размера, прямо у аккуратно расстеленного ковра.

– Вот он!

Перекатываясь от взмаха сабли, мужчина в кувырке натягивал второй сапог.

«Осталась ещё куртка».

Ловко приземлившись, он встал на ноги, уже обутый в меховые сапоги, которые сразу же согрели его ступни. Скиталец обвёл взглядом окрестности, пытаясь сообразить, куда бежать дальше.

– Куртка, куртка… – пробормотал он, оглядываясь на ходу. Где-то вдалеке он заметил ещё один знакомый шатёр, уцелевший после хаоса, разразившегося в лагере. Вспоминая своё прошлое пребывание здесь, путешественник сообразил, что это может быть его последний шанс вернуть своё имущество.

«Ну или приобрести новое, на крайний случай».

Он бросился в сторону шатра, лавируя между нападающими и вовремя уклоняясь от летящих в него предметов. Создавалось впечатление, что каждое движение было рассчитано и выверено. Он двигался, как тень, не оставляя шанса своим преследователям.

«Держите его!» – послышался очередной крик.

Скиталец ускорился, его дыхание выровнялось, а тело, словно бы забыв о похмелье, снова обрело полную лёгкость. Наконец, он достиг шатра. Внутри было темно, но его глаза быстро привыкли к полумраку. Он бросился к тому месту,где вчера бросил свою куртку. Вот она, тёплая и такая нужная сейчас. Быстро накинув её на плечи, тот запахнулся на бегу.

Однако времени на отдых не было. Шатёр начал колыхаться, когда один из торговцев ворвался внутрь, взмахивая саблей. Мужчине не оставалось ничего другого, как увернуться от мелькнувшего лезвия, так кстати распоровшего стену шатра, в которую тот и вывалился.

Ветер вновь подхватил его дух, помогая уносить ноги от вооружённых и нагруженных торговцев. Долго он бежал так. Дольше, чем рассчитывал: преследователи не отставали и не выдыхались, несмотря на лишний вес и лишний груз, а становилось их всё больше. Когда же вдалеке показались всадники, скиталец понял, что ему придётся несладко, если он ничего не предпримет.

И тут он почувствовал холод. Нет, он не замёрз – напротив, ужасно вспотел от такого марафона. Холод этот исходил изнутри, он пришёл вместе со страхом, словно слившись с ним. Это чувство было чуждым ему, не принадлежало ему и словно тянуло его в какую-то конкретную сторону, вопреки всякому здравому смыслу и интуиции. Следуя ледяной хватке, что сжала его сердце, мужчина свернул со своего маршрута.

Местность была скалистая, пусть местами каким-то чудом здесь и росли всякие кустарники и даже редкие деревья, за корни которого путешественник и хватался, взбираясь на отвесный утёс в надежде найти спасения хоть так. Последним рывком перемахнув через край, он узрел своё спасение, и ледяная хватка отступила.

Стая диких лошадей паслась тут, на лугу, что так неожиданно оказался здесь.

«Или не диких?»

Издалека животные казались дикими, но, по мере приближения, по их мускулистым телам и аккуратной сбруе было ясно, что они недавно сбежали от своих владельцев. Явно не из их каравана, иначе как бы они сами забрались сюда?

Вдохнув полной грудью, мужчина понял, что у него появился шанс.

Однако не было времени на раздумья. Преследователи уже взбирались на утёс, их ярость и жажда мести не знали границ. Скиталец огляделся, оценивая обстановку. Лошади с тревогой подняли головы, почувствовав присутствие незнакомца, но не разбежались.

Подбираясь к одной из лошадей сбоку, он ловко взлетел на неё.

– Тише, тише, – пригладил он по загривку заржавшего скакуна.

Скиталец понимал, что если оставить здесь хоть одну лошадь, то их просто заберут преследователи и погоня продолжится. Вновь набрав полные лёгкие воздуха он свистнул, пусть и не так громко, как в прошлый раз, но с достаточной силой, чтобы все лошади ринулись вперёд без разбору, одной стихией ускользая в лес.

И его скакун летел одним из первых, заставляя скитальца крепко сжимать бёдра и держаться за сбрую.

Глава Пятая: Суд

«Огонь – не судья,

он не спрашивает,

был ли ты прав.

Он спрашивает,

остался