Закон навязанных обстоятельств

– Значит, любой мог положить тебе ее в сумочку, пока ты раскладывала продукты, – рассуждал вслух Андрей.

– Господь с тобой, Андрюша, – сказала Римма ласково. – Девочки-то тут при чем, скорее всего, мне на рынке подкинули ее, когда я рассчитывалась. Последним делом я купила рыбу, вот там это и случилось, наверное.

Он посмотрел на нее ласково. Римма-Римма, она совсем не изменилась. Он знал ее уже тридцать лет, а она все такая же добрая и доверчивая, какой была в двадцать. Да что там, она и внешне-то почти не изменилась. Черные волосы подстрижены очень коротко, огромные глаза и точеная фигура, всегда подчеркнутая вещами черного цвета. Разве что за тридцать лет, что они знакомы, это красивое лицо покрыли небольшие морщинки, но они совсем ее не портили, а лишь придавали солидности.

– У тебя ведь скоро юбилей, – вспомнил Андрей. – Надо подумать, как будем праздновать.

– Глупости, – отмахнулась Римма с улыбкой. – Женщины уже такие даты не отмечают. Это ты в пятьдесят лет, вон, молодую замуж ведешь, а женский век короток, и пятьдесят – это… – Она замолчала, не закончив свою мысль, лишь грустно на него посмотрела.

Андрею почему-то стало стыдно смотреть ей в глаза, он встал и уставился в окно. Прямо на него с лужайки таращился отвратительный снеговик. Обычно добрый персонаж получился у его создателя злым, даже зловещим. Андрей хотел поинтересоваться у Риммы, кто же его слепил, но губы, казалось, сами произнесли другое, то, что действительно его сейчас волновало.

– Осуждаешь? – спросил он ее виновато.

– Нет, – улыбнулась Римма. – Кто я такая, чтоб осуждать тебя. Сестра первой жены, тетка твоей дочери, которая всю жизнь в приживалках живет. Боюсь я за тебя, тут еще эти открытки… Нужно все рассказать девочкам, чтоб и они были аккуратны? Или в полицию сходить.

– Не надо, – сказал Андрей. – Угрожают только мне, да к тому же сегодня должны приехать спецы из Москвы, мне брат обещал. Скажи, я хоть немного на него похож? – вырвалось у него, и кровь тут же прилила к лицу. Он знал, что Римма поймет, о ком он.

– Не говори глупостей, ты совсем другой, – засмеялась она. Неужели такая родная Римма, так тонко его чувствующая, не поймет, что не такой ответ он хочет услышать? – Твой отец был жестким и даже жестоким, а ты другой.

Римма хотела сказать что-то еще, но тут дверь распахнулась.

– Папа! – Дочь, как всегда, ворвалась в кабинет без стука. – О, Римма, привет. – Она подбежала к тетке, которая вырастила ее как собственную дочь, и небрежно чмокнула в щеку.

– Что случилось? – поморщился Андрей. В последнее время Геля вела себя так шумно, когда ругалась со своей подругой и по совместительству его новой невестой Алисой. – Опять?

– К тебе там какие-то фрики, – заявила дочь. – Говорят, из Москвы.

Он выразительно посмотрел на Римму, приказывая молчать.

– Пап, а как насчет нашего разговора? – Дочь кинулась к нему. – Ты живешь своей жизнью, дай мне пожить своей. В конце концов, мне двадцать пять лет, я вправе за себя решать сама.

– Вот и живи, – пожал плечами Андрей, – только без моих денег, раз такая взрослая и самостоятельная. Делай что хочешь, но, если тебе все еще нужны мои деньги, значит, ты будешь делать как я скажу. Я не дам на это денег, так и знай!

– Ты не можешь так, ты обещал! – закричала в слезах Геля. – Почему ты женишься уже третий раз, тебе можно все? Эта твоя дура тратит больше, чем я прошу. Как ты так можешь?! – Она задыхалась от ярости и слез.

– Заметь разницу, я у тебя денег не прошу, и Алиса тратит мои деньги, а не твои, – холодно ответил он ей.

– Знаешь что, знаешь… – Геля, видимо, не могла придумать, какую еще ужасную вещь ему сказать. – Вот когда она умрет, так же, как другие твои жены, вот тогда ты вспомнишь про дочь!

Андрей не выдержал и со всего маха залепил Геле пощечину.

– И про сестру, – услышал он в этот момент от двери. Иванна стояла в проеме и с ухмылкой наблюдала за скандалом. – Я тебе щеку не подставлю, не надейся.

– Андрей, – Римма кинулась к рыдающей Геле, – зачем ты так, она еще ребенок!

– Она уже не ребенок, ей, как она только что кричала, уже двадцать пять лет, – пытаясь взять себя в руки, сказал он, тяжело дыша. – Двери моего дома открыты, если вам что-то не нравится – проваливайте, все проваливайте! А будете качать права, я сам вас выгоню к чертовой матери. С этой минуты только одна провинность, и вы на улице, и я не посмотрю, что одна из вас дочь, а другая – родная сестра.

Толкнув плечом Иванну, он направился к приехавшим московским специалистам.

Но в холле дома и правда его ждала странная компания, как сказала дочь, фрики. Худой и высокий молодой человек в ярко-лиловом пуховике внимательно рассматривал его портрет в полный рост, висевший на стене. Андрею очень нравилось, как его изобразил художник; единственное, черная борода, которую Андрей отпустил сразу, как только умер отец, под искусственным светом почему-то отливала на холсте синим цветом. При дневном же свете борода была, как и полагалось, черной. Чего только ни делал Андрей: и менял лампочки, и даже люстру, думая, что это ее блики так играют светом, – ничего не помогало, лишь только включался искусственный свет, борода тут же становилась синей. Он даже думал снять портрет, но уж очень он на нем был величествен и похож на «него», это тешило самолюбие и не давало убрать картину в кладовую.