Жизнь и смерть: Философская континуум-концепция

Между тем, именно континуум явился первым объектом, теоретико-множественное истолкование которого вызвало сомнения. В чем состоит неразрешимость континуум-гипотезы? В поисках доказательства континуум-гипотезы можно выделить два этапа: 1) Поиски доказательства не выходили за пределы наивной теории множеств (Г.Кантор, И.Кениг, Д.Гильберт). 2) Аксиоматизация теории множеств (Э.Цермело) – аксиома свободного выбора. На этом этапе существенных результатов достигли К.Гедель, П.Коэн. Кантору удалось сформулировать теорему о том, что если бесконечные линейные множества, то есть множества действительных чисел, разбить на классы не эквивалентных друг другу множеств, то число таких классов будет не только конечным, но и равным двум. Иначе говоря, не существует счетных множеств действительных чисел эквивалентных множеству всех действительных чисел. Именно эта мысль дала возможность четко сформулировать гипотезу континуума: мощность континуума есть первая несчетная мощность: С=А1, здесь С – мощность континуума.

По Кантору, множество называется упорядоченным, если для любых двух его элементов выполняется требование: «а > b» или «a < b» и при этом свойство порядка транзитивно: если «a > b» и «b > c», то и «a > c». Множество будет вполне упорядоченным, если потребовать дополнительно: во-первых, никакой элемент не следует за самим собой; во-вторых, в любом подмножестве имеется первый элемент. Отсюда видно, что множество натуральных чисел вполне упорядоченно, а множество вещественных чисел лишь упорядоченно. Мощность континуума есть некоторый алеф: С=Аx. Остается доказать, что х = 1. Н.Н.Лузин высказал догадку о том, что континуум-гипотеза носит характер свободной аксиомы, подобно аксиоме о параллельности прямых в геометрии. Именно эта догадка оказалась подлинным смыслом достигнутого уже в наше время в аспекте решения континуум-проблемы в исследованиях К. Геделя и П.Коэна.

Итак, результаты исследований показывают, что континуум не может состоять из определенной, хотя бы и большей счетной совокупности непротяженных элементов-точек, ибо мощность континуума на алефической шкале может совпадать как с первым алефом, так и со вторым, и, по-видимому, любым алефом. Значит, место мощности континуума на шкале алефов не определено, можно говорить о свободном перемещении мощности континуума с алеф-один на алеф-два и т.д. и при этом не будет противоречия с основными аксиомами теории множеств. Достигнутое решение континуум-гипотезы относится к теории множеств построенной на основе аксиоматики Цермело-Френкеля.

Таким образом, континуум оказался чем-то несравненно более богатым, чем просто лишь множество точек, хотя бы и за-бесконечной мощности, и само понятие «множество», вовсе не исчерпывает его сущности. В связи с этим уместно сказать, что для Г.Вейля, как и для других интуиционистов, континуум вообще не является множеством точек: континуум – это среда свободного становления, в которой мы можем помещать точки, стягивая интервалы, но которая не состоит из точек. На неисчерпываемость континуума множествами любых чисел указывал и А.А. Холшевников.

Исключительно множественная концепция точечного континуума является односторонней идеализацией «реального» континуума, причем идеализацией не только законной, но и необходимой в рамках абстрактных математических построений. Однако вынесение ее за пределы той или иной аксиоматической системы с последующим приписыванием ей какого-то реального смысл недопустимо. Нельзя не видеть, что это является также естественным подтверждением известных представлений о диалектической природе континуума и неисчерпаемости его в одностороннем «точечном» или чисто «множественном» представлении.

Допустимо ли подобное философское истолкование достигнутого решения континуум-гипотезы? Некоторые математики в философском истолковании независимости континуума-гипотезы идут дальше. В связи с этим открытием, П.Коэн признает вполне допустимым даже крайний финитизм, вообще отрицающий какой-либо реальный смысл за бесконечными множествами. С точки зрения диалектики множественного и целого, финитистская концепция континуума также одностороння, как и противоположная ей наивно реалистическая, абсолютизирующая его множественный аспект. И сам П.Коэн, отмежевавшись от обеих точек зрения, в конечном счете склоняется к признанию неисчерпываемости континуума любыми известными в настоящее время типами множеств.

Со времен Ф.Гегеля существует не как аксиома, а как факт диалектической логики известное положение о соотношении понятий многого и единого. В нашем примере понятие многого существует лишь постольку, поскольку есть противоположное ему понятие единого (понимаемого в качестве отрицания многого и всякой множественности). Понятия «Жизнь» и «Смерть» оказываются неразрывно связанными, взаимно обуславливаемыми и взаимно определяемыми через отрицание одного другим. Причем так, что многое в конечном счете имеет своим основанием единое. Но вырастая из него, оно никогда не исчерпывает его, а единое, в свою очередь, именно благодаря этому существует через многое и во многом. Поэтому, «мир» или «реальность», с точки зрения диалектической логики, обладает неустранимой «двуликостью» или «противоречивостью», и одного лишь понятия множества недостаточно для исчерпывающего описания реальности: необходимо обращение к прямо противоположному и дополнительному по отношению к нему понятию единого. Именно с этим логическим фактом взаимоопределимости и взаимоотносимости категорий множественного и единого математики и столкнулись в проблеме континуума.

Следует особо подчеркнуть уникальность современного этапа в исследовании континуума. Даже беглого ознакомления с историей этого понятия в математике достаточно для того, чтобы заметить в истории оснований математики попеременное обращение к концепциям прерывности или непрерывности, которое никогда не было простым повторением пройденных этапов, но каждый раз расширяло математический горизонт и обогащало арсенал математических методов. Тем не менее вся прошлая история континуума хорошо вкладывается в старую схему единства прерывного и непрерывного. Поэтому при поверхностном подходе к результатам достигнутого решения континуум-проблемы может показаться, что и в настоящее время мы имеем еще один (и лишь один из многих) поворотов к «чистой непрерывности» континуума. Однако такое представление было бы в корне ошибочным, ибо оно игнорирует следующие важные обстоятельства:

1) Отвергаемая здесь концепция континуума была сформулирована на теоретико-множественном языке, в котором термины «прерывность – непрерывность» занимают подчиненное положение по отношению к термину – «множество» (множества могут быть прерывными и непрерывными). И если оказалось, что в конечном счете континуум не есть множество, то это означает, в частности, что он не является множеством с заданными на нем свойствами непрерывности или прерывности.

2) Обнаруженный факт невозможности исчерпывающего и однозначного описания континуума как множества, ведет к признанию в нем свойств нетривиальной целостности, которую следует понимать как отрицание и исключение всякой множественности. Более адекватной природе континуума оказывается диалектика множественного и единого (как неразложимого на многое целого), чем диалектика прерывного и непрерывного, которая вся опирается на понятие множества. Диалектика прерывного и непрерывного в некотором смысле разрешается в диалектику множественного и целого и снимается в ней, когда обнаруживается неуниверсальность понятия множества и необходимость введения его полного отрицания.

Теоремы Геделя о неполноте формальных систем и континуум-проблема. В процессе развития идей Гильберта было установлено, что центральный вопрос обоснования математической теории – вопрос о ее непротиворечивости – приобретает вполне точный смысл для такой теории, которая полностью формализована. На основании определенных правил вывода, которые также записаны в формальном виде, от аксиом можно перейти к любому предложению теории или вывести его. Сам вывод также формализуется. Суть доказательства непротиворечивости формализованной системы заключается в установлении таких ее свойств, которые делают невозможным проявление в ней предложений типа «А и не-А». Это доказательство проводится с привлечением наиболее простых и не вызывающих сомнений средств.

Сам по себе факт установления возможности доказательства лишь относительной непротиворечивости для достаточно богатых систем имеет огромное философское значение, поскольку он очевидным образом идейно смыкается с известными философскими положениями о диалектике относительного и абсолютного в знании. От знаменитой формулы: «непрерывность есть единство во множественности – остается только множественность». Для понимания эпистемологического смысла достигнутого решения континуум-проблемы оказывается необходимым обращение к диалектике понятий множественного и единого (понимаемого как отрицание и противоположность многого). Но изучение соотношения этих понятий и связанной с ними диалектической идеи выходит за пределы математики и относится уже к области философии.

Следует обратить внимание на одно обстоятельство, также свидетельствующее об уникальности теоретико-познавательных проблем, возникающих в связи с установлением неразрешимости континуум-гипотезы. Однако континуум-гипотеза содержит более глубокую проблему, чем постулат о параллельности в геометрии. Думается, что именно диалектика множественного и единого (целого) позволяет понять, в чем тут дело.

Дж. Белл, основываясь на том, что существенное разделение предусмотрено законом исключенного третьего, определяет разрыв между интуиционистскими (Брауэра и Ловера) и классическими (Стевина и Робинсона) континуумами. Дж. Белл выделяет две различные исторические концепции бесконечно малого – Лейбница и Ньивентейдта. Причем, концепция Лейбница была реализована в теории Робинсона, а концепция Нивентийдта в теории Ловера. Следовательно, в непрерывности имеют место «малые» этапы, которых мы в своей практике либо опускаем, либо не признаем вовсе. Отсюда можно сделать допущение о том, что между категориями «Жизнь» и «Смерть» есть промежуточные «малые» этапы, как элементы прерывности в непрерывности.

«Жизнь», как философская категория, рассматривается не только как биологический процесс, но и как целостная реальность, включающая в себя сознание, восприятие, переживания, а также вопросы смысла, цели и ценности существования. Вопрос же о смерти как итог жизни, как показатель конечности жизни также является важной частью философского осмысления жизни, влияющей на понимание ее ценности и смысла.

«Смерть» как философская категория представляет собой осмысление феномена прекращения жизни и его значения для человеческого существования. В биологическом смысле, смерть – это прекращение всех жизненных процессов организма. Если в онтологическом аспекте смерть как категория бытия рассматривается в контексте конечности человеческого существования и его отношения к вечности, то в экзистенциальном аспекте – смерть является важным фактором, формирующим человеческое бытие, определяющим ценность жизни и влияющим на принятие решений.

В целом, «жизнь» и «смерть» как философские категории являются сложными и многогранными понятиями, которые затрагивают фундаментальные вопросы бытия и человеческого существования, а также вызывает множество этических и моральных дилемм. Есть такое выражение: «Для тех, кто считает смерть реальной, она – глухая стена. Для тех, кто считает её нереальной, смерть – дверь в иную жизнь». Согласно прогнозной оценки «Проекта – 2045» в период первой половины XXI в. впервые будет оживлен умерший человек. Согласно футурологического прогноза этот век будет характеризоваться постепенным переходом человека из биовида в техновид, что предполагает победу над смертью. В свое время, нами была выдвинута философская концепция «Эстафетная гуманология», предметом которой было установление закономерных связей между развитием технологий и трансформацией самой сути человека.

Понятно, что физиологическая сторона смерти непосредственно связана с её сильно нагруженным философским, моральным и социокультурным измерением. Отношение к смерти является одной из определяющих и системообразующих характеристик и принципов любого человеческого сообщества и культуры, а также в процессе самопонимания и самооценки человека, в особенности в эпоху технократизма и эксторпии (цивровизация, биотехнологизация, аватаризация, биокибернетизация и пр.). В указанных обстоятельствах «Смерть» не может рассматриваться в отрыве от человеческой идентичности и, в более широком смысле, от «Жизни». Это, с одной стороны, позволяет обосновать необходимость включения философского дискурса и различения жизни и смерти, скажем, в современные дискуссии об органном донорстве, а, с другой стороны, влечёт за собой необходимость формулировать и решать вопросы и проблемы, связанные с определением момента смерти человека.

В ряде наших монографий («Проблемы пересадки органов», «Трансплантология: мораль, право, этика», «Трансфер сознания», «Современные проблемы трансплантологии», «Морально-этические императивы в трансплантологии», «Мораль трупного донорства», «Нейрофилософия: мозг и сознание» и др.) изложены наши биофилософские концепции пересадки органов. В них сформулирована биоэтическая проблема смерти в контексте непосредственно практики органного донорства, которая состоит в определении универсального критерия смерти, который позволил бы максимально безболезненно как с физиологической, так и с этической точки зрения осуществлять процедуру удаления органов из человеческого тела с целью помощи (предоставления Блага) другому человеку, жизнь которого зависит от трансплантации органа.

Нашими исследованиями показано, как современная практика органного донорства актуализирует, усложняет и проблематизирует традиционные экзистенциальные вопросы и как рефлексия о них позволяет переосмыслить и саму биомедицинскую практику. Рассматриваются и сравниваются перспективы того, как современные мыслители – философы, биоэтики и медики-практики – с философской точки зрения осмысливают проблемы смерти в контексте современной практики органного донорства. Нами сопоставлены подходы двух значимых мыслителей XX в. – М.Хайдеггера и Левинаса, – для которых философская категория смерти и концептуальная граница между «жизнью» и «смертью» предоставляет большие возможности для проблематизации органного донорства, что заставляет поставить вопрос о допустимости самой практики в силу её подвижности и возможных злоупотреблений неоднозначными определениями. Причем, для актуализации именно философской составляющей современной дискуссии об органном донорстве в контексте проблематики смерти, тезисы этих авторов анализируются с опорой на основные положения «философии смерти» Левинаса и М.Хайдеггера.

Кроме того, все более актуализируются проблемы трансфера сознания и посмертного существования человека. Большое место в структуре исследований философов занимают морально-этические вопросы. Скажем, проблемы, связанные с донорством органов, эвтаназией, отношением к умирающим, также являются частью философского осмысления смерти.  Экзистенциалистами смерть рассматривается как неизбежный факт, формирующий экзистенцию и придающий ей смысл. Стоики смерть понимается как естественная часть бытия, к которой следует относиться спокойно и мужественно. Буддизм и индуизм смерть рассматривается как переход в другое состояние, связанный с перерождением (реинкарнацией). То есть философы все чаще исследуют вопросы сознания после смерти, возможные формы существования души, а также концепции реинкарнации и загробной жизни. Трансгуманизм предполагает возможность преодоления смерти, в том числе путем переноса сознания на цифровые носители или биологического бессмертия. Об этих проблемах мы говорим со страниц монографии «Трансфер сознания» (Ашимов И.А., 2023).

Нужно отметить, что категории непрерывности и прерывности являются взаимодополняющими при любом исчерпывающем описании объекта. Проблема структуры континуума представляет собой тот проблемный узел, в котором неразрывно связаны категории непрерывности и прерывности. В силу своей философской фундаментальности категории непрерывности и прерывности подробно обсуждаются уже в античной философской мысли. Для Аристотеля непрерывное не может состоять из неделимых частей.

В философии Г.В.Лейбница была дана оригинальная интерпретация соотношения непрерывности и прерывности. Мир непрерывного не есть мир действительного бытия, а мир лишь возможных отношений. Непрерывны пространство, время и движение. Более того, принцип непрерывности является одним из фундаментальных начал сущего. Лейбниц формулирует принцип непрерывности следующим образом: «Когда случаи (или данные) непрерывно приближаются друг к другу так, что наконец один переходит в другой, то необходимо, чтобы и в соответствующих следствиях или выводах (или в искомых) происходило то же самое» (Лейбниц Г.В., 1982). И. Кант, полностью поддерживая лейбницевский тезис о феноменальности пространства и времени, строит тем не менее континуалистскую динамическую теорию материи. В мире есть свобода, откровение, творчество, разрывы непрерывности – как раз те «зияния», которые отвергает принцип непрерывности Лейбница.

Г.Кантор под континуумом понимает бесконечные множества, количественно эквивалентные множеству действительных чисел. П.Коэн считает, что при геометрической интерпретации действительных чисел континуум может быть представлен с помощью точек числовой прямой (или оси абсцисс). Поскольку множество всех точек любого отрезка такой прямой эквивалентно множеству всех действительных чисел, континуум можно интуитивно представить в виде любого отрезка или непрерывной линии поверхности. По сути, речь идет об идеализированной модели единого физического пространства-времени.

Понятие континуум как одно из уточнений категории непрерывности имеет важные методологические функции. Например, Лейбниц считал, что непрерывность обладает онтология, статусом («природа не делает скачков») и выступает необходимым условием истинности законов природы. В рамках диалектико-материалистических исследований понятие континуум используется для анализа принципа причинности, соотношения части и целого, прерывного н непрерывного, конечного и бесконечного и др.

Глава I

II

.

Континуум-гипотеза «АнтиЖизнь»

Рассуждение о континуум-гипотезе «Жизнь / АнтиЖизнь» и «Смерть / АнтиСмерть» начнем со слов «возьмем произвольный элемент множества». Скажем, что имеет право на жизнь новые понятия «АнтиЖизнь» и «АнтиСмерть». Это нейтральная версия, которая ничего не говорит о существовании каких-либо понятий между категориями «Жизнь» и «Смерть», как промежуточные мощности (По Кантору). А вот если мы допустим существование множеств промежуточной мощности в виде «АнтиЖизнь» и «АнтиСмерть»? В авторской концепции сформирована развернутая философская идея «Жизнь / АнтиЖизнь», которая переосмысливает традиционное противопоставление категорий «жизнь» и «смерть», смещая акцент на конфликт между «жизнью» и «противожизненными факторами».

Идейной основой концепции является два авторских романа: «Биозвлом» (2016), «Фиаско» (2018). В авторском понимании, термин «АнтиЖизнь» впервые введен по аналогии с понятиями «антиМир», «антиВещество», «антиЧастицы». «АнтиЖизнь» определяется как совокупный процесс, ведущий к утрате будущего у человека. Это понятие охватывает любые нововведения или явления, противодействующие жизни, и подчеркивает противоречие не между жизнью и смертью как конечными формами существования и не существования, а между жизнью и факторами, способствующими утрате человеческого потенциала и будущего.

Как известно, смерть рассматривается как точка перехода бытия от одной формы к другой, к тотальному концу человека, когда все шансы возрождения жизни категорически утрачены. В чем суть антиномийного понимания термина «АнтиЖизнь»? Известно, что антиномия в данном контексте – это рассуждение, состоящее из двух взаимоисключающих утверждений, которые нельзя отнести ни к истинным, ни к ложным. В этом аспекте, концепция «Жизнь / АнтиЖизнь» выступает как символ конфликта, где для существования символа необходима оппозиция, члены которой противоположны, но вместе составляют целое. Эта антиномия позволяет глубже раскрыть проблематику научных и ненаучных гипотез, особенно в условиях фантастических и полуфантастических допущений.

Примером является смена оппозиции «Жизнь» / «Смерть» на «Жизнь» / «АнтиЖизнь», что более логично, так как биологическая смерть означает полную утрату возможностей воскрешения жизни и будущего. Между тем, противожизненные фактора («АнтиЖизнь» является ничем иным как часть существования и представляет собой определенный урон, растянутый во времени, тогда как смерть – это предел существования, следовательно, она не может находится в самом существовании. В этом аспекте, «АнтиЖизнь» представляет собой абстрактное выражение наличие у человека потенциала будущего, то есть возможности на будущее, хотя, возможно, минимального.

Концепция «Жизнь / АнтиЖизнь» имеет научно-философскую направленность и служит исследовательским приемом для анализа проблем-предостережений, связанных с новыми и сверхновыми технологиями. При этом ключевые аспекты следующие:

1) 

Технологии как факторы «АнтиЖизни». В концепции рассматриваются такие технологии, как клонирование, биочипизация, трансплантация мозга и роботохирургия. Особое внимание уделяется нанобиочипу-гомеорегулятору, который в романе получает «право» запускать эвтанаторную программу, делая его «судьей и палачом». Это отражает идею о том, что технологии, призванные улучшать жизнь, могут стать инструментами «АнтиЖизни», ведя к потере будущего.

2) 

Эвтаназия как проявление «АнтиЖизни». В контексте концепции, эвтаназия рассматривается как один из ярких примеров «АнтиЖизни». Борьба с «АнтиЖизнью» становится миссией врачей, которые, по своей сути, призваны спасать жизнь, а не способствовать смерти. В романе «Биовзлом» обсуждается легализация эвтаназии и ее этические, экономические, и моральные аспекты, а также тенденция к ее принятию в обществе. Подчеркиваются следующие контексты эвтаназии: Во-первых, конфликт гуманизма. Концепция подчеркивает отход от «декларативного гуманизма» и приход трансгуманизма и карианства. Это приводит к тому, что поступки врачей могут идти вразрез с клятвой Гиппократа, а общество постепенно принимает практики, которые ранее считались антигуманными. Во-вторых, потеря свободы воли. Отмечается проблема минимизации свободы воли пациента, включая его право на принятие решений, особенно в условиях, когда врачи получают власть над жизнью и смертью. В-третьих, символизм и интерпретация. Антиномии используются как символы, создающие смысловую перспективу. Интерпретация в данном случае – это работа мышления по расшифровке скрытого смысла, раскрытию уровней значения, заключенных в буквальном значении слов «жизнь», «смерть».