Лётчик: Лётчик. На боевом курсе! Под крыльями Босфор

Не дай боже, облачность ещё ниже опустится. Или туман на землю сядет. Тогда останется только посадка перед собой наугад, куда придётся. И угробить самолёт? Нет, не подходит. Или разворачиваться и возвращаться назад? Топлива на это хватит. И зачем я в эту хмарь полез, спрашивается? Солнышко обнадёжило? Ошибся, а подобные ошибки могут очень дорого стоить. Особенно когда из приборов только высотомер в кабине стоит. Бр-р, неприятно. Ну-ка, прочь сомнения! Теперь только вперёд! Вот-вот по моим прикидкам город должен показаться. Уж мимо него я точно не пролечу.

Серые рельсы впереди упёрлись в такое же серое из-за дождя здание Псковского железнодорожного вокзала. Даже обрадоваться не успел – сразу же завалил самолёт в пологий левый крен со снижением до пятидесяти метров и полетел почти перпендикулярно железной дороге над серыми мокрыми крышами. Тут уже знакомые до боли места, всё понятно.

Проплыли внизу окраинные домики, и я начал крутить правый разворот, одновременно прибирая обороты мотора и снижаясь в непрекращающийся дождь. Где-то там, впереди, должен быть наш аэродром. Ещё раз порадовался, что на десятом «Ньюпоре» высотомер стоит. Правда, больше ничего нет, но и то хорошо. С другой стороны, а что я ещё хочу? Надо радоваться и такой малости. Очень жалею, что не подумал снять компас с «Фармана». Поставили бы его на заводе за милую душу. А в Москве подобного я не нашёл, это лишь у флотских имеется, собирался в Петербурге искать, но снова не получилось. Ничего, в столице не успел, зато в Ревеле успею. Обязательно поставлю.

А ручной компас меня не совсем устраивает, лучше уж иметь стационарный. К хорошему быстро привыкаешь. Вот и теперь взгляд иной раз нет-нет, а так и прилипает к пустому месту на передней панели, к тому, где на старом самолёте у меня был прикреплён подарок от инженеров строящейся крепости Петра.

Каким образом умудрился так точно на входные буйки посадочной полосы угадать, да ещё и своевременно их заметить, не знаю. Сам удивился. А дальше руки сработали. Рукоятку воздушной заслонки на себя, дроссель на минимум, ручку вперёд и сразу же назад, выравнивая аппарат перед самой землёй. Скорость всё-таки великовата, самолёт немного вспух. Придавил его коротким движением ручки, выровнял, а может, его сильным дождём прижало, кто знает. Лечу над самой землёй, на глазок сантиметров пятьдесят высота. Скорость начинает падать, и самолёт немного проседает вниз. Плавно тяну ручку на себя, ещё чуть-чуть, ещё немного и колёса начинают шуршать мокрой травой. Скорость в этой сырости быстро падает, стойки колёс принимают на себя всю тяжесть аппарата, передают на фюзеляж все неровности лётного поля. Правую педаль вперёд, и увожу аэроплан к правому обрезу посадочной полосы. Справа же, чуть в стороне выплывает тёмное пятно здания метеостанции. Замедляюсь быстро, мокрая трава хорошо тормозит, можно сворачивать в сторону. Хорошо, что здесь повсюду песок. Была бы земля – точно завязли бы колёса при посадке. Перевернулся бы. А здесь почти нормально, даже не вязну.

Рулю между буйками мимо невысокого бугра с метеостанцией и караульным помещением, откуда в этот момент вываливаются ошалевшие солдатики. Ясно вижу удивление на их лицах.

Вот и наши ангары. К сожалению, на аэродроме кроме охраны никого, лишь одинокий часовой на бегу разбрызгивает воду из луж. Потому как очень торопится меня лично поприветствовать, да ещё и винтовку при этом с плеча скидывает. Охо-хо, грехи мои тяжкие, этого мне как раз и не хватало. Надеюсь, сразу стрелять не станет? Поэтому ну его от греха – вплотную к ангарам рулить не буду. Глушу натрудившийся мотор, сразу перекрываю топливный кран и свою секретку, отстёгиваю привязные ремни.

Тут и кавалерия подоспела в лице запыхавшегося от быстрого бега часового.

– Стой…

– Да стою я, стою, – не даю часовому закончить известную всем служившим команду.

– Ва-аше благородие, а откуда вы… – тянет явно узнавший меня солдат.

– Откуда-откуда… Оттуда, – показываю рукой в облака, и солдатик вслед за моим жестом послушно задирает голову верх. Шуток не понимает.

– Митрохин, что за разговоры! Марш на пост! – рявкает так вовремя подоспевший от караулки унтер.

Дома! Одни знакомые лица кругом! Счастье-то какое!

Часовой отступает на пару шагов и замирает на месте. Тут же спохватывается и заканчивает оборванную команду. Во весь голос орёт:

– Стрелять буду!

– Я кому сказал, марш на пост! Вот ужо стрельну тебе! – вздыхает начальник караула и грозит часовому кулаком.

– Так я на посту, – растерянно отвечает караульный и ведёт взглядом по сторонам.

Унтер крякает досадно за свою явную оплошность, машет рукой часовому и командует довольным внеплановым развлечением бойцам:

– Помогите господину поручику.

Это хорошо, когда есть кому помочь. И я тут же подаю вниз оба тяжёлых свёртка с пулемётами. Правда, для этого приходится вылезать из нагретой лужи подо мной, вставать и перелезать назад. Радуется лёгким порывом ветер, обдувает, и ниже спины сразу становится холодно. Отцепляю крючья, сбрасываю сеть. Своё с таким трудом приобретённое имущество ни за что не оставлю без присмотра. Мало ли какая любопытная сорока в погонах его в моё отсутствие утащит? Они же любят всё блестящее. Шучу, конечно, никто на моё добро руку не поднимет, но пока светить своими приобретениями среди сослуживцев нет никакого желания. В караулке всё и оставлю. У них можно. Сухо там, опять же, и печка наверняка топится, дымок из трубы виден.

Вот осмотрюсь в роте, узнаю, чем она сейчас дышит, тогда и подумаю, как легализовать свою покупку. Или до Ревеля с этим подожду. Единственное, так это патронные ящики оставил в задней кабине, да они под брезентом лежат. Сверху ещё и сеть поправил, укрыл хорошо. Крючья на место зацепил, ничего с ящиками не случится. А пистолеты у меня всё в том же саквояже среди старой формы так и лежат, почищенные и в чистую белёную холстинку тщательно завёрнутые. Надеюсь, вода до них, как и до остальных моих вещей, не добралась.

Вслед за пулемётами последовал саквояж, а потом и я сам спрыгнул, чуть не поскользнувшись на плоскости. Крыло-то из-за дождя всё скользкое. Хорошо ещё, что масло отработанное только снизу на него набрызгивается, а то точно летел бы сейчас в траву кувырком. Было бы солдатикам ещё одно развлечение.

Потом пришлось возвращаться в караулку со всем своим добром и ждать, пока начальник караула вызвонит из расположения дежурный транспорт. Зато немного отогрелся возле раскалённого бока чугунной печки. Чуть позже, всего через несколько лет, к подобным изделиям намертво прилипнет название «буржуйка».

Солдаты с любопытством косились на тяжёлые свёртки, но вслух вопросов никто не задавал. Хотя, судя по тому, как они многозначительно переглядываются между собой, усекли, что там внутри непростое железо. Всё-таки военная закалка даёт о себе знать.

А чуть позже и знакомый грузовичок подрулил. Звук мотора пробился через тарабанящий по железной крыше шум дождя, тут же хрипло прокаркал о прибытии осипший и промокший сигнал клаксона. Поблагодарил за помощь и распрощался со служивыми. Оставил самолёт под надёжным присмотром и расписался в журнале приёма-сдачи объектов под охрану. Ветра почти нет, дождь обложной, судя по всему – он надолго, что мне и в караулке подтвердили. Метеослужба на весь день даёт неблагоприятный прогноз по осадкам, но без усиления ветра. Поэтому якорить и привязывать самолёт не стал. Караульные присмотрят, если что. А завтра у меня точно будет день наземной подготовки. Или полдня. Посмотрю по самочувствию и настроению.

– С возвращением, ваше благородие, – приветствует меня заглянувший в караулку водитель. Видно, не дождался на улице и решил таким образом поторопить события.

– Здорово, Матвеич. Как вы тут без меня?

А сам внимательно смотрю, как караульные укладывают у стеночки мои тяжёлые свёртки.

– Ближе к перегородке складывайте! Вот сюда, под стол, чтобы под ногами не мешались, – командует начальник караула, и я киваю ему благодарно. Нет, нужно будет обязательно проставиться перед офицерами в роте охраны. Они ко мне лицом, значит, и мне негоже к ним другим местом поворачиваться. Завтра в обед и сделаю.

Прощаюсь с личным составом и выхожу на улицу вслед за водителем, на ходу выслушивая его ответ.

– Да всё хорошо. Летают почти каждый день. Сегодня только погодка испортилась, все офицеры в собрании сидят. Ваше благородие, вас куда везти? – захлопывает Матвеич дверцу грузовичка.

– Да к командиру сначала, потом в канцелярию, а дальше видно будет. Домой, наверное. Понял, братец?

– Так точно. А где ваш «Фарман»?

– Теперь вместо «Фармана» будет «Ньюпор». Махнул не глядя!

– Это как так? – удивился Матвеич.

– А так. Поменял старый самолёт на новый. С доплатой.

– С какой такой доплатой? – Матвеич вообще в ступоре, даже газ сбросил, и грузовичок сейчас еле катится, почти остановился. Хорошо, что навыки у водителя никуда не делись, и передачу он автоматически выключил.

– Пришлось в кабалу себя продать. Вот такая доплата. Отдохну и дальше полечу, в рабство.

Смотрю на удивлённо моргающего Матвеича и начинаю всё громче и громче хихикать. Тот сначала ещё больше удивляется такому моему поведению, хотя куда уж больше, но уже начинает соображать, что господин поручик, похоже, просто шутит таким странным образом. Удивление сменяется сначала растерянностью, а потом и хитрой усмешкой. Ох, чую, отплатит мне Матвеич такой же монетой. Не-не-не, с водителем в этом времени нужно дружить, мало ли куда в нужный момент на своём грузовичке подвезти сможет.

– Извини, пошутил я. У «Фармана» мотор отказал, пришлось его в Гатчине оставить. Будет одним учебным самолётом в лётной школе больше. А мне вместо него «Ньюпор» дали. Осваиваю его теперь.

– И как? Хороший самолёт?

– Хороший. Поехали, фельдфебель, поехали. А то я до последней нитки промок.

И Матвеич поехал. Ох, придётся сегодня мне свои вещички сушить…

Доложился командиру, рассказал о командировке, как и куда пришлось летать, что делать, показал заполненную лётную книжку. На моё счастье объяснять причины своего временного перевода в Ревель не пришлось, генерал сдержал своё слово, и в роте уже обо всём знают. И даже пакет с готовыми документами меня в канцелярии дожидается. Уже распрощавшись, Роман Григорьевич придержал меня:

– Сергей Викторович, в канцелярии не забудьте печати поставить на все листы и… – немного замялся.

– Да, Роман Григорьевич?

– Скажите, поручик, замену вам просить?

Я задумался. Кто его знает, как дальше жизнь сложится. Остроумов чётко сказал, что после Ревеля останусь в его личном подчинении. Что это будет значить и надолго ли останусь, пока не знаю. Так и ответил своему командиру. Его можно понять. Был я как все, ничем среди офицеров роты не выделялся, особых хлопот начальству не приносил. А тут, ни с того ни с сего, и летать по-другому стал, и новшества из меня, как из рога изобилия, сыпятся. Командировки непонятные, связи и знакомства как-то вдруг из ниоткуда появились, не говоря уже о столичных протекциях. Вот и осторожничает Роман Григорьевич, не знает, что от меня дальше ждать. И лучше бы было сплавить меня куда подальше от хлопот, но кто его знает, вдруг ещё пригожусь? Так что сомнения своего начальства понимаю, но ничем помочь не могу.

А о скорой войне ничего ему не сказал. И так всё узнает, осталось времени-то всего ничего. А от будущей линии фронта мы далеко, будет время подготовиться…

Квартиру на всякий случай сдал, с хозяевами распрощался и рассчитался. Если вернусь в город, жильё себе всегда найду. Но момент этот на всякий случай обговорил.

Утром в последний раз позавтракал за общим столом, ещё раз поблагодарил Елену Сергеевну за всё хорошее и вышел на улицу. Странное ощущение. Вокруг обычная жизнь, звучат мирные разговоры, уже бывшие мои соседи по-прежнему мило общаются между собой, а меня как бы и нет. Словно я уже вычеркнут из их жизни. Даже не по себе немного, словно некая призрачная стена за одну ночь выросла между нами, разделив нас на своих и уже чужих.

Передёрнул плечами, встряхнулся, переворачивая эту очередную страницу моей нынешней жизни. Махнул рукой встрепенувшемуся извозчику, загрузил в пролётку своё невеликое имущество и залез сам. Ехать недолго, пока перебирал в уме, всё ли я собрал и не забыл ли чего, мы и приехали. Да ещё вчерашний поздний разговор с Вознесенским никак из головы не выходил. На всякий случай вчера распрощался со старым товарищем. Мало ли как дальше судьба сложится? В этот раз таиться не стал, рассказал Андрею всё, что знал о предстоящей войне, о грядущей катастрофе. Пусть готовится. Глядишь и уцелеет. Просидели за разговором до поздней ночи…

Расплатился с извозчиком. Отдал тридцать пять копеек, что-то дорого. В прошлый раз платил двадцать пять. Или такса выросла за багаж? А может, потому что доехали прямо до канцелярии? Ну и ладно. Выгрузился. И куда мне теперь со всеми этими свёртками? В них вся моя форма, повседневная и парадная, кое-какая цивильная.

И за завтраком в собрании я оказался вроде отрезанного ломтя. Пока ещё свой, но уже чужой. Чувствуется некая отстранённость. Не сказать, что это сильно меня задело, но немного на душе неприятно. Всё-таки моя рота, мои товарищи. То есть не мои, а прежнего тела, но… Запутался совсем. Да и ладно, нужно идти вперёд.

Забрал документы, перевёз вещи на аэродром. «Ньюпор» за время моего отсутствия механики перекатили поближе к нашему пустующему ангару. Но внутрь пока не закатывали. Решили просушить под солнышком самолёт. И правильно, я и сам по этому поводу здорово волнуюсь. Всё-таки столько времени он под дождём простоял. Не разбухло бы дерево. Оно хоть и обработанное со всех сторон, но вода, как говорят, дырочку везде найдёт.

С техническим составом я уже виделся, здоровался, поэтому сразу включился в работу. Разогнал любопытных, машинка новая, здесь такой ещё нет, поэтому народ вокруг и толпится. Для начала разгрузили заднюю кабину, ящики выложили на солнышко и тряпки тут же развесили. Некрасиво, конечно, не воинская часть, а прачечная какая-то получилась. Но деваться-то некуда, нужно сушить, иначе заплесневеет и сгниёт всё быстро.

Вдвоём с Изольцевым тщательно осмотрели аппарат, проверили и прощупали механическую проводку. Особое внимание обратили на деревянную конструкцию, не намокла ли, не разбухла ли. Мотористы занялись обслуживанием мотора, а я уселся за чистку своих пулемётов. Сначала в гордом одиночестве, а потом и добровольные помощники объявились. Слух сразу по аэродрому разлетелся, вот оружейники и подсуетились, проявили инициативу.

Заодно в процессе работ с лейтенантом продолжили давний разговор о креплении пулемётов на самолёт. Посмотрел на его чертёжики, обсудили уже установленные, изготовленные на заводе, перебрали возможные плюсы и минусы конструкции применительно к моим пулемётам.

А чуть позже и командир подъехал. И тоже с личным интересом. К самолёту, пулемётам, держателям для подвески и сброса бомб, к креплению для фотоаппарата. Ну и ладно, мне не жалко, а даже, наоборот, хорошо. Всё людям легче воевать будет. Хорошо так поговорили. Постепенно и остальной народ подошёл, скучковался. Почти все собрались, включились в обсуждение. Пришлось рассказывать и про переделанное на заводе управление, про внесённые изменения в саму конструкцию планера, про лётные возможности самолёта, его поведение в воздухе, про управляемость и устойчивость. Коснулся и маневрирования, и боевого применения. Настоящая лекция получилась, даже язык устал. Но вытерпел, дело-то нужное. Всё внимание акцентировал на пришедшем в память выражении про скорость, высоту, манёвр и огонь.

К обеду даже отмыли самолёт от потёков масла. Отмывали керосином, потом подогретой водой с мылом. Механики дополнительно пробежались по всем кромкам с кисточками, промазали клеем на всякий случай. Ну и заправили, само собой разумеется.

Несколько раз замечал знакомых офицеров из мастерских с листками бумаги возле самолёта. Перерисовывают мои доработки. Это хорошо, просто даже отлично! Разговоры это одно, а вот когда они на бумаге в виде рисунков остаются, это совсем другое.

А если ещё и лётчики начнут привязываться ремнями перед полётом, то не зря я сегодня горло перед построением надрывал. Завязался утром после завтрака разговор, сначала обо всём, как это обычно бывает. Начали, как всегда, с ерунды и постепенно перешли к более серьёзным вещам. Обсуждали особенности нашей работы. Про парашюты я тоже сказал, не смог промолчать. Да я о них везде говорю, где только могу. Обрадовало, что лётчики после моих слов задумались, не было того явного отторжения, какое я встречал в подобных разговорах всего лишь чуть больше месяца назад. Ну да, я же сегодня такие красочные примеры при этом приводил, будил богатое воображение собеседников. Может, и будет от всех моих стараний какая-нибудь польза…

А рота да – остаётся в Пскове. В следующем году сюда будут прокладывать железнодорожную ветку. Интересно как, вот откуда начиналась авиация в городе…

Быстро пообедал, самолёт у меня заправлен, загружен, то есть полностью подготовлен к вылету. Ну и какого лешего мне целый день терять? И я пошёл к командиру. Получил разрешение на вылет, распрощался и перехватил Матвеича как раз у столовой. Не пешком же офицеру на аэродром топать? Шутка.

А с Андреем так больше и не увиделся. Мелькал он на пределе видимости, но не приближался. Весь из себя смурной и подавленный какой-то. Похоже, что избегает он меня после вчерашнего откровенного разговора. Вот и открывай после такого друзьям глаза на ближайшее будущее.

Распрощался с техсоставом, проверил ещё разок груз в кабине, осмотрел аэроплан, прогрел мотор и дал команду убирать колодки из-под колёс. Покатился на полосу.

Взлетел легко, воздух после вчерашней непогоды сырой, плотный. Земля на солнышке прогревается, влага испаряется, поэтому сразу же начало ощутимо потряхивать. Набрал пятьсот метров по высотомеру, развернулся на левый берег озера, скорректировал курс по своему маленькому ручному компасу. Приблизительно, само собой, вибрации-то никуда не делись, и стрелочка на месте не стоит. Но мне хватит и этого. Тем более маршрут уже проверенный и облётанный, ориентиры знакомы, лети да лети.

Ну и долетел. Спокойно, без происшествий и отказов, в полное своё удовольствие. Сегодня самолёт не насиловал, с меня экспериментов хватило. Так, немного походил змейкой с разными кренами, не отклоняясь от линии маршрута. Сел на то же самое поле, внимательно просматривая воздушное пространство перед самолётом. Очень уж не хотелось снова на птиц налетать. Порулил к той же самой казарме, заглушил на ходу двигатель и по инерции докатился почти до самой стены. Остановился на привычном месте, перекрыл краны подачи топлива, спрыгнул на землю, потянулся несколько раз в разные стороны, разминая кости.

Осмотрел аппарат, остался доволен. Всё на месте, ничего не отклеилось, не отвалилось, натяжка тросов удовлетворительная. Куртку и шлем в кабину на сиденье. Ну не на трос же их вешать? С курткой только немного задумался, оставлять её на себе или всё-таки в кабину определять? Вроде бы как и не жарко. Но, в конце концов, всё-таки оставил в кабине. Лето на дворе, как-никак.

А тут и встречающие появились. С предложением. Пришлось внять им и откатывать самолёт на другое место, ближе к полковым мастерским. Моего прибытия здесь никто не ожидал, но пошли навстречу, выставили часового для охраны. А мне посоветовали поскорее определиться со стоянкой. Заодно и выделили провожатого до штаба. Пойду, доложусь о прибытии адмиралу…

Глава 12

Ну, насчёт пойду я несколько погорячился. Сразу же за шлагбаумом потянулся изгиб мощённой булыжником дороги, и я, уже привычно переплевавшись на неровном камне, про себя само собой, быстро выглядел свободного извозчика. Дальше пошло легче, и спустя каких-то пятнадцать-двадцать минут мы почти подъехали к зданию штаба. Сразу приметил красивую церковь неподалёку, уткнувшуюся в облака двумя шпилями. Вот и ориентир мне подходящий, чтобы не заблудиться в городе. Наверняка же будет когда-нибудь у меня свободное время для прогулок? А то как-то в последнее время всё мотаюсь и мотаюсь по аэродромам, кроме мундиров и комбинезонов ничего другого и не вижу. А я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Мужское начало берёт верх, и я только что обратил внимание, что начинаю заглядываться из пролётки на прогуливающихся по городу лиц противоположного пола. Так что ещё придётся решать и этот вопрос.

За спиной остался Старый город с его каменными крепостными стенами и торчащими над и за ними острыми шпилями домов и башен. Нужно будет и там обязательно погулять, побродить по узким улочкам, с головой окунуться в чудом сохранившуюся атмосферу средневековья, посидеть за кружкой-другой светлого пенистого в каком-нибудь старинном заведении под запечённую свиную рульку с квашеной капустой. М-да, даже слюнки потекли. Может быть, и кое-какие нужные организму знакомства заведу.

К самому штабу нас не пропустили. На подъезде остановил патруль, проверил мои документы и командировочное предписание, настойчиво порекомендовал отпустить извозчика и дальше пройти пешком. Вот так вот и ссаживают соколов на грешную землю, приземляют насильно. Пришлось задавить недовольство и последовать настоятельному совету. Да и правильно это, что уж греха таить. А бурчу я так просто потому, что так положено, иначе меня не поймут.

Впрочем, зря я ругался, здесь дорога под ногами была не в пример лучше и ровнее окраинной. Может, её просто сильнее укатали? Наверное. Поэтому и идти было одно удовольствие. Заодно и ноги размял.

А вот в штабе у меня дело не сложилось. Нет, документы тоже проверили, как же без этого, но потом предложили вернуться к самолёту. Адмирала в штабе нет, и когда он будет, одному богу известно. Ожидать внутри? Где? Кому я тут нужен? Ради истины стоит сказать, что в самом начале со мной собрались обойтись, словно с простым смертным. Предложили, коли я такой непонятливый, выйти на улицу и там подождать распоряжений. Флотский гонор. На мой общевойсковой мундир сверху вниз поглядывают и только что через губу не переплёвывают. Ну да, он у меня зелёный, пехотный, не синий уставной и даже не чёрный. А когда бы я новую форму получил? Всё по командировкам мотаюсь, света белого не вижу. Пилотки я носить не люблю, как и шарфы, поэтому ничем не отличаюсь от обычного армейского офицера. Какой шарф может быть летом? Пусть он у нас и шёлковый, но всё равно не комильфо. Даже кожанку свою в самолёте оставил. И фуражка у меня обычная. Нет, обязательно нужно будет соответствующие знаки раздобыть. Вроде как они уже в обиход входят и даже приказ об этом имеется. Только до частей сия фурнитура ещё не докатилась.

Только когда командировочное предписание прочитали, тогда отношение и изменилось в лучшую сторону. Уважают здесь авиаторов. Мы ведь не простые смертные? Мы небожители… Шучу, само собой. Но в каждой шутке что-то такое есть. Поэтому сослался на указания, лично полученные в Адмиралтействе, и довольно-таки убедительно попросил скорейшего представления его превосходительству.

А каким образом ему представляться, если он в море? И когда вернётся, никто мне сообщать не собирается. Ну кто я такой? Погонами и должностью не вышел.

Только к самолёту возвращаться – не выход. Не нравится мне туда-сюда мотаться. Ревель не Псков, здесь водители кобыл чуть ли не вдвое дерут с офицеров. А если извозчика не найду? Пешком, что ли, добираться? Нет никакого желания. Подумал и попросил дежурного порекомендовать где-нибудь неподалёку недорогую, но приличную гостиницу на короткое время. А нет таких. Облом-с. Стройка идёт-с. Всё забито. И квартирку я поблизости не найду. Если только ближе к окраинам. Вот же влип. Видимо, всё-таки придётся последовать совету и вернуться к самолёту. И устроиться в той же самой гостиничке, в которой я коротал время прошлый раз. Там как раз самая что ни есть окраина. Дальше только дорога, поля и леса.

Ладно, но сначала решил немного прогуляться к морю, посмотреть на волны, подышать морским воздухом.

Стою на берегу. Лёгкие с такой жадностью морской воздух заглатывают, что даже грудь на вдохе побаливает. Серая грязная волна почти к носкам сапог подкатывает. Злится, что сил маловато, что дотянуться не может, шипит разочарованно и откатывается назад.

Присесть некуда. Смотрю вдаль, словно заглянуть за горизонт пытаюсь, и размышляю. Ну и куда я так тороплюсь? В Ревель прилетел? Прилетел. О прибытии дежурному доложился? Доложился. Ну и шёл бы себе в ту же гостиницу и сидел бы спокойно. Нет, нужно обязательно лично адмиралу представиться. Кому нужно? Мне? Зачем? Прекрасно понимаю, что это моё тамошнее самолюбие и наработанные стереотипы сейчас за меня всё решают, пытаются моими поступками руководить. Как же, нормальный попаданец просто обязан в два счёта пробиться к власть имущим и быстренько втереться к ним в абсолютное доверие. А дальше начать руководить всеми ими, словно несмышлёными детками. Это что, на меня так вызов к адмиралу подействовал? Что я трезвое мышление растерял? С чего я решил, что это мой шанс что-то изменить в истории?