Улей

Увидев вошедшего внутрь отдела Сашу, Степан подскочил с кресла и подошел на расстоянии метра к нему. Саша был озадачен такой выходкой, ведь Степан всегда был спокойным, и подобных выходок никогда не было. От Степана тут же прозвучало:

– Александр Михайлович, что там на десятом? Связи до сих пор нет, как и электричества там.

– Степа, все решено, – и помолчав несколько секунд, Саша говорит, – “Защитники” все сделали.

– Фух, я уж думал конец.

– Так вырубило электричество, видимо вода попала в щиток, поэтому и связь не работала.

– Понятно, – сказал Степан и вернулся на свое рабочее место.

Тут Александр решил обратиться к Илье:

– Илья, все равно ничего не делаешь, иди на десятый. Проконтролируй там все, может научишься чему.

– Ну, Саш, можно не я? – уныло заявил тот.

– Иди давай.

Илья встал с кресла, потряс руками, отряхнулся от крошек и попрощавшись вышел из отдела. За ним хотел уйти и Саша, как Степан снова подрывается от телефона и подходит к Саше со словами:

– Александр Михайлович, тут с больницы позвонили. Говорят, что Антон у них, очнулся после удара током. Я вам хотел бы кое-что сказать.

– Бедняжка, надо бы к нему сходить и узнать, зачем он пошел вниз, никого не предупредив.

– Я как раз по этому поводу, – замявшись и думая, что сказать, проговорил Степан. – Я с утра, как обычно, пришел раньше положенного и встретил обеспокоенного Антона. Он сказал, что пойдет вниз чинить провода, и просил никому не говорить, чтобы никто не волновался. А когда он не вернулся, я подумал, что что-то случилось, а теперь узнал об ударе током. Мне не по себе от этого, я сейчас приду.

Договорив, Степан быстренько ушел в уборную, находившуюся в отделе справа от входа. Ему вслед сердито прозвучало:

– В следующий раз все докладывать мне.

И Александр ушел из отдела, направившись в свою комнату. За открывшейся дверью он уже не встретил Генри, который направился на утреннюю прогулку. Саша заходит в ванную, умывает лицо и укладывает волосы назад. Он медленно отходит от раковины и, не вытирая лицо полотенцем, выходит из ванной комнаты и откидывается на кровать. Скука и одиночество сковало его душу. Он не хочет спать, ведь проснувшись с утра, Саша уже не может заснуть. Он бы и рад что-нибудь сделать, но тело сразу гасит любую попытку. Он мог бы встать, подойти и взять гитару, на которой он мастерски играл, но играл для себя, а тело его играть и слушать не хотело.

И вот он лежит, воротится и не может найти нужную позу. Он понимает, что делать нужно хоть что-то, чтобы не погрязнуть в рутине, в бесконечно однообразной работе, где ответственность за жизнь других людей не дает никакой возможности риска, а жизнь без риска не та. Что мешает ему встать и пойти последить, понаблюдать за работой других, походить по мини-парку, поболтать по телефону с друзьями? Я не знаю. Никто не знает и знать не может. Лень ли это? Или отсутствие мотивации к работе, а может даже и воли к жизни в эту секунду.

“Почему все чем-то заняты, а я, по сути являющийся главой здесь, может быть, последним главой в мире, ничего не делаю? Почему моя жизнь, за эти десять долгих лет не изменилась? Тогда может быть дело не в бункере, не в этой должности и точно не в той катастрофе, что десять долгих и ленивых лет назад жестоко убила все живое. А теперь мы вынуждены жить здесь, не видя солнца, не ощущая теплоты его лучей. Сейчас бы выйти отсюда, побегать по траве, согретой уже остывающим осенним солнцем, и лечь на землю, лежать часами и любоваться прекрасным видом осени, – Александр тяжело вздохнул и некоторое время продолжал лежать в темно-освещенной комнате. – С чего я вообще взял, что там есть трава, может там уже ничего и нет, все сгнило и мертво, эх. Только я, почему-то живу. С какой целью я живу, не может быть, чтобы моей целью было руководство этим ульем, где вместо матки во главе у нас трутни, которые повелевают этим пчелиным роем. А если эта моя судьба, то почему она хуже, чем у всех остальных.”

В этот момент в дверь прозвучал стук, который прервал размышления. Несмотря на появление хоть малейшего движения, активности в жизни, Саша лишь разозлился на это и совсем не хотел поднимать свою тушу с кровати. Но сделав усилие над собой, он встает и, делая тяжелые шаги, направляется к двери. Посмотрев в камеру, кто к нему пришел, он открывает тяжелую дверь и благодарит Лидию Иосифовну за оказанную помощь, которая состояла в выгуливании Генри в мини-парке. Она дружелюбно попрощалась, развернулась и пошла по своим делам.

Саша закрывает дверь, отпускает поводок, снимает его с собаки, и та быстро направляется в свое кресло, лежащее в углу комнаты. Александр снова, томно и еле перебирая ногами плюхается в кровать, по которой он успел соскучится за это время. Он закрывает глаза, начинает что-то про себя говорить, а затем слышит звук чавканья. Он поднимает туловище и видит, как Генри ест свой вкусный корм, запихивая за обе щеки и хлебая воду из миски. Саша устало сидит в этом же положении и смотрит на завтрак своего друга, совершенно не двигаясь и не произнесся ни слова. Спустя пару минут утренний прием пищи подошел к концу, и Генри, помяв подушечку и найдя место получше, ложится и начинает засыпать, как делает это собака. Александр, когда картина его любования исчезла, тоже ложится на кровать и начинает разговаривать с Генри:

– Генри? а, Генри? – в ответ тишина. – Что бы мне поделать? День только начался, а я уже устал. Почему я не ты? Тебе живется так легко, рай просто: с утра встал, побегал по травке, пописал под кустик, снова побегал, вернулся в кровать, а здесь уже готовая еда. Позавтракал – и снова в кровать до обеда. Не, ну, не жизнь, а сказка – заявил Саша, а затем ненадолго замолчал, придумывания новую тему для разговора. – Генри, вот сегодня праздник, представляешь. Опять первенцы будут гордиться собой, а остальные просто будут обожествлять их. А может и меня кто-то обожествляет? Может на меня кто-то молится по утрам и вечерам? – Генри издал какой-то писк, а затем зевнул и сменил свою позу. – Вот я тоже думаю, что нет. Ну естественно, кто я, а кто герои революции, сменили власть, поставили первого встречного и теперь живут сверху. А меня никто не спрашивал между прочим. Может мне пойти до столовой сходить, а то что-то живут начинает болеть. Решено, Генри, я пойду, – и встав с кровати, Александр направляется к двери.

Он открывает дверь, проходит мимо двери в отдел “Защитников” и вызывает основной лифт. Двери открываются, и Саша заходит внутрь, нажимая по пути на кнопку пятого этажа. По пути, на четвертом открываются двери и внутрь заходит несколько человек, которые продолжают общаться между собой, не замечая Шляпина. На пятом этаже Александр выходит. Он поворачивает налево, идет по белому полу с серыми стенами и доходит до большой двери в столовую, где уже полным-полно людей. Он подходит к месту подачи, набирает еду, обычно немного, чтобы не переесть, и садится на свободное место.

Еды в столовой всегда делается много, но каждый живет по неписанным правилам и не берет по несколько тарелок. Все всегда едят достаточно, еда тут вкусная, свежая, поступает прямо со второго с раннего утра. Когда входишь сюда, сразу ощущаешь запах каши, смешанный с запахом яиц и омлета. Но наш герой яйца не ест, берет он обычно кашу, каждый день одну и ту же, и стакан теплого, разбавленного чая.

Спустя пятнадцать минут его одинокий завтрак был закончен. Он аккуратно встает и относит свой поднос. Александр, насытившись этим приемом пищи решает сходить в лабораторию, где уже с утра должны были работать над зондом ученые. Александр ждет лифт, пришедший спустя пару минут, видимо с нижних этажей, и направляется на третий.

Лаборатория находится на третьем этаже, близ служебного лифта, и соседствует с отделом Щита. Отдел лаборатории небольшой, но по ощущениям он явно больше, чем его реальные размеры.

Если войти сюда, то вы сразу почувствуете запах чебуреков, пряников, смешанный с запахом пиццы. Затем вы увидите кружки чая, большие, почти литровые. Такие же можно найти в комнате Зеркальцева на седьмом, но там они наполнены кофе. Слева на стене висел космический плакат, с надписью “ОСВОИМ КОСМОС!”, а под ним, в хаосе лежали стопки книг, газет, энциклопедий и иных листовок. На некоторых из них стоит чай, только заваренный. В дальнем левом углу стоял маленький книжный шкаф, где более-менее наблюдался некий порядок, но в действительности там лежали книжки, когда-то положенные Сашей Шляпиным, и с тех пор они там и лежат. В полках под шкафом лежит карта Москвы, с каждой улицей или парком, с каждым домом и подъездом. На этой карте один из работающих здесь, Олег Мокрин, любил вспоминать свою прошлую жизнь: он часто водил пальцем по улицам, представляя свое былое путешествие по ним, мог часами болтать о птицах на улицах, а затем вспоминал свою бывшую квартиру.

Прямо по центру комнаты стоял длинный деревянный стол, на котором беспорядочно лежали бумаги с данными, чебуреки, кружки с чаем, снова книги и ноутбуки, иногда оставленные без дела включенными прямо на недели. В ногах здесь творился сущий ад, провода, провода, и вот, снова провода. Повезет, если не запутаешься в них и не рухнешь прямо в чай. Справа на зеленой стене были мелом написаны какие-то формулы, то из математики, то из физики, переводы из одной системы счисления в другую. Над ними висели картинки с вирусами и бактериями, за ним были фотографии свиней и куриц. Можно сказать, что весь потенциал стены был использован по максимуму. Туда только гвозди не вбивали, пока что.

Под стеной ближе к переднему углу стоял небольшой стол с большим монитором, под столом тот же бардак и те же провода. На столе стояла кружка с чаем, клавиатура с мышкой, затем фигурка Человека-паука и пустая тарелка, не мытая уже десять лет, наверное. Это было рабочее место второго ученого, который не любил, когда его так называют. Сам он считал, что он скорее помощник Олега в компьютерных симуляциях и анализе данных.

В комнате это работали только два человека, как уже было сказано, это Олег Семенович Мокрин и Петр Владиславович Денисов.

Олег был самоуверенным интеллигентом, который разговаривал только на те темы, которые он знает. Если попытаться заговорить с ним на незнакомую ему тему, то он скажет, что это никому не интересно, не нужно, и вообще, иди разберись сначала с этим, этим и этим. В возрасте 34 лет, он все еще ребенок, но ребенок со знаниями и умениями старика-философа. Его манера общения никак не изменилась за много лет, как Саша впервые познакомился с ним. Олег все время куда-то торопился, говорил, что был занят, хотя пил чай на тот момент, бардак, устроенный в лаборатории, был вызван не способностью Олега хранить на своих местах, и ему приходилось тратить по несколько минут, чтобы найти нужную бумагу и тетрадь с расчётами. Олег каждую свободную минуту пытался использовать на дело, но дело это обычно было в чаепитии с пряником или бутербродом.