Серый квадрат

Наташа Суворова

Серый квадрат

Посвящается моему папочке,

покинувшему этот мир,

и моим братьям,

которым нужно стирать любые

артефакты обо мне,

чтобы жить.

Глава 1. Неожиданная встреча

Почему-то считается, что в таких городах, как наш, подмосковный, невозможно встретить ничего удивительного. Но однажды на улице Климова со мной случилась эта история.

Я выходила из Дома художника в белом льняном костюме, с рыжими волосами под шляпкой, когда увидела её – бабуля обыкновенная, хлопковое платье в цветочек, на голове косынка, на ногах сандалии и носки.

– Вот и вроде образование имеют, а ничего не ведают, – сказала она то ли мне, то ли куда-то в пустоту.

– Что? – не поняла я.

– Иий ботом, – проговорила она на каком-то непонятном языке. – А я вот всё знаю. Я же оттуда!

Бабуля показала пальцем вверх. Все понятно, решила я. Скорее всего, из-за жары бабушка получила небольшое помутнение, мало ли что бывает, когда на улице тридцать шесть в тени!

– Не тридцать шесть, а все тридцать восемь! – поправила она.

Тут я остановилась и изумленно на нее посмотрела. Как она угадала мои мысли?!

– Не угадала, а знала, – поправила она.

Я совсем потерялась.

– Ну и как оно, там? – осторожно спросила я.

– Там, – она показала пальцем вверх. – Все так хорошо, как у вас тут никогда не бывает. И не надо вам такое счастье, вы к нему непривычные!

Раз! И бабуля резво подскочила к киоску с мороженым, потребовала у меня сотню и мелочь, что я тут же, разумеется, ей и выгребла из сумки в полном отупении. Она взяла себе два вафельных стаканчика в обе руки и принялась есть каждое по очереди.

Наверное, мне показалось, подумала я, никакого чтения мыслей – скорее всего, я просто бормотала себе под нос, а у бабули тонкий слух. Или бабуля, например, цыганка? Некоторые из них всякие штуки вытворяют.

– А чего вы, бабуля, оттуда, где так хорошо, спустились сюда, где так жарко? – ехидно спросила я.

– Вот в этом-то и весь вопрос, – прищурилась она. – Художника одного хочу навестить.

– Это зачем же?

– Видит много, чего не следует, кисточкой так и малюет, безответственный! Как будто не знает, что все, что рисует, сбывается.

– Ну и пусть пишет. Чего он вам сдался?

– Ой, ну надо же, как мост шатается! Иий жаным! Даже страшно!

Мы вступили на Клязьминский парящий мост, и бабуля радостно раскачивалась на нем. Вдруг на меня упала капля, потом еще несколько, и следом раздался гром. Все небо до горизонта заволокло темными тучами.

– Ого, какие тучи! Надо бежать быстрее! – сказала я. – Моя шляпа рассыплется!

– А чего бежать? Все равно мокрая будешь!

Я усмехнулась и скорее побежала по мосту к ближайшему кафе. Почти успела добежать до входа, как машина, с размаху проехавшись по луже, окатила меня водой с ног до головы.

Сверкнула молния, и я вдруг ясно осознала, о каком художнике идет речь! Геннадьич! Это он несколько лет назад изобразил, как горит рынок! И вот, пожалуйста! Рынка нет, все сгорело зимой. Я оглянулась – бабки на мосту уже не было.

Я скорей побежала к художнику. Увидела его издалека, он стоял во дворе своего дома в мятом белом костюме, с чемоданом и зонтиком.

– Геннадьич! – запыхавшись, позвала я. – Приходила бабушка?

Он смерил меня подозрительным взглядом.

– Приходила, – нехотя кивнул он.

– Ну? Что она хотела? Про какую картину она спрашивала?

– Картина называлась «Все хорошо».

– И что случилось? Ты ее сжег?!

– Зачем же сжег? – не понял он. – Я ее продал!

– Кому?!

– Бабушке.

– Как?! А что на картине?

– Как что? Все хорошо, все как есть, так и написал.

– Подробнее! – потребовала я.

– Ну что подробнее, там, значит, лес, потом поле до горизонта, все в ромашках, понимаешь, тут справа цветы разные, полевые, и в них плутовка притаилась, но зритель ее как бы не видит, она в цветах запряталась хорошо, только хвост торчит. Здесь, как бы сказать, слева идет народ, все такие радостные, счастливые. Идут они вдаль…

– А вдали что?

– А вдали церковь, а за ней как раз то самое.

– Что то самое?!

– Счастье! Я, понимаешь, художественно так изобразил его в виде встающего солнца, подразумевая, что вот он, свет, к нему народ тянется. Да, кстати, я и тебя там изобразил.

– А?! Ты продал бабке картину с моим участием?

Здесь я знатно выругалась и с отчаяния села на мокрую лавку.

– Ты чего, Наталья? Что за нервы?

– Ой, – закрыла я руками лицо. – Что ты наделал, Геннадьич! Бабка же юродивая какая-то. Бегом, пошли догонять бабушку, куда она унесла картину?

– А картину она не унесла, – покачал он головой. – Она ее съела.

– Как?!

– Вот так, с маслом. Ужас, что за бабка! Зато дала мне за нее хорошие деньги, теперь начну жить как приличный человек!

– Все пропало! – поняла я.

Когда я, расстроенная и мокрая, наконец добралась до дома, я подумала: неужели же из-за глупости Геннадьича и какой-то бабки у меня никогда не будет все хорошо? После всего, что со мной произошло – бросила институт, потеряла близкого человека, – я заслуживаю счастья, возмущалась я. И Геннадьич очень здорово это изобразил – я вместе с людьми иду навстречу поднимающемуся солнцу. Мне так нужно это солнце!

Я села за стол и написала эту историю, описав картину художника как можно точнее. Тут только я обнаружила, что мое тело бьет мелкая дрожь. Очевидно, мое расстроенное состояние довело меня до простуды. Я встала под горячий душ, согрелась, легла в постель и уснула после таблетки снотворного.

Рано утром меня разбудил звонок.

– Алло! Алло, Наталья? Ты меня слышишь?

– Ну? – сонно пробормотала я.

– Проснись, Наталья! Я сейчас к тебе залечу.

– С какой стати, Катя, дай мне поспать!

– Да ты что?! Наталья, Геннадьич погиб!

Я мигом вскочила с постели.

– Алло! Алло! Слышишь? – разрывалась трубка.

– Слышу. Заходи.

В каком-то оглушенном состоянии я встала, нажала кнопку на кофеварке. Я ничего не могла понять. Что случилось с Геннадьичем? Как он мог умереть? И главное – причем тут Катя? Может быть, мне все это приснилось? Я посмотрела на телефон – да нет, есть звонок от Кати. Время шесть пятнадцать утра, 7 июля.

Я села за стол и просто ждала Катю. Через десять минут она влетела ко мне в дверь, одним махом сбросила сумку и розовый лакированный плащ и влетела на кухню.

– Что случилось?! – спросила я с нетерпением.

– Дай отдышаться хоть… Ой, ну кофе налей тогда уж. Погиб наш Геннадьич…

Она вдруг заплакала.

– А чего ты так ревешь-то? – удивилась я.

– Он у меня занял денег, и довольно много…

– Вот оно что…

– Да, сказал, что пишет новую картину и уже заранее есть покупатель. Что-то там про счастье. Вот ему нужны были деньги на материалы, какие-то дорогие хотел использовать. Ну ладно, дала. Теперь чего уж говорить, мне его родственники теперь шиш с маслом отдадут. Вот так вот. А деньги, между прочим, на универ были отложены, что теперь матери скажу, сама не представляю…

Катя опять в слезы.

– На, выпей, – сказала я и подала ей воду с успокоительным. – Так как он погиб?

– Спасибо… Вот! Об этом-то и речь! А где у тебя сахар? Ты что, кофе без сахара пьешь?! А молоко хотя бы?

– Открой холодильник.

Катя открыла холодильник и стала в него смотреть, медленно соображая.

– В двери молоко, – подсказала я.

– Нашла! Плакали мои денежки… Да и Геннадьич, жалко его, ужас! Я смотрю, значит, сериал «Доктор Хаус», 3-й сезон 8-я серия, ну, время 3 часа ночи, пошла в туалет, залезаю в нельзяграм, а он в Турцию полетел!

– Ну, дальше?

– А что дальше… Дальше смотрю, а самолет-то из Москвы в Турцию разбился… Ой, у меня что, сережка отстегнулась? Ну-ка посмотри, есть на ухе сережка?

– Вот она, – сказала я, подавая ей сережку, упавшую в воротник.

– Ну так вот. Самолет, значит, разбился. По всем соцсетям картинки со свечками… Я, конечно, сначала никакой паники, новостей ждала, а потом… К шести выяснилось, что погибли все….

– Как?!

– Да. Вот он в списках, видишь, – Катя протянула мне телефон со списком погибших от авиакомпании.

– Какой ужас! – пробормотала я. – Катя! А я ведь его видела вчера вечером… Он сказал, что продал картину!

– Да? Ты ее видела?

– Нет, не видела. Но я видела бабку!

– Чего?

– Одевайся, мы идем в полицию! – вскричала я и начала судорожно собираться, попутно пересказывая Кате историю знакомства с бабкой.

Когда я закончила и уже надевала кроссовки, Катя вдруг перегородила мне путь у двери.

– Наталья, мы никуда не идем.

– Почему?!

– Ты сумасшедшая? Ты представляешь, как на тебя отреагирует полиция? Хочешь к сентябрю отчислиться из универа и попасть в шизу?

Я медленно опустила сумку. Хотя институт я бросила в мае и Катя еще об этом не знала, но она была права. Моя история про бабку выглядела не только неправдоподобной, но и с какой-то нехорошей примесью.

– И что нам делать? – растерянно спросила я.

– Так, – почесала ногу Катька. – Давай для начала допьем кофе. У тебя есть че пожрать? Давай сюда колбасу, я сделаю бутерброды. Сейчас будем думать.

Мы вернулись на кухню, Катя опять залезла в холодильник, развела на столе бурную деятельность, пока я сидела и смотрела в одну точку, потеряв всякие ориентиры.

– Если эта бабка разгуливает по планете и жрет картины, то мы ее очень быстро вычислим. Не могла же ты одна только ее встретить! Как ты думаешь, кто она? Террористка? Знаешь, что я думаю? А мог Геннадьич оставить у себя дома для меня деньги? Не подлец же он? А из Турции, наверное, хотел позвонить мне и сказать: Катя деньги на столе, зайди в квартиру.

– Ну, вряд ли, – усомнилась я.

– А кто же эта бабка?

– Я думаю она та, кем представилась. Она не из нашего мира.

– Ой, у меня аж мурашки побежали! Ну ты даешь! Вот не сиделось тебе вчера дома, чего поперлась на Климова? А в чем ее интерес, картины жрать? Что она тебе сказала?

– Что она сказала… Дай-ка вспомнить… Что-то про то, что она из лучшего мира, что там все очень хорошо, а нам такое вредно…

– Почему?

– Не помню, этого она не сказала… Потом, что один художник, сказала, видит будущее, что ли, и пишет его, и потому она сказала, его надо навестить… Потом я побежала к Геннадьичу, он описал мне картину… Ну, дальше ты знаешь.

Катя, выпучив глаза, жевала бутерброд.

– Знаешь, может, тебе оно все привиделось? – с надеждой спросила она.

– Может! – согласилась я. – Может, не было у него никакой картины и мне это приснилось?

– Точно! Вчера такая жара была. Давай вот что сделаем, сейчас пойдем к Геннадьичу, если ключ все еще под ковриком, то мы, может быть, найдем и мои деньги, и заодно посмотрим следы этой бабки. Действительно ли она сожрала картину или Геннадьич тебя обманул и свалил на мои деньги на отдых! Старый дурак!

– Разумно! – согласилась я.

Мы быстро собрались, выбежали из квартиры и помчались к Геннадьичу. Время между тем близилось к восьми, люди спешили на работу, на улице была приятная погода, чистое небо и легкая утренняя свежесть.

Мы осторожно, оглядываясь, чтобы нас не заметили, зашли в прохладный подъезд № 2, где жил Геннадьич. Поднялись на второй этаж, приподняли коврик – ключ действительно лежал там. Катя провернула в замке ключ, дверь скрипнула, поддалась, и мы зашли. Мы замерли от страха на пороге и стали прислушиваться, боясь, что вот-вот на нас выскочит бабка. Но никто не выскочил, было тихо. Мы разулись, прошли по старому, стертому паркету елочкой в зал. Здесь царил хаос. Стояло множество мольбертов, сложенных и отвернутых к стене – Геннадьич проводил уроки на дому. Все они были пусты. В середине комнаты стояла табуретка, на которой банка из-под консервов и в ней бычки, Геннадьич воспринимал только «приму», тут же сломанный карандаш, несколько смятых бумажек, блокнот. Рядом с табуреткой стоял мольберт Геннадьича, но и он был пуст. Однако на полу мы обнаружили много кусочков ткани и ниток, будто бы от разрывания полотна.

– Вот оно! – воскликнула я, показывая Кате нитки.

За мольбертом – чемодан с красками, а под ним – застрявшая в паркете купюра.

– Доллар, – обреченно сказала я. – Вот и все твои денюжки…

Возле стены стояла новая, купленная рамка.

– Это, очевидно, для новой картины! – поняла я.

Вдруг мы услышали настороживший нас звук сирены. Катя подскочила к окну.

– Полиция! – вскричала она.

Мы быстро побежали к выходу. Кое-как напялив кроссовки, мы выскользнули за дверь, как услышали тяжелые шаги по лестнице снизу. Не успев даже положить ключ под коврик, от испуга мы с ней рванули в разные стороны – я наверх, она вниз. Тут она остановилась, показала пальцем «молчать» и, вдохнув поглубже, заставила меня начать спускаться вниз прямо к тем, кто шел нам навстречу. Это и в самом деле был сотрудник полиции. Он подозрительно взглянул на нас.

– А вы, девочки, из какой квартиры?

– А мы… – запнулась я.

– Мы к Ивану Геннадьевичу приходили, у нас урок назначен, но он почему-то не открыл, – соврала Катя.

– Понятное дело, – кивнул полицейский. – Умер он.

– Как?! – отыграла удивление Катя.

– Во сколько у вас был назначен урок?

– В восемь тридцать, – сказала Катя.

Полицейский взглянул на часы.

– Ну-ка, дайте-ка мне ваши телефоны и адреса. Я вас попозже наберу. А где же ваши кисти и краски, если вы шли на урок?

– А у нас сегодня теория, – опять нашлась Катька. – Про Врубеля должны были говорить.

– Угу, про Врубеля, – недоверчиво кивнул полицейский. – Ладно, девочки, пока идите.

С выпрыгивающим из груди сердцем мы, еле сдерживаясь, дошли до двери подъезда, открыли ее, дошли до переулка и тут-то понеслись как угорелые ко мне домой.

Влетев в квартиру и закрыв на защелку дверь, мы повалились на ковер и стали приходить в себя.

– Ужас какой-то… Вот бы сейчас вляпались…

– Да… Пронесло…

Тут Катька потянулась за пазуху и, достав что-то, протянула мне.

– Случайно захватила, – призналась она.

– Блокнот Геннадьича?!

Я в ужасе отпрянула от него. Что, если это улика и полиция прикопается к нам? Я взяла дрожащими руками блокнот и перелистала. Геннадьич учил нас делать карандашные зарисовки каждый день. Вдруг один лист особенно заинтересовал меня.

– Катя! – вскричала я. – Это же ты!

Действительно, на наброске было изображено испуганное лицо Кати, она бежала по лестнице, держа в руке ключ.

– О, Боже! Он что, знал, что мы войдем к нему домой?!

Мы обе обезумели от страха.

– Дай сюда этот блокнот, – сказала Катя. – Я сожгу его!

– Нет! – запротестовала я. – Этот блокнот – единственный ключ, который у нас есть.

– Что, если эта бабка теперь придет и за нами?! Надо его спрятать, к тебе в сумку!

– Почему это ко мне? – запротестовала я.

– Потому что у тебя нет привычки оставлять свою сумку в автобусе, как я!

– Ладно…

– Так, – рассуждала Катя. – Если бабка будет гоняться за нами, она будет нейтрализовывать нас поодиночке. Значит, с этого момента мы будем ходить только вместе! Чуть что, 103 и вызываем полицию.

– Правильно, – согласилась я. – Но вообще-то мы с бабкой и сами, наверное, справимся. Кстати, у меня есть газовый баллончик!

– Отлично! Кинь его в сумку на всякий случай. Прямо сейчас мы идем ко мне, забираем мои вещи и будем жить у тебя, пока мы не разберемся со всем этим делом. Только вот что я скажу родителям? Я и так под домашним арестом из-за провальной сессии.

Мы на секунду задумались.

– А родителям скажем, что готовимся к конкурсу! – придумала я.

– Какому, на фиг, конкурсу, они не поверят! – усомнилась Катя.

– К творческому! Международный конкурс, кто выиграет, поедет в Европу!

– Нет, про Европу предки не поверят, сейчас туда никто не летает. Кто выиграет – поедет в Казахстан.

– Ладно, – согласилась я. – Казахстан так Казахстан.

Глава 2. Сережа

Когда вещи Кати были наспех закинуты в мой шкаф, мы сгрузили все с рабочего стола в специальную бардачную корзину (я завела ее для того, чтобы вот так быстро очищать стол, если он нужен, а потом, когда есть время, уже разбирать «бардачную» корзину) и стали писать на ватман все версии, которые появлялись.

– Итак, бабка – демон с долларом, тогда что? – предполагала Катя.

– Тогда она бы уничтожала всех подряд, на фига ей один Геннадьич, тем более его картина?

– Ладно. Если бабка – маньяк, тогда что?

– Тогда как она пробралась в самолет?! Зайди, кстати, на их сайт, стало ли известно, почему произошла катастрофа?

– Предварительная версия – ошибка пилота.

– Они всегда так говорят, а сами небось пустили в рейс агрегат сорокового года!

– Не отвлекайся, Катя. Итак, если бабка появилась только ради Геннадьича, то нам опасаться нечего. Мало ли что он вытворял! Может, напился и как давай вызывать какую-нибудь там Пиковую даму!

– Правильно, Геннадьич в целом был странный, это не значит, что бабка должна прийти за нами!

– Тем более никаких картин мы вообще давно не пишем!

– Я свои кисти выкинула сто лет назад!

– Вот именно. Я в этом году решила, что больше никаких картин.

Катя сочувственно посмотрела на меня.

– Прости, что я не была рядом, когда твой папа…

У меня навернулись слезы, и я сразу же сменила тему:

– Думаешь, все дело в том, что Геннадьич реально предвидел будущее?

– Ну, вообще-то многие творческие люди его предвидели…

Здесь Катя вдруг задумалась.

– А давай посмотрим информацию в интернете, как закончилась их жизнь?

Я залезла в интернет.

– Так, читаю… «История знает множество случаев, когда художники, писатели и музыканты в своем творчестве удивительным образом предсказывали будущие события. Часто их судьбы были трагическими или загадочными, что порождало мифы о “проклятии провидцев”».

– Мамочки! – вскричала Катя.

– Погоди… «Герберт Уэллс предсказал: атомную бомбу в книге “Освобожденный мир”, Вторую мировую войну в книге “Облик грядущего”. Умер в возрасте 79 лет, разочаровавшись в будущем, которое предвидел… Далее Марк Твен, предсказал: свою смерть. Судьба: умер ровно через год после предсказания…

– Какой ужас!

– Далее… Стивен Кинг в романе «Противостояние» описал пандемию, похожую на COVID-19. Судьба: жив, но пережил тяжелую аварию в 1999 году, как будто «расплата» за пророчества…

– Но почему тогда, если Геннадьич видел будущее, он не смог предсказать, что сядет в самолет и разобьется?!

Вопрос Кати повис в воздухе, и мы обе погрузились в размышления.

– Ну да, нелогично.

– А самое главное, – добавила Катя, – зачем бабке понадобился несчастный Геннадьич, когда вон экстрасенсы на ТНТ пачками предсказывают будущее?!

– Да потому, Катя, – спокойно ответила я, – что эти экстрасенсы никакие не экстрасенсы, а просто безработные, вот и мелют языком, а Геннадьич реально увидел будущее, и она почему-то не захотела, чтобы это будущее материализовалось.

– Ну, сожрала ты, допустим, картину, но убивать-то зачем?!

– Знаешь, я вот думаю, может, его смерть – это просто совпадение? Ну, пришла к нему какая-то сумасшедшая, ну, заплатила ему деньги, неизвестно еще, откуда они у нее, ну, сожрала, допустим, картину, опять-таки, мало ли какие бывают тронутые любители искусства, ну и все. Больше ничего не случилось. Потом Геннадьич сел в самолет, и самолет разбился. И нет тут никакой мистики. Просто ошибка пилота.

Мы переглянулись. Эта версия нас обеих устраивала, и нервное напряжение, испытанное нами с самого утра, вдруг улетучилось.

– Да… – протянула Катя. – А все-таки жаль Геннадьича, хороший был мужик, учил нас… Пусть подбухивал и пропускал уроки, Бог с ним, простим ему.

– Простим, – согласилась я, вздохнув.

– Может, в киношку сходим? – вдруг предложила Катя.

– А давай!

С ощущением, что сложная задача была решена окончательно и бесповоротно, с легкой душой мы открыли шкаф и стали примерять и делиться шмотками.

– Ты посмотри только, какую юбку я урвала на Вайлдберрис, это последняя была!

– Ух ты! – восхитилась я. – Какое качество хорошее! А у меня к ней, кстати, есть футболка, вот смотри!

– О-о-о-о, дай-ка я сегодня у тебя ее отожму.

– Да пожалуйста! А ты мне черное платье!

– Вот это? На! Не жалко!

Обмен был завершен, мы напялили вещи и стали крутиться вокруг зеркала. Ну хороши! Накрасились, и с ощущением гламурного ореола вокруг нас вызывали такси и поехали в кино. Фильм выбрали умеренно-романтический, захватили кофе в кафетерии и сладкий поп-корн и сели смотреть фильм.

Но то и дело мои мысли возвращались к бабке и Геннадьичу, я гнала их и изо всех сил старалась сконцентрироваться на сюжете. Когда весь зал хохотал, мы с Катькой сидели молча, похоже, что у подруги шел точно такой же процесс.

После кино обычно мы шли в кафе «Sorry, мамочка», чтобы сделать красивые фотки и съесть наш любимый десерт, но тут, не сговариваясь, мы направились к дому.

Вечерело. Странный день подходил к концу, и какое счастье, что я прожила его не одна, а вместе с Катей! Навстречу нам шел Сережа, как всегда, низко опустив голову, словно рассматривая свои ботинки.

– Сережа! – окликнула его Катя.

Он поднял глаза, расплылся в улыбке и смущенно поправил очки:

– Привет! А вы чего?

– В кино ходили, – сказала я.

– Аа-а-а, – кивнул он.

– Ну? – надула губы Катя. – Так и будем стоять на дороге? Даже не предложишь девушкам мороженое?

– Мороженое? А, да, конечно, вот тут можно купить, – показал он на киоск.

– Какой купить! – возмутилась Катя. – Надо посидеть! Тем более что повод есть, наш учитель погиб. Помянем его.

– Да-да, я слышал, – согласился Сережа. – Ну давайте, я правда не знаю, куда тут можно…

– А я знаю, – сказала Катя. – Вон, в «Ривьеро».

«Ривьеро» – дорогой ресторанчик в нашем городе, и я посочувствовала Сережке, долгое время безуспешно ухаживающему за Катей. По его виду однозначно можно было сказать, что он не привык бывать в таких местах и отдавать крупную сумму за салат, который легко приготовить дома. Но он тут же согласился и повел нас в «Ривьеру».

«Ривьера» была полна посетителей. Мы устроились на балконе под открытым небом и с удовольствием смотрели, как на город опускаются сумерки.

– Ну, какие новости? – спросила Катя.

– Да никаких особенно, – пожал плечами Сережа. – Вот должность получил.

– Какую?

– Главный художник в театре.

– А, – махнула рукой Катя. – Все в эти театры играешься, когда уже нормально зарабатывать начнешь.

– Так вот, и начал, – скромно опустил голову он. – Оклад хороший, и гастроли намечаются. «Золотую маску» получил тут намедни.

Я заметила, как Катя с интересом взглянула на Сережу, и мне стало за него обидно.

– Хоть бы машину себе купил! – продолжала давить Катя.

– А зачем?

– Каждый день в Москву ездить! Оно тебе надо вот в этих электричках трястись!

– А я больше и не трясусь, мне театр квартиру снял.

– В смысле?! – удивилась Катя.

– Ну да.

– И где?!

– Да вот там, рядом с работой…

– На Таганке?!

– Ну да.

Возникло неловкое молчание, винтики в голове у Кати пришли в движение. Нас прервал официант, который принес меню.

– Не уходите, пожалуйста, я сразу закажу, – попросила Катя. – Мне, пожалуйста, вот этот салат с креветками, к нему, пожалуйста, гренки, имбирный эль без алкоголя и… и… вот этот шоколадный десерт.

– Хорошо, – записал официант. – Для вас?

– Я буду крем-суп с грибами, – сказала я. – К нему, будьте добры, белые гренки. Потом зеленый лимонад, и пожалуй, что все.

– Мне кофе, – сказал Сережа.

– И все? – с пренебрежением спросил официант.

– И все, – сказал Сережа.

Официант исчез. Сережа достал мятную жвачку.

– Так что ты слышал про Геннадьича? – спросила я.

– Ну как что? Его самолет разбился, днем увидел в Телеграме.

– А что, и там уже есть?

– Ну, конечно, он фигура известная в городе.

– Ну-ка, где это написано, – Катя полезла в телефон искать новость.

– Со мной случилась одна странная история, – поколебавшись, начала я. – Я видела Геннадьича накануне. Но перед этим я встретила бабку…

Я неуверенно, полушутя пересказала всю историю Сереже. Он сидел отрешенный, слушал вполуха, а к концу истории и вовсе погрузился в свои мысли.

– Я тут как-то зашел к нему… Он работал над эскизами к новой картине. А я пришел посоветоваться насчет одного спектакля… Мы разговорились, и он показал мне пару набросков.