Сафари (Путевые записки влюбленной бабушки)

Недоверие в глазах моих слушателей еще не погасло, и я стала развивать свою тему, вглядываясь в их лица, стараясь уловить возникающие вопросы и предотвратить их. Их вопросы я могла понять только невысказанными.

Сравнила сибирскую зиму с зимой в Приморье, где мороз всего лишь в двадцать градусов при влажности сто процентов или чуть меньше и при ветре за двадцать метров в секунду воспринимается гораздо холоднее. Тут я, правда, умолчала, что когда я вернулась на Алтай после трехлетнего пребывания во Владивостоке, то уже при минус двадцать восемь обморозила себе обе щеки и вообще на улицу не смогла показываться всякий раз, когда температура падала ниже двадцати. Но, что ни сделаешь для поддержки образа морозоустойчивой сибирячки, да ведь я же и не солгала, я просто умолчала об этом.

Для убедительности заявила еще, что самые вкусные помидоры в своей жизни я ела именно там, на юге Сибири, там они были самые сладкие и самые ароматные!

По глазам вижу, что им все-таки трудно вот так сразу разувериться в том, что было бесспорным всю их не такую уж недолгую жизнь. Но я уже все свои аргументы исчерпала и почувствовала, что никаких вопросов больше просто физически не выдержу. Подержала ладошку у своего правого уха, изобразила в нем не очень сильную боль, сказала, что хочу сходить за блокнотом и сделала движение в сторону двери. Хотела просто поскорей прекратить эту пытку.

Неверный ход. Оказывается, они тоже как раз собирались уходить, по жестам поняла, что устали де и спать хотят, и с радостью двинулись за мной, оживленно жестикулируя и продолжая говорить. А у меня будто завод кончился. Следить за их мимикой уже не было сил, чтобы как-нибудь уловить смысл их журчания или шелеста. Я просто стала впопад или невпопад пожимать плечами, разводить руками, издавать то одобряющие, то отрицающие звуки, в общем, изображать активное участие в разговоре, всем телом ощущая значение выражения: «роскошь человеческого общения». А что ты хотела? Как и любая роскошь, эта дешево не дается.

Как хорошо, что мой домик первый в ряду! По их жестам опять же поняла, что они разместились в последнем, четвертом. Жена Филиппа опять дотронулась до моей руки, наверное, еще раз хотела убедиться, что я не свежемороженая, а вполне живая. Они пожелали мне спокойной ночи, я это опять не поняла, а просто по логике догадалась, и облегченно пожелала и им:

-Спокойной ночи!

Ух! По ступенькам поднялась на террасу, посветила фонариком в темноту, луч ушел в пустоту, ни на что не наткнувшись, только внизу у самой террасы обрисовались верхушки не то кустов, не то деревьев, то есть домик-палатка стоит на краю крутого склона. Просветила весь дощатый настил перед входом в палатку, змеи они, как известно, ползают, но ничего подозрительного не обнаружила. Нижнюю молнию открыла с опасением, а вдруг плоский паук-клещ еще тут? Путь от входа к задней стене тоже тщательно обследовала, включила и верхний свет, и бра. Опять проверила под кроватями и за тумбочками – никого. Только наш друг – геккон все еще сидит почти на том же самом месте.

Приятно. Верные друзья мне всякие нужны, даже такие мелкие.

Может и мне уже никуда не ходить? Можно же и в палатке все записать. Но писать без стола, сидя на кровати неудобно, да и быть только в обществе друга-геккона, когда в двадцати шагах весело и шумно, не хочется. Хочется человеческого, если не общения, то хотя бы присутствия, да и из тех, кого я совсем не понимаю, там осталась только молоденькая шотландка, зачем я ей, она будет с молодыми общаться.

Звезды уже опять нигде не проглядывают, небо плотно затянуло, кусты кажутся таинственными, тишина напряженной. На видовой площадке вокруг костра стоят и сидят мои односафарники, в доме за длинным столом Аня, Лилия и обе канадки-француженки играют в карты, за низким столиком Шон с женой и супруги-канадцы рассматривают что-то, другие стоят у бара, беседуют.

Нет, здесь я себя определенно лучше чувствую. Уселась было за стол с другого конца, но свету там оказалось мало, пришлось примоститься на перилах стены-веранды, ярко освещенной еще и уличным фонарем. Первым делом решила записать имена, которые сегодня разобрала: Фрэд – муж канадки, дальнобойщик; Элла – дочь, Мэй – мама – Австралия; Андреа – маленькая немка. И все? Ну, еще плюс Аня и Лилия из Голландии, но тут есть какая-то закавыка насчет Dutch, Маша-виолончелистка из Германии, Филипп из Новой Зеландии, Офелия – гид, шофер и повариха. Много учителей, как подытожила Офелия, потому что у них летние каникулы. Потом выясню, кто кроме меня, жены Шона и жены Фрэда – учителя. Скорей всего Аня и рыжая Канадка. Нутром чувствую. Рыбак рыбака, как говорится… Не так уж и плохо для неполных двух дней отпуска…

Шон! Боковым зрением зафиксировала, как он отделился от группы у низкого столика, то есть от своей жены, подошел, встал рядом, держа в руке бокал с вином, и заговорил со мной! Стараюсь не рухнуть с перил, сижу как парализованная! Не спросил, а констатировал тот факт, что я пишу дневник, что это хорошо. Неимоверным усилием заставила себя поднять голову, посмотреть куда-то в направлении его лица и промямлить что-то вроде: «Не запишешь, скоро забудешь». Мудро так! Одобрительно кивнул, улыбнулся, явно намереваясь продолжить беседу, но я уткнулась в свой блокнот, показывая, что от этой писанины вся моя жизнь зависит, и никому меня от нее ни на минуту не оторвать. Шон постоял еще немного и отошел к костру.

Сползла с перил, подержалась за них, чтобы кровообращение возобновилось, и попыталась опять что-нибудь записать, но садиться уже не стала, положила блокнот на перила, а сама осталась стоять, от греха подальше. По другую сторону перил в двух-трех метрах от веранды тихо плещется вода в бассейне, у костра хохочут, за длинным столом смеются, за низким разговаривают. Надо все-таки еще раз сосредоточиться и записать хотя бы страны, из которых приехали еще безымянные односафарники. Жена Филиппа – понятно, тоже из Новой Зеландии, рыжая толстушка – из Канады, молоденькая блондинка – из Шотландии, Шон…

Он опять здесь! Просто стоит рядом! Как бы между прочим, все еще царапая в блокноте, констатирую вслух тот факт, что он из Англии. Что?! Что-то не так?! Дублин вовсе не в Англии? А Ирландия разве не часть Англии, то есть Великобритании? Объясняет, где Дублин. Стыдоба!!! Крохотным расстоянием между большим и указательным пальцем правой руки продемонстрировал, как близко Дублин находится от границы с Англией. Ой, ну как же я могла забыть-то?! Белфаст, уличные столкновения под предлогом религиозных разногласий… Ему, наверное, было бы не так обидно, если б я Ирландию к какой-нибудь Турции или Греции отнесла. Только не к Англии. Может он патриот до мозга костей?

Его жена! Выскочила из-за спины Шона и стала ему что-то довольно резко говорить. На диалекте наверно, вообще ничего не понимаю. Она что, ревнует?! Думает, что Шон на стороне развлечься решил? Со мной? Это она во мне соблазнительницу увидела? Такого видного мужчины. Она мне льстит. А у него-то может совсем другое на уме? Или ей видней? Зря она, я в такие игры не играю. Еще в юности обет дала, отцов из семьи не уводить.

Ушли в свою палатку. Доругиваться? Анализировать ситуацию совсем не хочется. В бассейне забулькал дождь. Африка зимой. Под фонарем порхает мотылек. Стараюсь записать хотя бы в нескольких словах то, что меня приятно впечатлило за этот, опять такой длинный день.

Не знаю почему, но перед отъездом, когда я сумку упаковывала, я вдруг почувствовала, что это начало какого-то сюжета, и я – действующее лицо в нем. Отложила все неотложные дела и села записывать все, что со мной происходит. Блокнот потом взяла с собой и еще три блокнота и четыре ручки прихватила. До сих пор я такого неуемного желания к записыванию не испытывала никогда, а сегодня весь день только о том и думаю, как бы все перенести на бумагу. И воспринимаю-то все как-то по-другому, будто себя со стороны вижу. Не просто думаю, а формулирую свои мысли, пытаюсь все, что вижу, слышу и чувствую, выразить в словах. Прямо азарт какой-то. Вот можно будет, например, по моему описанию представить себе этот дом-навес? А вот Шона описывать не надо, его любой представит себе именно таким, какой он есть. Но может все-таки несколько деталей надо добавить? Такие как: поредевшие волосы, совсем не так коротко постриженные, как у Коннери в «Скале», вообще давно не стриженые, походку более раскованную …

Он опять здесь! А она где?! Ой! Все уже, оказывается, разошлись. Шон сел на парапет видовой площадки за костром. Ждет, что и я туда же подойду? Слушает тишину? Зачем он пришел? Дождь уже перестал, можно идти спать, но меня что-то удерживает. Что? Ну не любовь же с первого взгляда? Любопытство? Шла бы ты лучше спать, любопытная ты моя!

Появилась Офелия, похозяйничала на кухне, вышла на видовую площадку, уселась рядом с Шоном и стала ему рассказывать про животных и птиц из этой местности. Я чуть ни встряла в разговор, но сдержалась. Пишу дальше. Он из-за нее сюда пришел или из-за меня? Он меня видел голую в ванной или я это себе вообразила?

Пока они про зверей, да про птиц беседовали, я крепилась, но вдруг уловила, что Офелия хочет показать Шону Южный Крест. Ну, уж нет, про звезды я не могу упустить! Оставила свой блокнот и вышла к ним. Костер уже почти совсем догорел, в небольшие просветы между облаков опять проглядывают звезды и месяц. В нашем полушарии я бы хоть какое-нибудь созвездие да высмотрела, а тут звезды для меня еще ни в какие фигурки не складываются. Офелия долго всматривалась в лоскуты звездного неба, потом извинилась перед Шоном, не получается де сегодня.

Ну почему я не говорю по-английски так же свободно, как они?! Я бы его сейчас впечатлила тем, что в нашем полушарии знаю довольно много созвездий и даже могу по их передвижению на небосводе примерно определить время. Впечатлить хочешь? А зачем? Спроси что-нибудь полегче, ехидная ты моя.

Офелия вернулась под навес, я за ней, она предложила сварить и мне кофе, я вежливо отказалась, но подсела к бару. Кофе? На ночь? Ужас! Шон тоже подошел и тоже предложил мне кофе, опять пришлось вежливо отказаться. Добавила еще, что не смогу заснуть, если кофе выпью. Опять мудро так. Он еще не понял, что я из-за своего рудиментарного английского нормально пообщаться-то не смогу? Поддерживать их непринужденную беседу я не могла, поэтому опять сделала вид, что сосредоточенно пишу.

Я им мешаю? Может мне уйти? Пока Офелия не выключила свет, я могу писать! Да что ты все писать да писать?! Это же ты просто ему хочешь показать, что, если не разговаривать, так хоть писать умеешь.

Какая-то ночная птица проулюлюкала из темноты где-то вдалеке внизу. Воздух мягкий, теплый, приятный. Воздух-то теплый, но я чувствую, что ноги мои замерзают, верный признак того, что мне не по себе.

Ну вот, Офелия ушла, пожелав нам спокойной ночи. Почему я вообще еще здесь? Чего я от всего этого ожидаю? Что мне теперь делать? Сказать ему тоже «Спокойной ночи!» и идти спать?

Шон вышел было опять на площадку, и уселся на парапет, но тут же встал и, проходя мимо, пожелал мне спокойной ночи. Я наивно вскинулась:

–Вы уже уходите? О, нет, нет, одна я боюсь оставаться. Я тоже иду.

Получилось вроде естественно.

Как жаль, что наша палатка первая в ряду. Всего-то несколько шагов просеменила впереди Шона. Вон как наш домик светится! Лилия забыла выключить свет в ванной комнате. Ой, ма-ама! Так ведь сквозь эти прутья-то в ярком голубоватом свете видно ВСЕ! Да что ж они так строят-то?!! Это же нечестно! Это подло! Это насилие! Это…! Это! …

Он меня видел! В деталях!!! Он уже заметил, как у меня уши покраснели? Надеюсь, эти фонарики-светлячки освещают только дорожку, а до моих ушей свет не дотягивается.

-Спокойной ночи!

-Спокойной ночи!

В палатке фонарик не понадобился. Света из-под двери в ванную вполне хватает. Прошла на этот свет. Наш друг-геккон уже здесь, на белом фоне стены он хорошо выделяется, и я стала разглядывать его лапки, хвостик, глазки. Но он-то настоящий друг и не станет за мной подглядывать.

Да не подглядывал он! Может он решил, что это я специально для него в одном чепчике выступала?! Ни он не подглядывал, ни ты не выставлялась, просто случай такой. Несчастный?

Хорошо, что геккон все еще здесь, но мне бы было спокойнее, если бы он нас у входа в палатку охранял. Вдруг тот паук-клещ опять к нам пожалует?

Но, с другой-то стороны, то, что Шон увидел, его не оскорбило? Ведь он же ко мне подходил и пытался беседовать со мной после того.

Под раковиной обнаружила еще одного паука – обычную косиножку. Она тоже – наш друг и мой давний знакомый. Их-то я не боюсь, а тот плоский какой-то подозрительный был, так что лучше бы геккон за ним приглядывал.

Как же я ему в глаза-то теперь смотреть буду!? Шону. Восемнадцать дней? А никак. Почему это я ему вообще в глаза смотреть должна? А анекдот про быка он поэтому рассказал?

Кое-как утихомирила в себе возмущенно-взбудораженную женщину. Тишина снаружи показалась сначала абсолютной. Засыпать приятно – ни машин, ни собак, ни сирен. Приглушенные крики птиц не тревожат, а убаюкивают, будильник на тумбочке у Лилии уютно тикает, напоминая о цивилизации и реальности. Ноги отогрела ладошками, свернувшись калачиком в просторном спальнике. Однако долго наслаждаться тишиной не пришлось: издалека пророкотал гром, поднялся ветер, захлопал внешними полами палатки, заскрипел приоткрытой дверью в ванную комнату. Пришлось встать и закрыть ее, но шуму от этого не убавилось, потому что дверь сидит неплотно и скрипит всеми шарнирами. Позавидовала Лилии – та спит себе как младенец и ничего не слышит.

Засыпала и просыпалась, видела странные сны, чувствовала себя не то, чтобы в гостях, но и не дома.

День второй.

Будильник зазвонил почему-то в пять двадцать пять. До шести можно было еще подремать, и я с удовольствием опять завернулась в нежный, как кожа младенца, шелковый вкладыш спального мешка. Лилия прихлопнула будильник и тоже повернулась на другой бок. Но вставать все-таки пришлось. Снаружи уже были слышны голоса, удаляющиеся в направлении дома-навеса.

Завтрак, как и обещала Офелия, был очень легким. Маленькая Андреа опять мучила мюсли, остальные пили чай или кофе с белыми сухариками, стоя на краю видовой площадки. Теперь она уже вполне отвечала своему названию: видно с нее было далеко. Мне было чем занять глаза, чтобы не так сильно реагировать на присутствие Шона. Мое «Доброе утро!» относилось ко всем присутствующим, а значит и к нему, так что в невежливости он меня заподозрить не мог.

Саванна! Так вот как она выглядит. У наших ног простирается равнина, покрытая редкими небольшими деревьями и кустами. У подножия обрыва, на котором мы стоим, подковой пролегло высохшее русло реки, как бы отделяя арену: уходящую к горизонту саванну. Справа эту арену ограничивает гряда невысоких гор, розовеющих в лучах еще не взошедшего солнца. В центре пространства, отделенного подковой русла, голубеет лужица, на нее то и дело поглядывают Офелия и степенный африканец, которого она нам вчера представила как знатока местной флоры и фауны. Наверное, это что-то вроде водопоя для зверей, и они там могут вот-вот появиться. Я тоже стала всматриваться в кусты около лужицы, но ничего не обнаружила.

Воздух прохладный, но мягкий как шелк.

Вскоре Знаток направился через веранду к выходной двери, все поспешили за ним, так что даже небольшая пробка образовалась, но маленьких обычно пропускают вперед, поэтому мы с Андреей проскользнули первыми. Передовую позицию я постаралась сохранить и пристроилась сразу же за Знатоком. Тот, несмотря на свою молодость и небольшой рост, все так же степенно зашагал по дорожке направо мимо наших домиков-палаток, помахивая тоненьким, очищенным от коры прутиком. Напротив последнего домика Знаток остановился, подождал, пока подойдут все, и показал прутиком на подсохшую коровью лепешку, которая у меня вчера вызвала ностальгию. Потом он обвел нас, как провинившихся детей, строгим взглядом и спросил:

–Чье это?

Толстушка-канадка стыдливо хохотнула, маленькая немка брезгливо скривила губки, канадки-француженки переглянулись и прыснули от смеха, а я, чтобы вроде как оправдать всех, открыла уже было рот, ну, что я, коровьей лепешки от чьей-нибудь еще не отличу, но спохватилась. Дикая! Нет у них тут домашних коров, а дикая корова называется…

–Буйвол!

Знаток явно не ожидал ни от кого такой прыти и, как-то нехотя, подтвердил мою версию. Добавил еще, что это – молодая стельная буйволица, и была она тут вчера после обеда. Все посмотрели на него обескураженно, а я наигранно вежливо спросила, не мог бы он нам еще и про цвет ее глаз что-нибудь поведать? Знаток мой вопрос оценил верно, скромно потупился, заулыбался. Все засмеялись. Шону шутка явно понравилась, он даже повторил мой вопрос, ни к кому не обращаясь, вроде как примерил его. А Знаток просто сказал, что глаза у всех буйволов одного и того же цвета, и так же степенно двинулся было дальше, но уже в двух-трех шагах опять остановился. Теперь все сразу же уставились ему под ноги, а я стала быстренько соображать, у кого это тут какашки могут выглядеть как лошадиные?

–Зебра!

Знаток местной флоры и фауны не очень обрадовался такому скорому ответу, ведь даже не все еще успели подойти и увидеть, но подтвердил мое предположение и сказал, что зебр у них в этом заповеднике не много, и что они даже хотят несколько штук переселить сюда из другого.

Дорожка была усыпана еще и маленькими шариками, похожими на козьи, поэтому тут мне уж совсем не понадобилось напрягаться, и я уверенно предположила какой-нибудь вид антилоп. Знаток назвал вид, возраст и время, когда они тут проходили.

Теперь я уже не смотрела ни на кусты, ни на деревья, а только на след, оставленный проехавшей машиной, наверное, такой, какую мы видели вчера в темноте, но Знаток дальше по следу не пошел, а свернул на тропинку между кустов. Трава тут была редкая, посохшая, земля сквозь нее проглядывала плотная, такого же жухлого цвета, и идти по ней было легко. Потом я увидела, что таких тропинок тут, куда ни глянь, и протоптаны они, похоже, не людьми. Попыталась идти так же мягко, как проводник, и не наступать на сухие ветки, чтобы не шуметь, но скоро заметила, что все мои усилия пропадают даром из-за топота ног сзади. Пошла не напрягаясь.

Жена Фрэда попросилась пройти вперед, встала на краю тропинки и пропустила нас всех мимо себя, снимая на камеру. Ну, надо же! Это для истории? Пока мы еще все живы?

Знаток опять остановился. Я чуть ни налетела на него, потому что старалась идти как можно ближе и не упустить ничего, но из-за его спины мне тропинка была не видна. Он отступил немного в сторону… Нет, ТАКОГО я еще никогда не видела! Ну и кто другой мог столько накласть, как ни …

–Слон!

Знаток ничего не сказал, а только нагнулся, захватил голой рукой часть шишковатой кучи и стал растирать ее пальцами в ладони. Движение его пальцев подтвердило мою гениальную догадку. Точно так же в одном из фильмов слоновий навоз разминал ученый-зоолог. Теперь я была абсолютно уверена в правильности своего предположения. Знатоку ничего не оставалось, как добавить несколько деталей, таких как: пол, возраст и состояние здоровья слона. «Разочарованная» публика потребовала еще более подробных деталей. Знаток ломаться не стал и объяснил работу системы пищеварения слонов и их сезонный рацион. Заметил, как Андреа брезгливо зажимает носик, спросил недоуменно:

–Кто плохо пахнет?

И тут же заверил, что «это не говно, это помет», и он ничем не воняет. Тут он для убедительности понюхал растертую массу сам и протянул руку с ней к стоявшей рядом рыжей канадке. Та было сначала отшатнулась, потом обреченно нюхнула, но не поддержала утверждение знатока флоры и фауны, а его фраза «это не говно, это помет», сразу же оказалась у всех на губах, всем явно пришлась по вкусу.

Знаток рассказал, что помет, особенно коровий, имеет большое значение в жизни африканцев. Они используют его в лечебных целях, как топливо и как строительный материал, обмазывая им стены своих домов. Меня удивило только то, что коровий помет можно еще и для лечения использовать. Что же им лечат-то? Может экземы? Остальное было не новостью. Ну, что я, кизяка, что ли не видела? Один раз, правда. На юге Сибири в одной из отдаленных деревень мне в детстве показали пирамидки, сложенные из сушеного коровьего помета, порезанного на прямоугольники, – кизяка. Я очень удивилась, когда мне объяснили, что им можно топить печку как дровами. И в том, что помет в строительстве используется, я тоже еще в детстве убедилась, когда замешивала босыми ногами раствор для обмазки нашего дома. Так что мне заверение африканца: «это не говно, а помет», – показалось вполне справедливым.

Тропинка пошла под уклон, и трава и деревья стали выше. На маленькой прогалинке Знаток опять задержался. Он вроде не решался, объяснять ему это или нет, и я разглядела, что он имел в виду: шарики, более крупные, чем козьи и как бы немного сдавленные с двух сторон, были разбросаны по тропинке. Я тут же полюбопытствовала:

–Жираф?

Знатоку стало явно не по себе, но он опять ничего мне не ответил, а стал поджидать остальных. Все встали в кружок, как детки-детсадники, и Знаток рассказал много интересного про жирафов: что и как они едят, как спят, какой у них сейчас период, и почему шарики рассыпались так далеко друг от друга – им просто пришлось падать с большой высоты. Мужская часть группы пожелала знать конкретно про данный экземпляр, который оставил визитную карточку на тропинке. Знаток назвал возраст и пол – самочка. Суть последующего разговора, прерывающегося взрывами хохота, я не совсем точно уловила, поэтому и не решаюсь его передавать. Громче всех хохотал Шон.

Спустились еще ниже по тропинке, с моей передовой позиции меня оттеснили другие, не одна я такая любознательная. Пройдя еще совсем немного, все опять остановились, не поняла, почему? Ведь на земле вокруг коряжистого дерева ничего не лежало. Знаток держал теперь в руках коротенькую палочку, которую он, похоже, только что ножом отрезал от ветки дерева, и расщеплял один из ее концов. Все внимательно следили за его действиями. Ничего не объясняя, он постучал расщепленным концом палочки о ствол дерева, потом помял его пальцами, затем, явно довольный своей работой, показал нам свое произведение и спросил:

–Что это?

Ответа не последовало ввиду очевидности. Но потом послышались робкие предположения типа: кисточка, помазок, мешалка. Моя фантазия тоже дальше этого не пошла.

Знаток разочарованно хохотнул и заявил, что это – зубная щетка! Отошел к другому не то дереву, не то кусту, сорвал с него зеленый листок, размял пальцами и объявил его зубной пастой. Потом наглядно проинструктировал нас, как надо чистить зубы. А что? Очень даже практично, не надо ни пасту, ни щетку покупать, не надо их с собой таскать. Это поэтому у него такие красивые белые зубы? Мне тоже такие хочется, чтобы можно было так же ослепительно улыбаться, как он.

Теперь наш знаток-проводник сосредоточился на флоре и показал ядовитый огурец в колючках, рассказал о свойствах дерева – зубной щетки, о дезинфицирующем и заживляющем действии растения, я так и не поняла, дерево это или куст, зубной пасты, о том, что самый распространенный вид деревьев в Африке – акация. Не ожидала. Я, правда, никогда и не задумывалась над этим. Представляю, как они тут зацветут, и благоухать будут.

Дальше я уже слушала невнимательно, стала трогать все листики, похожие на акацию, в надежде, что они начнут сворачиваться, но они упорно не хотели этого делать. Отошла подальше от группы, потрогала листья других деревьев и кустов. Тщетно. В ботаническом саду в Цюрихе мне показывали мимозу стыдливую, у которой листья сразу же прижимаются к стебельку, если к ним прикоснешься. Блеснуть познаниями, что ли захотела, не знаю. Может такие недотроги растут вовсе не в Африке, а в Азии или Южной Америке? Не нашла. Не блеснула. Вернулась ко всем ни с чем, стала опять прислушиваться и попыталась вникать, но Знаток нас длинным докладом утомлять не стал и правильно сделал. Мы в отпуске, нам серьезную информацию надо дозировано выдавать.

Двинулись дальше по одной из тропинок, однако опять прошли недалеко. У высокого раскидистого дерева Знаток остановился, все сразу же сгруппировались в кружок, а он нежно, прямо даже как-то любовно погладил сначала ствол дерева, потом наклонился, подобрал с земли и показал нам небольшой орешек вроде толстенького желудя с двумя глубокими удлиненными выемками от выпавших ядрышек. Ну, прямо мини-кошелочка для лесного человечка. Объяснил, что этот особенный орешек упал с марулы, дерева-помощника. У каждого человека здесь, имелись в виду явно черные африканцы, есть такое дерево-друг, целитель и утешитель. К нему они приходят со своими проблемами и бедами, с радостями и сомнениями. И оно им помогает! Ой, как мне захотелось прямо сейчас заиметь такого друга! Посоветовал бы, подсказал, помог.