Полная версия
Записки трудника. О современной жизни Соловецкого монастыря
Владислав Пестрецов
Записки трудника. О современной жизни Соловецкого монастыря
Вступление к книге
Написан этот труд на основе моего сотрудничества в Соловецком монастыре в 2014–2016 годах. Автор совершил преступление, пострадали люди, и чтобы от горя не перейти последнюю черту – самоубийство, уехал в эту обитель на краю света. И дату 3 июня 2014 года считаю своим вторым рождением. Последующие 2 года, проведенные на этой святой земле остались в моей памяти как лучшие в моей жизни. Священно начальство, братия, друзья-трудники буквально воскресили меня. Все изложенное в этом скромном труде – истинная правда, основано на личном дневнике и записях о впечатлениях.
Необъяснимые, сверхъестественные случаи, описанные в этой книге – они были, Господь свидетель.
Главное мое побуждение написать эту книгу – это открыть для благословенных читателей новый, удивительный мир монастырской жизни. Сломить психологический барьер о ней, так навязываемой темной силой.
Ведь не секрет, что враг человечества внушает обыкновенным людям ложное представления: мол, монастыри – это что-то отсталое, мрачное, строгое и жизнь в них наполнена лишениями и скорбями. Что населяют обители или фанатики, или неудачники, люди потерпевшие крах в мирской жизни. И это ему, лживому, зачастую удается.
Если и едут в наше время в обители, то очень многие здесь ищут только экзотики, поглазеть на «вымирающих динозавров», заодно посетить как бы действующие музеи, познакомиться с историей. Конечно, есть и настоящие паломники, которые приезжают с благими намерениями духовного роста, и таких все-таки большинство среди приезжающих. Но повторюсь, многие люди в нашей православной стране имеют навязанный врагом психологический барьер неприятия к монастырям и их насельникам.
Нет, ребята! Монастырская жизнь – это не что-то мрачное, а это радость и любовь! Господь здесь настолько близок, что Его здесь физически ощущаешь. Только здесь и остается настоящий православный, не исковерканный, христианский дух. Человека, приехавшего сюда, окружают действительно лучшие люди нашего общества, которые не развратились и вопреки всему ведут подвижническую жизнь.
Уверен, что поработать в монастыре бескорыстно, во Славу Бога желательно каждому православному человеку. Ваша душа наполнится радостью и благодатью. А Боженька, увидев ваш благородный порыв и труд – возблагодарит вас сторицей.
Хочется закончить это вступление словами преподобного Серафима Саровского: «Стяжай Дух Святый».
АвторЧасть I
Приезд
Впервые молюсь, искренне взываю к Богу. Такой молитвы у меня не было давно, примерно с год. Стыдно вспоминать его, проведенный в нескончаемой череде отчаяния, пьянства и опустошенности.
Стою я на паперти деревянного храма, снятого в известном фильме «Остров», где главную роль отца Анатолия воплотил Петр Мамонов. В затуманенной еще после вчерашнего «возлияния» голове как мозаика вспыхивают в памяти различные воспоминания и мысли: Родной город. Отъезд. Долгая дорога. Вокзал Архангельска. Стыдно вспоминать, но чтобы заглушить стресс – я пил и на вокзале, для маскировки налив водку в пустую полуторалитровую пластиковую бутылку из-под газированной воды. Такой способ употребления алкоголя не вызывал подозрения ни у граждан, ни у полиции. В калейдоскопе мыслей вспомнился Мамонов… – А мало, наверное, кто видел его выступления в своей группе «Звуки Му», незабываемые его телодвижения на сцене уникальны. А сейчас вот – отец Анатолий…, гениально воплотился. Он сам говорил в интервью, что играть ему и ненужно было, просто был самим собою. Сейчас живет где-то в деревне…, мыслит, пишет, философствует. Как же жизнь меняет человека. О чем это я? Да все о том же, человек все-таки может меняться., но кто в лучшую сторону, а кто-то, как я в худшую…
О себе рассказывать подробно не буду, скажу только, что приехал я сюда издалека, из одного южного города. И скажу честно, ехал я как на автомате. Увы, ехал не из любви к Богу, не чтобы получить «Царствие божие», и даже не из-за тяжести своих грехов, а ехал, потому что Господь оставил в моей жизни «единственную открытую дверь». Это потом, позже, я осознал свои ужасные грехи, совершенные в жизни.
Слава Пресвятой Троице, что помимо плохих привычек и страстей, наполнявших мою душу, все-таки умудрился по милости Господа воцерквиться уже лет как двадцать. Ходил в храм, исповедовался, причащался. Только благодаря этому – я не переступил последнюю грань…
Себя мне не жалко. Так мне и надо! Слишком уж я «прожигал» свою жизнь. Материально я был успешен, деньгами пользоваться не умел и не хотел. Поэтому и «швырял я хруст направо и налево», был расточителен, вел наполненную страстями невоздержанную жизнь.
Со временем я становился все тщеславней и циничней. Появились туфли по 40 тысяч рублей, кожаные куртки за 80 тысяч, поездки на выходные в Прагу и Париж. На Рождественский пост я посещал кабаре «Мулен Руж» в столице Франции…
Господь терпел, терпел мои беззакония, ну и смирил – разорился, обанкротился. Все рассыпалось как карточный домик.
Любил я в компаниях рассказывать следующую историю: Один человек, будучи в несчастье и отчаянии решил покончить с собой. Для этого он соорудил петлю, влез на табуретку, и последний раз оглядывая свою комнату, заметил в углу на столике початую бутылку водки – и это навело его на размышление: «Все равно мне умирать, дай я спущусь, да и допью ее». Слез, допил и думает: «А что это я вешаться собрался? Жизнь то налаживается!» Обычно, дружный грохот смеха оканчивал этот анекдот. Но я, убогий, не знал в то время изречения Преподобного Иоанна Лествичника:
«Опытом доказано, что за какие грехи осудим ближнего телесные или душевные в те впадем сами» В истинности этого духовного закона я уверился теперь на собственном опыте. Чтобы не покончить с собою, сбить стресс – я начал пить. И это привело меня к еще худшему душевному состоянию. Думал: «Да ладно 150–200 грамм от стресса – вполне позволительны. Но эти 200 грамм очень скоро, через 4–5 месяцев превратились в 500–700 грамм в суки. А при такой дозе – человек быстро превращается в животное.
И вот мой шанс выжить. Поменять давящий, зловонный, тесный панцирь отчаяния на иное, и вдохнуть полной грудью свежий, чистый, радостный воздух спасения в монастыре. В этот день я успел прогуляться в окрестностях Кемского подворья обители, с удивлением увидел прилив, а позже – отлив моря. Гомон чаек, запах водорослей с моря, чистый, свежий воздух настраивали на душевный покой. Белые ночи не располагали ко сну, и мы еще долго, далеко за полночь беседовали о духовной жизни на Соловках с соседом по келии, паломником из Новгорода.
Завтра, Бог даст, рано утром уходим на архипелаг.
Завтра начнется новая жизнь!!!
Святая обитель, первые дни
Утро, День обещал быть солнечным. Попрощавшись с гостеприимным монахом – начальником подворья. Мы отправились с одним паломником на расположенную рядом пристань, для отплытия на Соловки. Начало июня в этих краях – это не лето, а ранняя весна, снег растаял пару недель назад, и на деревьях и кустарниках только, только появились почки, из которых выходят первые робкие листки.
Погрузились в маленький катер принадлежащий монастырю, и в путь! Эх, хорошо, что я «напялил» на себя все, что было у меня из теплых вещей – это точно мне не помешало. Было ветрено и довольно холодно. Темно-синее море, яркое васильковое небо, белые чайки с гомоном сопровождали нас до самого архипелага. Непривычные для меня экзотические нерпы ныряли вокруг нашего катерка, и в радужных брызгах их можно было принять за привычных мне дельфинов. Проплываем острова под странным названием «Кузова», находящиеся на середине почти семидесяти километрового пути, и вот на горизонте узнаваемые контуры Соловецкого монастыря.
Господь создал здесь удивительно красивую природу. Эта красота какая-то патриархально русская, суровая и вечная. Когда видишь кремль в первый раз, создается впечатление будто встречаешься с былинной, сказочной явью. Как будто Александр Сергеевич Пушкин остров свой «Буян» в сказке «Руслан и Людмила», описывал именно здесь.
Пристань. Идем к главному входу обители. Захожу в Святые врата, они моим сознанием воспринимаются как вход в иной, освященный благодатию Божией, лучший, неизведанный мир. Мы падаем на колени не сговариваясь, и я ощущаю всю свою скверность и недостоинство, перемешанную со страхом дерзновения моего вхождения на святую землю монастыря. В памяти само собой вспоминаются строки о вхождении в Горний Иерусалим: «Не внидет всяко скверно и творяй мерзость и лжу, но токмо написанные в книгах животных».
Перед взором доминирует громада Спаса – Преображенского Собора, с четырьмя верхними угловыми пределами, напоминающими башни с узкими окнами – бойницами, Собор имеет вид крепостной твердыни. Храм господствует в окружающем пространстве, он был виден нам еще с катера при подходе к острову.
Впечатление такое, что ты находишься в машине времени, как-то мгновенно пройдя Святые врата оказываешься в веке семнадцатом. Вымощенная каменными плитами дорога ведет к этому шедевру архитектуры. Слева и справа – открытое пространство, зеленые лужайки, клумбы с цветами все это радует глаз. Вижу первых насельников монастыря, их черные мантии развивает ветер и от этого они кажутся величественными и неземными. Эти четверо направляются к какому-то храму справа от Преображенского Собора, позже я узнал, что это была храм Святителя Филипа. Но мы со своим товарищем сворачиваем налево и идем к центральной площади, к (Братскому корпусу). Спрашиваем у дежурного как нам встретиться с отцом Благочинным. В обители ничего не делается без благословения этого архимандрита. Отец Иаунарий встречает каждого новоприбывшего трудника лично, доброжелательно и в тоже время строго расспрашивает каждого о цели приезда, знакомит с внутренним распорядком и если кандидат подходит – благословляет поработать во Славу Бога. Примечательно, что если трудник курит, то ему благословляется жить только вне стен обители.
Поселили нас в Иконописном корпусе, на третьем этаже. Практически мы были одни из первых паломников, прибывших после зимних месяцев в начинающуюся летнюю навигацию. Зданию лет двести пятьдесят, огромная комната с восемью кроватями, пятиметровые потолки, толщина стен корпуса – метра полтора. Я сразу облюбовал уголок за печкой, в виде закутка два на два метра. Очень хорошее место, уютное и теплое, в меру светлое. А так как топим мы печку весь июнь – мое расположение было мне очень кстати.
Нас было трое поселившихся, – мои спутники не чета мне – были молоды, энергичны и радостны. На мне же лежала печать запоя и возраста. Я был под пятьдесят лет, с потухшими глазами и отменным животом, весил я тогда не менее 115 кг. В тот же день мы начали работать – вешали в «Архангельской» гостинице карнизы перед летним сезоном. Даже легкий физический труд для меня был в тягость, нагибаясь, я кряхтел, сопел, живот мешал нагнувшись, что-либо поднять с пола. Чувствовал я себя разбитым. А ведь всегда я был спортивен. Всю жизнь я увлекался горным туризмом, а также утренними пробежками занимался в течение 30 лет. И вот стресс и запой превратили меня в «слабака» и в полную «развалину». Придя в келию после обеда, решил попробовать отжаться, конечно, не от пола, а от подоконника высотой около метра. Благословенные! Представляете! Я отжался всего лишь 10 раз!
Забегая вперед, я скажу, что видя свое такое плачевное физическое состояние – стал ежедневно тренироваться, и уже через год моей нормой стало отжимание 500 раз до обеда и, конечно же, от пола. Физически развитым – меня сделали, конечно же, послушания, уборка снега зимой на территории, разгрузка и погрузка грузов а также заготовка дров. Эти послушания – общие и участвуют в них все насельники.
На следующий день, меня убогого, отец Благочинный благословил на мойку посуды. Вообще среди трудников ходят слухи, что этот батюшка прозорлив, или уж во всяком случае, превосходный психолог. Он дал мне то послушание, которое мне было необходимо в тот момент. Горы грязной посуды смиряли мою гордыню, к тому же появилась возможность быть часто наедине с собою. В первые две недели без привычки мне пришлось тяжело, горы грязной посуды, ежедневная трехразовая уборка сподвигали моего ветхого человека восстать, и он во мне внутренне ворчал. Сразу вспомнились где-то прочитанные строки советских писателей об эксплуатации толстыми «попами» несчастных, бедных трудящихся, к коим естественно я причислял и себя. Наставником у меня был брат из трудников. В каком-то значении – легендарная личность монастыря. Человеком он был, мягко говоря, упитанным, но его полнота ни как не отражалась на необычайной живости в характере и быстроту его движений. Среднего роста, лет 55-ти, в очках, весельчак и балагур – именно таким он запомнился мне. Наверняка в своем генеалогическом древе он имел в родственниках, как и барона Мюнхаузена, с его «правдолюбием», так и Василия Теркина, обладающего «молчаливостью и застенчивостью». Короче вот такая «термоядерная смесь» этих двух литературных героев. Прекраснейший рассказчик, обладающий артистическим даром. Рассказывая что-то, он не только увлекательно и интересно излагал, но и присваивал своим персонажам разные голоса, более того он имитировал голоса – он даже изображал мимику, и походку каждого своего героя. И чем больше было слушателей, тем больше у него было творческого вдохновения. И в конце такого импровизированного рассказа – спектакля, слушатели чуть ли не хлопали в ладоши. Свою веселость он сочетал с искренней, живой верой во Христа, был отзывчивым и хорошим товарищем.
Так вот, он меня и научил, я стал мыть посуду и в продолжение следующих трех месяцев нес это послушание. Спасибо всем братиям и матушкам, работающим на трапезной, которые терпели меня все это время. Послушание это считалось не из легких. Надо мыть всю посуду после трапез братии, включая и весь поварской инвентарь. Обычно день проходил так:
В 500 подъем, в 530 всенощная, утреня, часы, литургия – все утренние службы проходили в Филипповском храме. Обычно я был на службе до 700, потом шел на трапезную, включал посудомоечную машину для подогрева в ней воды, предварительно налив в нее вручную несколько ведер. До 800 успевал попить чайку, и уже после начинал мыть оставшуюся с ночи посуду, завтрак заканчивался в начале десятого утра, братия расходилась по послушаниям. Я же мыл посуду до одиннадцати, после шел в келию, до половины первого отдыхал и молился. С половины первого дня начинался «обед». Самая «горячая» часть дня. Посуды – много, несут и несут. Мойщика в эту пору, как правило, не видно из-за гор грязных кастрюль, тарелок, сковородок и чашек. И послушаешься так до 15–16 часов. Далее идет полуторачасовая передышка до ужина. Посуду после ужина моешь с 1800 до 1930. После смены выносишь мусор и моешь пол в помоечном помещении. Работал я ежедневно пять дней, потом 2 дня отдыхал.
Этому послушанию быстро навыкаешь, и появляется прекрасная возможность молиться внутренне. Но некоторые мойщики, например мой напарник – молился вслух, он читал «Богородица Дева радуйся…», пел тропари. Хотя и по словам других я неплохо выполнял данное мне послушание, но на нашей мойке подвизались действительно, лучшие меня, выдающиеся трудники. Например, один брат мыл пол не как все – после смены, а три раза за день, после каждого приема пищи братиями. А посуду он складывал не просто аккуратно, но еще и по размеру, а цветные «глобусы» (это такие глубокие, полукруглые миски-тазы) складывал по цветам, при этом он еще и весь день пел тропари святым.
Все трудящиеся трудники замечают, что есть большая разница между работой за деньги и послушанием во Славу Бога. Работать здесь – радостно. И матушки и братия – стараются поддержать психологически, научить и накормить мойщика всякими вкусностями. И работая здесь – целый день только и слышишь: «Спаси Бог»; «Помоги Господь»; «Спаси Господь»; «Христос Воскресе»!
Послушания
Трудникам благословляются различные послушания. Большой монастырь требует много рабочих рук. И все работы необходимы и важны. Нет здесь престижных и непрестижных работ, потому что делается все во Славу Бога. Здесь многие молодые люди, выросшие в городах, впервые в жизни познают простой, крестьянский труд. Как интересно и увлекательно учиться тому, что только видел на экранах телевизора или читал в книгах. Впервые в жизни поколоть дрова, открыв заслонки поддувала – растопить печку, научиться доить корову, ухаживать за ней, кормить кур и собирать их яйца в плетеную корзинку устланную сеном.
Есть и общие послушания – можно выделить такое, как заготовка сена для наших буренок. Работаем плечом к плечу с монахами и иноками, священноначалие монастыря не составляет исключение. Непривычно видеть, как игумен вместе с послушником на вилах несут стог сена.
Вместо городских платных фитнес-центров – у нас здесь свои тренажеры. Я сначала сокрушался: «Вот думаю дурень, платил у себя в городе за фитнес полсотни тысяч рублей в год за возможность покачаться. А здесь – раздолье – хошь снег убирай, хошь дрова коли, можно и дровишки заготовить для печи, таская их на третий этаж. Работа здесь идет скоро и радостно – Господь помогает! Офисные служащие осваивают много полезных в быту навыков.
Мой сосед по келии, добрый, молодой, способный человек, закончивший МГУ и работающий теперь в крупном холдинге говорил мне: «Работая в офисе и выполняя какую-то свою конкретную функцию, чувствуешь себя малозначительным винтиком в огромном процессе, и не видишь своего труда и конечного результата. А здесь все просто – вот корова, вот ее вымя, а вот ведро молока, которое ты лично надоил – результат виден налицо… А вот лопата, которой ты убираешь «издержки производства», образовавшиеся сзади коровы. Все ясно, четко и понятно!»
Что касается меня, отвыкшего от физического труда, то я был похож на того еврея с известного анекдота:
Попадает еврей в армию. Молодых бойцов выводят на хозяйственные работы. Задание прапорщика – вырыть траншеи. Раздаются лопаты для выполнения приказа. И еврей спрашивает – скажите, пожалуйста, а эта лопата с моторчиком? Прапорщик с изумлением смотрит на бойца и говорит:
– Ну где ты видел лопату с моторчиком?
– А где вы видели еврея с лопатой?
Вот так и я, после 20 лет офиса, с удивлением рассматривал выданную мне лопату, ища моторчик – не нашел…
Как я уже говорил – любое послушание – это радость, удивительно, но вроде довольно грубые и тяжелые работы – выполняются с удовольствием и внутренним удовлетворением и не замечаешь, как летит время. Радость в труде появляется от благословения Господня, ведь трудишься во Славу Его. Еще влияет и то, что все работают дружно, не выделяя того кто здесь живет больше или меньше, кто монах, а кто трудник. Как я уже упоминал – принимают участие на общих послушаниях и все иеромонахи, включая нашего Наместника, Благочинного и духовника монастыря. Непривычно и отрадно смотреть после мирского снобизма, социального различия между людьми, – как отец Наместник с отцом Благочинным сидят за общим послушанием вместе с братией, трудниками и перебирают лук. Все священноначалие выполняет со всеми посильную работу и по заносу дров в братский корпус, и при разгрузке грузов с катеров, доставляющих все необходимое с материка. Начинаешь понимать слова Спасителя о том, что «вы есть Тело Христово». Братия, выполняя каждый свое послушание – вносят свою лепту и составляют «тело» монастыря, дело общего послушания Господу. Кто трудится в трапезной, кто алтарником в храме, кто на общих послушаниях, кто на хозяйственном дворе – ухаживает за птицей, коровами, кто-то дежурит, кто-то делает мебель в столярном цеху – есть очень много различных и нужных послушаний. При этом есть четкая вертикаль подчинения священноначалию. Благословения – это святое дело, ничего не делается здесь без него. Пример для всех нас – наше священноначалие. Такой пример – чтобы иеромонаху отлучиться на природу или выехать даже на полдня в скит – батюшки берут благословение у отца Наместника или отца Благочинного. И вы знаете, мне такая жизнь нравится! Это правильная жизнь, и после мирской бездуховности, суеты и распущенности, а значит настоящей «духовной пустыни», здесь в монастыре вдруг оказываешься в оазисе и начинаешь пить чистейшую родниковую воду духовности – понимая что здесь ее исток. Ловишь себя на мысли, что ты находишься в веке восемнадцатом, а то и в семнадцатом. Телевизоров нет, как и не видно реклам, автомобилей, асфальта, архитектурных «шедевров» двадцатого века. Компьютеры установлены только в офисах. Мужчины практически все носят бороды и редко у кого они стриженые, бороды настоящие – патриархальные. Господь некоторых братьев щедро одарил этой мужской принадлежностью – встречаются бороды так сказать «лопатой» и до пояса. Женщины тоже соответствуют тому времени, они благочестиво ходят в длинных темных или черных юбках, в платках на голове и без косметики. Живешь в величественном, древнем кремле, и тебя окружает архитектура 16–18 веков. Одежда у монашествующих не изменяется столетиями. Зимой вообще забываешь, что живешь ты в третьем тысячелетии. Дополняет ощущение древности и то, что находится вне стен монастыря. За крепостными стенами не суета мегаполиса, а заповедник, захватывающая дух красотою природа. На прогулке часто встречаешь зайцев, лисиц и лосей. В море живут нерпы, белухи, а разновидность птиц измеряется десятками. Красоту и девственность природы описать не хватит слов, восхищаешься видами лесов, лугов, озер и безбрежного белого моря.
Здесь очень бережно сохраняется забытая в миру простота и доверчивость в людских отношениях. Взять, к примеру, такой факт, в братских корпусах нет замков, и я не слышал о случаях воровства. Конечно, складские, хозяйственные и служебные помещения – закрыты. Но сама братия в корпусе живет без замков, а в скитах, разбросанных по всему архипелагу, как в благословенную старину – если монаха нет в келии, выставляется на улице палка. О вышесказанном расскажу следующую характерную историю из своей практики:
Как-то по послушанию иду со своим священноначальником, отцом Нестером по территории нашего кремля, вокруг много людей – братия, трудники и паломники. Мой батюшка вдруг вспомнил, что мы забыли в кабинете ключи от склада. Я нес в руках довольно тяжелый и, кстати, новый и дорогой перфоратор «Макита». Развернувшись для возвращения, я неожиданно услышал от него: «Да оставь ты его, куда он денется!» Послушание надо выполнять и оставив инструмент прямо посреди площади в центре кремля, не скрою – я мысленно с ним попрощался. Мы с моим наставником вернулись назад. Взяв ключи, батюшка благословил меня еще отпечатать на компьютере текст объявления. Короче, минут через сорок, вернувшись, мы забрали свой инструмент, который благополучно дождался нас на своем месте, и продолжили путь к складу. Думаю про себя: «Сколько бы простоял бы перфоратор где-нибудь на городской площади перед кражей, время измерялось бы в минутах или секундах?»
Но вернемся к теме, благословения и послушания в обители. И то и другое вырабатывают главное для человека – смирение и кротость, без которых нельзя спастись. Боженька наш Иисус Христос ведь нигде не сказал, что любит инициативных и самовольных людей: а кого же любит? Кротких.
«На кого воззрю, токмо на смиренного и кроткого, и трепещущего словес моих».
Насколько послушание ценится в монашестве, можно увидеть из такого примера (книга о житии старицы наших дней Схимонахини Нилы (Колесникова) (1902–1999) составленную Александром Трофимовым и Зинаидой Свириденковой). Привожу выдержки из книги, рассказывающую о вступлении ее девочкой в монастырь:
«Евдокию поселили вместе с другими девицами, желавшими поступить в монастырь. Очень скоро пришло время первого экзамена. Старшая сестра велела им сажать капустную рассаду, но… вверх корешками. Девочки, еще не знавшие монашеской науки, конечно, удивились такому странному заданию, и стали сажать рассаду как полагается, то есть корешками в землю. Евдокия же и еще две девочки посадили рассаду так, как им велели. Когда пришла монахиня принимать работу, то спросила:
– Кто это так неправильно посадил капусту?
– Мы, – ответили Евдокия и две ее новые подружки.
– Вот вы и останетесь в монастыре, – сказала монахиня, а остальные могут возвращаться домой».
Жизнь трудников в монастыре
«Обращайся с людьми так же внимательно, как с посланниками великого царства, и так же осторожно как с огнем…»
Схиигумен СавваПростите меня грешного, но для ясного представления благословенных читателей о быте и взаимоотношениях трудников монастыря начну, пожалуй, с искушений, которые, увы, нас иногда и здесь сопровождают. Искушения между людьми здесь гораздо более тонкие, чем в миру. Если ты живешь в одной келии с шестью, восемью братиями, то каждый из них это твой член семьи. У каждого есть свои характер, опыт жизни, способности и привычки. И надо смиряться, быть максимально вежливыми и предупредительными со всеми. Стараться всегда приветствовать друг друга, не быть любопытным, то есть не лезть в чужие дела, и если сам человек о чем-то не рассказывает, то и не выспрашивать, и не намекать. Беречь необходимо чужой сон, если кто-то спит – не включать электрочайник, вести себя тихо, стараться идти по келии не шумя. Свое дежурство, надо нести без напоминания, выполняя обязанности. Если твоя неделя по уборке келии, коридора и туалета – постараться провести ее тщательно, не вызывая нареканий у братии. Не быть многословным, нарушая покой ребят, но и не быть слишком молчаливым, не здороваясь и не отвечая на приветствие – это многих искушает.
