Пропасть

Он достал из кармана список, составленный на заседании кабинета министров еще в прошлую пятницу. В нем были перечислены имена десятерых противников британского вмешательства в войну: Ллойд Джордж, Морли, Бошан, Саймон, Харкорт, Пиз, Сэмюэл, Маккиннон-Вуд, Ренсимен и Бёрнс. Возможно, кто-то из них, осознав всю серьезность положения, перейдет на его сторону. Но другие подадут в отставку в любом случае. Начнется чертовская неразбериха.

– Вы должны завтра же официально предупредить кабинет министров, – сказал он Грею, – что в ближайшее время Британия будет вовлечена в войну. Это не значит, что мы берем на себя какие-то обязательства. Просто факт, против которого даже самым миролюбивым коллегам нечего будет возразить. Но такое объявление позволит нам открыть «Мобилизационное расписание», разослать телеграммы и перейти к подготовительному этапу.

– А потом?

– Потом мы будем молиться о чуде.

Был уже час ночи, когда он наконец вышел из кабинета Грея и снова перешел через дорогу. Запер дверь и направился через весь дремлющий дом в свою спальню. Зайти к Марго и пожелать ей спокойной ночи он не решился, хотя ему и померещилась полоска света под ее дверью. Он разделся, почистил зубы и лег в кровать. Ему нравилось писать перед сном короткие записки Венеции с рассказом о событиях этого вечера. Но сегодня он слишком устал, даже притом что многое хотел бы доверить ей. Положив веточку подаренного на счастье белого вереска под подушку, он выключил свет и, как привык в детстве, натянул одеяло до самого подбородка. Засыпал он с надеждой, что утром получит письмо от нее, с надеждой, что не увидит опять тот страшный сон.

Глава 9

На следующее утро, в среду 29 июля, Пол Димер встал рано, прошелся до ближайшего магазина за углом и купил «Таймс» и «Дейли телеграф». Редко случалось, чтобы ему не нужно было идти на службу, но сегодня выдался именно такой день. Он уже отгулял половину из полагавшегося ему раз в год недельного отпуска.

Вернувшись домой, Димер сел за кухонный стол, маленькая черная кошка потерлась об его ногу, а он поставил перед собой чашку чая и принялся читать новости:

АВСТРИЯ ОБЪЯВИЛА ВОЙНУГЛУБОКИЙ КРИЗИС НА ФОНДОВОЙ БИРЖЕСУДЬБА ЕВРОПЫ ВИСИТ НА ВОЛОСКЕ

Обычно Димер не усердствовал с чтением газет. Но отпуск подарил ему кучу свободного времени – больше, чем он сумел придумать для себя занятий, и в итоге Димер всю неделю следил за международными новостями, которые с каждым днем приобретали все более угрожающий характер. Листая страницы, он мысленно возвращался к тем политикам и дипломатам, которых видел на садовом приеме на Даунинг-стрит: к премьер-министру, министру иностранных дел, германскому и русскому послам. Все они держались вальяжно и самоуверенно, этакие хозяева мира. Но газетные статьи показывали, насколько беспомощными, ничтожными и почти жалкими оказались они перед нахлынувшей волной кризиса. Димер уже подумывал плюнуть на свой отпуск и отправиться в Скотленд-Ярд: там, по крайней мере, найдется с кем поговорить. Но потом решил, что нет, это глупо, коллеги будут смеяться над ним. Его жизненная философия позволяла переживать лишь за то, что от него как-то зависело. Поэтому он решил вернуться к первоначальному плану и провести день в своем саду. Димер сложил газету и сменил одежду на рабочую.

Почва в Северном Лондоне была бедной, истощенной, мало чем отличаясь от черной грязи, но, переехав сюда, Димер приналег на конский навоз и к середине лета, хотя дождей в Лондоне не было весь июль, вернул цветочные клумбы к жизни. Ближе к полудню он подрезал глицинию и герань, ощипал увядшие лепестки шпорника и наперстянки. Простая работа поглотила его целиком. Так он удовлетворял свою природную тягу к порядку. И еще она отвлекала от мыслей о том, что писали в газетах, а самое главное – от того, что все это могло означать для его брата, служившего в армии.

В Сент-Джеймсском парке, расположенном тремя милями южнее в центре Лондона, было тише, чем когда-либо еще этим летом. Никто не кормил уток, и шезлонги, несмотря на яркое солнце, стояли пустыми. Толпа начинала собираться не здесь, а перед парламентом и Министерством иностранных дел, возле Адмиралтейства и вдоль Даунинг-стрит, словно близость к месту, где принимаются трудные решения, от которых зависит жизнь и смерть людей, может дать им какое-то представление о происходящем. Когда в одиннадцать часов министры прибыли на экстренное заседание, им пришлось пробивать себе дорогу сквозь молчаливую неподвижную массу людей.

В два часа дня из трех главных правительственных учреждений выплеснулись на улицы десятки клерков с манильскими папками в руках и пешком направились к трем ближайшим почтовым отделениям на Уайтхолле, на Парламент-стрит и на Стрэнде. В приемных окошках повесили таблички «ЗАКРЫТО», отогнали в сторону дожидавшихся своей очереди клиентов, а всех телеграфистов привлекли к рассылке тысяч предупреждающих телеграмм, как было указано в «Мобилизационном расписании».

Майор Хэнки и его подчиненные так педантично все распланировали, что уже через полчаса задача была выполнена.

С ноющей от целого дня работы внаклонку спиной, в липнущей к телу потной рубашке, Димер набрал в лейку последние остатки дождевой воды из бочки, размышляя о том, не сходить ли через дорогу в «Альбион» за пивом и более подходящей, чем кошка, компанией, и вдруг услышал, как хлопнула крышка почтового ящика. Было почти шесть часов вечера.

Он прошел по узкому коридору к двери. На коврике перед ней лежали две телеграммы. Димер нахмурился. Первый коричневый конверт выглядел довольно зловеще, второй почему-то напомнил ему о брате. Димер отнес конверты на кухню, вытер руки от земли и вскрыл первый.

В нем было стандартное предписание от помощника комиссара Скотленд-Ярда, в котором сообщалось, что в связи со сложным международным положением все отпуска полицейским отменяются и они должны прибыть на службу завтра утром.

Вторая телеграмма от начальника Специального отдела приказывала явиться к девяти утра в распоряжение капитана Холт-Уилсона, третий этаж, Уотергейт-Хаус, 13, Йорк-Билдингс, Стрэнд.

Отмена всех отпусков могла означать только то, что реальное положение еще хуже, чем описывают газеты. Фамилия Холт-Уилсон и адрес ничего Димеру не говорили. Вероятно, это и был тот самый отдел Военного министерства, которого официально не существует и о котором упомянул Куинн, когда Димера принимали в Специальный отдел. Он вдруг почувствовал, что становится маленькой деталью огромной, хорошо отлаженной машины, именно в этот момент приходящей в движение. И если он хочет повидаться с братом до того, как на них обрушится бог знает что, у него остается для этого последняя возможность.

Димер бросил поливать свой сад, сменил рубашку, надел пиджак, запер дверь дома и вышел на улицу. Из «Альбиона» доносились звуки пианино, но Димер повернулся к нему спиной и быстро зашагал в другую сторону. Через пятнадцать минут он сел в поезд метро, направлявшийся на север, к Милл-Хилл.

Димер был на шесть лет старше брата, и разница в возрасте определила их взаимоотношения, особенно после того, как убили родителей. Именно Пол потратил почти все свое скромное наследство, чтобы оплатить для четырнадцатилетнего Фреда пансион в пристойной школе. Именно Пол отыскал его, когда тот сбежал. Именно Пол снял жилье, где они могли бы жить вдвоем, пристроил брата на обучение в местную автомастерскую, а когда дела пошли совсем худо, когда Фред связался с дурной компанией и у него возникли неприятности с полицией, именно Пол от отчаяния предложил Фреду пойти в армию, расширением и реорганизацией которой занимался новый военный министр Холдейн. По правде говоря, не столько предложил, сколько заставил явиться на призывной пункт в Хаунслоу и не уходил, пока не убедился, что брата приняли. И все обернулось к лучшему, или так только казалось, во всяком случае, прошло пять лет, а Фред все еще служил в армии.

В поезд битком набились возвращавшиеся из увольнения солдаты: шумели, веселились, толкались, срывали у товарищей фуражки и бросали через весь вагон. В Милл-Хилле они высыпали на платформу, Димер вышел следом, пересек дорогу и поднялся по склону к широко развернувшемуся комплексу новых казарм из красного кирпича, похожему на фабрику в окружении складов. Чем ближе солдаты подходили к казармам, тем сдержаннее себя вели. Возле железных ворот был установлен плакат: «Миддлсекский полк (личный герцога Кембриджского)». Солдаты прошли в ворота, а Димера на входе остановил часовой:

– Посетителям вход воспрещен.

– Раньше у меня проблем не было. Давно это началось?

– Примерно час назад.

– Мне нужно повидать рядового Фреда Димера. – Димер показал удостоверение.

– Полиция? У него неприятности?

– Я его брат.

– Ну… раз так… учитывая, что вы полицейский… – Часовой зашел в будку, сверился со списком и направил Димера к одному из жилых корпусов, расположенных квадратом по другую сторону плаца.

Повсюду стояло оживление.

Димер поздоровался с часовым у входа в казарму и спросил, не знает ли тот Фреда Димера.

– Я посмотрю, здесь ли он. Кто его спрашивает?

– Брат.

В ожидании Димер осмотрелся по сторонам. Солдаты в форме маршировали в центре огромного пустого пространства, солдаты в майках бегали по двое по периметру. Дальше загружали и выгружали из машин тяжелые ребристые ящики, видимо со снаряжением. Откуда-то издали, с невидимого отсюда стрельбища, доносились щелчки винтовочных выстрелов. Когда он убеждал Фреда пойти в армию, страна уже давно ни с кем не воевала, и ему в голову не приходило, что однажды брату придется сражаться. В армейской службе Димер видел способ уберечь Фреда от опасного пути.

– Привет, Поли!

Он обернулся к дымящему сигаретой молодому человеку в форме цвета хаки и фуражке. На улице Димер ни за что не узнал бы брата и прошел бы мимо. Фред вполне мог оказаться одним из тех солдат, что дурачились в поезде.

– Привет, Фред, – сказал Пол, протягивая руку. – Давненько не виделись.

Фред сунул сигарету в рот и крепко пожал руку Полу, глядя прямо в глаза:

– Наверное, с самого Рождества.

– Не может быть!

– Ты же знаешь, что так и есть. – Голос Фреда не изменился, как и выражение светло-голубых глаз, всегда чуть насмешливое, словно он получал удовольствие, подшучивая над старшим братом, но все остальное: густые усы, широкие плечи, сила в его огрубевшей ладони… – Так в чем дело? Тебя занесло по делам в эту сторону, да?

– Нет, я специально приехал. Хотел повидаться с тобой. Ты читал газеты? Бог знает, что будет дальше.

– Не стоит обо мне беспокоиться. Теперь уже не стоит. Нас тут хорошо обучили. Если придется сражаться, мы к этому готовы. – Он украдкой затянулся сигаретой и спрятал в ладони, зажав тремя пальцами; курить на плацу наверняка не разрешалось, и это маленькое нарушение правил, так свойственное Фреду, немного успокоило Пола. – Ты все еще с той девушкой?

– Больше нет.

– Она образумилась, да?

– Вроде того. А ты? У тебя…

– Не-а, пока нет. Еще чего не хватало!

Они ненадолго замолчали. Фред быстро огляделся:

– Послушай, Поли, ты молодец, что пришел… Я оценил, правда… Но все отпуска отменили, и мы ждем проверки с минуты на минуту.

– Тебе нужно возвращаться?

– Ты не обидишься?

К своему стыду, Пол почувствовал только облегчение.

– Нет, конечно. Давай постараемся не терять друг друга из виду. – Он чиркнул в блокноте свой адрес, вырвал лист и передал Фреду.

– Ты переехал на новую квартиру?

– Да. На самом деле даже в новый дом. Маленький, но все-таки…

– Все-таки… дом… здорово. – Он сложил листок в крохотный комочек и спрятал в нагрудный карман.

– Напиши мне, если тебя куда-то отправят, – сказал Пол. – Дай мне знать, как твои дела и где тебя найти.

Фред облизнул палец, затушил им сигарету и положил ее в другой карман:

– Обязательно. Ну, будь здоров!

– Береги себя, Фред.

– Ты тоже.

Он развернулся и ушел, и потом Пол вспоминал его именно таким: шагнувшим, беспечно покачивая плечами, с яркого солнечного света в полумрак казармы.

В саду Пенроса, в вытянутой тени огромного бука, посаженного, как говорили, еще в правление Карла II и только недавно начавшего подгнивать, подходила к концу игра в крокет. Венеция, в белой хлопковой юбке до щиколотки, расставила ноги и замахнулась молотком. Ее голубой шар с радующим ухо треском угодил в красный Энтони Хенли и отбросил его на добрых двадцать ярдов.

– Послушай, Винни, нельзя же быть такой жестокой! – пожаловался он.

Затем она поставила шар прямо перед воротами, чисто прошла сквозь них следующим ударом и попала точно в центральный колышек.

– Хороший удар, – сказал Эрик, игравший с ней в паре. – Молодчина!

– Давайте сыграем еще раз, – предложил Энтони. – Дайте нам шанс сравнять счет.

Они с Бланш уступали со счетом 2: 3, а Энтони ужасно не любил проигрывать, особенно Венеции.

– Мы договаривались до трех побед, – ответила она.

Венеция забросила молоток на плечо и пошла к террасе, где сидели другие члены семьи. Остальные игроки двинулись за ней. Это была тихая передышка между днем и вечером. Няни уложили детей спать. Горничные помыли чайные приборы. Теплый ветерок доносил на лужайку из кухни ароматы обеда. Таков уж был распорядок в Пенросе: еда, за ней опять еда, а следом опять еда, и так по кругу. Когда они приблизились к дому, из гостиной через застекленную дверь вышел дворецкий Джонс и подал отцу серебряный поднос. Лорд Шеффилд взглянул на него поверх очков и воскликнул:

– Телеграммы!

Венеция быстро поднялась по ступенькам:

– Для меня ничего нет?

– Не сегодня, – ответил отец и начал раздавать конверты. – Энтони, это тебе, это Эрику, а это Биллу.

– Боже правый! – рассмеялась мать, как делала всегда, когда волновалась. – Как забавно! Похоже на игру в буриме.

Офицеры показали друг другу телеграммы: все отпуска отменяются, немедленно явиться в места дислокации и доложить командирам, а их жены вразнобой роптали: «как ужасно», «какая досада», «что за нелепость», словно главной проблемой был испорченный отдых.

Эрик, старший по званию, заявил:

– Ну что ж, если говорить обо мне, то я даже доволен. Думаю, пришло время для страны занять твердую позицию. Ничто так не помогает понять истинные ценности, как война.

– Слушайте, слушайте, – сказал Билл.

– Но вы ведь можете остаться на обед? – спросила леди Шеффилд. – Пара часов ничего не изменит.

– Война! – внезапно произнес отец Венеции. – Полная нелепость! – Она взглянула на него: отец сидел в шезлонге и качал головой. – Ты оказалась права, Венеция. Нас в нее втягивают.

Она не ожидала письма следующим утром. Думала, он слишком занят, чтобы писать ей. Но Эдит принесла письмо в обычное время. Было слышно, как зятья внизу готовятся к отъезду.

– Спасибо, Эдит. Скажи всем, что я сейчас спущусь.

Она подождала, пока не закроется дверь, а потом вскрыла конверт. Основная часть письма была написана во время ланча.

Не могу передать словами, как меня тронула эта маленькая веточка белого вереска и то, что ты о ней написала… Я, как и ты, считаю часы до субботы… У нас было долгое заседание… Главное решение, к которому мы пришли, – разослать сегодня же «предупреждающие телеграммы», как это называется на официальном языке… Прямо сейчас я собираюсь в Военное министерство, чтобы убедиться, что эти «предупреждения» вступили в силу…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Кэтлин Скотт – британский скульптор, жена исследователя Антарктики Роберта Скотта. – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Леди Оттолайн Виолет Анна Моррелл – английская аристократка и меценатка, игравшая важную роль в литературной жизни Лондона.

3

Чайные танцы – танцевальный вечер с чаем и легкими закусками.

4

Из поэмы Дж. Китса «Эндимион». Перевод С. Сухарева.

5

Временное жилье, пристанище (фр.).

6

Справочник Дебретта – ежегодный справочник дворянства, издававшийся с 1802 года.

7

В военном лагере Керраг близ Дублина в марте 1914 года офицеры Пятого и Шестнадцатого уланских полков отказались участвовать в подавлении юнионистских волнений в Ольстере, пригрозив подать в отставку.

8

В марте 1914 года суфражистка Мэри Ричардсон нанесла несколько ударов ножом по картине Диего Веласкеса «Венера с зеркалом» в Лондонской национальной галерее. Впоследствии она написала, что это был акт протеста против ареста ее подруги г-жи Нанкхёрст.

9

Юнионисты – политическая партия в Северной Ирландии, выступающая за сохранение Ольстера в составе Великобритании.

10

«Наш общий друг» – последний завершенный роман Чарльза Диккенса.

11

Королевские адвокаты носили особые шелковые мантии, а не обычные шерстяные.

12

Аутбэк – засушливые и малонаселенные внутренние районы Австралии.

13

Сэмюэл Пипс – английский чиновник морского ведомства, автор знаменитого дневника о повседневной жизни лондонцев второй половины XVII века.

14

«Арт энд крафт» – направление в британском искусстве и архитектуре конца XIX – начала XX века, проповедующее простоту и естественность, превосходство предметов ручного производства над машинным.

15

«Главный кнут» – заместитель лидера партийной фракции в парламенте, организатор ее работы.

16

«Перье Жуэ» – шампанское, продукция знаменитой одноименной винодельни Шампани.