
Полная версия
Эсеры. Борис Савинков против Империи
На рубеже XIX и XX веков имперская самодержавная монархия была не готова к борьбе против создававшихся массовых революционных партий, и массовое студенческое протестное движение на нее особого впечатления не произвело. Это была очередная ошибка самодержавия и исправить ее оно уже не смогло.
Атака самодержавия
В очень жаркий июльский день 1904 года по Аптекарскому острову орловские рысаки везли бронированную карету. За каретой быстро неслись полицейские дрожки с четырьмя агентами, все четверо телохранителей на велосипедах ехали между дрожками и каретой, чуть справа и слева от охраняемого объекта. На доклад к Николаю II в Царское село отбывал всесильный и многолетний столп самодержавия и министр внутренних дел Вячеслав Плеве, формальный победитель «Народной воли». Раз в неделю, в точно определенное время он отправлялся со своей дачи на Аптекарском острове на Балтийский вокзал и на поезде ехал в Царское село, главную летнюю резиденцию императора всероссийского, докладывать Николаю II о том, как приближается к России социалистическая революция. Карета Плеве проехала по Кронверкской набережной мимо места казни декабристов, по Биржевому мосту въехала на Стрелку Васильевского острова, затем по Дворцовому мосту, мимо Зимнего и Адмиралтейства, пронеслась на Вознесенский проспект, миновала Исаакиевский собор, по Синему мосту перескочила Мойку, проехала через Екатерининский канал, пересекла Садовую улицу, по Измайловскому мосту переехала Фонтанку и въехала на Измайловский проспект. До Балтийского вокзала оставалось менее километра и уже была видна набережная Обводного канала.
По левой стороне Измайловского проспекта один за одним на расстоянии тридцати метров друг от друга шли четыре боевика недавно созданной партии социалистов‑революционеров. Первый, рабочий, должен был пропустить карету всесильного министра и взорвать ее, если она вдруг повернет назад. Второй, боевик, студент, считался основным метальщиком. Если бы он не взорвал Плеве, третий боевик, студент, и четвертый, рабочий, должны были взорвать карету, если бы она прорвалась за второго, основного метальщика. Карета Плева проехала мимо первого боевика и влетела в стометровую эсеровскую ловушку. У министра внутренних дел империи больше не было шанса остаться в живых. Боевики специально дублировали схему атаки народовольцев на императора Александра II 1 марта 1881 года, и казалось, что тень грозного Исполнительного Комитета накрыла Измайловский проспект. Бронированная карета почти поравнялась со вторым метальщиком и боевик со всего размаха всадил пятикилограммовую адскую машину прямо в каретное окно. Его тут же сбил с ног охранник‑велосипедист и упал на боевика. Раздался страшный взрыв и всесильного Плеве не стало. Рядом с израненными охранниками медленно кружась, падал на землю большой белый лист бумаги с крупно написанными буквами: «Приговор Боевой Организации Партии Социалистов‑Революционеров душителю гражданских и политических свобод». Взорвавший Плеве Егор Сазонов объявил, что эсеры по примеру своих духовных отцов‑народовольцев, взялись за оружие потому, что самодержавие не считало подданных людьми: «С нами обращаются как с гонимым избиваемым зверем. Потому мы оскалили зубы, потому мы взялись за оружие. Террор против террора забывшихся в своем произволе сановников. Смерть за смерть, раны за раны и за бесчестие. Революционный суд для безответных перед законом и народом олигархов!»
Глухое время конца XIX века в империи закончилось задолго до его окончания. Преемницей и наследницей «Народной воли» объявила себя партия социалистов‑революционеров, «подняв ее не знавшее побед, но не запятнанное знамя, залитое кровью героев». Массовая революционная партия создавалась из отдельных революционных групп и кружков. Один из ее основателей и отчаянный боевик Степан Слетов успел записать историю возникновения и объединения имперских социалистов в партию:
«Медленно и нестройно, словно ощупью, шло развитие социалистической мысли и деятельности в организациях девяностых годов, шло и протекало многочисленными ручьями и ручейками, то, выбиваясь бойким ключом наружу, то, рассасываясь и пропитывая пористую почву, то, исчезая бесследно. Развитие шло вширь, на все более широкие слои населения, и вглубь, усиливая резкость приемов борьбы и решительность ставящихся задач. От попыток объединить уцелевших народовольцев, через возвращение кружковой работы на местах, от пропаганды к агитации движение развертывалось в наступление открытым фронтом. С 1891 года небольшие кружки культурной интеллигенции пробудили общественно сознание у массы «умственного пролетариата», вступившего в лице студенчества в открытый бой с существующим строем. Союзы земляков‑студентов и раньше выступали с демонстрациями и резкими политическими заявлениями. В конце XIX века масса студентов встала сначала на защиту своих академических интересов, а затем, увлеченная самой логикой вещей, перешла в наступление против самых основ политического строя. Точно так же из мелких рабочих кружков, занимавшихся саморазвитием, социально‑революционная волна сначала разлилась стачечным движением в защиту экономических и профессиональных интересов, а затем силой той же логики событий слилась с бурным наступлением студенчества против общего врага. Крестьянство, молча гнувшее спину под тяжестью стихийных бед, изнемогавшее под гнетом нужды и произвола, также начинало выпрямляться и узнавать общего врага».
В 1893 году в Париже во главе с Лавровым возникла «Группа старых народовольцев». Через год в Берне был создан «Союз русских социалистов‑революционеров», издававших газету «Русский рабочий». В 1896 году группа социалистов‑революционеров появилась в Киеве. В том же году в Саратове был организован «Союз социалистов‑революционеров», перебравшийся с Волги в Москву, где Союз возглавил старый революционер, тридцатилетний Александр Аргунов, выработавший основную программу создававшейся партии. В 1896 году «Северный союз социалистов‑революционеров» в своей типографии в Финляндии издал «Основные положения программы» Союза, где сразу указал, что она во всем главном сходна с программой «Народной воли». Главными средствами для достижения цели, захвата власти, Союз считал пропаганду, агитацию террор и массовую революционную борьбу: «Политический террор, диктуемый нашим революционным прошлым, заключается в уничтожении наиболее вредных и влиятельных лиц русского самодержавия. Систематический террор вместе с фабричными и аграрными бунтами, демонстрациями приведет к дезорганизации врага. Террористическая деятельность прекратиться лишь с победой над самодержавием, лишь с полным достижением политической свободы. Террор также послужит и средством агитации и пропаганды, как форма открытой, совершающейся на глазах всего народа, борьбы, подрывающей обаяние правительственной власти, доказывающей возможность этой борьбы и вызывающей к жизни новые революционные силы. Террористическая деятельность также является для всей тайной революционной партии средством самозащиты и охраны от шпионов и предателей».
В 1897 году группа специалистов‑революционеров была образованна в Петербурге. В августе этого года на съезде в Воронеже присутствовали делегаты киевской, полтавской, харьковской, воронежской, петербургской групп социалистов‑революционеров. В ноябре они вновь встретились в Полтаве, а в августе 1898 года провели съезд в Киеве, на котором присутствовали эсеры Воронежа, Саратова, Чернигова, Екатеринослава. Московский «Северный союз социалистов‑революционеров» начал издавать свой печатный орган – газету «Революционная Россия», выходившую до 1905 года. Типографию смогли организовать в Финляндии, в Куоккале, в имении одной революционной помещицы. В декабре 1900 года вышел первый номер «Революционной России» были напечатаны программа Союза, листовки, прокламации, брошюра «Наши задачи». Газета широко разошлась по всей империи и уже летом 1901 года общество читало во втором номере «Революционной России»: «Можно подумать, что в нескольких днях перехода от XIX века к XX – му заключалась какая то особая историческая энергия. Великие силы разрушения и созидания денно и нощно работают над общественным организмом, уничтожая и выделяя отживающие элементы и образуя новые и нет конца этой работе. Вот вам эволюция. Когда молодая жизнь выросла в недрах старой, она разом разбивает окостеневшие покровы и является на свет божий, блистая свежестью и красотой. Вот вам революция. Снова, как двадцать лет тому назад, перед нами стоят во всей своей жизненности задачи, написанные на знамени «Народной воли». Рабочий класс ждет своей революционной программы, и мы видим, что рабочая программа «Народной воли» снова начинает завоевывать себе почву».
В 1899 году в Минске Григорий Гершуни и Екатерина Брешко‑Брешковская создали «Рабочую партию политического освобождения России». Группа имела свою типографию, которая напечатала очень яркую террористическую брошюру «Свобода», наделавшую много шума в империи. Теория почти народовольца писателя Николая Михайловского о «героях и толпе», по которой историю делают отдельные выдающиеся личности, герои, была популярна в империи. Зимний дворец приказал начальнику Московского охранного отделения Сергею Зубатову разгромить появившихся эсеров. Давно еже прошли те времена, когда привилегированные сословия всех тех, кто не держал перед ними руки по швам, называли нигилистами, используя это слово, введенное в обиход Иваном Тургеневым, как бранную кличку или ярлык. Нигилисты, особое идеологическое течение среди русской интеллигенции, с начала 1860‑х годов, уже не занимали видное место в имперском обществе. В середине XIX века нигилисты боролись за освобожденные мысли от давления самодержавных традиций. Это были безусловные индивидуалисты, во имя личной свободы отрицавшие все стеснения, налагаемые на человека обществом, семьей и религией. Нигилисты протестовали не против политического деспотизма, а против нравственного, угнетающего личность в ее частной жизни. Нигилисты воевали со всем, что не было основано на чистом и здоровом разуме, и доводили свою словесную борьбу до абсурда. Они называли искусство одним из проявлений идеализма, потому что простой сапожник выше великого Рафаэля, потому что он делает полезную всем обувь, а картины художника Возрождения ни на что не годны. После того, как нигилисты стали говорить, что женщины равноправны с мужчинами, их общественное движение перешло в революционное народничество, из которого была образована грозная «Народная воля». После глухого десятилетия Александра III начался новый революционный шторм и Зимний дворец, кажется, понимал, что жандармы, еще со времен Николая II занятые фальсификацией и созданием из ничего якобы крупных политических то ли дел, то ли заговоров, с этим новым штормом не справляются. Самодержавие поняло, что для борьбы с массовым недовольством населения должны быть созданы новые полицейские структуры. О том, чтобы просто убрать причины этого коллективного недовольства подданных, конечно, не могло быть и речи. Для этого привилегированным сословиям прошлось бы обагрить свои руки работой, и это было совершенно неприемлемо. Империя конца XIX столетия просто ломилась в 1917 год.
Революционеров конца XIX столетия монархия называла «внутренними врагами государства, ворами, мошенниками, убийцами, шпионами, социалистами, идущими против государя и внутреннего порядка в империи». В этой внутренней войне жандармам было, конечно, не победить. Создание десятков охранных отделений в монархии возглавил бывший революционер Сергей Зубатов.
Человек, который мог изменить историю Российской империи, родился в 1863 году в Москве. Он поступил учиться в гимназию, быстро увлекся социалистическими идеями, вступил в народовольческий кружок Михаила Гоца, будущего теоретика терроризма и создателя партии эсеров, и попал в поле зрения московского охранного отделения своими резкими высказываниями в адрес самодержавия. В шестом классе он ушел из гимназии, то ли по требованию своего отца, боявшегося, что сын уйдет в революционеры, то ли как неблагонадежный ученик. Зубатов поступил служить на московский телеграф, продолжал общаться с последними народовольцами и женился на одной из известных в Москве сестер Михиных, владелиц очень популярной в Москве либеральной библиотеки, где постоянно встречались молодые люди разных политических убеждений. Летом 1886 года его незаметно задержал на улице и лично заагентурил начальник московского охранного отделения ротмистр Бердяев. В либеральных и революционных кружках молодые люди обсуждали взятые из библиотеки книги, выходившие на разных европейских языках, писали и читали рефераты о социализме, о политической экономии, о рабочих проблемах. Муж хозяйки либеральной библиотеки мог знать всех действующих оппозиционеров и даже потенциальных инакомыслящих и вскоре секретный сотрудник охранки Сергей Зубатов начал выдавать своих бывших товарищей‑народовольцев. Он даже на полицейские деньги помог организовать нелегальную типографию, которая начала печатать революционные газеты, листовки, прокламации. В мае 1887 года охранное отделение арестовало в Москве около двухсот революционеров, и за заслуги перед монархией Сергей Зубатов стал кадровым сотрудником охранки. Через два года он был назначен помощником начальника московского охранного отделения. Среди выданных Зубатовым революционеров был Л. Меньщиков, сначала секретный сотрудник, потом филер, а потом кадровый чиновник охранки и подчиненный Зубатова.
В 1896 году Сергей Зубатов в тридцать три года был назначен начальником Московского охранного отделения и это было очень большое повышение в очень молодом возрасте. Зубатов сблизился с новым обер‑полицмейстером Москвы Дмитрием Треповым, сыном того самого губернатора Петербурга, в которого стреляла Вера Засулич. Трепов познакомил Зубатова с всесильным генерал‑губернатором Москвы, дядей Николая II Сергеем Александровичем, к тому же женатым на сестре императрицы. Сергей Зубатов рассказывал начальникам о своей тотальной вербовки провокаторов из среды революционеров, о разложении либерально‑демократической оппозиции, о своих монархических идеях. Один из его офицеров, знаменитый в будущем командир личной охраны императора Александр Спиридович писал: «Зубатов смог поставить внутреннюю агентуру на редкую высоту. Осведомленность отделения была изумительны. Его имя сделалось нарицательным и ненавистным в революционных кругах. Москву считали гнездом провокации и заниматься в ней революционным делом считалось безнадежным».
Зубатов поставил на учет в Москве триста тысяч оппозиционеров, инакомыслящих, революционеров, заведя на каждого карточку, желтые – для студентов, белые – у либералов, зеленые – у анархистов, розовые у эсеров, синие – у социал‑демократов. Офицеры Московского охранного отделения накопили обширные материалы об оппозиции, их деятельности, приемах и методах борьбы, стали великолепными профессионалами и работали не только в Москве, но и по всей империи. Зубатов повел успешную и ожесточенную борьбу со всеми революционными проявлениями в монархии, блокируя рост студенческого движения, контролируя объединение разбогатевших крестьян и городских предпринимателей, создание партии социалистов‑революционеров. Провокация, как метод разведки и наблюдения в среде оппозиции, применялась в самых широких размерах. Изобретательность и новаторство статского советника Зубатова в развитии имперского политического сыска были поразительны. Зубатов, никогда не имевший офицерского звания, был прекрасно начитан, хорошо знал историю, интересовался проблемами социализма. Он был убежденным монархистом и считал, что царская власть дала России величие, прогресс и цивилизацию и являлась единственно подходящей ей формой правления: «Без царя не может быть России. Счастье и величие России – в ее государях и их работе. Так будет и дальше. Те, кто идут против монархии в России – идут против России. С ними надо бороться не на жизнь, а на смерть. Главным приемом борьбы Зубатов считал провоцирование преступлений. Он прекрасно понимал, где работает: «Вся штука в департаменте полиции и именно потому, что они – жулики. Не может быть при жульничестве хороших честных отношений. А разве у них так? Ведь они кошка с собакой. Жулики, а не исключение. Из‑за них мучайся и порть кровь. Я говорю, что надо захватить дела насколько сил хватит, чтобы этим обеспечить за собой успех в революционной борьбе, а на меня доносят, что я преследую личные виды самовозвеличивания. Нет, от департаментских мозгов прямо г… пахнет».
Руководителем главного в МВД, Особого отдела стал Л. Ратаев, в прошлом помощник министра внутренних дел Д. Толстого, лично допрашивавший всех членов Исполнительного Комитета «Народной воли». Хотя в системе политического сыска империи его полувежливо звали «господин Отлетаев» из‑за его любви к богатым видам отдыха и путешествий, Ратаев быстро понял, что Зубатов намного талантливее даже знаменитого Судейкина и фактически доверил ему заведывание политическим розыском монархии. Основой системы Зубатова стала внутренняя агентура, провоцировавшая революционные преступления. Искусство провокации при Зубатове приняло такой утонченный вид, что она стала почти незаметной обществу, а потому не имела скандального характера. Если бы у Зубатова в распоряжении было хотя бы десять лет спокойной работы, он бы мог спасти империю от кровавой революции, но у Зимнего дворца весь XIX век было плохо с мозгами, и это приближало и приближало его кровавую гибель вместе с миллионами ни в чем не повинных подданных.
Одним из основных типов провокаторов у Зубатова были революционные агенты‑пропагандисты. Сам статский советник и герой имперского сыска любил в революционной молодости раздавать рабочим и студентам нелегальную литературу, а потом давал их адреса охранке. Точно так же боролся с народовольцами и знаменитый впоследствии сексот Петр Рачковский, сдававший потенциальных революционеров жандармов десятками.
Секретный сотрудник входил в оппозиционные круги, к студентам, литераторам, рабочим и распространял среди них революционные прокламации и листовки. На собраниях и встречах он призывал людей к забастовкам, демонстрациям, незаконным акциям, предлагал брать у него для распространения нелегальную литературу. Он снимал на деньги охранки помещения для собраний и подстрекал людей к нарушению закона. Сотни зубатовских провокаторов инсценировали государственные преступления и тысячи либералов арестовывались и ссылались без суда на север и в Сибирь.
На заводы и фабрики по приказам охранников и жандармов принимали их агентов‑рабочих, которые провоцировали работающих там людей нам, создание кружков, проведение собраний, обсуждение нелегальной литературы. Дошло до того, что многие фабриканты и заводчики стали подавать жалобы губернаторам, чтобы с их предприятий убрали провокаторов и помогали рабочим их обезвредить. Жандармы и охранка рапортовали в МВД, которое все знало, о ликвидации заговоров, революционных организаций и всяких других анархистов и чины социальных служб с удовольствием получали чины, пожалования и премии.
Особенно охранники и жандармы любили «обнаруживать» революционные типографии. Тайных типографий, само собой, на всю полицию не хватало, и деятели имперского сыска с помощью своих секретных сотрудников сами ставили и организовывали типографии, конечно, на казенные деньги. Сексоты привлекали к типографиям настоящих революционеров, которые носили им тексты прокламаций и листовок. Месяцами типографии печатали революционные воззвания, которые тысячами расходились по империи, а секретные сотрудники все устанавливали и устанавливали членов революционных партий. В Зимний дворец шли доклады сенаторов и членов Государственного совета о том, что в такой‑то «типографии принимал активное участие агент губернского жандармского управления или охранного отделения, который ее организовал, нанял для нее помещение и в течение нескольких месяцев занимался печатанием революционных произведений». Жандармы и охранники арестовывали созданные ими типографии и всех тех, кто оказывался рядом с ними, и получали за это орден и внеочередной чин. Местные революционные организации значительно увеличивались за счет новых членов, оппозиционно настроенных к монархии после многомесячного чтения нелегальных изданий.
Много горя невиновным людям принесли агенты‑террористы из охранных отделений и жандармских управлений. На эшафоты и виселицы шли спровоцированные революционеры, а провокаторы алчно считали свои серебренники. Их преступления становились известны обществу и увеличивали и увеличивали число пламенных революционеров в империи.
Секретный сотрудник начальника Варшавского охранного отделения создал группу и бросил бомбу в полицейского пристава. Бомбы вреда не принесла, но всех участников осудили на каторгу, естественно, без сексота. Агент витебского жандарма спровоцировал студентов на покушение на местного пристава. Екатеринославский бандит и агент местного охранного отделения получил там револьверы, собрал группу и напал на богатого ювелира со стрельбой. Ограбление доблестно раскрыли местные охранники и все участники грабежа, кроме агента‑провокатора, пошли на каторгу. Экспроприаций и налетов, организованных и открытых жандармами, было очень много. Секретный агент Петербургского охранного отделения организовал в Финляндии динамитную мастерскую и выдал своих товарищей, которых приговорили к смертной казни. Бомбы и динамитные мастерские быстро изготавливались в империи, революционеров ловили и казнили. Вся страна читала в листовках и революционных газетах о судебных заседаниях: «Я признаюсь в том, что служил агентом Калужского охранного отделения. Ротмистр Никифоров, за три дня до нападения, просил меня устроить налет на аптекарский магазин для захвата динамитных принадлежностей. Я, опасаясь наказания, сначала отказывался, но ротмистр сказал мне, что дает честное слово в том, что ни я, ни другие участники не понесут наказания. После экспроприации я поехал к Никифорову и сказал, что все сделано. Ротмистр сказал: «Хорошо».
Но полицейский агент в Екатеринославе дал своим товарищам‑рабочим на хранение взрывчатые вещества и тут же донес на них, отправив на военный суд, у которого был только один приговор. Почти сто гимназистов и студентов были брошены в Лубенскую тюрьму как члены революционной организации, открытой полицейским агентом, устроившим в месте собраний склад бомб, оружия и нелегальной литературы. Склады бомб обнаруживались по всей империи и сотни невиновных людей шли на каторгу или виселицу. Один из жандармских полковников так зарвался, что даже попал под суд, который признал его виновным: «1) производя обыск у журналиста Гольдбрейха, полковник через своего агента подбросил ему несколько революционных изданий; 2) сотрудники полковника изготовили несколько бомб и подбросили их в частный дом; 3) сотрудники полковника изготовили по его приказу поддельные печати революционные организаций, наложили их оттиски на нелегальные брошюры подбрасывали их на обысках; 4) полковник изготовил фальшивые списки запрещенных книг, членов тайного кружка, чертежи разрывных снарядов, наложил на них оттиски фальшивых печатей и велел все это подбросить в ремонтную мастерскую, после чего арестовал одиннадцать ни в чем не повинных рабочих; 5) послал от имени революционеров командиру военного порта угрожающее письмо с требованием денег; 6) полковник сам себе от имени революционеров написал смертный приговор, чтобы показать властям, что он действовал на этих обысках с опасностью для жизни, заказал через своих агентов гроб и приказал принести его себе на квартиру, якобы от имени революционного комитета».
По липовым доносам жандармского полковника семь невиновных людей были казнены, двадцать два пошли на каторгу и ссылку. Суд дал верному царскому слуге три года условно, а потом помиловал. Революционеры в своих газетах подробно сообщали обществу обо всех преступлениях самодержавия, среди которых все больше и больше было самых вопиющих. Немногочисленные честные охранники увольнялись со службы, отправляя рапорты начальникам:
«Считаю своим долгом уведомить Вас о следующем. В бытность ротмистра Левдикова начальником Охранного пункта в Николаеве, к нам в охранное отделение в Одессе приезжал по делу его агент, который рассказал, что он сам при работе среди анархистов‑коммунистов поставил динамитную лабораторию, изготовил бомбы, а потом эту лабораторию вместе с изготовленными им же бомбами, и всеми анархистами арестовал ротмистр Левдиков, а его агент удрал.
Теперь при переводе Левдикова за заслуги к нам в Одессу начальником Охранного отделения здесь же создается та же провокация. Тот же агент и Левдиков в Одессе организовал также группу анархистов‑коммунистов, стал ее руководителем, участвует во многих крупных экспроприациях, поставил нелегальную типографию, где сам работает, на днях в аптекарском магазине экспроприировал взрывчатые вещества и поставил лабораторию, в которой опять сам сотрудник изготавливает бомбы. Но даже этого мало. Для большего эффекта лицами его группы подготавливается покушение на одесского генерал‑губернатора. Одним словом, блестящее дело полной провокации.