Защита Ильгера

– Ворон с места, ворона на место, – закивали, поддерживая ее старухи. Услышав это, Кочерга чуть не оступилась на пружинящих под ногами мокрых после дождя досках тротуара.

Ядовитое удовлетворение, сквозившие в голосах теток больно резануло слух Клавдии и то, что кто –то недобрым шепотком за накрашенные губы назвал ее проституткой, обидело, но не удивило. Девушке очень хотелось крикнуть в ответ что – нибудь обидное, но делать это она не стала. Зачем !? Было много других способов заставить сплетниц пожалеть о сказанном.

– Ну погодите немного курицы, я быстренько покажу вам, где раки зимуют, – обозлившись мысленно пообещала девушка и прошла в метре от болтушек не поздоровавшись. На следующее утро, в новеньком милицейском мундире с блестящими погонами на плечах Клавдия прошла, четко печатая каблуками шаг мимо магазина, чем вогнала вчерашних обидчиц в оторопь. Опорный пункт милиции и жилье местного участкового располагались в большом бревенчатом доме рядом с автобусной остановкой. Василь Семеныч Шапошников осанистый, усатый, пожилой дядька встретил ее на высоком крыльце опорного пункта милиции, как радушный хозяин с распростертыми объятиями.

–Милости просим, душевно рад знакомству еще вчера получил телефонограмму о вашем прибытии, -дыхнув ей в лицо крепким табачным перегаром сказал он, но его широкая улыбка и бурная радость не могли обмануть девушку, хитро прищуренные глаза старика говорили обратное. Теперь ей стало понятно, почему при встрече схватилась за голову тетка, узнав о назначении Клавдии новым сельским участковым, -

– Ты че сюда приперлась глупая, сидела бы лучше у себя в городе, теперь беды не оберешься, из – за тебя Василь Семеныч нас с потрохами сожрет, я его хорошо знаю, где тебе пигалица с ним тягаться, – охнула она обнимая племянницу.

Чувствуя спиной взгляды столпившихся у крыльца любопытных односельчан Клавдия уверенно шагнула в галантно распахнутую перед ней дверь. Сам же участковый, шевеля, как таракан усами угрожающе цыкнул на кого и махая руками закричал, -

– Товарищи, не толпимся, расходимся, посмотрели и ладно, не до вас сейчас. Бабоньки, оглохли что ли, марш по домам!

Бабушка, о которой злословили тетки у магазина, действительно была больна и последнее время не поднималась с постели, а на вопрос Клавдии о здоровье только рукой махнула. О чем –то думала, вздыхала и наконец тихонько спросила, -

–Что, каргой то тебя небось уже обзывали?– и сама же себе ответила, -

–А почему, ты и не знаешь, правда? Думаешь это просто ругательство !? Нет матушка, а объяснить тебе в чем здесь дело некому. Знай, меня не зря каргой старой называют, я и ты карги по крови, а у каргов и родни нашей людимов две жизни, одна человеческая, а другая звериная. Что на роду тебе написано я не знаю, у каждого зернышка своя судьба. Поживешь – увидишь. Жить мне осталось немного и я строго тебе наказываю, что бы кто не болтал помнить – мы не нечисть. Карги и людимы часть огромной мировой души, которая живет везде – в воздухе, звере лесном, малой птичке, былинке, веточке. Потому – то все живое страдает и радуется одинаково, так же, как и ты. Знай это и не тронь, не навреди мимоходом, – последние слова больной старухи превратившиеся в невнятное, прерывающееся бормотание Клавдия не приняла всерьез. Она жалела бабушку от всей души, гладила по морщинистой руке, но слишком занятая мыслями о новом месте службы и назревающем конфликте с бывшим участковым Шапошниковым не вдумывалась в смысл ею сказанного. Почувствовав прикосновение внучки к своей руке бабка вздрогнула, открыла глаза и с трудом переводя дыхание добавила, -

– Ты девонька устала наверное, отдохни денек, а потом сбегай в Огарки, в старом родительском доме спустись в голбец ( так в селе называли погреб ) с левой стороны под камнем голышом чугунок закопан, а в нем тетрадка, в ней все про нас написано. Поход в Огарки по бабушкиной просьбе Клавдия отложила, потому как на следующий день должна была приступить к обязанностям участкового. Она быстро показала всем свой непростой характер, железной рукой наводя в Первушино порядок. Вызвала на прием и поставила на учет всех судимых. Составила два протокола о правонарушениях – оштрафовала на 10 рублей, приличная по тем временам сумма, пьяницу Потапа Качина, а дебошира Степку Васильева, жестоко избившего свою тещу и регулярно поколачивавшего жену посадила под замок на 15 суток. Хотела даже возбудить против него уголовное дело, да Степку спас бывший участковый, а теперь заслуженный пенсионер Шапошников. Пытаясь оправдать виновного он заставил пострадавшую старуху забрать заявление, но Клавдия заявление не отдала и была непреклонна в своем решении – заслужил, получай по заслугам. Степан заплатил штраф и отсидел в кутузке столько, сколько было положено по закону за мелкое хулиганство.

День осеннего равноденствия –конец сентября в Первушино по старому обычаю еще праздновали, но уже каждый по своему. Если позволяла погода, не налетели еще снежные бури и миловали холода ходили в лес, собирали на болоте клюкву, а вечерами наведывались в гости, угощая родню и соседей пирогами. Пирог с капустой считался пожеланием богатства, с брусникой – девкам удачного замужества, любви. В этот раз праздничный день выдался на редкость теплым и Клавдия решила не идти в гости, а сбегать в Огарки, поискать чугунок о котором говорила бабушка. Девушка торопилась, чтобы засветло вернуться назад. Старый дом встретил ее сиротливым хлопаньем целых еще ставень. Она обошла вокруг дома, закрыли их на крючки. Внутри дома была полутьма, паутина по углам, пыль, пустота, тоскливый скрип половиц, запах плесени, запустение и тишина. Откинутая крышка погреба в кухне указывала на то, что в доме побывали незваные гости. Заглянув вниз девушка поняла, что пришла напрасно, искать ей не придется. Земля в подвале возле лестницы и по углам была изрыта. Большой чугунок, о котором говорила бабушка, валялся пустой.

–Ну вот, проворонила все растяпа, – упрекнула себя Клавдия расстроено махнув рукой.

На улице поднялся ветер, похолодало. В одной кофте на ветру она быстро замерзла. Ругая себя за то, что не оделась теплее быстро добежала до протоки, отделяющей остров от леса. Перебралась на другую сторону и направилась через лес напрямки, чтобы сократить путь. Время от времени ей чудились чьи –то осторожные шаги за спиной, казалось, что кто то крадется следом прячась за кустами и деревьями. Лесные птицы сойки, иволги, дрозды, клесты и кедровки ореховки беспокоились и кричали то с боку, то позади будто предупреждали, что здесь еще кто –то есть, идет попятам, преследует.

Девушка с детства отличалась острым обонянием, как говорят « волчьим нюхом» да и пороховую вонь смешанную с дымом, запахом паленой шерсти и крови сложно было не учуять. Впереди между соснами болтались красные флажки – видно кто -то охотился на волка. Все в Первушино знали, что за кедровником на плоскогорье водятся волки. Прислушалась, огляделась и увидела впереди под сосной на порыжевшей хвое два мертвых волчьих тела. От неожиданности Клавдия шарахнулась в сторону. Откуда то с боку ахнул один выстрел, другой, заложило уши, горячей плетью хлестнуло по правой ноге, вспыхнуло в глазах и она упала на землю без сознания. Очнувшись через несколько минут, почувствовала в правой голени боль и поняла, что ранена. Она знала, если перебито сухожилие, его нужно сшить в течение часа, иначе останешься калекой. Что делать!? До деревни далеко. Пошевелила ногой, приподнялась, чтобы осмотреть рану и оторопела, увидев вместо своих ног и рук волчьи лапы. Крепко зажмурилась и потрясла головой, пытаясь избавиться от наваждения. В мозгу на разные лады закричал голос умершей бабки, -

–У каргов и людимов две жизни одна человеческая, а вторая звериная, звериная, звериная!

Сердце задрожало, голова закружилась, сознание уходило и возвращалось. Привычный мир с треском и грохотом рухнул, она сидела на его обломках испуганная и несчастная. Все вокруг изменилось. Краски окружающего леса теперь стали ярче, звуки отчетливее, появились острые незнакомые запахи, а привычные удивили многообразием оттенков и полутонов. Ей хотелось вскочить, бежать, лететь, кричать от радости и непонятной свободы. Зажмурилась, стараясь унять бешено стучащее сердце и немного успокоившись стала осматривать раненую лапу. Только сейчас девушка сообразила, как судьба пожалела ее. Пуля прошла сквозь мягкие ткани навылет, не задев кость и сухожилия. Зализывая рану огляделась, понимая, что нужно поскорее куда – то спрятаться, отлежаться. Слева у небольшого косогора увидела бурелом. Когда то давно с пригорка ветром свалило сухостой – несколько мертвых ветвистых деревьев. За много лет на них нанесло пласт из листьев, хвороста и хвои, а внутри под этой крышей осталась пустота большое надежно закрытое со всех сторон убежище. У нее на глазах полосатый бурундук подбежал и хотел было пролезть внутрь, но учуяв что-то, испуганно отскочил в сторону и нырнул в траву. Клавдия принюхалась и поняла, что спугнуло зверька. Там внутри было волчье логово, а сейчас прятались щенки, судя по запаху совсем маленькие. Скорее всего это были дети той пары мертвых волков, тела которых лежали под сосной. В логове можно было спрятаться, но мешала одежда. Шерстяная кофта и платье впились в волчье тело и связывали движения. Истерически взвизгивая она сорвала острыми зубами тряпки и кусками разорванного платья ухитрилась перетянуть раненую лапу. Остальное тряпье закопала под елкой. Превозмогая боль и сбивающее с ног головокружение, подтащила одно волчье тело поближе к бурелому, чтобы перебить свой запах. Нужно было торопиться, с правой стороны доносились людские голоса, рычание, истошный визг, гулкие удары, хруст ломаемых веток. Задыхаясь от боли и слабости раскопала прелую листву, раздвинула ветки, втиснулась внутрь и старательно закрыла за собой вход. В полумраке разглядела в глубине логова длинную промоину, в нее то и забились волчата. Их было много. У дальней стенки прятались самые маленькие. С краю их загораживали щенки постарше. Волчата мелко дрожали, когда она ложилась рядом. Через несколько минут сквозь небольшой зазор между ветками она увидела, как погибли последние бойцы волчьей стаи. На ее глазах кусты справа от логова с оглушительным треском смял выкатившийся из чащи клубок хрипящих от ярости тел. Ударившись о сосну ком распался на пять частей. Три волка отскочили в сторону. Двое из них свирепо ощерились, заслоняя волчицу с рваной раной в боку. Их противники тоже волки, не торопились нападать. Клавдии они не понравились, было в их повадках что –то странное, противоречащее природе и здравому смыслу. На ее глазах странные существа встали на задние лапы, тела их вытянулись, передние лапы превратились в пятипалые руки, морды изменились. Теперь это были грубые, карикатурные подобия человеческих лиц. Рыжий оборотень шмыгнул носом и осклабился, показав кривые зубы. Сердце Клавдии сжалось от испуга, она узнала в нем Степку Васильева, которого еще вчера посадила за драку в кладовку под замок.

–Откуда ты здесь и как выбрался из кутузки?! –чуть не крикнула она не веря своим глазам. Ответ был известен, выпустить его мог только бывший участковый Шапошников.

Волки с остервенением рычали, защищая раненую самку, кидаясь вперед и отскакивая. Оборотней забавляла ярость хищников, они пытались схватить кого-нибудь из зверей, но волки не давались. Матерый серый неловко прыгнул, пытаясь вцепиться противнику в горло. Оборотень с рыжей бородой метнулся ему навстречу, схватил на лету за лапы, поднял над головой и плашмя насадил на комель сломанной тоненькой сосенки. Острый кол прошел сквозь живот бедняги и сломал ему позвоночник. Серый страшно крикнул от боли, изогнулся в последней судороге и затих. Товарищи погибшего с протяжным воем попятились. Победители оторвали оскаленную волчью голову, с хохотом швырнули ее в след отступившим.Пачкаясь кровью они терзали тело погибшего сдирая шкуру и с удовольствием глотая огромные куски теплого еще мяса. Сердце Клавдии оцепенело от ужаса. Волчата дрожали и жались к ее бокам, искали защиты.

Снаружи щелкнуло несколько выстрелов, раздался истошный визг, звериный вой и срываясь на хрипоту кто то заорал,-

–Эй ты, рыжая обезьяна, а ну вставай, оглох что ли!? Вы чем здесь занимаетесь бездельники !? Развлекаетесь! Да я с вас шкуру спущу! Отвечай, где девчонка!? Выследили пигалицу?! У –бью !

Клавдия осторожно выглянула наружу и увидела, что Василь Семеныч Шапошников осатанев от злости, что есть бьет прикладом винтовки почти превратившего в человека оборотня с рыжей бородой. Степка огрызался, завывал от боли и норовил схватить своего мучителя зубами за руку. Товарищ рыжего отскочил в сторону к кустам, туда, где в луже крови лежали мертвый волк с волчицей.

– Я что вам приказывал сделать!? Не помните уроды!? Выследили девку? Явилась, понимаешь ли, путается у меня под ногами, засранка сопливая. Зарубите себе на носу паразиты, она не должна вернуться из лесу живой. Пропадет, никто ее искать не будет, сожрали звери и все, какой с леса спрос !? – рычал Шапошников продолжая пинать уже сдавшегося Степку сапогами. Лежавший на земле товарищ рыжего подвывая подполз к нему. Распластавшись на земле они являли теперь собой полную покорность. Сорвав на них злость Шапошников остановился, погрозил кулаком, еще раз ткнул Степку под задницу носком сапога и рявкнул, -

– Я – всему голова! Я – здесь хозяин! Это мой лес, все здесь мое ! Хочу убью, хочу помилую, хочу сожгу все к чертям собачьим!– ужас написанный на зверских мордах оборотней утешил его самолюбие и засмеявшись Шапошников сказал, -

– Да ладно, не бойтесь вы так, убогие, слушайтесь меня и проживете подольше. Запомните, чтобы с девкой ни случилось, на вас никто не подумает. Все знают, что Степка сидит в кутузке – у него алиби. Ты Потап в город уехал, штраф платить об этом вся деревня знает, понятно?!

Клавдия зажмурилась от пришедших в голову страшных мыслей. Ей вспомнилось, как при первой встрече бурно радовался ее приезду Семеныч, а она ему не поверила, потому что хитро прищуренные насмешливые глаза старика говорили обратное. Теперь ей стало понятно, почему испуганно охнула и схватилась за голову ее тетка, увидев ее новенький милицейский мундир. Вспомнились теткины слова, -

– Ты че сюда приперлась глупая!? Кто тебя звал!? Сидела бы у себя в городе, а теперь из – за тебя беды не оберешься, Василь Семеныч нас с потрохами сожрет, я его хорошо знаю, где тебе пигалица с ним тягаться !?

Наполовину превратившиеся в людей оборотни погоняемые Шапошниковым скрылись за деревьями. Прислушиваясь к удаляющимся голосам она беззвучно оскалилась и подумала, что упоминание о прошлогоднем пожаре по сути своей было признанием в поджоге. Она помнила, что рассказывала об этом пожаре тетка. Та рассказывала, что дикие звери волки и медведи бежали по дороге, а вдоль дороги с обоих сторон с треском горели деревья. Только вот проку от признания Шапошникова не было ни какого. Кто его слышал кроме волчат?! Осторожно развернувшись Клавдия рассчитала направление и начала рыть землю наискосок от входа, отгребая ее в сторону и приминая лапами и животом. Не хватало воздуха, щенки дрожали от страха, но молчали.

– Будь ты проклят товарищ участковый, я хочу чтобы ты шкурой собственной заплатил за страдания каждого в огне погибшего лесного зверя, за каждую сгоревшую букашку, за былинку и веточку, -сатанея от ярости думала Клавдия. Она выбивалась из сил ни минуты не сомневаясь в том, что если ее найдут, ни ей, ни волчатам, которые еле дышали от ужаса живыми не быть. Голоса снаружи звучали все глуше и скоро совсем затихли. клавдия заторопилась и скоро смогла выбраться наружу и выпустить щенков. Малыши поджав хвосты приседали от страха и тихонько попискивали. Она повела их вперед сквозь кусты и высокую траву, подчиняясь внутреннему инстинкту. Иногда казалось, что на их след напали и догоняют, позади слышались злобное рычание, а иногда и голоса. Кто – то звал девушку по имени, обещал найти и отомстить.

Заморенная волчица с плетущимися следом за ней разного возраста щенками тяжело западая боками доковыляла до крайних деревьев и выглянула из—за елки. Впереди на поляне стоял дом. Волчица потянула носом воздух и не найдя в многообразии запахов один единственный, почуять который боялась, вздохнула с облегчением. Лапы ныли, путь был долгим и неблизким. Собака за оградой призывно взлаяла. Клавдия обреченно вздохнула и с трудом переставляя гудящие от усталости лапы прошла мимо прошлогодних стожков сена стоящих недалеко от крайних елок. Сюда в бескормицу наведывались лесные жители – зайцы, косули, олени и даже лоси. Лешенка Марфа жалея их, ставила стожки поближе к лесу, а в сколоченные ее братом Прохором приспособления под названием « ясли « насыпала овес и крупную каменную соль. Рыжая собака Пушка напряглась прислушиваясь и нерешительно вильнула хвостом учуяв необычных гостей. Волчица перевела дух и пошатываясь побрела к воротам, щенки ковыляли следом. Дойдя до ворот она толкнула плечом калитку и зашла во двор. Рыжая собака Пушка увидев ее и плетущихся следом голодных щенков взвизгнула, прыгнула навстречу приплясывая и припадая на передние лапы от радости.

Тепло, хорошо на улице. Лешенка Марфа маленькая старушка с длинным крючковатым носом, кривым клыком поверх губы и рыжей луковкой волос на затылке вдохнула полной грудью воздух пахнущий грибницей и разнотравьем и зажмурилась от удовольствия. Здесь вдалеке от людей ей жилось хорошо и вольготно, не нужно было таиться, прятать свой настоящий облик.

–Ой медведушко – батюшко, ты не тронь мою коровушку, – умиротворенно мурлыкала она песню хриплым надтреснутым голоском сажая проросшие семена гороха в борозду. Над головой пролетела и закаркала ворона , -

–Каркай себе на несчастье, проклятая ведьма !Тьфу, тьфу, тьфу ведьме на хвост, –по привычке ответила ей бабка, засыпая горох землей. Тявкнула и заскулила встречая кого –то собака Пушка. Марфа бросила грабли и потирая кулаком поясницу пошла к воротам

– Это что еще за чудо такое!?– зычно крикнула она, увидев незваных гостей. Собака виновато прижала уши, поджала хвост и спряталась в будку. Волчица встала на ноги, чтобы показать себя, униженно понурилась, со стоном легла на брюхо и поползла к ногам Марфы.

– Э серая, да ты не так проста, как кажешься. Ну ка повернись матушка я на тебя посмотрю, да ты никак из наших!? – покачала головой лешенка. Клавдия заплакала. Марфа погладила волчицу по голове, –

– Счастье твое девонька, что во время ты ко мне попала. Помогу не плач, не поздно еще. Будешь ты у меня опять в юбке бегать и кавалерам глазки строить, а волчат накормим и охотиться научим, вырастут серые разбойники, не печалься.

Глава 5

–Кушай мое солнышко, кушай моя радость, -ласково ворковала хозяйка квартиры Валентина, с удовольствием глядя на то, с какой жадностью ест заняв собой половину кухни благородный черный дог. Матвей Григорьевич схватил зубами очередной кусок мяса, проглотил его вильнул хвостом и удовлетворенно вздохнув умильно глядя на хозяйку подумал, что пожалуй можно побыть здесь еще немного.

Заспанный и небритый муж Валентины Аркадий выйдя из ванной остановился у двери не решаясь войти внутрь кухни.

–Это че такое !? Зачем ты приволокла в дом эту псину?!—ошалело глядя на то, как стремительно пустеет стоящая перед огромной собачьей мордой эмалированная миска пропыхтел он. Момент, когда жена вернулась домой с собакой он проспал и теперь маясь от жестокого похмелья соображал, как избавиться от незваного гостя. То, что нужно немедленно выжить из квартиры этого прожорливого оглоеда Аркадий решил мгновенно, оставалось придумать, как это сделать. Судя по поведению жены -это будет не просто. Его поразила смелость супруги, а зубы и размер собаки испугали. Валентине же хоть бы хны, улыбается и сюсюкает, поглаживая образину по голове.

–Его легче убить, чем прокормить, надо же, сожрать за один присест столько мяса ! – мгновенно подчитав в уме величину понесенного его семьей ущерба сказал Аркаша, -

– Клянусь, если ты сейчас же не вышвырнешь собаку на улицу – я отравлю ее ! – добавил он не в силах справиться с распиравшим возмущением и для большей убедительности стукнул в косяк кулаком. Матвей Григорьевич с чавканьем прожевал последний кусок, снисходительно смерил ленивым глазом говорившего мужичка, отвернулся к хозяйке, вильнул хвостом и заулыбался ей огромной зубастой пастью.

–Только попробуй, – шлепнув по столешнице ладошкой цыкнула на мужа Валентина и повернувшись к псу снова запела, –

–Кушай моя ласточка и не слушай этого противного дядьку, если нужно будет мамочка даст тебе мяса еще, – медовым голоском заверила она собаку.

– И что случилось, с чего мы сегодня такие ласковые? –подозрительно щурясь въедливо поинтересовался Аркадий. Не дождавшись ответа он покачал головой и придумав, чем можно уязвить жену добавил с хмурой озабоченностью глядя за окно, -

– Уродка ты Валька, лучше бы в милицию сходила, узнала, нет ли новостей о Татьяне.

–Сам урод! – взвизгнула задетая за живое супруга.

–-Звонила я следователю пока ты –мордоворот штопаный самым нахальным образом дрых без задних ног! И что? Что я могу сделать, если Таньку никто не ищет!? – пронзительно выкрикнула она, в сердцах пнула ногой опустевшую собачью миску и схватила полотенце, чтобы вытереть мгновенно брызнувшие из глаз слезы. Посудина со звоном отлетела в коридор, собака вскочила и ушла туда же, а Валентина побежала в ванную умываться. Ее дочь 15 летняя Татьяна пропала три недели назад. Валентина хорошо помнила, как в день ее исчезновения перед ужином выглядывала с балкона во двор и звала дочку домой. Между пятиэтажками в квадратном больше похожем на парк дворе росли сосны, а под ними на лавочках собирались подростки. Тетка часто поругивала дочь за то, что она засиживается там допоздна, но успокаивала себя тем, что дальше двора у дома девчонка не ходит. Она любила дочь. Правда после того как в семье появился Аркаша любовь эта как то полиняла, превратилась в изредка накатывающие, похожие на истерику или мигрень припадки. Малейшие же провинности, просчеты и лень подростка, которые раньше не замечались, вызывали в Валентине злость. Обе и мать и дочь не понимали, что за внезапными вспышками злобы пряталась примитивная бабья ревность и зависть. Эта гремучая смесь заставляла Валентину пристально следить за девчонкой, с дотошностью эксперта сравнивая свои и ее ноги, фигуру, грудь, цвет кожи. Тетка бесилась, видя, что результат сравнения не в ее пользу. Причиной же всему была обыкновенная женская неудовлетворенность, которая глушила и уничтожала нормальные материнские чувства. Валентина не могла справиться с собой и в семье не было покоя ни днем ни ночью, но стоило супругу проявить к ней чуть больше внимания, как в доме наступал мир и покой. После пропажи дочери Валентина тосковала, плакала, но к стыду своему чувствовала странное облегчение. Она никому не призналась бы в этом под страхом смерти и утешала себя тем, что эта тайна навсегда останется с ней.