Молчи и терпи, мужик

Адрей Сокол

Молчи и терпи, мужик

Введение. Мужчина, которого научили молчать

Ты помнишь, как это началось? Попробуй. Вернись назад, в тот самый первый раз. Тебе лет пять, может, шесть. Ты бежишь сломя голову по двору, задрав подбородок к небу, где плывут облака, похожие на диковинных зверей. Ты не смотришь под ноги. Зачем? Мир – это площадка для твоего полета, твердая и надежная. И вот он, предательский корень, или камень, или просто трещина в асфальте. Секунда невесомости, когда ты еще не падаешь, но уже не бежишь. А потом – жесткий, скребущий удар. Ладонь, локоть, колено. Горячая, острая боль вспыхивает, как спичка. И слезы. Они не спрашивают разрешения, они просто текут. Соленые, горячие, смешанные с грязью и обидой. Ты открываешь рот, чтобы издать тот самый первобытный крик, который рвется из груди каждого раненого существа. Но вместо утешения ты слышишь голос. Глухой, строгий, мужской. Голос отца. Или деда. Или просто какого-то взрослого дядьки, который оказался рядом. И этот голос говорит тебе: «Ну-ну, ты чего? Мужики не плачут. Соберись. Терпи, казак, атаманом будешь». И ты замираешь. Крик застревает в горле, превращаясь в тугой, болезненный комок. Ты сглатываешь его вместе со слезами и соплями. Ты смотришь на свои разбитые в кровь коленки, на капли, падающие на пыльный асфальт, и учишься. Это был твой первый и самый важный урок. Урок молчания. Ты научился не плакать. Ты научился сжимать зубы. Ты научился превращать боль в камень и носить его внутри. Ты думал, что учишься быть сильным. На самом деле тебя учили быть немым.

Это был только первый кирпич. Потом были другие. Сотни, тысячи других кирпичей, из которых ты год за годом строил свою крепость. Крепость молчания. «Не жалуйся, это не по-мужски». Кирпич. «Сам разбирайся со своими проблемами». Кирпич. «Не показывай слабость, иначе сожрут». Еще один, ровный, тяжелый. «Никому не интересно, что у тебя на душе, важны только твои дела». Целый ряд кирпичей, скрепленных цементом ответственности. Ты строил эту крепость так усердно, так самозабвенно, что и не заметил, как она стала твоей тюрьмой. Ты смотришь на нее со стороны и видишь успех. Крепкие стены, высокие башни. Хорошая работа, стабильный доход – это главные ворота, обитые железом. Семья, жена, дети – это флаги на башнях, доказывающие всем, что ты состоялся, что ты выполнил программу. Машина, квартира, дача – это бойницы, из которых ты свысока поглядываешь на мир. Все правильно. Все надежно. Все так, как должно быть. Настоящий мужчина. Хозяин своей жизни. Победитель.

Но почему тогда каждую ночь, когда гаснет свет и дом затихает, ты лежишь с открытыми глазами и слушаешь гулкую пустоту внутри этих стен? Днем рев мира заглушает ее, но ночью она становится оглушительной. Это тишина не покоя, а вакуума. Тишина склепа. Ты лежишь рядом с женщиной, которую когда-то любил. Может, и сейчас любишь, ты уже не уверен. Ты чувствуешь тепло ее тела, но оно не греет тебя. Ее рука на твоей груди кажется чужой, тяжелой, как камень. Она спит, ее дыхание ровное и спокойное. А ты лежишь и смотришь в потолок, который в темноте кажется бесконечным, как небо над твоей головой в тот день, когда ты впервые упал. И один и тот же вопрос, как капля воды, точит камень твоего мозга: «И это все? Вот ради этого я строил свою крепость? Ради этой тишины? Ради этой пустоты?». Ты отчаянно ищешь ответ, но находишь только эхо. Эхо собственного молчания. Ты поворачиваешься на другой бок, подальше от ее тепла, и сжимаешь кулаки под подушкой. Сжимаешь так, что ногти впиваются в ладони. Еще один урок, усвоенный с детства: если больно снаружи, сделай себе больнее внутри, и первая боль притупится. Но она не притупляется. Она просто становится частью общего, привычного фона. Фона твоей жизни.

Ты встаешь утром, и ритуал начинается заново. Маска надевается еще до того, Cкак ты почистишь зубы. Маска спокойствия. Маска уверенности. Маска контроля. Ты надеваешь ее для жены, чтобы она не задавала лишних вопросов. Ты же опора. Скала. Как ты можешь позволить ей увидеть трещины? Она начнет беспокоиться, суетиться, пытаться помочь. А ее помощь кажется тебе оскорбительной. Она будет похожа на жалость. А жалость – это для слабых. Мужики не заслуживают жалости. Так тебя учили. Поэтому ты улыбаешься ей дежурной улыбкой и говоришь: «Доброе утро». Три слога, за которыми скрывается бездна отчаяния. Она что-то отвечает. Ты киваешь. Ты уже не слушаешь. Ты уже на работе. Мысленно. Ты уже в бою.

Потом дети. Их смех, их крики, их бесконечные «папа, смотри!». Когда-то это вызывало у тебя умиление. Ты видел в них свое продолжение, свой смысл. Теперь это просто шум. Фоновый шум, как гул офисного кондиционера. Он раздражает. Он требует твоего внимания, твоей реакции, твоей эмоции. А у тебя нет эмоций. У тебя есть только усталость. Глубокая, въевшаяся в кости усталость не от работы, не от недосыпа. Усталость от того, что нужно постоянно играть роль. Роль заботливого отца. Роль любящего мужа. Роль успешного специалиста. Роль надежного друга. Ты – актер одного театра, который играет все роли сразу, и у тебя нет ни одного выходного. Ты выходишь на сцену утром и уходишь с нее поздно ночью, чтобы упасть в кровать и снова смотреть в потолок. Ты целуешь сына в макушку, и этот поцелуй механический, пустой. Ты не чувствуешь ничего, кроме долга. Я должен его поцеловать. Я хороший отец. Галочка поставлена. Можно идти дальше. Твой ребенок чувствует эту пустоту, он смотрит на тебя своими чистыми, непонимающими глазами, пытаясь разглядеть за маской живого человека. Но он видит только памятник. Памятник отцу, который всегда рядом, но которого никогда нет.

Дорога на работу – это короткая передышка. Одиночество в машине. Здесь не нужно улыбаться. Здесь можно снять маску и увидеть в зеркале заднего вида свое настоящее лицо. Лицо человека, который бежит. Куда? От кого? От самого себя. Ты включаешь музыку погромче, чтобы заглушить мысли. Или новости, чтобы забить голову чужими проблемами, чужими войнами, чужими катастрофами. На их фоне твоя внутренняя война кажется мелкой и незначительной. Так проще. Проще думать о курсе доллара, чем о курсе, которым идет ко дну твоя собственная жизнь. Ты приезжаешь на парковку, глушишь мотор. И на несколько секунд замираешь, положив руки на руль. Вот она, снова. Тишина. И в этой тишине ты чувствуешь, как тяжесть мира снова наваливается на твои плечи. Ты делаешь глубокий вдох, выдыхаешь. Надеваешь маску. И выходишь из машины. Спектакль продолжается.

На работе все по накатанной. Ты профессионал. Ты знаешь, что делать и как говорить. Ты решаешь проблемы, раздаешь указания, участвуешь в совещаниях. Ты говоришь правильные слова, используешь умные термины. Ты – эффективная единица. Робот. Ты смотришь на своих коллег-мужчин и видишь в них таких же роботов. Они тоже говорят о проектах, о дедлайнах, о клиентах. В курилке они травят анекдоты, обсуждают футбол или новую машину начальника. Все что угодно, только не правду. Никто не скажет: «Парни, я больше не могу. Меня тошнит от всего этого. Моя жизнь кажется мне бессмысленной». Сказать такое – значит расписаться в своей никчемности. Это как снять штаны посреди офиса. Поэтому вы все продолжаете играть в эту игру. Вы хлопаете друг друга по плечу, говорите «Держись, братан!» и расходитесь по своим рабочим местам, чтобы дальше молча нести свой крест. Ваша дружба – это пакт о неразглашении. Пакт о взаимном молчании. Вы союзники в этой войне, но каждый из вас сидит в своем одиночном окопе, уверенный, что он один такой – уставший, сломленный, потерянный.

Иногда случаются прорывы. Кто-то из вас срывается. Уходит в запой. Разводится. Попадает в больницу с сердцем. Вы собираетесь, качаете головами. «Да, довели мужика. Работа, нервы». «Жена, стерва, пилила». Вы находите тысячу внешних причин. Вы аккуратно обходите стороной настоящую причину, потому что она слишком страшная. Потому что она касается каждого из вас. Причина в том, что человек просто больше не смог молчать. Его тело закричало за него. Его жизнь взорвалась, не выдержав внутреннего давления. Вы смотрите на его руины и инстинктивно поправляете собственные маски. Делаете их потолще. Укрепляете стены своей крепости. «Со мной такого не случится. Я-то сильный. Я выдержу». И продолжаете свой медленный путь к такому же взрыву. Или, что еще страшнее, к полному затуханию. К превращению в живого мертвеца.

Когда твоя жена пытается с тобой поговорить, это похоже на допрос. Она подходит осторожно, издалека. «У тебя все хорошо? Ты какой-то сам не свой в последнее время». Внутри тебя разверзается ад. Хочется закричать: «Не свой? Да я уже забыл, какой я – свой! Я не знаю, кто я! Я просто оболочка, которая ходит, говорит и зарабатывает деньги! Мне страшно, мне одиноко, и я не вижу никакого света впереди!». Но ты смотришь на нее уставшими глазами и произносишь заученную фразу: «Все нормально. Просто устал». Это ложь. И ты знаешь, что это ложь. И она, скорее всего, тоже знает. Но она принимает твою ложь, потому что правда слишком неудобна. Правда разрушит ее уютный мир, в котором есть сильный муж, надежная опора. Правда заставит ее что-то делать, что-то менять. А это страшно. Поэтому она кивает и говорит: «Отдохнул бы ты. Может, в отпуск съездим?». И вы начинаете обсуждать отпуск. Выбирать отели, страны, пляжи. Это еще одна форма молчания. Заполнить пустоту внешними действиями. Сделать вид, что смена декораций может изменить содержание пьесы. Но ты-то знаешь, что возьмешь свою тюрьму с собой. Ты будешь так же молча лежать на шезлонге под пальмами, как лежишь сейчас на диване. Ты будешь так же смотреть на закатное солнце, как смотришь сейчас в экран телевизора. С тем же чувством тотальной отчужденности. Ты будешь там, но тебя там не будет.

Твое молчание – это не просто отсутствие слов. Это активный, энергозатратный процесс. Ты тратишь колоссальное количество сил на то, чтобы удерживать все внутри. Ты строишь плотины, чтобы сдержать реку гнева. Ты копаешь рвы, чтобы не подпустить к себе страх. Ты возводишь стены, чтобы никто не увидел твою боль. Эта внутренняя стройка истощает тебя больше, чем любая работа. Поэтому ты все время уставший. Поэтому у тебя нет сил на радость. Радость требует открытости, уязвимости. А ты не можешь себе этого позволить. Открыть ворота крепости – значит впустить врага. А врагом тебе кажется любая сильная эмоция. Любое проявление жизни.

Тебя научили, что мужчина должен быть полезным. Функциональным. Ты – добытчик. Защитник. Решатель проблем. Твоя ценность измеряется твоими достижениями. Заработал денег – молодец. Построил дом – молодец. Вырастил сына – молодец. А что, если ты просто хочешь быть? Не функцией, а человеком. Что, если тебе хочется не решать проблемы, а говорить о них? Не добывать, а чувствовать? Но в твоей системе координат для этого нет места. В ней нет таких понятий. Желание говорить о чувствах – это слабость. Желание плакать – это позор. Желание получить поддержку – это провал. И ты сам себе самый строгий судья. Самый беспощадный надзиратель. Ты сам запер себя в этой камере и сам следишь, чтобы решетки были крепкими.

Ты ищешь способы сбежать. Но не из тюрьмы, а от самого себя. Работа до изнеможения – отличный способ. Пока ты завален делами, тебе некогда думать. Ты просто бежишь в своем колесе, как белка. Алкоголь – еще один выход. Несколько стаканов виски вечером, и голоса в голове становятся тише. Пустота заполняется теплым, вязким туманом. На время. Утром она вернется, еще более гулкой и тоскливой, приправленная похмельем. Кто-то находит спасение в спорте до самоистязания, в компьютерных играх, в гараже, в случайных связях. Все это – разные виды анестезии. Способы на время отключить сознание, чтобы не встречаться с тем, что внутри. Но анестезия не лечит. Она лишь оттягивает момент, когда придется взглянуть правде в глаза.

А правда в том, что тебя обманули. Тебя и миллионы таких же, как ты. Вам продали идею мужественности, которая на самом деле является инструкцией по самоуничтожению. Вам сказали, что сила – в молчании, а на самом деле в нем слабость. Сила – в том, чтобы признать свою боль. Сила – в том, чтобы попросить о помощи. Сила – в том, чтобы быть честным. Прежде всего, с самим собой. Но этот путь кажется тебе невозможным. Он пугает тебя до усрачки. Потому что он требует разрушить все, что ты строил всю свою жизнь. Разрушить свою крепость. Снести стены, засыпать рвы. Остаться на открытом месте. Уязвимым. Голым. Беззащитным.

Ты боишься, что если ты начнешь говорить, то тебя не поймут. Осудят. Отвергнут. Что твоя жена увидит в тебе не скалу, а жалкого нытика. Что твои друзья посмеются над тобой. Что твои дети разочаруются в тебе. Но самый большой твой страх – это не их реакция. Самый большой твой страх – это то, что ты сам себя не примешь. Ты настолько сросся со своей маской, что боишься увидеть, что под ней. А вдруг там ничего нет? Вдруг там только пустота, страх и боль? Вдруг, сняв доспехи «настоящего мужчины», ты обнаружишь, что никакого мужчины там и не было? Только испуганный мальчик с разбитой коленкой, которому так и не дали поплакать.

Эта книга – не карта выхода из тюрьмы. Это не сборник советов о том, как «стать счастливым». Это просто зеркало. Зеркало, которое я ставлю перед тобой. Я не психолог и не гуру. Я такой же, как ты. Я знаю вкус этого молчания. Я знаю тяжесть этих доспехов. Я знаю, как выглядит потолок в три часа ночи. И я просто хочу, чтобы ты посмотрел в это зеркало. Посмотрел честно, без привычной ухмылки, без защитного цинизма. Посмотри на свое лицо. На морщины у глаз, которые появились не от смеха, а от постоянного напряжения. На сжатые челюсти. На потухший взгляд. Это не лицо победителя. Это лицо узника.

Ты научился молчать. Это был навык выживания. В детстве, в юности. Он помогал тебе соответствовать ожиданиям. Быть «нормальным». Но то, что помогает выжить в детстве, убивает во взрослой жизни. Твой навык молчания превратился в болезнь. В раковую опухоль, которая медленно пожирает тебя изнутри, оставляя снаружи лишь пустую оболочку. Ты можешь и дальше делать вид, что все в порядке. Можешь и дальше укреплять стены своей тюрьмы. Можешь и дальше молча терпеть, пока не сгоришь дотла, не сопьешься или не получишь инфаркт в сорок пять. Это твой выбор. И никто не осудит тебя за него. Потому что так поступают почти все.

Но есть и другой путь. Он начинается с одного простого, но самого сложного шага. С признания. Признания самому себе. Не жене, не другу, не врачу. Просто себе. Произнеси это в тишине своей машины, или ночью, глядя в потолок. Скажи это шепотом, чтобы никто не услышал. «Я больше так не могу. Мне плохо. Я не справляюсь». Это не будет актом слабости. Это будет первым актом настоящей силы за много лет. Это будет первая трещина в стене твоей тюрьмы. Первый глоток воздуха после долгого удушья. С этого шепота начинается путь обратно. Путь к себе. К тому мальчику, которому когда-то не дали докричать свою боль. Пришло время дать ему голос. Твой голос. Потому что молчание тебя не спасет. Оно тебя убьет. На самом деле, оно уже почти тебя убило. Ты просто еще не заметил. Ты ходишь, говоришь, работаешь. Но ты уже мертв. Твоя жизнь – это поминки по самому себе, на которые ты почему-то забыл пригласить гостей. И эта книга – не спасательный круг. Это просто напоминание. Приглашение на твои собственные похороны. Или на твое собственное воскрешение. Решать тебе. Но для начала просто признай – ты тот самый мужчина, которого научили молчать. И это молчание стало твоим проклятием.

Глава 1. Синдром хорошего мужа

Ты закрываешь дверь офиса, и на секунду кажется, что ты свободен. Эта секунда – самый сладкий обман за весь день. Ты идешь к машине, и тяжесть на плечах не уходит, она просто меняет форму. Работа номер один, с ее дедлайнами, отчетами и бессмысленными совещаниями, окончена. Сейчас начнется работа номер два. Безлимитная, без выходных и отпусков. Твоя семья.

Ты садишься в машину и несколько минут просто сидишь в тишине, глядя перед собой. Это не отдых. Это пересменка. Ты снимаешь одну маску – «эффективный менеджер», «надежный коллега» – и мысленно примеряешь другую – «любящий муж», «заботливый отец». Они обе тебе давно не по размеру. Они жмут, трут, впиваются в кожу, но ты так давно их носишь, что уже не помнишь своего лица под ними. Ты заводишь мотор. Путь домой – это не путь в гавань. Это перемещение из одного цеха в другой.

Ты открываешь входную дверь, и тебя встречает шум. Детские голоса, звук работающего телевизора, запахи с кухни. Когда-то это было звуками и запахами дома. Уюта. Безопасности. Теперь это похоже на гул опенспейса, в который ты входишь после обеденного перерыва. Ты переступаешь порог, и на тебя сразу обрушивается поток входящей информации.

«Привет, дорогой. Наконец-то ты пришел. Помнишь, я говорила про родительское собрание? Оно завтра, а не в четверг. И нужно сдать деньги на шторы. И у младшего завтра физкультура на лыжах, нужно проверить, все ли на месте. А еще звонила твоя мама, просила перезвонить. Кран на кухне опять капает, я подставила тазик, но ты посмотри, как будет время. Ты поужинать хочешь сразу или сначала в душ?»

Это не приветствие. Это устная сводка, ежедневная планерка. Твоя жена – прекрасный операционный директор этого предприятия под названием «Семья». Она держит в голове все задачи, отслеживает все процессы, управляет персоналом в лице детей. А ты – генеральный директор. Или, скорее, главный инвестор и кризис-менеджер. От тебя не ждут эмоций. От тебя ждут решений и ресурсов.

Ты киваешь, на ходу обрабатывая информацию. Собрание – значит, нужно перестроить свой график. Деньги – достать из кошелька. Лыжи – проверить после ужина. Мама – позвонить. Кран – починить. Ужин – принять решение. Ты говоришь: «Привет. Давай сначала в душ». Это означает: «Дайте мне десять минут, чтобы подготовиться к следующему рабочему блоку».

Ты стоишь под горячими струями воды, и это единственное место, где можно не держать лицо. Вода смывает с тебя усталость дня, но не усталость жизни. Ты закрываешь глаза и видишь перед собой не образ жены, не смеющиеся лица детей, а список задач. Таблица в Excel, где в одном столбце – проблема, в другом – требуемое действие, в третьем – дедлайн. Купить продукты на выходные. Проверить уроки у старшего. Записать младшего к врачу. Оплатить счета. Договориться о встрече с родителями жены. Починить велосипед. Запланировать отпуск. Каждая ячейка – это кирпич в стене твоего долга.

Ты выходишь из ванной, надеваешь домашнюю одежду, которая ощущается такой же униформой, как и офисный костюм. Ты садишься за стол. «Как прошел день?» – спрашивает жена. Это ритуальный вопрос. Он не подразумевает честного ответа. Ты же не будешь рассказывать ей, что весь день боролся с ощущением тотальной бессмысленности происходящего. Что на совещании едва сдержался, чтобы не заорать. Что по дороге домой думал о том, чтобы просто свернуть с трассы и ехать, куда глаза глядят, пока не кончится бензин. Нет. Ты не будешь этого говорить. Это не входит в твою должностную инструкцию. Твоя функция – быть стабильным. Надежным. Скалой.

Поэтому ты говоришь: «Нормально. Как обычно. Завал, но справимся». Это тоже часть ритуала. Ты подтверждаешь свой статус героя, который справляется с трудностями внешнего мира, чтобы обеспечить благополучие этого, внутреннего. Ты играешь свою роль. Она играет свою. Роль понимающей и поддерживающей жены. «Бедненький, ты так устаешь». Этот комментарий должен вызывать тепло, но он вызывает только глухое раздражение. Ты не «бедненький». Ты боевая единица. А она, сама того не ведая, проводит твой ежевечерний аудит. Она отчитывается о проделанной за день работе по дому, ты – о добытых ресурсах и решенных проблемах вовне. Это не ужин, это сверка баланса.

Потом прибегают дети. «Папа, смотри, что я нарисовал!», «Папа, помоги с задачкой!», «Папа, поиграй со мной!». Каждый из них приходит со своим запросом. Ты – универсальный решатель. Ты должен оценить рисунок (поставить лайк), решить задачку (закрыть тикет в техподдержке), поиграть (провести тимбилдинг). Ты любишь своих детей. Где-то очень глубоко, под слоями усталости и обязанностей, эта любовь еще жива. Но на практике она превратилась в менеджмент. Их жизнь – это твой самый важный и самый ответственный проект. И ты управляешь им с усердием перфекциониста.

Хорошие оценки в школе – это твои успешные KPI. Спортивные достижения – это выигранный тендер. Вежливое поведение на публике – это безупречная репутация твоей компании. Ты вкладываешь в этот проект все свои силы, все свое время, все свои деньги. Ты нанимаешь им лучших репетиторов (консультантов), покупаешь лучшую одежду (корпоративный стиль), возишь их на лучшие курорты (выездные стратегические сессии). Ты делаешь все, чтобы проект «Счастливое детство» был выполнен на сто процентов.

Но в этом менеджменте нет места простому человеческому контакту. Когда сын просит тебя помочь с математикой, ты видишь не ребенка, который нуждается в твоем внимании и терпении. Ты видишь проблему, которую нужно решить максимально эффективно и быстро. Ты не объясняешь. Ты даешь готовый ответ. Ты не учишь его думать. Ты закрываешь задачу. Твоя цель – не его понимание, а хорошая оценка в дневнике. Когда он ошибается, ты раздражаешься. Не потому, что он не понял. А потому, что он срывает дедлайн. Он генерирует ошибку в твоем идеальном коде. И он это чувствует. Он чувствует твое нетерпение, твою отстраненность. Он видит в твоих глазах не любовь, а требование соответствовать. И он учится. Он учится давать тебе тот результат, который ты хочешь видеть. Он учится быть успешным KPI. Но он не учится быть близким с тобой. Между вами вырастает невидимая стена, построенная из твоих ожиданий и его стараний.

Когда дочь просит с ней поиграть, ты соглашаешься, потому что в твоем расписании на вечер стоит пункт «Провести время с семьей». Ты садишься на пол, берешь в руки кукол или конструктор. Но ты не здесь. Твое тело здесь, на ковре в детской. Но твой мозг продолжает работать. Он прокручивает рабочие проблемы, планирует завтрашний день, составляет список покупок. Ты механически передвигаешь фигурки, произносишь какие-то слова, даже пытаешься улыбаться. Но ты пуст. Ты – аниматор на детском празднике, который отрабатывает свою программу и смотрит на часы. И ребенок, даже самый маленький, безошибочно считывает эту фальшь. Он перестает тянуться к тебе. Он играет рядом, но не с тобой. Галочка в твоем списке дел поставлена. «Время с семьей – 30 минут. Выполнено». Можно переходить к следующему пункту.

Вечер продолжается. Уроки проверены. Дети умыты и уложены в кровати. Поцелуй на ночь – еще одна обязательная процедура. Ты наклоняешься, целуешь теплую макушку и чувствуешь… ничего. Только легкое облегчение от того, что этот этап работы завершен. Ты желаешь спокойной ночи и закрываешь дверь в детскую. И наступает тишина. Относительная.

Теперь время для совещания с ключевым партнером. С женой. Вы садитесь на диван перед телевизором. Но вы не смотрите его. Вы обсуждаете планы. Логистику. Бюджет. «Нам нужно решить, куда поедем в отпуск. Я посмотрела отели в Турции, но там сейчас дорого. Может, посмотрим Грецию? Или останемся здесь и поедем на дачу, но тогда нужно купить новую газонокосилку». «Старшему нужны новые кроссовки, эти уже малы. И куртка на осень». «На следующей неделе годовщина нашей свадьбы. Может, сходим в ресторан? Я могу заказать столик».

Это не разговоры. Это согласование бюджета и утверждение плана мероприятий. Твой мозг работает как калькулятор. Отпуск: посчитать затраты, оценить риски, сравнить варианты. Кроссовки и куртка: выделить средства из бюджета. Ресторан: внести в календарь, предусмотреть расходы. Ты не чувствуешь радостного предвкушения отпуска. Ты видишь сложный логистический проект, который требует планирования и контроля. Ты не думаешь о том, как приятно будет посидеть с женой в ресторане. Ты думаешь о том, что это еще один пункт, который нужно выполнить, чтобы поддержать систему в рабочем состоянии.

Иногда она пытается прорваться через эту деловую оболочку. «Мы давно с тобой просто так не говорили. Ни о чем». Она смотрит на тебя с надеждой. Она хочет увидеть не гендиректора, а мужа. Человека, которого она когда-то полюбила. И в этот момент тебе становится страшно. Потому что ты боишься, что этого человека больше нет. Что если ты сейчас перестанешь говорить о планах, бюджетах и проблемах, то образуется вакуум. Звенящая пустота, которую нечем будет заполнить.

Разговор «ни о чем» – это самый опасный разговор. Он требует открытости. Уязвимости. Эмоций. А у тебя на эмоции установлен жесткий файрвол. Они классифицируются как вирус, угрожающий стабильности системы. Поэтому ты делаешь то, что умеешь лучше всего. Ты переводишь разговор в привычное, безопасное русло. «Да, много дел, замотался. Вот разгребу проект на работе, станет посвободнее. Кстати, о делах. Надо не забыть заехать в сервис, поменять масло в машине».