Император Всея Руси, Однозначно. Книга 1 – Игры Богов. Части 1 – 6

Евгений Смарт

Император Всея Руси, Однозначно. Книга 1 – Игры Богов. Части 1 – 6

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИЕХАЛИ

Интерлюдия

Новейшие события доказали, что сила государств не в одной численности войск, но преимущественно в нравственных и умственных его качествах, достигающих высшего развития тогда, когда дело защиты отечества становится общим делом народа, когда все, без различия званий и состояний, соединяются на это дело.

(Обращение божею милостью Александра Второго, Императора и Самодержца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского, и прочая, и прочая, и прочая)

Двадцать Пятое Мая по старому стилю (Шестое Июня) Тысяча Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Булонский Лес.

Грохот пистолетного выстрела юный князь Александр не мог спутать ни с чем. Обрызгавшая открытую повозку кровь лишь подтвердила мысль о покушении.

"Но в кого из четверых попутчиков стреляли? И кого ранили или убили?" – мысли роем пронеслись в голове уже после инцидента, когда его сшиб со скамьи, придавив к полу, солдат буквально одновременно с выстрелом.

– Какого чёрта?! – только и успел взвизгнуть Александр, уставившись на навалившегося на него мужика.

– Ваше Императорское Высочество, не извольте гневаться! – сбивший княжича мужлан, уже помогал ему подняться. – На Вас было совершено покушение, я всего лишь спас Вас.

– Олежа, а ты ничего не попутал? – сидящий напротив Император Александр Второй лишь хладнокровно вздел бровью, не выказав волнения от произошедшего. – С чего ты решил, что покушались на моих сыновей, а не на нас с Императором? – и Александр Второй указал на сидящего рядом с ним Императора Наполеона Третьего, выпучившего глаза и в испуге прижавшегося к своему попутчику.

Цесаревич Николай истерически хохотнул:

– Представляете, папа́, оказывается, некоторые считают, что из нас всех Бульдожка самый важный!

– Никса! – также по прозвищу обращается к брату возмущённо Александр-младший, – не передёргивай! Никто так не говорил!

– Извините, Ваше Императорское Величество! – солдат, не обращая внимания на пикировку сыновей Императора, уже и сам отряхнулся, и молодого князя привёл одним движением в порядок. – Угроза была не обоим Вашим сыновьям! Цесаревичу Николаю Александровичу ничего не угрожало. Угроза жизни была только княжичу Александру Александровичу.

Не понимающий о чём говорят русские, французский Император, не замечая других, произнёс, обращаясь лишь к Императору Александру Второму:

– Je ne sais pas qui a tiré, si c'est un Italien, alors le mien, si le Polonais, le Vôtre! (Я не знаю кто стрелял, если это итальянец, то мой, если поляк, то Ваш!) – и зычно рассмеялся, отходя от истерики.

Его шутку поняли все. Если это четвёртое покушение на Наполеона Третьего, то тогда это всего лишь обычное фрондо, если же на Александра Второго, то это яркая пощёчина ему! А, по словам незваного воина, всё было именно так. И только Олег знал, что вскоре покусителя не отправят на гильотину, как предыдущих нападавших на Наполеона Третьего, а сошлют лишь на пожизненную каторгу в Новую Каледонию, где спустя сорок лет его помилуют, но он так и останется там жить. Симпатии толпы будут на стороне неудачливого поляка Березовского. И спустя какую-то пару-тройку лет Александр Второй поддержит Пруссию в войне с Францией и награды Прусских генералов русскими орденами будет холодной местью за такую насмешку.

Император Александр Второй вмиг сдвинул брови и с серьёзным взглядом упёрся в служивого:

– Олег… Ты в этом точно уверен? – и указал на бьющегося рядом с повозкой подстреленного коня. – Выстрел же прошёл далеко от Сашеньки.

– Вы же знаете, Всемилостивейший Государь, я никогда не ошибаюсь! Террорист стрелял в Вас, но пуля должна была попасть в Вашего младшего сына. Если бы я не вмешался, вместо лошади сейчас бы истекал кровью Великий Князь Александр Александрович. Я бросился под коня офицера французской охраны Фирмена Рембо и вставшее на дыбы животное приняло на себя выстрел. Для большей гарантии я и молодого князя увёл с траектории, если бы пуля прошла мимо или навылет. Кстати, гляньте на несостоявшегося цареубийцу, – указал солдат на скручиваемого стражниками простолюдина. – обратите внимание на валяющийся рядом с ним пистоль. Он двуствольный, чтобы избежать возможной осечки. Видимо, преступник сам отливал пули и перестарался. Вон, второе дуло разворотило как. Наверняка бедолаге оторвало пару пальцев.

И действительно, у пленённого негодяя брызжила с руки кровь.

– Не зря, Олеженька, ты оказался рядом, – вздохнул Император Александр Второй, – ох, не зря! Скажи, ты опять всё предвидел, как и в тот раз с Каракозовым и пихнул тогда в него Осипа Комиссарова?

– Удивлён, что Вы, Ваше Императорское Величество, так хорошо помните имя простого крестьянина, спасшего Вас тогда от пули террориста.

– Как же тут забудешь такое? Ты, кстати, так и не определился со своими предсказаниями, сколько всего будет на меня покушений? Так Семь или Одиннадцать, всё же?

– Извините, Всемилостивейший Государь, я работаю над этим. Вот, прямо сейчас кое-что проверим.

И солдат повернулся в сторону княжича Александра Александровича:

– Скажите, Ваше Императорское Высочество, в каком году окончилась Великая Отечественная?

Смотревший на него в упор молодой человек перевёл взгляд на отца, но получив от него утвердительный кивок, снова открыто взглянул на странного мужика, до разговора с которым снизошёл его августейший отец.

– Отечественная Война Тысяча Восемьсот Двенадцатого года с Наполеоном завершилась тогда же, когда и началась, в Тысяча Восемьсот Двенадцатом! – как на уроке отчеканил юноша.

Солдат хмыкнул:

– Не тот. – И повернулся к Императору Александру Второму. – Пока что, Ваше Императорское Величество, ещё пять. Это второе из Семи.

Как ни странно, никто не стал задавать вопросов, как мужик пришёл к такому выводу на основании ответа князя Александра Александровича. Видимо, его понял только сам Государь, сыновья лишь промолчали, а француз, услышав своё имя, лишь прогнусил:

– Oui, oui! Je suis Napoléon (Да, да! Я и есть Наполеон)!

Но никто не обратил на него своего внимания, и тем более не постарались разъяснить, о чём идёт речь.

Предисловие

Объявляем всем Нашим подданным.

В постоянной заботливости о благах Нашей Империи и даровании ей лучших учреждений Мы не могли не обратить внимания на существовавшие до сего времени порядок отправления воинской повинности.

(Обращение божею милостью Александра Второго, Императора и Самодержца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского, и прочая, и прочая, и прочая)

Восьмое Апреля Две Тысячи Двадцать Второй год по Скалигеру. Москва, сторона дороги, противоположная Дому Союзов.

Как же опять пророчески я описываю теперь ещё и свои похороны аж девять лет назад! Я даже заранее бронирую зал на это число! Правда, соратники сперва считают, что я там планирую тогда своё выступление в честь двадцатитрёхлетия основанного мной Института Мировых Цивилизаций. Ну, да и пусть.

Я стою на другой стороне дороги, покачиваясь с пятки на носок, и тихо наблюдаю, как проходят мои похороны. Почему я не удивлён, что вижу всё как наяву? Да, всё просто! Я хоть и материалист, но в душе́ верю, что в этом Мире всё не так примитивно. И ушедшая из тела душа в никуда просто так не уходит! Верю ли я в перерождение? Это не принципиально. По закону сохранения душа тоже должна сохраниться.

Мне часто приходится слышать разные теории. Даже знаю про такую, что все души собирают пожиратели душ и питаются этой энергией, а которые не успевают съесть да надкусать, консервируют в особые схроны. Не хочется верить в такое, тем более я вижу, что вот она, моя душа – никто не волочёт её в закрома, мирно наблюдаю, что происходит.

А происходит много занятного. Я не могу вмешаться в спор, где захоронят моё тело. Как я давно уже планирую – на Новодевичьем Кладбище или на Троекуровском, как решают мои соратники, типа, рядом с моими родителями. Побеждают те, кто предан моей воле. Хорошо.

Ещё с Восьми утра проходит отпевание меня в Храме Христа Спасителя.

Когда приближается Он, я замечаю сразу. Ещё когда Его силуэт показывается со стороны Красной Площади. Мрачный силуэт, так контрастирующий с безликой живой публикой.

Могу ли я предполагать совсем ещё недавно, что мы когда-нибудь встретимся с ним? Тем более в таких обстоятельствах! Тоже мне, атеист-материалист…

Он встаёт рядом, я делаю вид, что не замечаю его прибытие. Краем сознания засекаю, что теперь и Он раскачивается с пятки на носок. Неужели это так заразительно, как зевать по цепной реакции в коллективе?

– Поздлавляю, товалищ! Класивые похолоны! И тем более в таком замечательном месте!

– Знаю, – обрезаю я. – Ваши тоже там любили устраивать торжества. У нас все политические лидеры уходили из жизни в основном через смерть, – завершил я цитатой из самого себя раннего.

– Ах, какой великолепный, батенька, полтлет в чёлной ламке! Восхитительно! А почему на глобе этот яркий тликолол?

– А что? Должен быть Красный с Серпом?

– Нет, что Вы! Ни в коем случае! Не пележивайте, его Вы недостойны.

– Я такой, какой я есть. В этом моя прелесть.

Но собеседник продолжает гнуть свою линию:

– Я имею в виду сталый импелский – чёлно-жёлто-белый. Вы же за моналхию латуете?

– Монархию? – я на миг задумываюсь, – Россия расцветала, рождалась и может развиваться только в формате Империи. Любая республика – Советская, Федеративная, Народная, Демократическая – это губительно. Поэтому пока мы не определили ещё форму государства, может быть, даже и поставить вопрос о восстановлении Империи. Кто нам мешает?

Я вовремя останавливаюсь, поняв, что с этим человеком бессмысленно говорить о величии Империи. Тем более что он мёртв и ничего сейчас не решает. И я не нахожу ничего лучшего, как вернуться к его вопросу:

– А если и так? Бело-сине-красный флаг ввёл Александр Третий, самый достойный из Императоров!

– Достойный? Вы на самом деле считаете, что это так? Он же контллефолматол!

– Заблуждаетесь, Владимир Ильич. Он заставил всю Европу уважать Россию! И не предавал, как некоторые, и не продавал за утопическую помощь!

– Да что Вы знаете пло те влемена, батенька! Если бы Вы сами жили в те года, посмотлел бы я, как Вы заговолили! – удаётся мне всё-таки распылить противника. – Это в Ваше время всё спокойно, помилай – не хочу!

Задевает он меня этим замечанием, и я не сдерживаюсь:

– Меня как-то спросили, что я скажу, когда предстану перед Богом? И я ответил, что делал всё, что мог. Отправьте меня обратно, я продолжу борьбу, помогать бедным, помогать всем страждущим бороться с тем, что мешает нам жить. Обратно отправьте меня – мне нужен билет обратно! Я не хочу здесь лежать в райском саду. Лучше я буду где-то в тайге идти полуголодный, но помогать людям.

Немного успокоившись, пунктуально вспоминаю вторую часть вопроса:

– А, вот, окажись я в то время на месте Императора, я не только всё так же сделаю, а ещё больше! Кое-что позаимствовую у Вас и Ваших соратников, не скрою. Может, и Вас направлю на путь истинный! Не дам ходу заговору против России! – в пылу эмоций я по привычке помогаю себе резким утвердительным движением чуть согнутой руки.

– Да ну? Точно? – ухмыляется низенький человек в чёрном холодном не по сезону костюмчике с алой гвоздикой в лацкане пиджака.

– Да! Окажись я там, и Россия заживёт как…

– Да что Вы говолите? Ай ли? – прерывает меня оппонент. – Сделжите своё обещание?

– В смысле? – слегка опешив, прерываюсь я. – История не фарш, её не прокрутить назад…

– А кто говолит, что назад? Плосто в каждый момент истолия ласщепляется на множество возможных путей лазвития дальнейших событий. И мы всегда можем повелнуть её туда, куда захотим.

Я лишь ухмыляюсь, уже собираясь сказать, что Истрия не знает сослагательных наклонений.

– О! Смотлите! Вот и Втолой! – вскидывает бывший вождь руку, как мальчишка, указывая на происходящее внутри, будто и не стоят перед нами вековые стены.

От Кремля проносятся кортеж чёрных отечественных люксовых автомобилей.

– Я думал, – вскидывает бровь мой собеседник, – он плиедет позже. Смотли-ка. Вовлемя.

– А почему Второй? – не удерживаюсь от вопроса я.

– А Вы, батенька, легенду не знаете? Пло эпоху пелемен, пло тлёх Владимилов подле Клемля? Один лежит, другой сидит, а тлетий стоит…

– И? – до сих пор не понимаю я. Тот, что лежит, это Вы в своём мраморном шалаше, да? Сидит в Кремле понятно кто. А кто же Третий, что стоит?

– Ну, спелва я думал, что это памятник Владимилу на Боловицкой Площади, но ничего не плоисходило. Тепель понял – вот он Вы! Стоите подле Клемля!

Я смеюсь нарочито пренебрежительно.

– От моего здесь стояния ровным счётом теперь ничего не изменится! Вот если бы мне родиться до Вас и предотвратить все те безо… исторические ошибки, я бы…

– Вы точно готовы к этому? – спрашивает, мило улыбаясь, некогда критикуемый мной человечек.

– Как Пионер – всегда готов, дедушка!

Внешне Он моложе меня, но я по привычке воспринимаю его как дедушку. Видимо, сказывается старое советское воспитание, привитое с детства.

Дедушка подсучивает брючины, будто собирается сыграть сейчас в футбол, и, размахнувшись маятником ноги, неожиданно отвешивает мне пенделя!

– Поехали! – только и слышу я сквозь лопающееся время.

Глава Первая. Слава Богу, ты Пришёл!

1. Защита Престола и Отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население, без различия состояний, подлежит воинской повинности.

(Устав о воинской повинности от 1 января 1874 года. Глава I. Положения общие)

Двадцать Пятое Мая по старому стилю (Шестое Июня) Тысяча Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Булонский Лес.

– Какого чёрта?! – успел лишь крикнуть я, когда на меня навалился непонятно откуда взявшийся верзила в странной солдатской форме времён Царя Гороха.

Мой возглас относился к Вождю, но и к данному инциденту тоже мог быть отнесён на все сто.

Что это за театрализованное представление решили разыграть мои почитатели? И где я лежу, дьявол подери? На лафете своего гроба? Нет.

В ушах звенело эхо, видимо, недавнего выстрела, раздавшегося где-то совсем рядом. Я даже отчётливо вижу неподалёку мужика с разорванной от выстрела рукой и дымок от сожжённого пороха. Мужика в странных одеяниях уже скручивают стражники в ещё более нелепых нарядах, чем тот, что повалил меня на пол какой-то повозки.

– Ваше Императорское Высочество, не извольте гневаться! На Вас было совершено покушение, я всего лишь спас Вас.

Но до меня пока не дошёл смысл сказанного им. Я видел лишь лошадь, что ещё падала передо мной. Видимо, именно она и заслонила меня от выстрела того убогого. И это её кровью забрызгало всё вокруг!

Кто покушался на меня и так уже мёртвого? И откуда весь этот маскарад?

– Олежа, а ты ничего не попутал? – это уже реплика очередного актёра, что важно восседает на скамье повозки прямо перед моими глазами. – С чего ты решил, что покушались на моих сыновей, а не на нас с Императором?

"Императором?" – лишь дошло до меня из всего сказанного лицедеями.

Ха! И вправду! Рядом с этим ряженным сидел не менее пафосный клоун в мягкой широкополой шляпе с войлочными или фетровыми закруглёнными краями, да ещё и с атласной лентой и пером на чашечке. Почему-то хотелось назвать его Наполеоном, хотя он и не был в двуугольной шляпе, и лицо его было совершенно не как у классического французского монарха. Да и походил он, скорее всего, на Барона Мюнхгаузена с острой бородкой и длиннющими усами, торчащими в разные стороны.

– Представляете, папа́, оказывается, некоторые считают, что из нас всех Бульдожка самый важный! – раздаётся молодой голос позади меня со скамьи, что напротив этих двух лицедеев.

Я поворачиваю голову и вижу смеющегося паренька, также одетого в старинный армейский костюм офицера.

– Ни хрена себе! – непроизвольно выражаюсь я. – Сдёрни отсюда! Что ты такое говоришь?

И пытаюсь не без помощи сбившего меня вояки сесть на свободное место подле этого паренька. Хоть бы помог молокосос старику! Но он даже руки мне не соизволил подать, дабы помочь подняться.

Тем временем служака, уже убрав от меня руки, обращался к заговорившему первым театралу:

– Извините, Ваше Императорское Величество! Угроза была не обоим Вашим сыновьям! Цесаревичу Николаю Александровичу ничего не угрожало. Угроза жизни была только князю Александру Александровичу.

"Что это они передо мной разыгрывают? И как это представление вписывается в ритуал моих похорон? И как они, чёрт побери, видят меня?"

Лишь потом до меня доходят имена перечисленных. Николай и Александр…

"А дядьку тоже Александром зовут? Ну, да, раз они его сыновья, и оба Александровичи. Постой, что значит – оба? Второй сын кто? Я?!!"

Рядом заверещал Мюнхгаузен:

– Je ne sais pas qui a tiré, si c'est un Italien, alors le mien, si le Polonais, le Vôtre! (Я не знаю кто стрелял, если это итальянец, то мой, если поляк, то Ваш!)

Как ни странно, я понял его сразу, говорил же он по-французски, а этим языком я владею великолепно! Тем не менее представление продолжалось.

– Олег… Ты в этом точно уверен? – взрослый актёр указал на натурально убитую ради этого перформанса лошадь. – Выстрел же прошёл далеко от Сашеньки.

Богатырь повернулся ко мне и, буквально выворачивая своим взглядом меня наизнанку, ответил не мне, а тому чудаку в наряде Императора:

– Вы же знаете, Всемилостивейший Государь, я никогда не ошибаюсь! Террорист стрелял в Вас, но пуля должна была попасть в Вашего младшего сына. Если бы я не вмешался, вместо лошади сейчас бы истекал кровью Великий Князь Александр Александрович. Я бросился под коня офицера французской охраны Фирмена Рембо и вставшее на дыбы животное приняло на себя выстрел. Для большей гарантии я и молодого князя увёл с траектории, если бы пуля прошла мимо или навылет. Кстати, гляньте на несостоявшегося цареубийцу, – и солдафон указал на скручиваемого стражниками простолюдина, даже не смотря туда. – обратите внимание на валяющийся рядом с ним пистоль. Он двуствольный, чтобы избежать возможной осечки. Видимо, преступник сам отливал пули и перестарался. Вон, второе дуло разворотило как. Наверняка бедолаге оторвало пару пальцев.

Далее труппа заезжего театра разыгрывала передо мной спектакль, выплёвывая прямо, как заученные, реплики:

– Не зря, Олеженька, ты оказался рядом, – это лепетал тот, кого называли Императором, – ох, не зря! Скажи, ты опять всё предвидел, как и в тот раз с Каракозовым и пихнул тогда в него Осипа Комиссарова?

– Удивлён, что Вы, Ваше Императорское Величество, так хорошо помните имя простого крестьянина, спасшего Вас тогда от пули террориста.

"Каракозов…" – Где-то на задворках памяти я припоминаю эту яркую фамилию.

"Ну, да! Точно! Каракозов же первым стрелял в Александра Второго! Или вторым… Не помню точно."

Комедианты не снижали темпа в диалогах:

– Как же тут забудешь такое? Ты, кстати, так и не определился со своими предсказаниями, сколько всего будет на меня покушений? Так Семь или Одиннадцать, всё же?

– Извините, Всемилостивейший Государь, я работаю над этим. Вот, прямо сейчас кое-что проверим.

Отчеканивший заученный текст верзила снова пронзил меня своим холодным и в то же время обжигающим взглядом:

– Скажите, Ваше Императорское Высочество, в каком году окончилась Великая Отечественная?

"Хочешь и меня завлечь в Вашу анимацию? Да без проблем!"

И я ни разу не задумываясь выплюнул:

– В Тысяча Девятьсот Сорок Пятом. Историю надо учить, дядя! Когда говорят про рай в Европе, забывают, что этот рай обеспечила Русская Армия, спасая её от агрессий! Тысячу лет! Да, Тысячу лет у нас не было демократии, потому что Тысячу лет мы воевали и сейчас продолжаем воевать, чтобы в Европе была демократия, – вспомнил я своё же выступление в ООН.

И тут словно молнией перечертило этот Мир! Вояка неожиданно обрадовался, всплеснул руками и восторженно заурчал:

– Он! Это он! Слава богу, ты пришёл!

Мне показалось, что он хотел меня стиснуть в своих крепких объятиях, но удержался и радостно выпалил "Императору":

– Одиннадцать! Теперь, Ваше Императорское Величество, одиннадцать! А это всего лишь Второе из Одиннадцати.

Лишь Мюнхаузен выдал невпопад словно заученный давно текст:

– Oui, oui! Je suis Napoléon (Да, да! Я и есть Наполеон)!

Глава Вторая. Проводник

2. Денежный выкуп от воинской повинности и замена охотником не допускаются.

(Устав о воинской повинности от 1 января 1874 года. Глава I. Положения общие)

Двадцать Пятое Мая по старому стилю (Шестое Июня) Тысяча Восемьсот Шестьдесят Седьмой год по Скалигеру. Париж, Елисейский Дворец.

– Как же я рад, что наконец-то ты попал к нам, княжич! Ты не представляешь, как долго я тебя ждал! – бурчал солдат, волоча меня по дворцу. – Я сейчас тебе всё объясню. Как звали тебя при той жизни?

– Владимиром Воль…

– Так вот, Вовчик, – перебил меня богатырь, – Владимир у нас уже есть. Это твой более младший брат. Ты его ещё увидишь, но позже. Останешься пока Александром!

Едва мы вернулись в Елисейский Дворец после прогулки с ипподрома Лоншан, где было очередное покушение на отца СанСаныча, в тело которого я попал, а, как случайность, и покушение на меня, попавшего уже в это тело… Э…

Почему я не шокирован своим попаданством? Всё очень просто. Я вполне начитанный человек, кроме философской и политической литературы иногда почитываю, точнее, почитывал, художественную литературу, особенно фантастику, одной из разновидностей которой и является попаданство. Это когда главный герой неожиданно попадает в тело другого человека. Чаще всего это попаданство в прошлое. Оказывается, нет дыма без огня! Правы были писаки, есть такое, я сам тому живое подтверждение! Не верите? Спросите у меня!

Так вот, едва мы вернулись в предоставленные нам покои после несостоявшегося покушения, тот самый Олег, что спас меня, точнее, княжича Александра, явился ко мне и потянул за собой с таким упорством, что возражения не принимались. Я видел, с какой учтивостью обращался с ним отец моего реципиента, сам Император Александр Второй, так что сомневаться в его профпригодности я не стал и пошёл следом.

Сперва я решил, что он был послан за мной нашим родителем, но мы покинули верхние пределы Елисейского Дворца, где расположилась русская делегация, и спускались уже в какие-то подвалы. На мои расспросы этот воин не отвечал, а лишь задавал свои.

Как я понял, мужик был в курсе моего попаданства и даже очень рад, что наконец-то оно произошло. У меня даже возникло предположение, что это он меня сюда и вытянул, но дядька отмахивался от моих предъяв и гнул свою линию. Насколько я искусный манипулятор в своей прошлой жизни, но и мне не удалось преломить харизму этого титана.

Надо сказать, что тело мне досталось весьма тренированное, дыхалка работала великолепно, не в пример моему предсмертному состоянию. Оказалось, что Александр был тем ещё богатырём!

Так вот, даже имея тренированную и гигантскую для Девятнадцатого Века оболочку ростом более метра девяносто, я еле поспевал за немолодым, судя по морщинам, воином. Он буквально, как баржу вёл меня по подземным коридорам, как маяком, освещая факелом наш путь.

– Фуф. Пришли! – резко остановился старик, и я чуть с ходу не впечатался в него. – Это где-то здесь. Сейчас, погодь!

Исполин поводил рукой по кирпичной кладке одному ему известным методом. что-то выбирая. Потом замер и надавил на ничем не приметный кирпич.

Неожиданно раздался скрип, и часть стены стала отъезжать вглубь и в сторону.

– Аха! Не забыл ещё старый! Добро пожаловать, друг мой! – воскликнул он радостно, потом повернулся ко мне и добавил: – Ну, и ты заходи… Чё встал как неродной?

Сказать, что я был удивлён, это только чихнуть. Я был потрясён! Мы попали в большую комнату, обставленную стеллажами, везде на них, как и на столе посредине стояли какие-то колбы, реторты и агрегаты неизвестного мне назначения. Признал лишь разного вида микроскопы и тигели.

– Сейчас, погодь, я свет включу!

– Кого? Какого хрена? Свет?!

– Ну, да! Свет. Электричество. В твоём Мире разве его ещё нет?

– Есть. Почему же? Конечно, есть, но я даже не подумал, что оно есть у Вас здесь!

– Ну, не настолько мы и тёмные! Томас Эдисон ещё, конечно, не изобрёл лампу накаливания, ты ему сам это подскажешь как-нибудь. А, вот, Макс Фарадей уже лет тридцать пять, почитай, как назад генератор придумал.