Вишнёвый латте

– Значит, хочешь послушать, как я стала президентом FIG? – Хлоя снова улыбнулась, и её смех впервые прозвучал почти по-дружески, без холодка в голосе.

– Всё началось в школе, – начала она, откидывая голову назад и глядя на лениво плывущие по небу облака. – Я была капитаном чирлидеров. Самой яркой. Всегда первой. Люди думали, что я родилась с мегафоном в руках.

Я кивнул, журав глаз на её профиль: загоревший лоб, ясные скулы, холодные голубые глаза, будто сделанные из льда.

– Но этот мир мне быстро наскучил. – Хлоя провела ладонью по траве. – Лозунги, танцы, постоянно «двигаемся вперёд» – всё это стало для меня клеткой.

– Значит, решила подняться выше? – спросил я.

– Не сразу, – она помолчала, и в её глазах мелькнула тень. – На первом курсе я всё ещё была чирлидером. Но однажды поняла: я не хочу просто быть частью толпы. Я хочу управлять ею.

– Поэтому ты ушла и… – я деликатно подталкивал её к подробностям.

– Передала команду под крыло лучшей подруге – Але Грин, – ответила Хлоя. – Алиша… Аля была со мной. Она понимала меня без слов.

В этот момент мимо нас пронеслась девушка: стройная, в спортивном костюме, с рюкзаком за спиной. Волосы её развевались, а лицо – излучало лёгкое волнение.

– Хлоя! – позвала она, замедляя бег. – Прикинь, я опять проспала!

– Ты опоздала ещё вчера, Грин, – Хлоя улыбнулась мягко, а в её голосе впервые за всё утро прозвучала тепло.

Девушка подбежала, обняла Хлою, и их объятие выглядело по-настоящему искренним.

– Все ещё больно, – прошептала Грин, отстраняясь.

– Ничего, – Хлоя погладила её по плечу. – Главное, ты здесь.

Когда Аля скрылась за поворотом аллеи, Хлоя перевела взгляд на меня.

– Она моя правая рука, – спокойно сказала она. – Без неё FIG был бы просто аббревиатурой.

– А как ты поняла, что быть лидером – твоё? – спросил я, скользя пальцами по траве.

– Я увидела мальчишку на тренировке по прыжкам в длину. – Хлоя приподняла бровь. – Он тащил ноги, неправильно отталкивался… Я подсказала ему, где ставить ногу, и не стала ничего делать за него. Он побил свой рекорд.

Я улыбнулся: она не любила давать готовые ответы – всегда требовала от человека самому дойти до истины.

– Тогда я поняла одну вещь: моя главная сила не в том, чтобы быть первой, – серьёзно сказала она, – а в том, чтобы зажигать в других.

Мы сидели в тишине, пока студенты вокруг возвращались к своим делам. Хлоя отхлебнула кофе, и вишнёвый аромат вновь окутал нас.

– И теперь? – я взглянул на неё. – Ты счастлива?

– Я свободна, – тихо ответила Хлоя. – И это важнее медалей.

Её голос дрогнул, будто она впервые призналась в чём-то важном не для публики, а для себя.

Я почувствовал, как сердце сжалось от новой симпатии и уважения.

– Спасибо, что рассказала, – сказал я.

– Не за что, – она склонила голову. – Но помни: быть частью FIG – это ещё не всё. Если хочешь со мной – работай. Не просто бегать и прыгать, а стать лучше, чем ты есть.

Я кивнул, и солнечный свет заиграл на её волосах золотом.

«Она не идеал и не богиня. Она – человек, который точно знает, чего хочет.»

Под дубом я сделал глубокий вдох, пропуская в легкие запах хлеба, травы и вишнёвого латте.

«Я готов.»

Хлоя встала, стряхивая травинки с юбки-шортов. Её движения были плавными, но точными – как у хищника, который знает, что за ней наблюдают.

– Ты должен наладить график тренировок, – сказала она, глядя на меня сверху вниз. – Через месяц отбор в FIG. И если ты хочешь быть частью этого, тебе нужно работать не просто ради Олимпиады… а ради себя.

– Ты… хочешь, чтобы я вошёл в FIG? – спросил я, не веря своим ушам.

– Ты – атлет. И в тебе есть потенциал, – её голос был твёрдым, но не жёстким. – Не профукай это дело, Рид.

Она хлопнула меня по плечу – не сильно, но так, чтобы я почувствовал. Затем развернулась и пошла прочь, оставляя за собой след из аромата вишни и уверенности.

***

Я вернулся в комнату, тело ныло, как после марафона. Я сел на кровать, снял кроссовки и посмотрел на свои ноги – кожа покраснела, мышцы горели.

«Тейпы», – решил я, доставая упаковку из шкафа.

Пальцы дрожали, когда я накладывал ленты на бёдра и икры. «Что сейчас произошло?» – думал я, затягивая последний узел.

«Я даже не спросил её, будут ли ещё тренировки. Это была разовая акция или… начало чего-то большего?»

Я сжал зубы, ощущая, как внутри рождается вопрос, на который нужно ответить.

Через десять минут я уже шёл по кампусу, чувствуя, как тейпы стягивают кожу. Студенты сновали вокруг, кто-то смеялся, кто-то спешил на пары. Я искал её повсюду – в спортзале, на стадионе, даже в "Cherry Sunset", но её нигде не было.

Наконец я услышал её голос.

– …да, я понимаю, что ты говоришь, – её интонация была мягче, чем обычно.

Я остановился, присмотревшись. Хлоя стояла рядом с сектором, где обычно тренировались пловцы. Рядом с ней – парень. Высокий, широкоплечий, с короткими тёмными волосами и татуировкой на предплечье. Его форма выдавала в нём спортсмена, но не легкоатлета.

– Ты знаешь, что я не могу ждать вечно, – сказал парень, делая шаг ближе.

Хлоя усмехнулась, но в её глазах не было насмешки – только усталость.

– Ты знаешь, что я не из тех, кто даёт обещания, – ответила она.

Парень наклонился… и поцеловал её.

Я замер.

Моё сердце сжалось, будто кто-то сдавил его кулаком.

Хлоя не оттолкнула его. Она не сопротивлялась. Она просто стояла, принимая поцелуй, как будто это было… нормально.

«Кто он?» – думал я, не в силах оторвать взгляд.

Парень отстранился, и Хлоя кивнула:

– Завтра утром я должна быть на стадионе.

– Тогда до завтра, – сказал он, уходя.

Она осталась стоять, глядя ему вслед. Затем почувствовала мой взгляд.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, не оборачиваясь.

– Я… – я запнулся, чувствуя, как язык прилипает к нёбу. – Просто хотел спросить… будут ли ещё тренировки?

– Ты думаешь, я трачу время на тех, кто не готов? – она усмехнулась, но в её голосе не было обычной резкости. – Завтра в 5:15. Ты знаешь, где меня искать.

– А он… – я кивнул в сторону уходящего парня. – Кто это?

Хлоя нахмурилась, но не ответила.

– Это не твоё дело, – сказала она, уходя. – Работай, Джейкоб. И не вздумай опоздать.

Глава 4. Проспал…

Я тонул в объятиях сна – таком же тёплом и уютном, как давно забытое шерстяное одеяло на чердаке бабушкиного дома. Где-то вдалеке, за тонкой полупрозрачной завесой сновидений, слышался детский смех, лёгкий и звонкий, словно звон колокольчиков на рождественской ёлке. Ветка ветра шептала мне слова победы, обтекая лицо прохладным дыханием, а стадион, освещённый рассыпанными по трибунами огоньками, мерцал в этой поэтической иллюзии маяком, призывающим вперёд. Я бежал – бежал быстрее, чем мог разогнаться ветер, который едва успевал следовать за моими шагами, чувствуя каждый импульс сердца. И тут, будто призрак, явился знакомый аромат – сладковато-терпкий запах вишнёвого латте, которым, казалось, пропитался сам воздух вокруг. Этот аромат дарил невероятную силу, подгонял меня, обещая, что впереди ждёт не просто финиш, а нечто большее – встреча, способная изменить всё.

Но внезапно…

– Джейкоб! Ты спишь?! – голос Эвана ворвался в мои мысли громче взрыва петарды в полночь, выдёргивая из сновидения, как кто-то рвёт страницу из книги.

Я с хрустом разлепил веки. Яркие лучи утреннего солнца проникали сквозь жалюзи, вырезая на стене полосы света и тени. Циферблат будильника с грохотом врезался в сознание: 5:57.

– Твою ж… – выдавил я сквозь сжатые зубы, стараясь проглотить комок ужаса в горле. – Я опоздал!

В панической спешке я бросился с кровати, не обращая внимания на сваленные возле неё гантели, разбросанные в попытке разобраться с усталостью вчерашней тренировки. Я еле-еле перекинул ногу через край, шатаясь, и практически на ходу натянул на себя шорты, майку и ещё не застёгнутые кроссовки.

– Ты даже зубы не почистил, – пробормотал Эван, удерживая смех, но мне было всё равно – я уже рвался наружу.

– Заткнись и дай уйти, – вырвалось у меня, когда я с грохотом захлопнул дверь, не дождавшись ответа.

Утренний воздух кампуса обжигал ноздри своей свежестью, но я не чувствовал ничего, кроме нарастающего страха. Мышцы предательски ныли от недосыпа, но останавливать бег было слишком поздно. Я гнал себя наперекор всему – словно за мной преследовал не просто распорядок дня, а сама тень промаха и неудачи.

Моя скорбная пробежка по аллее превратилась в фитнес-мастер-класс по экстренному маневрированию. Я налетел на группу студентов, лениво прогуливающихся по дорожке, и услышал звонкий переполох:

– Простите! – вырвалось у меня, но я уже затерялся за следующей аллеей.

Сзади донёсся голос:

– Эй, ты вообще в порядке?

Я не повернулся, продолжая гнать себя вперёд. Но уже на углу сбил девушку, пытающуюся удержать гору книг в руках – они рассыпались по асфальту, как карточная колода, раздавленная тяжёлым ботинком.

– Прости! – крикнул я, теряя её из виду.

Пара влюблённых, уютно прижавшихся плечом к плечу, не успела разойтись – и я врезался плечом в парня.

– Извини! – мой голос звучал всё более отчаянно.

Каждое извинение повторялось в голове матрёшкой из сотни «Хлоя убьёт меня. Хлоя убьёт меня. Хлоя убьёт меня», раззадоривая панику до предела.

Когда я, еле сохраняя дыхание, ворвался на трейковую дорожку стадиона, сердце моё стучало так громко, будто барабанная дробь под предсмертный диагноз. Воздух стоял густой, почти режущий лёгкие, но не давал ни тени облегчения.

– Ты… опоздал… на сорок две минуты, – произнесла Хлоя, скрестив руки, словно судья на ринге. Её голос льдом стекал в сердце, но в нём мелькала смесь обиды и глубокой, почти не признанной заботы.

Она стояла без своего фирменного вишнёвого латте – только я ловил ещё слабое послевкусие этой горькой вишни, как будто оно скрепило наши судьбы вместе.

– Я… я просто… – я попытался заговорить, но она подняла руку, остановив мои слова.

– Не говори. – Хлоя посмотрела на меня безжалостно, её голубые глаза выстекали закрытой стеной. – Я знаю, что ты проспал. Я не глупая.

– Что делаем сегодня? – запыхавшись, я выпрямился, пытаясь поймать её взгляд.

– Отрабатываем твое наказание, бег с утяжелителями 20 килограмм, – ответила она холодно и ласково одновременно, как злая фея. Она достала из спортивной сумки два утяжелителя и с каменным выражением начала надевать их на мои щиколотки.

– Что?! – вырвалось у меня, но Хлоя уже зажала крепление.

– Беги двадцать кругов. Без остановки.

– Но я…

– Беги.

Первые пять шагов казались почти нормальными, как лёгкая разминочная пробежка. К десятому кругу я уже ощущал, будто мои ноги превратились в свинцовые гири, и каждый шаг давился леденящим криком мышц. Покрытие дорожки под ногами казалось шершавым, словно я тащил по асфальту ржавый трактор.

– Это… несправедливо… – послышался шёпот, выдавленный сквозь сжатые зубы.

– Справедливость – для тех, кто не хочет быть лучшим, – прошипела Хлоя, шагая рядом, её шаги были размерены и бесстрашны, как шаг воительницы.

– Ты… злая… – выдавил я, глядя на неё устало.

– Я просто не терплю опозданий, – её голос прозвучал холодно, но в нём проскользнула горькая нотка боли. – Ты не понимаешь, что значит быть частью FIG?

Когда я наконец переступил порог тренажёрного зала, ноги перестали слушаться, но Хлоя уже вела меня дальше.

– Сегодня день ног, – сказала она, открывая массивную дверь.

– Что?! – моя спина отозвалась резким прострелом. – Я еле жив!

– Ты должен быть готов к любому испытанию, – её фраза прозвучала выговором. Она протянула мне пару гантелей. – Подъёмы ног вверх. Сто раз.

– Ты сумасшедшая! – вырвалось у меня.

– А ты слаб, – её ответ упал, как яд.

Я начал поднимать ноги, но на шестидесятом подъёме мышцы бедра и ягодиц сжались в невыносимую судорогу. К восьмидесятому подъёму колено предало, и я рухнул, с трудом дыша, на холодный пол.

Лёжа на спине, я смотрел в металлические перекладины потолка, и каждый вдох отдавался тяжёлым гулом в груди.

Хлоя подошла, присела рядом, села, скрестив ноги, и долго смотрела на меня молча, как будто читала невидимую книгу моих страданий.

– Почему ты всё ещё злая? – с трудом спросил я, пытаясь восстановить нормальный ритм дыхания.

– Потому что я видела, как два парня из сборной по плаванию пили странные жидкости у бассейна, – её голос стал ниже, тёплее, но во мрачной тишине зала звучал как гром. – Они не прятались, словно уверены в безнаказанности.

– Это допинг? – сердце ёкнуло.

– Я не уверена, – Хлоя медленно перевела взгляд на меня, и в её глазах мелькнуло уязвимое отражение. – Но если это так, я сделаю всё, чтобы их исключили.

– Почему ты мне это говоришь? – я сел, чувствуя, что правая нога ноет сильнее обычного.

– Потому что ты не такой, как они, – поднявшись, ответила она твёрдо. – Ты ещё можешь остаться честным.

Когда я попытался встать, правая нога предательски подкосилась, и я снова рухнул.

– Что с тобой? – нахмурившись, спросила Хлоя.

– Нога не работает, – простонал я, обхватив её руками.

– Ты перегружен, – она нахмурилась, но в её взгляде появилось беспокойство. – Подожди здесь.

Через минуту Хлоя вернулась с небольшой аптечкой.

– Это поможет, – сказала она, осторожно нанося лечебную мазь и фиксируя мышцы тейпами. – И не вздумай жаловаться.

– Ты… заботишься? – выдавил я, и боль слабо отвлекла от удивления.

– Не благодари, – её голос стал почти мягким, но глаза остались холодными. – Это твой урок. Ты не можешь позволить себе так рисковать.

– А ты? – спросил я, всё ещё лёжа. – Ты рисковала?

Она задержалась на мгновение, затем улыбнулась, но улыбка эта не коснулась глаз.

– Я? – Хлоя отстранилась, словно предчувствуя свой ответ. – Я уже прошла через это. Я знаю, что значит быть сломанной.

«Она говорит так, будто это не просто слова. Она знает, что такое настоящая, глубинная боль – не та, что сотрясает тело, а та, что бьёт по душе. Что-то должно было произойти с ней раньше. Что?»

Мой взгляд упал на бассейн за стеной – холодная гладь воды отражала утреннее солнце.

– Ты действительно хочешь их остановить? – робко спросил я.

– Я должна, – Хлоя посмотрела на меня, и в её глазах впервые мелькнула решимость без границ. – Или они разрушат всё, чему мы учились.

– Тогда я с тобой, – ответил я, наконец вставая на ноги. – Даже если ты злая стерва.

– Стерва? – её брови взлетели вверх, но в голосе зазвучал юмор. – Это твой приговор, сопляк.

– Я готов, – сказал я, и она кивнула мне, словно давая знак к новой битве.

Когда мы вышли на яркий солнечный свет, стадион остался позади, а день уже стоял высоко над головой, обжигая лучами.

– Завтра в 5:15, – сказала Хлоя, уже отдавая мне назад спортивную сумку. – И не вздумай опоздать.

– Обещаю, – выдохнул я, наблюдая, как она удаляется по аллее к бассейну.

«Хлоя Мёрфи. Ты не просто тренер. Ты воин с несломленным характером. И я хочу быть рядом. Даже если это будет стоить мне всего, что у меня есть».

***

Когда я, еле переставляя ноги, вернулся в общежитие, казалось, что мои конечности не просто ноют – они пылали раскалённым железом. Каждый шаг отдавался жжёным отблеском боли в мышцах, словно я только что угодил в кузницу чёрного мрамора. Я рухнул на край кровати, спиной прижат к холодной стене, и глубоко выдохнул, позволяя глазам закрыться на мгновение.

«Хлоя… она не просто тренер. Она – пламя, что жжёт меня изнутри и не даёт остыть…»

Эван, расслабленно вытянувшись на полу, склонился над настольной игрой: разноцветные карты и кубики звенели у него под пальцами.

– Ты жив? – бросил он, не поднимая головы. Его голос звучал легко, почти беззаботно.

– Вроде того, – буркнул я, тяжело отстряхивая с себя остатки боли. – Что-нибудь поесть есть?

Эван фыркнул и махнул рукой в сторону мини-холодильника:

– Ты ж знаешь, что лучше всех на свете готовишь… Но есть грибной суп.

Я налил его в глубокую тарелку и сел за стол. Ложка опустилась, и я сделал первый глоток – вкус был слишком солёным, будто соль в блюдо высыпал кто-то со злым умыслом.

«Либо я переборщил… либо сам как выжатый лимон», – подумал я, глядя на мутное зеленоватое жидкое месиво.

Как только я отложил ложку, телефон в кармане завибрировал стальным гудком. Я вытащил его и увидел на экране незнакомый номер.

Неизвестный номер

«Тренировка отменяется. Уехала по срочным делам. – Хлоя»

Ложка зависла над тарелкой, словно застыла на миг вечности.

– Что?.. – Эван наконец оторвался от доски и взглянул на меня с лёгким интересом.

– Хлоя… отменила тренировку, – выдохнул я, ощущая, как внутри разливается странное облегчение и одновременно лёгкая тревога. – Она уехала куда-то срочно.

– Ого! – глаза Эвана заискрились. – А это повод отдохнуть. Давай настолки достанем?

– Почему бы и нет, – устало улыбнулся я, но где-то глубоко ворочались мысли:

«Почему я рад? Ведь это выходной… Значит, мышцы смогут отдохнуть, значит, я смогу вернуться сильнее».

Мы разложили поле, расставили фишки, и Эван объявил с хитрой усмешкой:

– Правила просты: побеждает тот, кто разорвет всех в клочья.

– Как всегда, – ухмыльнулся я, но внимание было отвлечено куда дальше, чем очередной побеждённый соперник.

***

Когда часы пробили полночь и Эван, наконец, уснул, я тихонько выскочил из комнаты и сел у стола с включённым экраном телефона. Открыл профиль Хлои. Он был почти безжизненным – лишь спортивные фото, пара снимков на соревнованиях FIG, ни единого провокационного селфи или намёка на личное пространство.

«Она закрыта, как сейф, – подумал я, скользя пальцем по экрану. – Ни капли лишнего.»

И вдруг перед глазами замигало уведомление: «Новое фото. Три минуты назад». Сердце ухнуло в живот.

На экране – Хлоя, сидящая на громадном мотоцикле, волосы её развеваются ветром за спиной, глаза закрыты от удовольствия, а руки крепко обхватывают парня вперёдисидящего. Это был он – пловец. Их губы касаются друг друга у шлема, и я безошибочно читаю на экране один короткий глагол: «поцелуй».

«Он поцеловал её… А она позволила»,– сердце сжалось в ладонь, будто кто-то вонзил иглу прямо в грудь.

В голове возникли сразу три противоречивых мысли:

«Она не обязана мне ничего объяснять…»

«Она – просто мой тренер, и я не должен вмешиваться…»

«Но почему я чувствую себя преданным?!»

Сжав телефон в ладони, я набрал короткое сообщение:

Джейкоб:

Спасибо за помощь, но дальше я сам.

Нажал «отправить» и тут же прижал телефон к груди, ожидая хоть какую-то реакцию.

Секунда.

Две.

Три.

На экране высветилось «Прочитано». Но никаких ответных слов – лишь пустота в чате.

«Конечно… Она не станет отвечать. Она занята», – прогнал я в голове самоуничижительный монолог, почти бросая телефон обратно на кровать, словно он обжёг меня кислым латте.

Я встал и заспешил по комнате, будто хотел уйти подальше от собственных мыслей. Медали на стене сверкали холодным металлом, как обвинители на суде.

– Я не могу быть слабым, – прошептал я, глядя в окно на ночное небо. – Она – тренер, не подруга. Точка.

Но голова не слушалась:

«Почему я не могу выбросить из памяти этот поцелуй?..»

Я лёг на кровать, но взгляд упрямо цеплялся за яркие очертания потолка. Темнота казалась глухой, а мысли – шумным базаром.

«Почему она не ответила?.. Почему я вообще жду…»

«Я могу тренироваться сам. Я смогу стать лучше без неё»

«Но внутри что-то болит…»

И на фоне этой внутренней борьбы всплыли мысль за мыслью:

«Она перестала быть просто тренером… Она стала… кем-то другим. А я не умею контролировать свои чувства».

***

С первыми лучами рассвета я проснулся с твёрдым решением:

«Сегодня – только я и тренировка. Ни одной мысли о Хлое. Ни поцелуев на мотоцикле».

Но едва ступив на коридор, я остановился и прислушался к себе:

«Почему я вообще об этом думаю?»

Ответ мгновенно всплыл:

Потому что я ревную.

Потому что я начал чувствовать.

Потому что я глупый, слабый и к этому не готов.

Я глубоко вдохнул, сжал кулаки и тихо пробормотал:

– Нет. Я справлюсь.

Но в душе уже понимал: впереди ждёт самое тяжёлое испытание – не сила мышц, а сила сердца и разума, которые мне ещё придётся проверять и ломать вновь и вновь.

Глава 5. Заявка

Аудитория давила тишиной, лишь скрип мела по доске нарушал звенящую пустоту. Мы расположились на втором ряду, и каждое кресло здесь казалось старым, скрипящим от одной мысли о движении. Воздух пропах антисептиком и выцветшими страницами – смесь, придававшая всему происходящему оттенок полуночных дежурств в библиотеке.

Преподаватель, высокий мужчина с суровым взглядом и заметной татуировкой «База Геракла» на предплечье, неторопливо чертил на доске схематичное изображение квадрицепсов. Линии мышечных волокон, стрелки нервных окончаний, подписи – всё это, должно быть, было важно, но я не слышал ни слова из его лекции.

– …и именно так осуществляется передача импульса от мотонейронов к мышечным волокнам, – его голос звучал ровно и монотонно, словно фон радио, включённого в соседнем кабинете.

Но мои мысли куда-то далеко сбежали. Они кружили вокруг её имени, её лица, её молчания.

«Почему я вообще ждал ответа?»

«Она ни при чём, это моя глупая надежда.»

«Тем не менее я до сих пор надеюсь…»

Эван сидел рядом, рассеянно ковыряя кончиком ручки в кожаном переплёте блокнота. Он не записывал формул и терминов – он просто наблюдал за мной, словно знал каждую мою мысль до того, как я её сформулирую.

– Ты совсем отключился, – прошептал он. – Что-то случилось?

Я едва поднял глаза: за окнами пасмурного дня ветер носил по дорожкам кампуса желтоватые листья. Каждая мелкая деталь мира казалась мне слишком яркой и слишком чужой.

– Всё в порядке, – выдавил я, но в моём голосе дрожала нотка раздражения.

Эван фыркнул:

– По виду тебе кажется, будто тебя съела и выплюнула свора голодных собак.

Я не стал спорить и лишь уставился в окно, где студенты цепляли новые плакаты.

На каждом дереве, на кирпичных стенах и даже на стекле библиотеки – огромные баннеры с надписью “FIG – Лучшие! Попробуй себя в этом!”, “FIG сделают тебя сильнее!”, “FIG – мы за честный спорт!”. Эмблема огненного пистолета, вылетающего из мрака, пульсировала ярким золотом на чёрном фоне.

Эти плакаты словно врывались в мозг, и каждый их слог заставлял сердце сдавливаться:

– Ты видел? – Эван ткнул меня локтем. – Приём заявок открыт. До 10 сентября.

Я отреагировал лишь сухим «мм», но рука сама потянулась к телефону. Под пальцами задымилась горячая пульсация в груди. Наверху экрана – раздел FIG с кнопкой “Подать заявку”, вызывающей одновременно восторг и страх.