Малинур. Часть 1,2,3

– Как наилучший владыка, так и судья, избираемый в согласии с истиной, утверждай силу действий, происходящих от жизни, проводимой с Благим помыслом, ради Мудрого пастыря бедных.

Полог на входе откинуло порывом в сторону, пламя свечи неистово заколыхалось, но не потухло. Тени запрыгали, причудливо гримасничая на пропитанном льняным маслом полотне. Птолемей улыбнулся и прочёл молитву ещё несколько раз, пока всё не стихло.

– … ради Мудрого пастыря бедных, – задумчиво повторил он последнюю фразу, глядя на свечу и не видя, как сзади его собственная тень разрослась почти на всю стенку, словно готовясь кинуться ему на спину. – Ничего не понятно, – в конце концов произнёс мужчина и свернул пергамент.

Тут же пламя потухло, и тень поглотила всю палатку. Птолемей почувствовал усталую ломоту в конечностях, веки отяжелели. Он с трудом перебрался на кровать, где почти мгновенно уснул.

А утром его разбудил один из илархов, которого военачальник назначил своим заместителем:

– Стратег! Вернулись трое продромов из авангарда. Они привезли местного жреца или вельможу, одноглазого старика. Он утверждает, что не слышал ничего про нового царя Азии, но ему известно о гибели Дария Третьего и возложении Бессом на себя титула Ардашира Пятого.

Птолемей взволнованно подошёл к заместителю:

– Ардашир Пятый? Ардашир – это первый из династии Ахеменидов, или Артаксеркс, как мы его называли. Получается, приняв царственное имя Артаксеркса, он назначил себя преемником персидского шахиншаха? – Военачальник ухмыльнулся, понимая, что теперь Бесс это не просто морковка перед носом царя, а его наиглавнейший враг, чьё пленение или гибель впредь станут неоспоримой целью последующего похода. – Новость нужно передать Александру. Подготовь курьеров, только не из продромов – их и так осталось немного. И приведи мне этого аримаспа.

Иларх гоготнул, оценив шутку начальника про мифических одноглазых людей, кои по версии Геродота проживали как раз где-то в этих краях.

В ожидании информатора Птолемей сел за стол и увидел на нём не убранное с ночи послание Таис. Взял его в руки и, с минуту подумав, переписал молитву в свой блокнот. Затем свернул оба листа пергамента, вложил их в кожаный тубус. Поднёс к лицу голубой платок – воспоминания тёплой волной прокатились по телу. Он улыбнулся и кусочек ткани тоже поместил внутрь, затем закрыл футляр и окунул его в расплавленный воск, дабы сохранить запах любимой как можно дольше, запечатав его в этом своеобразном ковчеге.

Полог откинулся, и в сопровождении иларха вооружённый продром из персов завёл в палатку худющего ветхого старика ростом чуть выше стола. В драном стёганом халате и огромном аляповато-цветастом тюрбане на маленькой голове он напоминал гриб-переросток. Дед явно был немощен, так как кособоко опирался на кривую палку, отполированную до блеска годами своего использования. Хозяин рукой показал на стул, и продром, одновременно выполняющий роль переводчика, подвёл к нему гостя. Тот сел; подслеповато озираясь по сторонам, снял нелепый головной убор и тут же почти исчез, лишившись как минимум четверти размера своей мелкой фигуры. А цветастый тюрбан на столе, в свою очередь, стал доминантой нехитрого интерьера палатки. Правда, почти сразу старик вернул на место символ своей социальной важности, предварительно пошкрябав макушку жёлтыми, как янтарь, закостенелыми ногтями.

Птолемей отставил свой стул подальше, разумно опасаясь вшей и чураясь нехорошего запаха, постепенно заполняющего палатку.

– Кто ты, старик, и что тебе известно про сатрапа Бесса? – спросил хозяин, рассматривая визитёра.

Продром перевёл вопрос и, вероятно, что-то дополнительно пояснил гостю, так как прозвучало имя военачальника, после чего дед удивлённо раскрыл свой единственный слезящийся глаз и одобрительно закачал головой. Второй глаз неизменно смотрел в пустоту, обезображенный мутным бельмом, пока его хозяин старческим голосом скрипел, беззубо шамкал и подобострастно вычмокивал свой ответ.

– Он мобед, – сообщил переводчик, – и одновременно старейшина местного арахозского племени. Уверяет, что почти пятнадцать дней назад через его селение проехал сам Ардашир Пятый, вошедший на трон Дария Третьего, погибшего в схватке с Александром.

Птолемей удивлённо-скептически приподнял левую бровь, пытаясь смотреть в единственный глаз старика, почти невидимый на тёмном морщинистом лице.

– Куда он направился и сколько с ним было войск? – уже сам спросил стратег, поняв, что вполне разбирает местный диалект персидского языка.

Старик ответил, что ему неведом маршрут движения царя, но судя по тому, что он был дарийским сатрапом в Горной Бактрии, вероятно, шахиншах направился в Бамианскую долину, так как это единственное более-менее проходимое место через Гиндукуш. А попасть в провинцию, миновав хребет, могут только горные парии, пронизывающие пространство, не ведая никаких преград. С ним отряд не меньше 500 всадников и ещё несколько тысяч пеших воинов, кои собраны из арианских, арахозских и дрангийских племён.

Военачальник расспросил старейшину о дороге к проходу через хребет и наличии на пути селений и рек. Получив разъяснения, он достал три золотых дарика и протянул один из них арахозцу:

– Эта монета – тебе за рассказ и за откровенность.

Старик беззубо улыбнулся, явно не рассчитывая на подобную щедрость крупного македонского вельможи.

– А эта, – он протянул второй дарик, – чтобы ты рассказал всему своему племени о самозванстве Ардашира. Потому что именно Бесс убил Дария, а Александр пытался спасти персидского царя. В благодарность шахиншах лично передал ему свою власть, о чём имеются бесчисленные свидетельства.

Тюрбан старика одобрительно закачался так, что его шея должна была вот-вот не выдержать и переломиться под тяжестью убора. Но мобед лишь внешне оказался немощным; пальцы его держали деньги крепко, а взгляд не отрывался от руки собеседника, где единственный глаз очень хорошо видел блеск третьей золотой монеты.

Птолемей протянул третий дарик. Старик схватил его пальцами, но хозяин не выпустил монеты. Старик испуганно опустил руку и заискивающе посмотрел в глаза.

– Мне нужны два проводника до этой Бамианы и подробные ответы на ещё несколько вопросов. – Военачальник положил дарик на стол перед мобедом.

Старик улыбнулся, и тюрбан опять одобрительно закачался, при этом монета как-то незаметно сразу исчезла в его кулаке.

***

На рассвете третьего дня пути Воруш домчался до ставки Александра. Личная печать Птолемея на футляре с письмом и настойчивость командира продромов возымели действие – о курьере доложили царю, и он принял его в своём шатре сразу после завтрака. Воин хорошо был знаком властителю, так как ещё летом Птолемей лично его представил как перспективного командира, весьма образованного мужа и своего верного помощника. Царь оказался весьма благосклонен к египтянину и велел секретарю Эвмену присмотреться к бывшему служителю культа Птаха, знатоку астрономии, математики, географии и топографии.

Александр несколько раз прочёл полученное письмо.

– Что Птолемей велел передать на словах? – первое, что он уточнил у курьера, изменившись в лице.

– В случае если письмо довезу в сохранности – ничего. Если его пришлось бы уничтожить при угрозе, то мне надлежало найти Кебалина и лично привести его к тебе, мой царь.

– Ты добрался за два дня. Значит, Филота прибудет… завтра, – вслух размышлял Александр. – Позови Гефестиона, – распорядился он кому-то из своих пажей. – Ко мне никого не пускать. И уведи Багоя – не следует нервировать моего друга и провоцировать ревность.

Молодой паж скользнул за тяжёлый полог спальной части царского шатра и вывел оттуда персидского евнуха, любимца Дария, а теперь Александра. На улице послышались команды гипаспистов, требующих от слуг покинуть охранную территорию.

– Воруш, с этого момента ты всецело подчиняешься Гефестиону, – сообщил властитель, когда в шатёр вошёл ближайший друг и соратник царя. – Будь в своём расположении, чтобы он мог немедленно тебя найти. Всё, иди. И не подведи меня.

Продром вышел, ощущая на своей спине взгляд обоих военачальников.

Следующей ночью Воруша разбудил посыльный от Гефестиона, который сообщил о прибытии авангарда в составе первой илы вместе с Филотой. Продрому немедленно, пока темно и неразбериха, следует найти Кебалина и уточнить, выполнил ли он поручение Птолемея. Он исполнил приказ, и к утру Гефестион доложил Александру, что Филота знает о заговоре ещё со вчерашнего полдня.

Царь вопреки традиции не вышел с утра перед прибывшими гетайрами для их приветствия. Он безвылазно находился в шатре и был мрачен: Филота при их вечерней встрече промолчал. К обеду продрому приказали тайно увидеть рыжебородого тетрарха и передать приказ, чтобы он поинтересовался у своего командира о том, сообщил ли тот царю о заговоре. И ближе к вечеру, находясь с Филотой и другими приближёнными в бане, Александр уже знал: его командир корпуса гетайров, сын самого доблестного военачальника его армии Пармениона, больше суток точно знает о подготовке убийства своего царя… и молчит. Тогда Кебалину было поручено немедленно бежать к арсеналу и сообщить о заговоре его хранителю – Метрону. Не успела взойти первая звезда, как главный оружейник уже доложил царю об услышанном.

Судьба Филоты была предрешена. В ходе дальнейшего следствия никто из заговорщиков этого имени не назвал, но военачальник попался в расставленную ему ловушку. Понимая, что Филота несёт явную угрозу лично Птолемею, последний использовал неприязнь командира гетайров к царю. А учитывая подозрительность Александра, недовольство «старой гвардией» Пармениона и открытую оппозицию со стороны его сына, Птолемей просто сообщил царю в письме о вероятном заговоре и возможной причастности к нему обоих. Но чтобы не возводить на товарища напраслину, он предложил проверить эти подозрения простым как мир способом – тривиальной провокацией. Были ли Филота виновен? Неважно. Он не доложил о заговоре, значит, не был против смерти царя, – однозначно виновен!

А сам Птолемей решил не присутствовать в это время в ставке, дабы не провоцировать Филоту к возможным откровениям на свой счёт. Он расписал в письме, как лучше действовать Александру, и двинулся на восток, тем самым исключив себя из списка обвинителей заговорщиков.

Филота пытался оправдываться, но, подвергнутый по приказу царя нечеловеческим пыткам, признался в намерении убить его. Через некоторое время воинское собрание осудило военачальника, которого по македонской традиции закидали камнями. Спустя пару недель в Экботанах зарезали и его отца, прославленного Пармениона. В ознаменование своего спасения Александр велел основать на месте ставки Александрию Профтасию36, что с древнегреческого переводится как «Упреждение». Ворушу царь повелел остаться в ставке при архиграмме Эвмене, посчитав, что двигаться одиночным немногочисленным отрядом невесть куда навстречу Птолемею опасно. Неразумно терять столь образованного, опытного и умелого мужа, когда в канцелярии полно работы для его светлой головы.

В последний месяц осени, собрав гарнизоны, занятые подавлением мятежа в Арии, огромная армия двинулась дальше на восток. Растянувшись на многие километры в узких долинах, ущельях и теснинах, к середине зимы изнемогшее войско покорило Арахозию и достигло предгорий хребта Гиндукуш. По дороге основывали очередную Александрию, на этот раз Арахозскую37, где Александр получил от Птолемея донесение о бегстве Бесса на север, в Бактры. Новость нехорошая – придётся всё же преодолеть заоблачные вершины Гиндукуша. Но верный соратник уже разведал наиболее оптимальный маршрут и нашёл проводников, которые проведут армию через горы после открытия весной перевалов.

Глава 15

1983 год.

Поездка по горной дороге на советском уазике – удовольствие для ценителей, а тем более когда за бортом +35. Из опций комфорта выбор невелик: или горячий сквознячок из треугольной форточки, временами обильно сдобренный пылью, или, наоборот, относительно чистый воздух, но тогда в салоне постепенно становится невыносимо жарко. На этом фоне тряска вообще не в счёт и даже полезна – задремать проблематично, а на местных трассах любая потеря внимания равносильна гибели.

Из Зонга выехали рано утром, пока прохладу ещё не выжгло солнце. Самый пыльный участок до Ишкашима проехали с ветерком, поднимая серые клубы и не открывая форточек. А уже после, на комендатуре, когда дорога стала ближе к Пянджу и температура перевалила за +30, водитель сделал «кондиционер», сняв верхние половины с передних дверок.

– Макс, – начальник обернулся к офицерам, сидящим на заднем кресле машины, – по приезде необходимо сразу же запросить в милиции и прокуратуре разыскные материалы по делу о пропаже в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в Дарвазском районе девочки. Ты понял, о ком я. И ещё лучше – найти того сотрудника, кто отвечал за розыск. Загадочная история, да и семейка вся весьма интересная.

Колесников, схватившись за дужки передних спинок, нагнулся между ними к подполковнику:

– Сергей Васильевич, вы заметили, что, когда я спросил вчера хозяина о причинах, почему местные опасаются ходить на крепостную гору, он как-то странно взглянул на свою дочь?

– Мне вообще показалось, что старик отвечал, постоянно оглядываясь на неё, словно боялся сболтнуть что-то лишнее, – подтвердил наблюдения коллеги второй капитан. – Отец с дочкой явно что-то скрывают про руины. Тем более девка регулярно пасётся там рядом, у своего алтаря. И как бы интерес душманов к горе не был связан с этим семейством, потому что весь кишлак вчера гудел слухами и домыслами о происшествии. Всем было интересно, кого там пограничники ловили, а эти двое даже не заикнулись на указанную тему, наоборот, стороной её обходили.

Сергей молчал. Действительно, капитан точно подметил необычное поведение обоих. С самого утра девушку не очень-то и волновало, что за стрельба случилась рядом с её кишлаком и чем пограничники весь день занимались на горе, словно она уже знала ответ. Однозначно события позапрошлой ночи имеют какую-то связь с Аишей. Более того, как он выяснил у главы поселения, миф про обиталище Вайды и Вуйды в развалинах крепости породили именно бехдины и циркулировать байка начала относительно недавно по местным меркам, лет десять – пятнадцать назад, когда в ваханской общине огнепоклонников появился столь яркий адепт.

– А ещё знаете, что я понял? – Капитан тоже наклонился поближе к переднему креслу. – Карим отказался от сана халифа, потому что его дочь перешла в иную веру. Для мусульман, да и вообще для любой религиозной общины, очень нехороший поступок. Причём сделала выбор неожиданно и будучи ребёнком. Однако отец особо этому и не препятствовал, хотя мог. Да и остальные как-то очень уж благосклонно к девушке отнеслись. Может, посчитали её окалас маджанин; так у суфиев – мусульманских мистиков – называли юродивых; им всё позволено. А может, действительно сюжет с тайным именем основан на своеобразной обратной такийи. Шииты-исмаилиты, опасаясь расправы, напоказ могли принять иную веру, бывало, даже прилюдно проклинали исламского пророка, но внутри-то оставались преданными Аллаху и своему имаму. А здесь, наоборот, тайное имя было скрытой привязкой к зороастризму, а для окружения они выступали благочестивыми мусульманами. Тогда слова мобеда, что носители имён Мельхиор и Малинур были внутри огнепоклонниками, а внешне – исмаилитами, вполне могут соответствовать действительности. Плюс ко всему древний кинжал Али, о котором вы рассказывали: он также передаётся из поколения в поколение и выкован из мельхиора, что, по-моему, тоже не случайно и служит своеобразным материальным символом преемственности веры.

– Тогда получается, что если отец передал сыну акинак, значит, Али сам зороастриец, а все его внешние исмаилитские радения всего лишь ширма? – усомнился Максим и сам ответил: – Вряд ли. Его приверженность исламу, мне кажется, искренна. Да и смысла прятать свои убеждения сейчас особо нет. Кинжал, как и любая семейная реликвия, безусловно играет связующую роль между поколениями. Но передаётся он не тому потомку, кто обязательно должен быть или стать бехдином, а тому, кто, во-первых, просто искренне верит в единого бога, а во-вторых, способен к каким-то действиям. И действия эти, со слов Али, – «защита и помощь». А вот они уже как-то связаны с религией Зороастра. Возможно, речь идёт о защите многострадальной бехдинской общины: типа главные гонители на огнепоклонников – это мусульмане, а тут их авторитетный представитель тайно будет этих самых бехдинов защищать. Ну или имеются в виду какие-то их святыни, реликвии, может, значимые артефакты или священные знания.

– Вполне возможно, – задумчиво произнёс Кузнецов, наблюдая за полётом огромного орла над скалой впереди.

Выводы подчинённых были аналогичны тем, что он сделал ещё вчера. Приверженность Аиши к вере пророка Зардушта абсолютно закономерна. Это вера её предков, искру которой они смогли пронести через тысячелетия, и сейчас, в момент, когда стало это возможным, Аиша раздула из неё костёр. Данный аспект для него был очевиден. Также про кинжал Колесников прав, с единственным дополнением: передаётся он по наследству, но, судя по словам Аиши и её брата, ещё и сам может выбирать себе слугу. Офицеры не знали об этом, тем более о том, что их начальник оказался таким избранником, которому зеленоглазая «ведьма» отмерила срок до 22 сентября. К этой дате он должен как-то законтачить с небесной канцелярией и что-то доказать старинному ножичку делами. «Кстати, и Миша хватался за него. Ну он-то ладно, вроде обрезанный магометанин. Его кинжал пощадит», – подумал Сергей, сам не понимая, ёрничает он или серьёзно так считает. «Бред сивой кобылы! Сергей Васильевич, приди в себя! Всему есть разумное объяснение, в том числе и твоему странному опыту, пережитому под влиянием девчонки. Какие, на хрен, кинжалы, предания и легенды? У тебя душманы через границу как к себе домой ходят, а ты в мистику какую-то вдарился». Сергей резко выдохнул, спасаясь от приступа рефлексии. Действительно, если поведение Аиши, а также власть кинжала можно объяснить религиозной и психической экзальтацией, то обстоятельства странной пропажи и возвращения, приведшие к такой вспышке религиозных перемен в девушке, являлись полной загадкой. Ещё непонятней, как связаны эта неординарная бехдинка и её отец с устремлениями душманов к крепостным руинам и горному плато с названием Карун. Оба пункта указаны целями маршрутов на одной схеме, которую, вероятно, составил Наби Фарух. Тот, наверное, передал её Вахиду, а от него она должна была попасть к пакистанцу Богачу. С помощью разведчиков так и случилось, и вот позапрошлой ночью в крепости Каахка они накрыли группу душманов. Наби Фарух инструктировал их проводника, а руководил и финансировал поиски крепостного подвала сам Богач. Возможно, Вахид, имея на руках схему, не раскрывал её полностью заказчику, дабы подольше оставаться полезным. Показал один маршрут прохода через границу – заработал. Потом заработает на информации о втором, к месту Карун в районе Калай-Хумба.

– Стоп! Калай-Хумб, – осенило Кузнецова, и он резко обернулся. – Там же четырнадцать лет назад как раз пропала Аиша. Ездила она с матерью к дальним родственникам и к друзьям своего деда Сераджа-Мельхиора. Так вроде вчера сказал старик; верно?

Колесников махнул головой и добавил:

– До момента пропажи Аишу каждый год возили в райцентр Дарвазского района – там проживал близкий друг деда, некий дедушка Джаспер; тоже, кстати, странное имя, персидское вроде. Она очень любила его и относилась как к родному деду.

– Во, тоже интересно! И бьюсь об заклад, дедушка этот был зардуштом! Про Джаспера справки также наведи и заодно про самого деда Сераджа. Нужно по нашему архивному учёту проверить обоих. И родственников их пробей до кучи, лишним не будет. Сестёр убиенных – особенно. Кстати, вот ещё одно совпадение: сестёр Аиши убил этот урод Наби Фарух… сука лицемерная. Может, они что-то знали?

Проехали отрядный КПП, и прибывшим из командировки сразу бросились в глаза длинные белые ленты, во множестве свисающие с проводов вдоль дороги. Они же собирались солдатами в кучки у бордюров. Даже с ограды на стоянке напротив штаба свисали эти необычные украшения, а одно вовсе перетягивало бетонное красное знамя с профилями вождей мирового пролетариата. В шутку решили, что это последствия прошедшего карнавала, посвящённого вступлению в должность нового начальника пограничного отряда и отъезду восвояси генерала Абдусаламова.

В отделе Кузнецова ожидали важные новости. Ему звонили из Душанбе два человека: какой-то профессор из Академии наук и некий Байбуло. Первому Сергей сразу же перезвонил и узнал о готовности перевода текста из папки Вахида. Возбуждённый учёный чуть ли не требовал от офицера немедленно приехать в республиканскую столицу или сам намеревался прилететь в Хорог, так как он «не может спать после окончания работы» – настолько интригующе интересным оказался её результат. А Байбуло – это был псевдоним агента, на адрес которого пришла открытка из Индии с текстом: «Дорогой советский друг, меня зовут Джабраил, мне 22 года. Я обычный студент и буду рад общаться с тобой. Я восхищаюсь Советским Союзом и предлагаю дружить. Мне очень хочется узнать про вашу жизнь, и если тебе интересно, как живут в Индии, напиши мне. Или можешь позвонить. Я очень хочу встретиться и готов приехать», обратный адрес и телефон.

А уже поздним вечером дежурный по связи сообщил подполковнику, что на его имя пришла срочная шифротелеграмма с пометкой «только лично». Сергей убрал бумаги в сейф и вышел на крыльцо одноэтажного здания своего подразделения, что находилось неподалёку от штаба и скрывалось от посторонних глаз за пышными кустами роз. Бархатная южная ночь полновластно вступила в свои права, и свет уличных фонарей еле-еле разбавлял её густую темень. На улице было душно. Неподвижный воздух, переполненный ароматами цветущих роз, казался настолько плотным и насыщенным, что им хотелось не дышать, а глотать его кусками. Вокруг тишина, нарушаемая лишь непрерывной дробью от ударов в фонарь мотыльков непарного шелкопряда. Насекомые размером с крупную виноградину, покрытые белым ворсом, роились у плафона над входом, отчего асфальт и подпорная стена перед крыльцом рябили от мельтешения теней. На нижней ступеньке, покачивая солдатским ремнём в левой руке, молча курил его заместитель подполковник Галлямов. Рядом, потупив взор, стояли трое восьмилетних мальчишек, все смуглые от загара, с драными коленками, лохматыми головами и чумазыми лицами.

Кузнецов невольно улыбнулся, увидев «банду», известную в отряде как «три мушкетёра» и состоящую из сыновей уже нового начальника отряда, его замполита и замначальника разведотдела. Как оказалось, карнавальные декорации для воинской части были их рук делом. Вездесущие пацаны как-то залезли на охраняемую территорию склада инженерного и связистского имущества, где нашли ящик с бобинами бумажной телетайпной ленты. Сначала они раздали бобины гарнизонной детворе и устроили массовую игру в войнушку. Десятки мальчишек бегали с палками и, крича: «тра-та-та!», разматывали отстреливаемые бумажные пулемётные ленты. Потом к ним присоединились и девчонки, которые придумали находке более эстетическое применение, кидая мотки вверх, как новогодний серпантин. Через пару часов территория начала приобретать облик заснеженного городка. В это время с совещания в обкоме партии приехал полковник Славин; первым пострадал дежурный по части. Тут же были объявлены внеплановый субботник и розыск зачинателей безобразия. Когда в ходе краткого дознания имена организаторов стали известны, начальник отряда приказал немедленно их разыскать, выпороть и привлечь для уборки. Причём экзекуцию своему сыну обещал провести прилюдно и прямо на ступеньках штаба. Однако не зря один из тройки являлся сыном разведчика: информация о начатой облаве была ими получена в момент обсуждения замысла повторного проникновения на склад за очередной партией «боеприпасов». Осознание содеянного быстро изменило взгляд на произошедшее – пацаны решили до вечера дома не появляться, надеясь, что страсти улягутся и их задницы избегут шпицрутенов. При этом они самоотверженно сорганизовали своих соучастников на уборку и сами весь день мелькали то тут, то там, собирая ленты, но требование сдаться властям игнорировали. И лишь когда уже стемнело, через парламентёра – кузнецовского водителя Саню – им пообещали ивовые прутья заменить на обычный ремешок при условии немедленного возвращения домой для покаяния. Они решили, что помирать, так вместе, и явились к разведотделу, где надеялись склонить к милости отца одного из них, который потом уже по их замыслу походатайствует о снисхождении у двух других родителей.

Судя по всему, переговоры подошли к финалу, и Галлямов доигрывал мизансцену с участием строгого, но справедливого бати:

– Значит, так. У вас пять минут, и все дома! Ясно? Каникулы для вас окончены. Завтра в девять утра стоите у первого КПП, там дежурный выпишет наряд на работы. Будете территорию убирать, чтобы дурь всякая в голову от безделья не лезла. – И, увидев Кузнецова, уже ему продолжил: – Представляешь, Васильич, прилетаю с Калай-Хумба, иду на доклад к Славину, а он меня первым делом спрашивает: «Где наши пацаны обычно прячутся?» Говорит: «Ты разведчик, тебе и искать. Как найдёшь моего – сюда гони. Видел, во что территорию части превратили»?