Полная версия
Олег Морозов
Дневник Велены
Велена
Первый раз Велена, появилась в больнице тринадцатого июня. Я сразу обратил на нее внимание. Да и как можно было не заметить это создание. Роскошная фигура, изящная походка, лицо, которое запоминается сразу и навсегда. Женщина мечта! Женщина сон! Женщина вамп! Женщина, ради которой в омут с головой, не задумываясь и не жалея. Все для нее, всё к ее ногам. К стройным, загорелым, длинным, от которых не оторвать взгляд. И прикоснувшись к ним, к бархатной коже, ощутить теплоту молодого тела, испытать экстаз от прикосновения и замерев, остановить время.
Помнится каждая минута, проведенная с ней, первая встреча, первый взгляд в мою сторону. Вот она идет по коридору, своей легкой походкой, я поворачиваю голову и застываю не в силах пошевелиться. Какая грация, какое изящество! Кто ты, прелестное создание?! Хочу закричать, но не хватает дыхания. Она поворачивает голову. Я проваливаюсь в голубые глаза, тону в них, захлебываюсь, задыхаюсь. Теперь я понимаю, как чувствует себя рыба на берегу. Она улыбается. Я испытываю разряд электрического тока, по нервам, как по проводам. Судорога. Короткое замыкание, где – то в глубине позвоночника. Она смотрит на меня! Боже, как ты прекрасна!
***
– Сергей Андреевич, пора спать, я выключаю свет. – Молоденькая медсестра онкологического отделения, мило улыбнулась и положила руку на выключатель.
– Светочка, ещё пять минут, ну пожалуйста, ты же моя любимая сестричка – хитрющий взгляд мужчины, смутил девушку – обещаю, я выключу его сам.
– Эх, Сергей Андреевич, знаете вы как меня можно упросить. Удивляюсь, как вам так легко это удается? Даже страшно.
– А ты не бойся, я не буду пользоваться этим в корыстных целях.
– Надеюсь. – Улыбка.
– Что вы там пишите всё время в свою тетрадку? Стихи?
– Почти угадала.
– Везет же ей!
– Кому Светик?
– Той женщине кому они посвящены.
– Ты, правда, так считаешь?
– Конечно! Всегда мечтала, чтоб вот так!
– Как вот так?
– Да так, чтоб всё мысли только обо мне, и чтоб всё стихами.
Пауза. Глубокий вздох.
– Вы бы поспали, завтра день тяжелый, у вас химиотерапия.
– Спасибо Светик. Сейчас лягу. Пять минут, и спать, честно.
***
Вчера она снова приходила. Моя Велена, моя прекрасная нимфа, мой свет, моя радость! Она поздоровалась, и прикоснулась губами к моей щеке, я заплакал. Её волосы упали мне на лицо. Я почувствовал запах. Аромат, который стал уносить меня куда – то ввысь. Теряя сознание, я услышал ее голос, такой нежный, легкий, ласкающий слух. Я понял, как общаются между собой ангелы.
“Ты выглядишь, сегодня намного лучше” сказала она. Она хотела меня приободрить. Но я ведь знаю, что выгляжу с каждым днем всё хуже. После химии, на голове почти не осталось волос. Желтое лицо, и болезненная худоба. Я ужасен!
Почему?! Почему, она выбрала меня? Я не молод, и не богат. Возможно жалость. Человеческое сострадание, к смертельно больному человеку. Но ее глаза! Разве могут врать ее глаза? Я же вижу, как она на меня смотрит. А прикасается! Невозможно так целовать из сострадания. Любит! Уверен, что любит! Даже не хочу в этом сомневаться. Не имею права. Сомнения, это предательство. А ее я не предам! Ни за что!
***
– Сергей Андреевич, к вам посетитель. – Света как обычно, приветливо улыбнулась, сверкнув озорными глазками.
– Кто? – Голос волнительно задрожал.
– Ваша сестра.
В дверном проеме показалась полная женщина, с пакетом в руках.
– Как ты Сережа?
Сергей Андреевич разочарованно вздохнул.
– Лучше Галя, лучше.
Женщина поставила пакет на тумбочку, и села на стул рядом с койкой.
– Я принесла тебе тетради, как ты просил.
– Спасибо.
– Я рада, что ты снова пишешь.
– Да, времени у меня здесь много, только и писать. – Мужчина саркастически ухмыльнулся – Странно, правда, слышать от умирающего человека о том, что у него много времени.
– Зачем ты так Сережа? – Сестра ели сдерживала слезы. – Только Бог ведает, сколько нам отведено.
– А ты знаешь Галя, я не боюсь. Все сорок шесть лет боялся, а теперь вот нет. Даже странно как – то, жить без страха. Словно всю жизнь был скован, а теперь, вздохнул полной грудью, разорвал цепи, и задышал… – Пауза. – Страха нет, но обида душит. Только понял, как жить, ощутил вкус… И тут бах…
Галя заплакала, громко, навзрыд. Долго сдерживаемые эмоции вырвались наружу. Сергей Андреевич положил исхудавшую руку сестре на плечо.
– А ещё, находясь здесь, я понял, как долго мы можем прожить. Научившись замечать мелочи. Радоваться им. С благодарностью провожать прошедший день. С трепетом ждать утра. Ощутить бодрящую энергию восходящего солнца, и расплыться в сладкой неге, когда первые звезды появляются на небе, даря покой и провожая нас в чудесный мир сновидений. Только тут, я понял, что любовь это награда, а злость слабость. Что испытания даются нам, чтоб мы стали сильнее. А негодяи встречаются, для того чтобы мы понимали какими не должны быть.
Сестра удивленно посмотрела на брата, вытирая слезы.
– Сережа, я так хорошо тебя знаю. Возможно лучше, чем себя. И в таком эмоциональном состоянии, я видела тебя всего лишь раз. Ты пел песни, писал самые прекрасные стихи, что я читала, любил весь мир, и собирался покорить Эльбрус. Скажи мне, ты влюблен?
Загадочная улыбка тронула мужские губы.
– Я думал, что это чувство закрыто для меня. Я даже дал себе обещание, что больше ни одна женщина не сможет покорить мое сердце. Какой я был глупец!
***
Тебя нет второй день. Мне кажется, что в ожидании прошла целая вечность. Разумом я понимаю, что ты не можешь всё свое время проводить рядом со мной, но вся моя сущность отказывается это принять. Я закрываю глаза и вижу твое лицо, ты улыбаешься и что – то мне шепчешь, но я не слышу слов, да мне этого и не надо, я научился понимать тебя сердцем. И оно кричит мне, что ты любишь меня, что я нужен тебе! Испытываю дикий восторг, безумное счастье ощущаю физически, не представляю, как мог жить раньше без этого чувства. А ведь жил! Жил как зомби, как бесчувственный робот. Жил и не знал, что не живу вовсе!
***
– Светочка ну всё, всё милая успокойся. Аркадий Семенович прожил прекрасную, достойную жизнь. Всем бы такую. Перестань родная, вытри слезы. – Сергей Андреевич гладил заплаканное лицо девушки, пытаясь найти нужные слова, чтобы ее успокоить, но в голову приходил лишь набор стандартных фраз.
– Я ему вчера обещала, что он у меня на свадьбе станцует, а ночью он… Света снова расплакалась.
– А знаешь, что девонька – сосед Сергея Андреевича по палате, грузный мужчина, лет шестидесяти, с трудом оторвал свое тело от койки, и продолжил – ты поплачь, это хорошо. В нашем мире так мало сострадания, тем более здесь, где смерть воспринимают, в лучшем случае, как неприятную сторону своей работы, твои слезы словно вызов, черствости и безразличию. Так что плачь, плачь громко, чтоб всё услышали, что есть ещё люди, способные на жалость и сочувствие. И прошу тебя, не теряй этих чувств, сколько бы ты тут не проработала. А с тобой и я поплачу, ведь сегодня умер ЧЕЛОВЕК.
Скупая слеза, скатилась по щеке мужчины.
– Знаешь что Егорыч – Сергей Андреевич обратился к соседу – а мне бы хотелось, чтоб, когда я покину этот мир, люди проводили б меня, весело, да с громким смехом. Тогда и я, глядя сверху, возрадуюсь со всеми, ибо для меня и есть счастье, видеть близких людей в радости. И обрету я тогда покой, которого не знал в этом мире.
***
Я ощутил твой запах, задолго до того, как ты открыла дверь. Твой аромат разбудил меня и заставил подлететь с кровати. Трудно поверить, что ещё вчера меня под руки водили по коридору. Я словно совсем юный мальчик заметался по палате, пытаясь привести себя в порядок. И если бы не зеркало, встретившееся у меня на пути, я бы подумал, что снова здоров и так же привлекателен, как двадцать лет назад. Но отражение вернуло меня в реальность. Я в ужасе застыл. И тут вошла ты! Я почувствовал прикосновение твоих рук, нежное объятье заставило меня трепетать. Мы стояли у зеркала, словно красавица и чудовище, словно ангел и безобразный демон, и я поверил, что сила любви способна творить чудеса, объединяя сердца не глядя на внешность, не взирая на возраст, любовь стирает всё выдуманные преграды, заставляя раствориться друг в друге и любить, любить, любить…
***
Сегодня я счастлив как никогда! Моя Велена, мое прекрасное создание, последние три дня ни на минуту не оставляла меня. И днем и ночью, я ощущаю ее тепло, ее заботу, наслаждаюсь ее неземным голосом. Я даже не чувствую боль, которая как дикое животное, так долго терзало мое ослабленное тело. Все три дня я засыпаю как младенец, в ее объятьях, но даже во сне мы не расстаемся. Её лицо, ее обворожительная улыбка сопровождает меня в сладком небытие. Мы словно слившееся в одно, существо, путешествуем по сказочным мирам и странам. И мне совсем не страшно пробуждаться, из этого мира полного красок и фантазии, потому что рядом снова будет она. А там где она, для меня и есть сказка!
Утром я почувствовал сладкий поцелуй на своих губах, и открыл глаза. Велена прижала мою ладонь к своей щеке и тихо прошептала: “Ты хочешь, чтоб мы больше не расставались?” Меня словно ударило током, ведь этого я хотел больше всего на свете. “Да, да, да!” закричал я. “Я готов идти за тобой хоть на край света, даже если мне придется ползти, изнемогая от бессилия, то всё равно хочу быть рядом с тобой, до самой своей последней минуты.” “Обещаю любимый” – сказала она – “всё так и будет”.
***
– Егорыч, а кто лежал до меня на этом месте?
– Порядочный человек лежал, Сань, каких мало. Земля ему пухом. А чего ты вдруг за него спросил?
– Да вот нашел его дневник под койкой. Все последние деньки расписаны. Хоть и не сентиментальный я, но слезу даже у меня прошибает. Надо бы отдать тетрадку, Велене этой. Он то, всё о ней, здесь пишет.
– Какой ещё Велене?
– Ну как какой? Любовь у него с ней была неземная. Вроде вы в одной палате лежали. Тем более всё его последние денечки, она тут рядом с ним и провела. А ты и не видел.
– Эх, Саня, Саня! Рано значит, мне видеть то ее. Вот настанет мой час, и я увижу. Значит, действительно она прекрасна, смертушка наша, раз за ней с этого света уйти не жалко.
Юродивый
Тук, тук, тук!
– Ох уж этот стук! Да что они там наверху сума посходили?!
Тук, тук!
– И какой всё ж таки звук отвратительный!
Тук, тук!
И спать вроде уже не хочется, а глаза не открываются. Давно у меня такого не было, с детства наверно. Еще с тех пор как отец в рейс уезжал, на своем “камазе”.
Настоящий мужик был мой старик, в полном смысле этого слова. Здоровый, сильный, выносливый! Богатырь! И слово его было твердое, словно железо. Сказал, как отрезал! Мать уважала его очень, за характер мужской, за заботу, за то что, за его большими плечами было спокойно и безопасно, и конечно за то, что рядом с ним она чувствовала себя женщиной!
Помню, как я всегда ждал его из рейса, как ночь накануне его возвращения казалась мне вдвое дольше обычной. А состояние было почти такое же, как сейчас, полусон. И в этом полусне, мелькали картинки, слышались далекие голоса, а в голове неустанно бродила мысль: “вот сейчас, скрипнет дверь, послышатся тяжелые шаги, и в комнату войдет отец, хитро улыбаясь, и пряча за спиной очередной подарок”.
В ту зимнюю ночь, которая раз и навсегда врезалась в мою детскую память, всё было почти так же. Тот же полусон, мягкий стук в дверь, знакомый скрип половиц, тяжелые шаги, негромкие голоса в коридоре, волнующий момент ожидания. И вот он, долгожданный силуэт в дверном проеме!
Я зажмурил глаза, притворяясь спящим. Узкая, теплая ладонь легла на мою щеку. Я понял, что это была не отцовская рука. На подбородок, что – то капнуло, и веки тут же открылись. Передо мной возникло заплаканное лицо матери.
– Где папа? – спросил я.
Но ответа не последовало, лишь глубокий всхлип и поцелуй трясущихся губ.
Отец погиб, спеша домой. Зимняя дорога не дала ни малейшего шанса на спасение, и даже огромный опыт вождения не помог справиться с управлением машины. Тяжелый грузовик сорвался в обрыв, унося с собой жизнь, любимого мужа, замечательного отца, мужчину который был для меня примером и объектом для подражания.
С той ночи прошло много времени, но и сейчас я часто вижу его во сне, иногда только его лицо. Оно сурово, когда есть сомнение в правильности моего поступка, и улыбчивое, когда считает, что я делаю всё правильно. Такой, своеобразный у меня индикатор совести, в точности которого мне приходилось убеждаться не раз.
Вспоминается неприятный случай, когда первый раз появилось отцовское лицо. История была связанна с нашим соседом Валиком, слабоумным мальчиком, дворовым дурачком, с огромным человеческим сердцем. Только мы, трое закадычных школьных друзей, тогда ещё совсем юные сорванцы, и не подозревали, что под некрасивым лицом скрывается широкая душа, способная на большие поступки. Его несвязная речь, вызывала у нас смех. Часто дразня, и всячески издеваясь, мы пытались вызвать его злость, но всякий раз в ответ получали лишь наивную улыбку. Он грозил нам поднятым вверх указательным пальцем, проговаривая свое знаменитое “ай – я – яй”. Из – за чего, это “ай – я – яй” и стало его прозвищем.
В один из летних дней, мы как обычно слонялись по улице в поисках приключений. Проходя мимо нашего подъезда, я заметил неуклюжую фигуру Валика, который ковылял своей шаркающей походкой нам на встречу. Он весело напевал, глотая половину слов, какую – то детскую песенку, при этом размахивая из стороны в сторону небольшим, темным пакетом.
Ай – я – яй идет в магазин, догадались мы. Оглянувшись на своих друзей, и увидев ухмыляющиеся лица, мне стало ясно, они думают о том же, о чем и я.
Поравнявшись с нами, Валик криво улыбнулся и промямлил:
– Здравсти.
– И тебе здравсти. – передразнил, мой друг Серега. – Куда это ты пёхаешь?
– В махазин. – Радостно сообщил Ай – я – яй. – Мама сказала купить хлеба.
– А на мороженное, она тебе дала?
– Дала! – важно ответил дурачок. – И на лимонад ещё.
– Так ты у нас богатенький Буратино!
– Неа, я Валик!
– Эх, Валик, Валик! – Качая головой, подключился к разговору, второй друг, Вовка. – Пока ты будешь, свое мороженное есть, может такое несчастье случиться!
– Какое?
– Собака моя заболела, скулит с утра, не ест ничего. – Вовка скривил лицо, пытаясь заплакать, но выдавить слезы так и не получилось. – Жалко ее, умрет она, если врача не вызвать.
– Бедная собачка. – Жалостливо произнес Ай – я – яй, сложив по – детски брови домиком. – Надо быстрее доктура позвать.
– Не могу я его позвать. – Вовке таки получилось пустить слезу. – Мама на работе, а у меня денег нету.
– А что же делать?! – Глядя на наигранную печаль Вовы, заплакал Валик.
– Только ты можешь помочь, Джеку. – Вмешался я в разговор. – Те деньги, что у тебя есть, спасут бедную собачку.
Ай – я – яй в растерянности заморгал мокрыми ресницами.
– А как я хлеб куплю?
– Да ты, что Валик!? Какой хлеб? Ты же, такое доброе дело сделаешь! Спасешь животное от смерти! Или тебе хлеб дороже?
Мои слова произвели нужный эффект. Ай – я – яй улыбнулся, показав свои желтые, кривые зубы и протянул пакет:
– Бегите, зовите доктура скорее, пусть лечит, Джека!
Вовка схватил целлофан, одобрительно шлепнул Валика по плечу, и мы втроем рванули с места, сверкая голыми пятками, в ближайшее кафе – мороженное.
Вернувшись, домой, я увидел сидящую у порога мать, она обнимала руками исхудавшие коленки, глядя в одну точку, словно смотрела сквозь стену. Присев рядом с ней, я взял ее за руку.
– Зачем ты так Алеша? – тихо прошептала мама. – Ведь мы с отцом учили тебя совсем другому. Слезы, бликуя в лунном свете, похожие на брильянтовую россыпь, скатились по бледному лицу.
Её слова, точно плеть, врезались мне в душу, вырывая из груди стон, ничего больнее в своей жизни я до этого не ощущал. Мне захотелось выть! Кричать, чтобы хоть как – то заглушить эту боль. Я схватился руками за шею матери, целуя ее мокрое лицо, и запричитал:
– Прости, прости меня мамочка!
В ту ночь я увидел во сне отца. Он сидел на моей кровати, опустив в пол глаза, с его голых ног стекала серая, жидкая грязь. Качая головой, он шептал одну и туже фразу:
– Мне так грязно, сынок. Очень грязно. Грязно….
Проснувшись в холодном поту, я понял, насколько подлый был мой поступок. Уснуть в эту ночь мне уже не удалось.
Странно, так много воспоминаний сразу, будто читаю о себе книгу, начиная с самого детства. Хорошие моменты и плохие смешались в одну кучу. Этакий большой мешок с воспоминаниями, достаешь по очереди и смотришь как кино, на большом экране.
Кино было одним из любимых моих увлечений, я старался не пропускать ни одной премьеры. Мелодрамы, фантастика, боевики, мне было интересно всё. Я с упоением пересматривал понравившиеся мне фильмы, сидя в почти пустом зале, представляя себя главным героем, и порою путая реальность с сюжетом кинофильма.
На одном из сеансов, меня охватило странное чувство, сердце словно забилось чаще, а кровь прильнула к лицу. Я обернулся, чтобы понять, что же так могло меня встревожить. И тут я увидел ее! Она сидела за мной, хрупкая, невысокая блондинка, с большими голубыми глазами. В лучах проектора ее ещё детское лицо выглядело совсем кукольным. Кокетливо улыбнувшись, она окончательно очаровала меня. Я безумно влюбился, раз и навсегда.
С тех пор, мы старались не разлучаться. Будь то школа, двор, поход в магазин, или просмотр очередного фильма, мы были вместе. В кинотеатре, ее хрупкий локоток, касавшийся моей руки, заставлял меня трепетать. Радость от того, что она была рядом, была безграничной. Да и много ли надо для счастья мальчишки.
Время неудержимо летело, мои чувства к Маше окончательно окрепли. Иногда я представлял свою жизнь без нее, и на душе становилось сразу пусто и холодно. Она была моим светом, тем лучиком, который дает мне силы, разжигает во мне пламя. Я словно Прометей нес в себе благословенный огонь, имя которому, любовь. Каждый день я благодарил Бога, за то, что чувства мои были взаимны.
Снова сменилась картинка, экран вдруг погас, глаза озарило ярким светом, похоже на то, как механик меняет кинопленку.
Вижу себя в костюме, рядом снуют радостные одноклассники. Вспышки фотоаппаратов. Мы с Машей, позируем, стараясь попасть в каждый кадр. Она немного расстроена, тем, что ей предстоит учиться ещё год без меня. Я хорошо помню свой выпускной. Он навсегда бы остался в моей памяти светлым праздником, но я запомнил его, совсем иначе.
Звук пожарной серены, по сей день пугает меня, так же как испугал тогда. Три красных машины с ревом пронеслись мимо школы, за ними бежали люди, что – то кричали, звали на помощь. Пожилая женщина в темном платке, остановилась у школьных ворот, плача и громко причитая. Из слов смешанных со стоном, я смог понять только:
– Там дети… Детский сад горит!
Сердце бешено заколотилось, словно пыталось разбить грудную клетку. Не помня себя, я бросился наперерез, к детсаду, срезая путь через дворы. Он находился рядом с моим домом, поэтому короткая дорога была мне хорошо известна. Очень скоро показался черный дым, а ещё через минуту, я увидел здание охваченное огнем. Ужас и страх, как тысячи иголок вонзились в мое сердце. Подбежав к саду, насколько позволяло пламя, я застыл, как каменное изваяние, не понимая, что делать. Пот градом стекал по моему лицу, волосы трещали от жара. Крики гулким эхом отдавались в голове. Успевшие спастись дети стояли чуть дальше от меня, в окружении сбежавшихся взрослых. Их громкий плачь, как острый нож резал барабанные перепонки. Где – то рядом слышался надрывающийся женский голос:
– Спасите мою дочь! Катенька! Катенька!
Я обернулся. Рвавшуюся в пожар молодую женщину, удерживал грузный мужчина. Она царапалась, била его руками, но сил на то чтобы вырваться не хватало.
Одновременно с пожарными подъехали машины скорой помощи. Люди в красных комбинезонах бросились разматывать шланги. Через мгновенье, первая струя воды, всей мощью обрушилась в окно первого этажа, выбивая обгоревшую раму. Часть крыши рухнула, облако пепла вырвалось из образовавшегося провала. Вниз полетели горящие балки. Толпа попятилась назад, и с новой силой заревела. Внезапно в покосившемся дверном проеме показалась знакомая мне неуклюжая фигура. Это был Ай – я – яй. Объятый пламенем, он нес маленькую девочку. Сделав ещё пару шагов, он упал на колени, роняя ребенка.
Валик умер через два часа, так и не придя в сознание. При таких ожогах шансов выжить у него совсем не было. Его похоронили в закрытом гробу, в тот же день, когда и маленькую Катю. Пройдя через всё пылающее здание, он и не догадывался, что несет на руках уже мертвого ребенка.
Через год, около заново отстроенного детсада, установили памятник. Каменный Валик, бережно прижимал к себе ту самую девочку, глядя застывшими глазами, на людей приходивших почтить их память. Свежие цветы аккуратно разложенные, на холодном, темном камне, были той небольшой благодарностью, которую горожане могли выразить, за самоотверженный поступок, слабоумному герою.
На протяжении многих лет, меня часто мучил вопрос – “мог бы я, так же, бросится в огонь, спасая чью – то жизнь?” Но за ответ, звучавший в моей голове, мне всегда было стыдно.
Экран погас. Снова стук. Тук, тук, тук! Да и Бог с ним, не буду обращать внимание.
Картинки стали сменяться быстрее. Пролетела в одно мгновенье, служба в армии, на несколько секунд застыло радостное лицо Маши, встречавшей меня, после демобилизации. Студенческие годы унеслись прочь.
А вот и осень! Та самая осень, которая сделала меня самым счастливым на свете. Ковер из желтых листьев, маленькая ножка, в игрушечных туфельках, ступает по ним, почти не приминая. Белый шлейф, словно сложенные крылья ангела, слегка развивается на ветру. Моя Машенька, как же ты прекрасна! Ты самая красивая невеста в мире!
Я подхожу к ней, застываю, глядя в бездонные голубые глаза. Падаю на колени, не боясь испачкать костюм, смотрю снизу вверх, и тихо шепчу:
– Вся моя жизнь в твоих руках, и сердце, которое я дарю тебе, бьется ради тебя, умоляю, будь с ним бережна, оно такое хрупкое.
Она, улыбаясь, наклоняется, и сладко целует:
– Не волнуйся милый, я буду его беречь.
Мой медовый месяц. Опять мелькают картинки. Прошу, не так быстро! Я так хочу ещё разок ощутить всё эти чувства! Море чувств! Непередаваемые эмоции! Но сознание меня не слышит, слишком стремительно переворачивая и этот лист моей жизни.
Вижу, как спешу на собеседование. После нескольких месяцев поиска хорошей вакансии, выпал шанс. Несусь сломя голову, по лужам, в новых лакированных туфлях. Зонт в небо, сосредоточенное лицо, всё мысли о работе. У двери нужного мне здания, замечаю старика на корточках. С бешеной скоростью закрываю зонт, хватаю дверную ручку, и тут же ощущаю старческую ладонь на запястье:
– Сынок, помоги! – слышится тихий, скрипучий голос.
Выгребаю всю мелочь из кармана, быстро протягиваю, часть монет падает, булькая, в лужу. Морщинистые пальцы крепче сжимают руку:
– Нет, сынок! Сердце! Помоги!
– Отец, тебе плохо?
– Трудно дышать. – С отдышкой хрипит старик. – До дома рукой подать, но видно самому не подняться.
Нервно смотрю на часы, до назначенного времени, пять минут.
– Извини бать, спешу очень. – Внутри щемит, понимаю, что поступаю неправильно. – Сейчас кто – нибудь подойдет. – Оглядываюсь на пробегающих мимо людей. – Обязательно подойдет. – Кусая губу, отрываю старческую руку, и захожу в подъезд.
С работой сложилось всё удачно. Собеседование прошел на удивление легко. Я бережно закрыл директорскую дверь, рука сама подлетела вверх, из груди вырвалось громкое, yes. Довольный я вылетел из здания, представляя, как обрадуется хорошей новости Маша. Мои радостные мысли прервались, когда я увидел стоявшую у входа неотложку, в которую двое мужчин в белых халатах загружали нарытые белой простыней носилки. Меня будто ударило током.
– Стойте! – Закричал я, подлетай к машине скорой помощи.
Мужчины остановились, удивленно глядя на меня. Дернув край материи, я ахнул. Это был тот самый старик. Его застывшие глаза смотрели куда – то в небо, в то самое небо, куда унеслась его душа.
Придя домой, я весь вечер не мог найти себе место. Запястье, за которое держался дед, странно пульсировало, не давая расслабиться не на минуту. Рассказав Маше о случившимся, я был удивлен, с какой легкостью она восприняла произошедшее, сказав, что “каждому в этом мире отмерен свой срок”. Я был уверен, что это не так. Иногда мы можем, с чужой помощью или без нее, продлить этот срок. От понимания этого, мне и было больно, если бы я задержался на несколько минут с этим стариком, и вызвал скорую, всё могло быть иначе.
