В постели с инкогнито

4 глава. Музыка последнего дня

Я покопалась в телефоне, нашла наше свадебное видео и включила его. С экрана телефона повеяло теплом. Присутствие Рода окутывало нежностью, на кончиках пальцев отзывалось прикосновениями, которые нельзя забыть. Я даже чувствовала его запах. А тот, кто вероломно ворвался в мою жизнь, холодным колоколом бил в сердце. Звучал противным, холодным, морозным стуком падающих сосулек.

Как мне хочется снова услышать «Грозу» Вивальди! Чтобы кровь кипела предчувствием новизны и чуда. Как в детстве, когда мы начинали день с ожидания волшебства.

– Вот сегодня случится что-то прекрасное, необычное, – шептало сердце.

И каждый день был совсем не похож на предыдущий. «Танго смерти» зазвучало в голове и вытеснило звон сосулек. Недаром я всю жизнь так боялась этой мелодии. По телу всегда поползли мурашки, как только слух ее улавливал.

Мне казалось: что-то очень страшное надвигается на меня. Апокалипсис. Конец мира. Ведь наш мир такой прекрасный. Значит и музыка его последнего дня должна быть прекрасной. Так и вижу эту картину: небо обрушивается на землю, ветер сносит горы, здания, аэропорты, причалы. А над всем этим в щепки разбивающимся миром плывет по небу смерть в черном балахоне. Огромная, величественная. Нет, не скелет с косой. Всадник апокалипсиса. На черном коне. А за ним темный вихрь звуков «Палладио».

Каждый аккорд – стук копыт всадника. Тревожный ритм – дрожь сердца, замершего на пороге всего. Под ногами еще есть крошечный кусочек земли, но и он уже змеится трещинами. Еще миг – и всё рухнет в пропасть.

Мой личный мир только что разлетелся на куски. Потому что до этого я еще пыталась закрыться от беды. Еще пыталась сама себе не поверить. Ведь это очень страшно: поверить в неизбежное. Но теперь, когда я приняла то, что со мной случилось, всё встало на свои места.

Больше не будет тепла и любви. Не будет Вивальди. Уютных вечеров, когда мы с Родей сидели за деревянным столом во внутреннем дворике нашего итальянского дома. Этот дворик соединен с кухней. Летом мы часто там обедаем и ужинаем. Тишина, аромат трав с холмов, безмятежное ощущение покоя. На столе сыр и тягучий гранатовый сок. Я со своим компьютером, Родя со своим. Иногда он берет мою руку и целует пальцы.

Мои щеки стали мокрыми от слез. Я поспешно вытерла их и завела машину. Нужно заставить себя приехать домой, в страшную пустоту, в неизвестность, которая кишит монстрами. Вот они, эти строчки из песни Энни Леннокс: «Так много монстров в моей комнате».

Лжемуж уже ждал меня во дворе.

– Ну где ты, Никусь? Анна приготовила роскошный ужин. Всё стынет.

– Спасибо, не голодна, – я вышла из машины и юркнула мимо него, стараясь быстрее попасть в дом, потому что он явно собрался меня поцеловать. – Поужинала с коллегами.

– Тогда спать. Тебе нужно больше отдыхать.

Я зашла в спальню и скрылась в ванной, горько пожалев, что дверь не запирается. Когда ванна наполнилась, я выключила воду и услышала как инкогнито раздевается в спальне и ложится в постель. Пружины жалобно скрипнули под ним.

Эта огромная кровать с балдахином досталась нам вместе с домом. Мы сначала хотели выбросить ее и купить новую и современную. Но потом передумали. Жаль было расставаться с таким раритетом. У нее огромная деревянная спинка с резьбой ручной работы. Весь остов кровати выполнен из натурального дуба. Только пружины матраса металлические, но крепкие. Хоть и излишне разговорчивые. У них настоящий итальянский темперамент. Они всё время громко возмущаются и активно участвуют в нашей сексуальной жизни.

– Я себя чувствую королем, – смеялся Родя, забираясь в постель. – Его величество изволят опочивать.

– А его величество не желает подвинуться чутка? А то венценосная особа умудрилась занять всю огромную кровать. И как вы, ваше величество, это делаете? Тут же можно роту солдат расположить, – я поворачивалась к нему спиной и попой толкала его на вторую половину кровати.

– Величество намек понял, – Род прижимался ко мне сзади. – Моя королева, вы невероятно изящны и в заде, и в переде! А ну-ка, еще раз толкните меня венценосной филейной частью. Мне очень нравится, как вы это делаете.

– Перебьетесь, ваше величество! Никакого намека не было, – возражала я. – Просто борьба за спальное место. Отвалите, солнцеликий монарх. Очень спать хоцца.

– Ну уж нет! Король-солнце желает наказать тебя, простолюдинка, за неслыханную дерзость, с которой ты обращаешься с монархом. Трепесчи! – взвывал Род, произнося это слово именно так: трепесчи, и набрасывался на меня.

При этом пружины кровати громко и жалобно стонали.

– Мы с кроватью трепесчем! Уже обе стонем, – со смехом отбивалась я. – Вы, величество, как-то массу поднабрали. Не то, чтобы мы с кроватью намекали, но вам бы перейти с калорийных сыров и мяса на ужин на что-нибудь легкое, вроде овощей.

– Заставить меня, хыщника, траву жрать? Ну уж нет! Даже обе любимые женщины не заставят меня это сделать!

– Чего? Это кто вторая? Вам, величество, сейчас все букли с парика оторвать? Или корону на нижнюю часть организма натянуть? Какая наглость! – я захватывала в болевом приеме самую чувствительную часть мужского тела.

– Ты и кровать – две мои любимые женщины! Милая, вот сейчас не нужно делать резких движений, когда твои ловкие пальчики находятся в опасной близости к королевскому жезлу. Это, между прочим, символ власти. Ты сейчас всю монархию лишишь величия. Ой, какая у вас прэлэстная ручка! Дозвольте облобызать!

– А мне всё равно. Соперниц не потерплю! И лобызнуть не дозволю. Недостойны вы.

– Так, всё. Доигралась! Иду на вы! Монархия пошатнулась под натиском рэволюционэров, но не пала. Можешь в процессе петь «Марсельезу». Но учти: кровать поет лучше, чем ты.

А теперь незнакомый мужчина ждет меня в постели. Я почти час просидела в ванной, ожидая, когда он уснет. Но он не заснул. Окончательно потеряв терпение, он зашел в ванную.

– Устала? Давай я тебя помою.

– Нет, не нужно! Уже выхожу, – я приподнялась в ванной.

– Расслабься, Никусь. Что с тобой? Ты так напряжена. Это же я.

– Кто я? – чуть не сорвалось с моего языка.

Я в ужасе сжалась под его руками. Мой мозг отказывался воспринимать реальность. Просто не понимал, как такое могло случиться. А тело не узнавало эти руки. Кожа покрылась мурашками от того, что чужой мужчина гладит меня, обнаженную.

– Ух, ты совсем замерзла, – прошептал он.

Взял меня на руки, осторожно извлек из ванной и завернул в полотенце.

– Давай-ка под одеяльце, там согреешься, – он положил меня на кровать и начал целовать в шею.

– Нет! Не сегодня! Я очень устала.

– Я всё сделаю сам, – прошептал он.

– Не нужно, Родя. Не хочу. Слышишь? – я сбросила его руки со своего тела, завернулась в одеяло и в ужасе сжалась под ним.

Если он продолжит приставать, я с ума сойду.

– Ладно, спи, – он поцеловал меня в щеку и повернулся спиной, отодвинувшись на другой конец кровати.

Я подождала, пока он заснул, тихонечко встала и выскользнула на кухню. Не зажигая света, впотьмах сварила себе кофе и поднялась в кабинет на второй этаж. О работе и речи быть не могло. Я просто сидела у открытого окна и смотрела на спящие холмы. Так и встретила рассвет.

Недопитый кофе давно остыл. Я спустилась вниз, в кухню, чтобы сварить себе свежий.

Анна уже бодро шуршала в кухне.

– Приготовить вам завтрак? – она с готовностью взялась за сковороду. – Яичница? Тосты? Или горячие вафли? Тесто на оладьи уже готово. Пять минут и будет первая порция с пылу, с жару.

– Спасибо, ничего не нужно. Я сама сварю кофе.

– Ты совсем ничего не ешь, – в кухню вошел Род.

Свежий, бодрый, в белой рубашке, с мокрыми, зачесанными назад волосами. Сразу видно, что хорошо выспался, в отличие от меня.

– Так не пойдет, Ника, – решительно заявил он. – Анна, будьте любезны, глазунью для нас с Никой. И оладьи. Ника не любит омлеты и яичницу. Только глазунью. Наша бывшая помощница Рита всегда ее жарила по утрам. Это, можно сказать, семейная традиция.

И это он знает. Откуда?

– Я сейчас, мигом, – Анна метнулась к плите.

– Сядь, – Род усадил меня за стол. – Без завтрака не отпущу.

Пришлось сесть за стол и позавтракать. Анна очень старалась, но ее оладьи и глазунья не были такими вкусными, как у Риты. Удивительно! Казалось бы: что сложного в глазунье? Просто разбить яйца на горячую сковороду. Но даже это Рита делала так виртуозно, что все в один голос всегда говорили, что ее глазунья вкуснее, чем у других. Это признавал даже мой отец, который старался не баловать Риту похвалами, так как откровенно недолюбливал ее.

– Ваш кофе, Ника, – Анна поставила передо мной керамическую кружку.

– Спасибо, очень кстати, – я сделала несколько глотков и внезапно меня осенило.

Рита! Вот с кем можно поговорить. Она не сочтет меня сумасшедшей. Рита всегда выслушает и обязательно что-нибудь подскажет. Она в этом смысле точно, как моя мама. Живет интуицией, а не фактами.

– Знаешь, девочка, почему женщины живут дольше, чем мужики? – спрашивала меня Рита. – Пусть там эти дохтура от сегодня до завтра пищат про генетику, вредные привычки и прочую заумную муть. А я тебе так скажу, Никуля: у мужиков нет такой чуйки, как у нас. Они всё мозгами решают. Потому что у них матки нет. А у нас чуйка из матки идет. Вот все мне говорят, как нужно правильно поступить. А я внутри себя, вот буквально в трусах чую: неа, не то. И делаю от обратного. А они мне потом, – тут Рита всегда морщила нос, закатывала глаза и басом произносила: – Вот она, ваша пресловутая женская логика. Всё делаете наоборот! Пойди и объясни этим надутым от собственной важности самцам, что у нас не наоборот. У нас как мать-природа велит. И ведь чаще всего наши нелогичные поступки нас выручают. Когда их логика им же по башке молотком и стучит.

Я взяла свой телефон, встала из-за стола, подошла к Роду, прижалась к нему и сделала селфи.

– Это для кого? – спросил он и в его голосе явно послышалось напряжение.

Он даже есть перестал и отложил вилку в сторону. Хотя до этого с аппетитом уминал оладьи. Анна, которая стояла у плиты спиной к нам, повернулась к Роду. Я не различаю взгляды, но в этот момент была готова поспорить, что Анна пристально смотрит на инкогнито. А чего ей бояться? Она же знает, что я не вижу лица. А вот про мою способность ощущать то, что происходит вокруг, ей неведомо.

Напряжение повисло в воздухе. А я очень чувствительна к таким вещам. Воистину, если природа ограничивает человека в чем-то одном, то щедро компенсирует в другом.

– Рита просила послать ей наше фото. Она скучает. И даже начала забывать, как мы выглядим, – беззаботно улыбнулась я.

Отослала Рите фото и поднялась в свой кабинет, чтобы поговорить с ней по телефону через видеобеседу.

– Твой муж выглядит отлично, – заявила Рита, поправляя очки и внимательно вглядываясь в экран телефона. – А вот ты, деточка, нет. Извини за прямоту. Тебя что-то беспокоит? Лицо совсем измученное и синяки под глазами.

– Даже не знаю, как сказать тебе это, Риточка, – я едва не заплакала. – Только умоляю: не говори мне, что это последствия аварии. Просто… – я набрала воздуха побольше, чтобы выпалить все свои подозрения разом, но в этот момент половицы за дверью громко скрипнули.

Там явно кто-то подслушивал.

– Ну же? Что случилось, детка? – нетерпеливо переспросила Рита и даже заерзала на стуле.

– Слушай, Ритуль, не могу говорить из дома. Сейчас поеду в город и оттуда позвоню.

– Давай, жду.

Я побежала в спальню одеваться, но внезапно меня одолела такая сонливость, что одежда выскользнула из рук. Я без сил опустилась на кровать. Да что же это такое? Каждое утро одно и то же: неопределимое желание заснуть. И это после кофе! Я накачалась им ночью. Утром была бодрой. Потом выпила еще кофе Анны и… внезапная догадка озарила меня. Утренние напитки. Чай и кофе. Как только Анна готовит их, я засыпаю. Зачем она это делает? Мстит мне, интуитивно понимая, что я ее не люблю? Или это часть какого-то плана? Как же я сразу не догадалась?

Проснувшись, я взглянула на часы и ахнула. Прошло четыре часа. Рита! Она ждет моего звонка! Я наспех оделась и сбежала по лестнице вниз.

– Не хотите пообедать? – Анна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем.

– Нет. Спасибо, – я вышла во двор.

Моя машина стояла во дворе. За руль садиться не хотелось. Наоборот, хотелось размяться и пройтись пешком. Чтобы попасть в город всего-то и нужно спуститься с холмов. Тридцать минут быстрым шагом – и я в городе.

– Вы пойдете пешком? – Анна бросилась за мной к воротам.

Вот нахалка! Она и в это свой нос сует?

– А вам какая разница? – раздраженно заявила я. – Анна, ваша работа – заниматься домом. Что я делаю, как и когда вас вообще не должно волновать.

Прозвучало, конечно, отвратительно. Но, по сути, я была права.

– Да, конечно, – в ее голосе прозвучала обида. – Это не мое дело. Просто переживаю за вас. Очень быстро привязываюсь к людям. Простите меня за это!

Удар ниже пояса. Запрещенный прием: надавить на чувство вины. Раньше это точно бы сработало. Я бы уже извинилась раз десять. Но сейчас, когда поняла, что она мне в чай и кофе подсыпает снотворное, никакой жалости и укола вины не испытала. Наоборот, даже почувствовала злорадное удовлетворение. И неважно, что Анна это делает по указке инкогнито, который изображает моего мужа. Она с ним заодно. Значит, против меня.

Я спустилась с холма, остановилась возле большого валуна, покрытого мхом, и позвонила Рите. Плача и запинаясь, рассказала ей все. Ведь она мне как мама. У меня никого ближе нет.

– Ну скажи, что это мое писательское воображение, Риточка. Скажи, что я сошла с ума после аварии!

– Не скажу, моя девочка. Потому что у меня самой после аварии такое чувство, что с твоим Родей что-то не так. Просто не хотела тебя накручивать. Вот смотрела на него, смотрела. Вроде Родя. А чуйка из трусов шептала: что-то не то. А что я и сама понять не могла. Но чуйка-то меня еще ни разу не подвела. Сейчас же закажу билет. У невестки моей брат работает в авиакомпании. Так что вечером вылечу, а к утру буду у тебя. Продержись еще немного, моя бедная девочка. Совсем ты там одна среди этих тварей, – она всхлипнула.

– Но у тебя же внук родился, Ритуля. Ты же должна быть с ним. Помочь сыну и невестке.

– Ничего, без меня справятся, не маленькие. Жди меня, Никуля. Вместе во всём разберемся. Я тебя в обиду не дам! Разворошу всё это змеиное гнездо. Только потерпи еще немного.

– Риточка, сообщи номер рейса. Приеду в аэропорт встретить тебя.

– Зачем? От аэропорта до Рима всего ничего на автобусе или на поезде. А из Рима такси возьму. Не разорюсь.

Я положила трубку и дошла до окраины города. Под тенистыми деревьями сбоку от проселочной дороги уютно расположились столики крошечного кафе при магазине. Хозяин магазина улыбчивый, импозантный, как все итальянцы, мужчина средних лет по имени Калвино, немедленно вышел и поставил передо мной чашку капучино.

– Как чувствовал, что придете, сеньора Ника. Только что сварил. Всё, как вы любите. Чуть-чуть сахара и двойные сливки. Не хотите сразу сделать еженедельный заказ?

– Хочу, спасибо вам, – я удовольствием отхлебнула горячий кофе.

Мало того, что у Калвино он невероятно вкусный, так еще и безопасный. В отличие от Анны. Ужас, до чего я дошла! Боюсь кофе пить в собственном доме.

– Будьте любезны, Калвино, всё, как обычно: вода, хлеб, яйца, молочные продукты, сыр. И овощи. Те же, что и всегда.

Калвино, широко улыбаясь, записал заказ.

– Желаете свежайших креветок? Жена ездила в Неаполь на рыбный рынок.

– Да, еще как желаю!

Я даже немного успокоилась. Рядом с такими солнечными людьми, как он, жизнь всегда кажется не такой мрачной.

Я допила кофе и позвонила по работе. Съемки начинаются на днях прямо в нашем городке. Первые трейлеры съемочной группы должны прибыть уже послезавтра. Киношники спешили на натурные съемки, пока хорошая погода. Поздняя теплая осень грозила вот-вот расплакаться дождями. И тогда можно будет снимать в павильонах в Риме, чтобы не терять время. Для меня эти съемки должны стать спасением. Я смогу целыми днями быть там и не приходить домой даже ночью, так как в сезоне очень много ночных сцен.

Но даже в этом мне не повезло. Похоже, удача окончательно повернулась ко мне спиной. Помощник продюсера сказал, что натурные съемки перенесли в другую часть Италии. В такой же маленький городок, только там удобнее логистика. Кроме того, операторы в один голос твердили, что там лучше свет. При этом сценарная группа осталась в Риме. Значит, придется каждый день возвращаться домой. Потому что моя основная работа всё же со сценарной группой.

Я заказала еще кофе и пару часов поработала с телефона. Но сделала очень мало. Работалось плохо. Мысли никак не складывались в стройные фразы.

Позвонил Род.

– Ник, мне нужно уехать на пару дней по делам. Вот как раз вещи в чемодан бросаю.

Мое сердце забилось от радости.

– Ты далеко?

– На Кипр, в Ларнаку. Туда и обратно. Считай, что рядом. Хочешь со мной? Проветримся, устроим романтическую прогулку. Первые сутки буду на встречах. Ты пока можешь пробежаться по магазинам. А потом я весь твой.

Весь твой. Внутренний редактор отметил чуждость фразы. Родя никогда бы так не сказал. Его речь, этого незнакомца, который изображает моего мужа, всё же отличается от речи Рода. Фраза «весь твой» звучит как-то местечково. Родион чувствителен к таким мелочам. У него всегда была идеально грамотная речь. Такую фразу он мог сказать только в шутку. Но сейчас он не шутил.

– Нет, спасибо. Съемки вот-вот начнутся. Мне нужно быть здесь.

– Так за пару дней обернемся. Пожалуйста, Ник, давай будем легкими, воздушными и непредсказуемыми. Как когда-то. Как до аварии. Ведь мы же договаривались. Помнишь?

У меня задрожали руки. Это любимая фраза Роди: «Будем легкими, воздушными и непредсказуемыми». Он мне это сказал в первый раз до свадьбы. Мы гуляли в парке, ели мороженое, смеялись. Он вдруг подхватил меня на руки, опустил на траву, поцеловал.

– Не перебивай мне вкус ванили своим горьким шоколадом, – смеясь, отбивалась я.

– Не буду, – Род откусил кусок от моего мороженого и снова поцеловал меня. – Вот тебе твоя ваниль. Эх, хорошо! – он откинулся на траву, вглядываясь в голубое небо, усеянное ватными облачками. – Слушай, Ник, а давай не дадим быту нас сожрать. Чтобы не было вот этого всего: борща нажралися, куклетами закусили, деньги посчитали, на горшок – и в люлю. Давай всегда будем легкими, воздушными и непредсказуемыми. Как эти облачка, – он взмахнул рукой и громко запел: – Ааааблааакааа, белокрылые лошадки. Ааабблакааа, что вы мчитесь без оглядки?

И сейчас этот незнакомец напоминал мне о том, что предлагал самый любимый мужчина на свете. У меня закружилась голова. Но ведь я не могу ошибаться! Ведь не могу. Это не он. Не мой муж, Но как чужой человек может знать такие подробности?

Боже, помоги мне не сойти с ума! Нет. Не боже. Архангел Метатрон, помоги мне! Если шлешь намеки, то помоги разобраться и не помешаться рассудком. Неужели он пристально следил за нами всё время? Сколько лет? Хорошо, предположим Родя эту фразу произносил не раз, и даже не два. В любом браке бывают спады и подъемы. Иногда устаешь и, действительно, впадаешь в состояние «борща нажралися, куклетами закусили». Невозможно же всё время пылать и гореть. Но откуда инкогнито узнал об этой фразе? Прослушивал телефон? Скорее всего, да. Установил камеры в нашем доме? Нет, это невозможно. Хотя… сейчас камеры размером с булавочную иголку. Мы могли и не заметить.

Меня бросило в жар при мысли о том, что за нами долгие месяцы, а может, и годы, наблюдал незнакомец. Сколько же сил нужно на это потратить! Какую прорву времени! Какая же причина побудила его? Это должно быть нечто очень серьезное. Но мы с Родей никому не причинили зла. Никогда. Это точно. При том, что у Рода жесткая профессия. Но он всегда лавировал. Старался ни с кем не ссориться. Не переходить дорогу. Знал, когда необходимо отступить, чтобы не завести могущественных врагов.

У меня вообще абсолютно асоциальная профессия. Общаюсь только с издателями. Да и то, в основном, через папу и Родю. Они ведут переговоры о деньгах и сроках. А я потом только подписываю. У меня даже соцсетей нет. С тем же «Зетфликсом» Родя вел переговоры чуть ли не год. Обо всем условился с продюсерами и юристами. Мне осталось документы глазами быстро пробежать исключительно для проформы. И только потому, что Родя очень злился, когда я что-то подмахивала, не глядя.

– Я тебе тысячу раз говорил, Ник, что нельзя ничего подписывать даже на клочке газеты, если внимательно не прочитала, – наставлял меня муж.

– Но ты же всё до этого прочитал, – оправдывалась я.

– Всё равно прочти еще раз.

– Это бесполезно, Родион, – замечал отец. – Генетику не переделаешь. Легкомысленна, как ее мать. Та могла ипотеку не глядя подписать. Потому что в этот момент парила где-то в небесах. Поверь человеку, который много лет прожил с такой вот гостящей на земле.

Я сжимала зубы от злости. «В то время я гостила на земле» Анны Ахматовой – одно из самых любимых маминых стихотворений.

Внезапно я почувствовала дикую усталость. Хотелось забиться в угол, замереть и ни о чем не думать. Я расплатилась с Калвино и пешком отправилась домой, ничего не замечая по дороге. Ни красоты холмов, ни ярких осенних бабочек, которые вились над полевыми цветами. Дома я быстро прошла в спальню.

– Ника, вы будете ужинать? – Анна пошла за мной.

– Нет, не буду. Не голодна.

–Я приготовила обед и ужин, – расстроилась она. – А вы ни к чему не прикоснулись.

– Съешьте сами. А разве Родион не обедал?

– Нет, он уехал вслед за вами, – пожала плечами она.

Вслед за мной? Он позвонил и сказал, что бросает вещи в чемодан. А на самом деле в этот момент его уже не было дома. Даже в мелочах ложь. Зачем?

Я растянулась на кровати. Какое счастье быть в постели одной! Я сразу заснула и проснулась только в десять утра. Рита! Она, наверняка, уже здесь и не стала меня будить. Скорее всего, уже хозяйничает на кухне, поучая Анну, как правильно всё делать. Вот я идиотка! Всё проспала.

Я вскочила с постели и побежала вниз. Но внизу была только Анна с пылесосом в руках.

– Доброе утро, Ника. Что вы хотите на завтрак? Тосты или глазунью? Или блинчики?

– Рита здесь?

– Кто? – удивленно переспросила Анна.

Ах да, она же начала работать у нас только после аварии и Риту знать не могла.

– Никто не приезжал?

– Ника, я бы вас разбудила, если бы кто-то приехал.

5 глава. Душа на цыпочках

Я схватила телефон и начала звонить Рите. Но ее телефон был закрыт наглухо. Может быть, рейс задержался? Или на таможне тормознули? Или уронила телефон? Или потеряла? Причин могло быть множество. Но внутри зрело дурное предчувствие.

– Не нагнетай, не нагнетай! – шептала я, в очередной раз выслушивая автоответчик. – Она сейчас приедет. Или позвонит.

Но интуиция шептала, что нет. Где-то у меня был телефон ее сына. Я бросилась к рабочему столу в кабинете, полностью перерыла его и нашла. Пытаясь безуспешно успокоить тревожный стук сердца, дрожащими руками набрала заветный номер.

– Слушаю, – немедленно ответил мужской голос на другом конце линии.

Такое впечатление, что он ждал моего звонка.

– Это Ника. Рита должна была прилететь ко мне сегодня утром.

– Должна была… – перебил он меня, всхлипывая.

– Что… что случилось? – задыхаясь, как рыба, вытащенная из воды, я без сил опустилась на стул.

– Мамы больше нет. Она… она… должна была лететь к вам в Италию. Вызвала такси и спустилась вниз. Лифт не работал. Она пошла пешком. Меня дома не было. Просил же ее, чтобы она меня дождалась. Чтобы не тащила сама чемодан по ступенькам. Но вы же знаете ее упрямство. Я встал в пробку. А она спешила. И… – он сделал паузу, пытаясь справиться с рыданиями.