Узники

– Но не в нашей, – хихикнула Лика, – мать до одержимости привязана к отцу, а тот к работе.

– Дедка за репку, бабка за дедку, – пошутил я. – Ладно, на самом деле это ужасно, а не смешно.

– Правда так считаешь?

– Привязанность – это уязвимость, она не дает быть по-настоящему свободным, – сказал я, незаметно водя пальцами по шрамам под маминой фенечкой.

Анжелика посмотрела на меня каким-то новым взглядом и прищурилась, будто задумавшись о чем-то своем. Я заочно смирился с провалом.

– Рада, что не только я вижу этот парадокс, – улыбнулась она, – высокое светлое чувство предопределяет темные днищенские страдания.

– И правда… – ухмыльнулся я, пораженный внезапным попаданием. – Бред какой-то. Мы сами ищем себе убийц, а находя, даем им в руки ружье и рисуем крестик на сердце.

– Поэтично, – девушка подмигнула мне. – А ты глубже, чем кажешься. Хоть и чудик.

Я начал тонуть в чем-то головокружительном и чуть не врезался в Костину спину. Пришли.

– Малой опять закрылся за каким-то хером, – проворчал Костя, доставая из кармана ключи от железной двери.

Замок внутри стального полотна щелкнул, обнажив перед нами аморальную наскальную живопись подъездной пещеры. Я пропустил всех вперед и, перед тем как зайти следом, посмотрел в сторону и застыл. В темных окнах соседней заброшки сверкали редкие искры. Кровь отступила от конечностей, по шее пробежали мурашки. Они ждали меня.

– Лех! – окликнул меня Костя.

Я отпустил дверь и нырнул внутрь.

                                        * * *

Музыка гремела поверх пьяного гвалта. Духоту «Панк-хаты» заливал красный свет автомобильного стоп-сигнала, который Костя достал из припаркованного во дворе китайца. На старых узорчатых обоях играли блики самодельного диско-шара.

Я глотал горькое пиво, сидя на куче подушек у стены, и смотрел на танцующих друзей. Ребята красиво двигались в такт музыки. Девушки кружились вокруг Кости, а тот терял равновесие и хватался за усыпанную стекляшками люстру. Они смеялись. Я смеялся вместе с ними.

– Сышь, дай допью, – ткнул меня в плечо сидевший рядом Малой.

– Куда тебе, – помедлив, робко улыбнулся я. – Рано еще.

– Че, жалко, что ли? – не унимался тот. – А в рыло дам?

Я молча проглотил остатки выдохшегося напитка и швырнул бутылку в сторону.

– Чмошник! – прорычал пацан и, стукнув меня по плечу, вскочил и скрылся в табачном мареве.

Я лишь молча проводил малолетку взглядом.

Рядом страстно целовалась незнакомая парочка, шумно пряча ладони друг у друга под одеждой. Они постепенно вытесняли меня к краю импровизированной лаунж-зоны, и я уже собирался покинуть ее, когда заметил, что в мою сторону идет Анжелика. Она подошла вплотную и чуть наклонилась, я подставил ухо, чтобы лучше ее расслышать.

Тут же ко мне пришло озарение – девушка хотела потушить сигарету о дырявый ковер на стене за моей спиной, до меня ей не было дела. Заметив мое движение, она решила, что я хочу что-то сказать.

– Что? Не слышу! – спросила она, убирая волосы за ухо.

– Не знал, что ты куришь, – сымпровизировал я.

Ее нежный запах вскружил голову.

– Только в день рождения, – улыбнулась девушка, стрельнув глазами в прихожую.

Я гыгыкнул. На входной двери неоновой краской было выведено «Каждый день как день ражденья».

– Почему не танцуешь? – спросила она.

– У меня лучше получается сидеть.

Анжела затянулась последний раз и, утопив сигарету в ворсинках ковра, выдохнула дым мне в лицо. Я поморщился.

– Пошли!

Она взяла меня за руку и потянула за собой. Как только мой центр тяжести сместился с пятой точки ближе к животу, стало понятно, насколько сильно алкоголь разбавляет мою кровь. Пол раскачивался, как шлюпка на волнах. Я отнекивался, ноги послушно шагали. Лика смотрела мне в глаза и смеялась. Она взяла меня за руки и начала двигаться, увлекая в танец.

Все вокруг кружилось и сливалось в пеструю карусель. Если бы ось ее вращения не проходила через наши тела, нас бы выбросило на улицу центробежной силой. Мы смеялись, руки как-то сами собой оказались на талии девушки. Я шутил, и она хихикала, утыкаясь мне в плечо. Ее гладкая кожа под подушечками моих пальцев, ее душистые волосы у моей скулы, ее мягкая грудь на моих ребрах.

Безумие.

– Пошли покурим, – сказала она в какой-то момент.

Я не стал сопротивляться, мы вышли на балкон. На улице совсем стемнело, воздух был свежим и чистым.

– Сышь, нет сиги? – выскочил откуда-то из-под ног Малой.

– Тебе лет-то сколько, козявка? Десять? – ответила Лика.

– Девять. Тебе-то че? Сига есть или нет?

– Э, Малец! – на балкон вышел Костя с незажженной сигаретой в зубах. – Ты охренел – сигареты клянчить? А ну дыхни!

– Пшел на хер!

– Иди отсюда, не видишь, дядя с тетей разговаривают? – сказал Костя, кивнув в нашу сторону, и достал из заднего кармана завернутый в газету диск.

– Че там? – пацан подошел к старшему товарищу, пялясь на зад Анжелики.

– Юкей гараж, джи хаус, такого еще не было.

Малой молча выхватил кулек из Костиной руки и скрылся в алых внутренностях «Панк-хаты».

– Сына сраная, – оскалил улыбку Костя, качая головой.

– Ему все-таки в детдом надо, Кость, – сказала Лика.

– Он из него не от хорошей жизни свалил.

– А это – хорошая жизнь? – я махнул рукой в сторону мерцающего окна.

– Ему на утренниках плясать, а не на рейвах, – поддержала меня Анжелика.

– Колхозники вы. Рейвы – это культура, ее возрождать надо. Может быть, Малой в будущем – новый Кит Флинт.

Мы с Ликой молча переглянулись, пожав плечами.

– Неважно, – Костя понял, что мы не в контексте. – Ладно, воркуйте, голубки, а я дальше культурно отдыхать.

Он подмигнул мне и заскочил внутрь. Я оперся на ограждение и наблюдал, как ловко Анжелика подкуривает сигарету. Она игриво смотрела на меня, щелкая зажигалкой, и улыбалась. Я улыбался в ответ. Выдохнув сладкое облачко, Лика протянула отраву мне.

– Целую не дам, эта последняя.

– А мне и не надо.

Я схватился за фильтр и уверенно затянулся. На вкус дым оказался отвратительным. Противная горечь расцарапала горло, я закашлялся. Лика хихикнула.

– Ты курил хоть раз, чудик?

– Курил, – едва сдерживая новые приступы кашля, соврал я.

– Дай сюда, – она забрала сигарету и случайно обожгла мне пальцы.

– Ай, – дернулся я.

– Ой, прости-прости-прости… – Лика схватила мою ладонь и принялась дуть на пальцы, выбросив тлеющий бычок.

– Да брось ты, все норм, – засмеялся я, не спеша выдергивать руку.

– Взгляните только на этого неуязвимого героя. – Острые ноготки щекотно бегали по моему запястью. Шрамы не зудели. – Вполне уязвимый, как мы сегодня выяснили.

Анжелика заглянула мне в глаза.

– Люблю парней с драмой, – сказала она, – синдром спасателя. Кто бы тебя не поломал, это лечится.

– И как же?

– Клин клином вышибают, – девушка улыбнулась. – Любая уязвимость – это рана. Еще не нанесенная, правда, типа как кот Шредингера. А любую рану можно чем-то забить и остановить кровотечение. Привязанностями, обсессиями, зависимостями.

– А вдруг заражение крови? – пошутил я, размышляя над словами.

– Для этого и придумали обеззараживать инструменты огнем, – девушка стрельнула глазами на мой ожог. – Так что, чудик, кто будет меня спасать?

– Как кто, – засмущался я, – ну… Люди.

– Люди – злые идиоты, – Лика посмотрела на окно, за которым под музыку дрыгались ребята, – каждый спасает только себя.

– Они не злые, – сказал я, глядя на рейверов, – лишь хотят, чтобы остальные так думали.

Повисла небольшая пауза.

– И зачем? – спросила Анжела.

– Затем, что боятся настоящего зла.

– Это какого?

– Сложно сказать, – я потер шею, стараясь не смотреть на соседнюю заброшку, – оно почти эфемерное, его никто не видит. Ни поймать в капкан, ни застрелить из ружья, я все пробовал.

Анжелика прыснула.

– Это сложно описать, – увлекся я, – это всегда рядом, пусть и пытается прятаться. Это похоже на приходы от таблеток, но это гораздо хуже, ни с чем не спутать, нет такого страха больше нигде. И долго не продержаться.

Стекло прыгало в раме, изгибаясь в такт низким частотам. Ребята смеялись и танцевали. Там внутри никогда не было войны.

– Одиночество, – тихо сказала Анжелика.

Где-то внизу выли дворовые псы, за городом тихо стрекотала артиллерия. Воздух становился все теплее.

– Хрень какая-то, – улыбнулся я этому парадоксу, – зло рождается в одиночестве и охотится на одиночек.

Анжелика посмотрела мне в глаза и сделала маленький шаг, приблизившись вплотную. Что-то переменилось в ее лице, крохотный кусочек пространства между нами наполнился статическим электричеством. Я прижал ее к себе и поцеловал.

Мягкие губы обжигали сильнее сигареты. Мир вокруг таял и стекал вниз, оставляя нас одних на вершине. Ее руки обхватили мою шею, тонкие пальцы утонули в волосах на затылке. Мои ладони заскользили по стройной талии.

Безумие.

По телу вместе с мурашками разбежалась непривычная легкость. Непривычная настолько, чтобы вызвать тревогу…

Я застыл, растопырив глаза.

Где мой рюкзак?

Оторвавшись от Анжелики, я заглянул в «Панк-хату». Двое парней пинали мою сумку и смеялись, вокруг них со злорадной гримасой бегал Малой.

– Ты чего? – спросила Лика, когда я рванул внутрь.

Мной овладела ярость, я с разбега впечатал одного из неприятелей в дырявый ковер на стене. Второй противник, настоящий бугай, быстро сориентировался и саданул мне по шее. Через мгновение я корчился от боли на полу, получая по макушке и по ребрам. Ублюдки что-то кричали, но грохот музыки заглушал их слова. От них несло греками и дорогим алкоголем. Очередной удар оглушил меня, я сжался и закрыл голову руками.

– Сука-тварь-мудак-собака… – доносилось до меня через плотную пелену.

Рейверы бросили танцевать и смотрели, как меня избивают. Пытаясь отыскать взглядом Костю, я заметил, как что-то знакомое мелькнуло в толпе. По телу пробежала тревога. Не обращая внимания на новые удары, я принялся рассматривать зевак, пытаясь понять, что меня напугало.

Некоторые ребята снимали потасовку на телефон, другие смеялись, что-то выкрикивая, третьи завороженно наблюдали. Сквозь них за мной следили ослепительно-белые глаза. Черный вибрирующий силуэт призрака стоял в углу, ни от кого не прячась. Наслаждаясь.

Я опустил руки, чтобы получше разглядеть его, но в этот момент передо мной свалился один из противников. На его месте стоял Костя с деревянной ножкой от стула в руках.

– Слышь, мразота! – крикнул тот, что остался на ногах, и бросился на моего друга.

Я начал вставать, ребра и живот саднили, в носу стоял запах пота и металла. Урод, сбитый с ног Костей, тоже поднимался, в его руке сверкал нож-бабочка. Почему-то он больше не казался мне бугаем. Почему-то мне больше не было страшно. Я преградил ему путь, но тут же свалился от боли.

– Олег, стой! – перед ним выскочила Анжелика. – Хватит, Олег, пожалуйста! – кричала она ему.

– Шла на хер! – рявкнул он со стеклянными глазами и толкнул девушку.

Лика споткнулась и ударилась о стену. Все произошло за пару секунд, но этого мне хватило, чтобы встать на колени и сбить здоровяка с ног. Он рухнул на бок, выронив нож.

– Не трогай ее! – заорал я изо всех сил и начал бить его по голове.

Кожа на костяшках мгновенно содралась, каждый удар отзывался жгучей болью. Я сорвался в неизвестную бездну и бил, как заводная игрушка, не вкладывая в это никакого смысла.

– Хватит-хорош-вы-че… – нас принялись разнимать.

Дюжина рук оторвала меня от неприятеля и оттащила к рюкзаку. Я уставился на него и жадно глотал воздух. В ушах стучала кровь, по спине катился пот. Призрак в углу исчез. Схватив сумку, я поднялся на ноги.

– С-сука! – передо мной снова вспыхнули стеклянные глаза.

Мощный пинок угодил в рану на животе, я вскрикнул и выронил рюкзак. Через долю секунды мой вопль перекрыл оглушительный выстрел.

                                        * * *

Холодный ветер бил по глазам. Старенький сабвуфер пускал волны по кузову старенькой шестерки, над крышей пролетали желтые фонари. Костин друг за рулем лихачил, нас прижимало друг к другу, мы проливали пиво на колени и смеялись.

– …он Лику швырнул и дальше замахивался, реально говорю! – тараторил на переднем сидении Костя, перекрикивая громкую музыку.

– Вообще придурок, я думала, убьет ее! – добавила Настя.

– Епта, убил бы, если бы Леха берсерка не включил! – вставил парень за рулем.

Все засмеялись.

Я улыбался. Адреналин в крови поутих, казалось, речь о ком-то другом.

– Жаль, конечно, что греков у них больше не купишь, – сказал водитель.

– Да пошли в жопу, мажоры херовы, – бросил Костя. – Особенно новенький, батя рассказывал, что его отец казенными бабками отмазывал.

Я не удивился тому, что Костя знал их. Он знал почти всех, кто приходил на рейвы.

– А вы думаете, не вернутся? – спросил я.

– Шутишь, что ли? Ты же видел лицо этого гигабайта, когда он кровь увидел, – ответил Костя.

Моя левая рука прикрывала рваные лохмотья на рюкзаке. Сидевшая слева Настя периодически косилась на него.

Мне было спокойно и весело, впервые за долгое время. Я сидел в обнимку с Анжеликой, ее теплая ладонь лежала на моем бедре, и это казалось мне таким правильным.

– Настенька, а где твоя подружка-тезка? – спросил парень за рулем.

– Куда-то в Амур поехала с подругами, – ответила девушка. – Там какие-то вояки что-то отмечают.

– А поехали за ней, а то че я один без пары, – рассмеялся водитель и резко свернул на Метромост.

Перед нами созвездием огней раскинулся центр города, я оглянулся на удаляющийся левый берег. Среди цветных новостроек и коробочек коттеджей одиноко стоял ощетинившийся недострой, где утром за мной гнались призраки. Пару секунд я пытался заставить себя остаться с ребятами, но понял, что не смогу.

Теперь мне есть кого защищать, теперь у этого больше смысла.

– Ладно, ребят, мне еще пару дел нужно решить, выбросьте меня где-то тут, – сказал я.

– Ты че, гонишь? Какие у тебя дела? – возмутился Костя.

– Долго рассказывать.

Все начали уговаривать меня остаться.

– Не могу, – ответил я. – Мне правда надо.

Водитель остановился у обочины посреди моста.

– Ладно, спасибо за рейв, – сказал я.

– Давай, боец, до завтра! – улыбнулся Костя и пожал мне руку.

Я обменялся рукопожатием с водителем и вышел из машины. Анжелика выпустила меня и не садилась обратно, внимательно глядя мне в глаза. Ее веснушки горели под желтым фонарным светом.

– Забавный ты, хоть и чудик, – сказала она. – Правда не скажешь, куда пошел?

– Защищать тебя от зла, – ответил я.

Она рассмеялась. Я понял, что хочу слышать этот смех каждый день.

Мы снова поцеловались. Девушка извивалась в моих руках, прижимаясь всем телом. Остаться?

– Ну все, хорош сосаться, – крикнул Костя, – помчали.

Анжелика оторвалась от меня и быстро прыгнула в машину. Все хором со мной попрощались, и колеса шестерки зашелестели по асфальту. Я развернулся и побрел по мосту в обратную сторону. Рев мотора и гулкий бас постепенно удалялись, веселье выветривалось из моей головы, освобождая место мыслям, которых я боялся.

Кадры потасовки всплывали в памяти один за другим, как диафильм. Кулаки, подошвы, испуганные лица, Анжелика, которую швырнули в стену. Выстрел обреза, который каким-то образом оказался не на предохранителе.

Он кричал, невероятно громко кричал. Я рассвирепел и бросился на него. Меня снова оттащили. Увидев кровь, второй противник потерял боевой дух, рейверы взвалили хромающего здоровяка ему на плечи и стали стремительно рассеиваться.

– На хера тебе дробовик? – спросил Костя.

Я лишь ответил, что это не дробовик.

На полу лежал нож-бабочка здоровяка. Костя схватил его, вышел на балкон и, дождавшись, пока наши спарринг-партнеры выйдут из подъезда, швырнул его в них, нож стукнулся о землю рядом с парнями.

Проигрывая в голове эти события, я оказался перед пожелтевшей плитой бетонного забора. Под ногами билось цунами, в ушах гудели раскаты грома. Алкоголь стремился вытеснить сознание как ненужного посредника между сном и телом, но оно отчаянно сопротивлялось. Потянувшись к дыре в ограждении, я с удивлением обнаружил в руке прозрачную полторашку, в которой плескалось что-то розовое. Вишневка. За пару секунд пластиковая тара опустела и полетела в лысые кусты.

Следы, придурок!

Злясь на самого себя, я пошел искать ее. Мои руки щупали мусорную текстуру, пока бутылка сама не выглянула из-за небольшого пня. Потянувшись за ней, я потерял равновесие и начал падать. Удара о землю не последовало.

                                       * * *

Ледяной октябрьский ветер пробирал до костей. Втянув шею в плечи, я бодро шагал в «Панк-хату», едва не срываясь на бег. Настроение было отличным.

«Весь в папашу», – эхом гудели в ушах мамины слова.

Синяки и ссадины, что покрыли меня после вчерашней драки, неприятно ныли. На брюхе настойчиво пульсировал самодельный шов.

«Один в один», – обрывки утренней истерики продолжали метаться по голове.

– Вот уж вряд ли, – ответил я себе под нос, мелко дрожа, – отец не зассал погибать героем.

Из-за поворота показалась родная девятиэтажка. Вместо привычного красного света в окнах «Панк-хаты» была темнота. Бегло поднимаясь по лестнице, я в недоумении вслушивался в тишину. Входная дверь оказалась открытой, изнутри доносились чьи-то голоса и негромкая музыка. Чуть помедлив в нерешительности, я зашел.

Костя и его приятель-гонщик снимали со стены дырявый ковер.

– Здорово! Че делаете? – спросил я.

– Привет, – холодно ответил Костя. – Ковер хотим на пол бросить, кровищу прикрыть. Отмывать добровольцев нет.

На полу раскинула лапы бордовая клякса.

Ночные события промелькнули в голове серией стоп-кадров.

Из мрака соседней комнаты вынырнул Малой. Увидев меня, он харкнул на стену и убежал в подъезд.

– А где все? – спросил я ребят.

– Хех, – Костя выравнивал положение ковра ногой. – Ты всех распугал своим дробовиком.

– Ру…

– Ружьем, ружьем, ага, – перебил меня друг.

– Может, еще подтянется кто-то?

– Не думаю, – Костя не поднимал глаз. – Минут за двадцать до тебя Настюха с Киселем новенькую домой утащили. А без них можно сворачиваться на хрен, тусовки не будет.

– Что за новенькая? – не понял я. – И почему утащили?

– Беженка. То ли из Кореи, то ли из Карелии, хер разберет. Она их этих, – Костя повертел кистью у виска. – Ее аул Алым Восходом накрыло, она как стоп-сигнал увидела, истерить начала. На хера только приперлась, дура.

– Ни хрена себе, – я обернулся к нашему софиту, – а я-то подумал, аккумулятор сел.

Костя не ответил, он старательно избегал со мной зрительного контакта.

Не зная, куда себя деть, я вышел на балкон и расцвел. В углу, опираясь на ограждение, курила укутанная старым пледом Анжелика. Ветер красиво игрался с ее волосами.

– Привет! – я смело подскочил к девушке. – Как дела?

– Ничего, пойдет, – ответила она, глядя на крыши соседних малосемеек, связанные друг с другом паутинками проводов.

Над нами прожужжал косяк грузовых дронов, мы молча проводили их взглядом.

– Классно потусили вчера, – сказал я.

– Думаешь? – Лика бросила на меня взгляд, странно улыбнувшись.

Я нащупал ожог на пальцах, ранка была на месте.

Нет, не приснилось.

– Долго еще гуляли? – спросил я, поникнув.

– Не знаю, часов в семь разошлись.

Как же сложно строить диалог на трезвую голову.

– Смотри, я тебе принес, – сказал я, достав из кармана банку вишневого пива.

– Класс, – девушка схватилась за жестянку, густые ресницы прикрывали ее глаза, – ток я больше в стекле люблю.

Я неуклюже попытался ее поцеловать, но Лика отвернулась и, будто решившись на это в последний момент, подставила щеку. Я быстро прикоснулся к ней губами и тут же отпрянул, оглянувшись на окно «Панк-хаты».

Выдернув пиво из моей ладони, Лика снова отстранилась. Мои руки так и застыли на полпути к ее талии.

– Так мы… – замялся я.

– Что мы?

– Мы не вместе?

Анжелика прыснула.

– Чего? – засмеялась она. – С чего вдруг?

– Ну… как же… – опешил я. – Спасать друг друга… Защищаться от зла…

– Что ж, – девушка не переставала хихикать, – ты определенно меня спасаешь. И, похоже, определенно меня понял.

– И что же я не понял? – обиженно воскликнул я. – Уязвимость от привязанности лечится другой привязанностью, это твои слова.

– Ага. Но только когда кто-то привязан к тебе, а не наоборот, – Анжелика открыла пиво и глотнула. – Чтобы где-то было густо, где-то должно стать пусто, слышал поговорку? Так же и со счастьем. Пока пятеро страдают по шестому, шестой счастлив.

На дно желудка откуда-то рухнул булыжник, по рукам побежала мелкая дрожь.

– Как ты можешь так говорить? – стараясь держать голос ровным, тихо спросил я.

– Не думай об этом, котик, ты слишком хороший, – подмигнула Анжелика.

– Лик, сигареткой угостишь? – на балкон заглянул Костя.

– Не угощу, сама стрельнула. Возьми докури, если хочешь.

– А давай.

Костя перешагнул порог балкона и подошел к нам. Я закипал.

– Дроны военные были, – заявил он.

– С чего ты взял? – раздраженно спросил я.

– Огни на корпусе не горят, а летят высоко.

– Потому что не стемнело еще. Военным коптерам по уставу нельзя над жилыми зданиями летать, – мне хотелось разбить его аргументы, переспорить, задавить, лишь бы он быстрее оставил нас с Ликой вдвоем.

– Ты думаешь, в армейке все строго по правилам? – улыбнулся он.

– Держи, – Анжелика протянула Косте половину сигареты, – никому не говори, что моя.

Девушка поцеловала меня в щеку холодными губами и направилась в комнату.

– Тьфу, блин, это «Беломор», что ли? – воскликнул Костя ей вслед, выдохнув дым. – Где ты эту дрянь отрыла?

– У Олега, – ответила Лика, скрываясь в темноте «Панк-хаты». – Пока, чудики.

Меня будто огрели по затылку. Пазл сложился с громким лязгом. Пару секунд я молчал и не мог поверить в то, что услышал.

– У Олега?! – спросил я Костю, понизив голос. – С которым мы вчера дрались? Он все-таки приходил?

– Тот самый, ага. Хрен его знает, я не видел. Может, на улице пересеклись.

– А откуда она его знает? – спросил я еще тише.

– Они ж мутили, – как ни в чем не бывало ответил Костя, глядя на горизонт.

Мне захотелось перемахнуть через ограждение и полететь навстречу асфальту. Разбиться на тысячи сверкающих осколков, которые подошвы рейверов утром разнесут по всему городу.

Я изо всех сил сжал фенечку на запястье, ногти до боли впились в мякоть ладошек.

Нельзя.

– Мутили?! – переспросил я. – Когда?

– Ну типа пару месяцев уже, как он ее бросил. Она ж на рейвы только после этого стала ходить, ты че, не знал?

– Почему она… – начал я. – Ладно, неважно. Мне пора.

– Бы-ывай, – протянул Костя, так и не повернувшись ко мне.

Быстрым шагом я миновал прокуренные комнаты, разрисованный подъезд и, оказавшись на улице, пошел в сторону соседнего двора, едва не срываясь на бег. Мне хотелось быстрее скрыться из поля зрения «Панк-хаты», убежать, забиться в какую-нибудь крохотную щель и сидеть там до конца дней.

Я случайно пнул тот самый нож-бабочку, который Костя вчера швырнул в наших противников с балкона. На секунду мне стало страшно, что вот-вот мой друг кинет что-то и в меня. Что-то тяжелое, что пробьет мне голову и пригвоздит мое тело к асфальту.

– Уязвим не тот, кто привязан… – продолжал я дрожащим шепотом спорить с пропавшей Анжеликой. – Нельзя быть свободным, делая больно…

В кармане зажужжал телефон.

Мама.

– Да? – раздраженно ответил я.

– Леша… Где ты? – она плакала. – Тут полиция, они говорят, ты стрелял в кого-то. Они все здесь переворачивают, Лешечка.

Ее слова застали меня врасплох.

Куда я спрятал обрез? Патроны? Аптечку со стимуляторами? Где все, что мне осталось от отца?

– Леша! – мамин голос вывел меня из ступора.

Я не успел ответить. За спиной что-то заревело и сбило меня с ног резким ударом под колени.

                                        * * *

Я рухнул на твердую поверхность, ударившись затылком, в глазах брызнули искры. Через секунду меня швырнуло вперед, прокатив по земле. Раздался звук открывающихся автомобильных дверей.

– Ну че, герой, реванш? – раздался знакомый голос.

Он был не один. Правая рука по привычке потянулась за ружьем, но схватилась за пустоту. Теперь я вспомнил, рюкзак спрятан под кроватью, а обрез с патронами – на заброшке. Мысль о бегстве пришла ко мне за секунду до того, как меня опрокинули на асфальт. Со всех сторон посыпались удары.