Узники

В глазах зарябило, символы на ящиках принимались за танец. К горлу подступила тошнота. Меня осенило, это были те же узоры, из которых состоят корабли тварей. Голова становилась тяжелой, вестибулярный аппарат выходил из строя.

– А меня убивать нельзя, я страшные вещи с собой забрал, чтобы больше никто. Больше никто, если я их не сделаю, то никто не сделает, никто. Только я, меня нельзя…

Господи, что Артем все это время говорил?!

Осознание пришло на долю секунды позднее инстинктивного импульса, который швырнул меня в сторону. Обернутый железом кулак скользнул по моему виску, раздирая кожу на кровавые лохмотья. Жгучая боль. Я свалился на одно колено и, оттолкнувшись ногой, попытался оказаться лицом к брату, но споткнулся и упал на спину. Черные брызги полетели во все стороны. От резких движений меня еще сильнее замутило. Он снова попытался ударить меня наотмашь, но не попал.

– Меня-не-надо-я-нужен… – шепотом тараторил брат.

Какого хрена?

Инстинкты взяли управление телом на себя. Где-то под броней по катетеру в кровь пробежали стимуляторы, стремясь успокоить потревоженные инопланетным ребусом нейроны. Ноги уже били Артема под колено, руки раскручивали динамо-машину. Маневр оказался неудачным, брат отшатнулся назад и направил на меня предплечный пулемет. Я каким-то чудом успел прикрыть голову рукой. На груди сработала динамическая защита. Меня прибило к полу, глаза залила черная вода.

Костюм попытался спасти мои барабанные перепонки выстрелом сжатого воздуха, но без шлема это не сработало в полной мере. Погреб заполнился серым дымом, в ушах зазвенело. Теперь пахло только тэном. Рыча и харкаясь черной жижей, я заставил себя встать на ноги, сделал два шага и снова рухнул на колени. Артем валялся в луже прямо передо мной. Половина его лица была под водой, и он, словно рыба на суше, хватал ртом воздух и фыркал носом, чтобы не захлебнуться.

– Ну почему ты не ушел, почему остался? – скороговоркой шептал он, косясь на меня глазом, что был на поверхности. – Я же от тебя спрятался, почему ты не ушел, тут страшные вещи будут, почему ты не ушел, почему…

Я смотрел на него, не понимая, что мне делать дальше. В голове было удивительно пусто от стимуляторов. В глазах щипало. Пулемет Артема снова пополз в мою сторону, и три жала моей динамо-машины аккуратно щелкнули брата по худой шее.

                                        * * *

Через какое-то время я обнаружил себя с полупустой полторашкой в руке копающимся в файлах Артемкиного костюма. Он был заражен. Через три месяца после вторжения твари научились писать компьютерные вирусы, которые показывали пользователям различные символы, сопровождаемые непонятными звуками. Эти психоделические пауэрпоинты сводили людей с ума, заставляя совершать непонятные действия и поступки.

Такой вирус сидел в костюме Артема. Это все объясняло. Побег, убийства, странные разговоры. По щекам у меня текли слезы. Я смотрел на брата поверх крохотного монитора на предплечье. Сейчас он сидел в углу без сознания, свалив голову набок. На его бледном лице, половину которого покрывала корка засохшей черной жижи, не было и тени злости, с которой он пытался застрелить меня. Он был беззащитным.

Что же делать?

– Твою мать, Родин! – разрезал тишину крик Василенко в моих наушниках. – Ты какого хрена не сказал, что он – твой брат?

Он продолжал орать, заливая меня матом, я не слушал. После взрыва активной брони в уши будто натолкали ваты.

– Я тебя понял, сука, ждите раскатовцев по вашу душу! – наконец, выдохнувшись, гавкнул командир и оборвал связь.

Сколько времени я провел, копаясь в септухайских рисунках?

Возможно, бойцы «Раската» уже оцепили село и прочесывают дома.

Подумав еще пару минут, я снял с плеча Настиного дрона, нацарапал несколько строк на внутренних поверхностях его лопастей и вызвал Василенко.

– Старший лейтенант Василенко, – спокойно ответил он.

Издевается.

– Слушай сюда, козел, – зашипел я, – звони кому хочешь, хоть министру обороны, но отзывай на хрен «Раскат», понятно? Иначе во всех крипто-СМИ опубликуют новости о том, что армия РФ казнит своих же солдат вместо того, чтобы лечить. У него костюм заражен, понял ты, сука? И на губу я тоже не пойду, урод. Если хоть что-то со мной или с ним случится, вам всем септоздец. Посылать за нами тоже не надо никого, мы сами вернемся. Тебе все ясно?

– Артем, это ты? – в голосе Василенко было недоумение.

Точно издевается.

– Он сейчас занят, – парировал я.

– Артем, там никого нет…

Не успев ничего спросить, я снова нырнул затылком в черную лужу. Артем кошачьим рывком сбил меня с ног и тут же забрался сверху. Он вцепился в мою нижнюю челюсть и принялся бить меня затылком об удивительно мягкое дно мелкого омута. Мозг запрыгал по черепу. Грязная вода лезла в глаза и уши.

– Почему! Ты! Не! Ушел! Почему! – кричал он.

Перестав колотить мою голову, он принялся ее топить. Теперь жижа проникала в ноздри и в рот, от паники я начал захлебываться. Мерзкий рыбно-бензиновый вкус снова вызвал тошноту. На несколько секунд Артем вытащил мое лицо из воды, вплотную приблизив к своему с криком «почему». Этого мне хватило, чтобы вцепиться зубами в его скулу и, когда он от боли ослабил хватку, сбросить его с себя сильным рывком. Брат схватился за лицо и завыл, я медленно перевернулся на четвереньки и попытался встать. Вставать не хотелось.

– Артемка, – задыхаясь, прохрипел я, – хватит. Пожалуйста.

– Гриш, уйди-и-и, – выл Артем, активируя гранатомет, – уйди-и-и.

Я попытался активировать гранатоловушку и понял, что до сих пор не вывел костюм из спячки.

Твою бать!

На одних гидравлических усилителях я вылетел из погреба. За мной с оглушительным громом вырвался столб дыма и грязи. Затылок рассекло мелкими обжигающими крошками, комнату заволокло черное клубящееся облако.

– Тема! – тут же бросился я обратно к люку, чтобы проверить, пережил ли он этот самоубийственный выстрел.

Оседающий дым перед моими глазами рассекла устремленная в небо очередь пулеметных трассеров. Я отшатнулся назад.

– Живой, сучонок, – прошипел я, выбежав на веранду под свист над головой.

Костюм перезагрузился, я ушел на ускорителях в сторону от линии огня и залег в высокой сухой траве. Отдав гарпуну задачу пробить Артему ногу, я приготовил сетку для тварей и стал ждать, пока он появится на веранде.

Солнце успело зайти за горизонт, пока мы были в погребе. Брат не спешил выходить. Оглушительно тихо, даже писк в травмированных ушах куда-то пропал.

Я внимательно вглядывался в выход из дома. Что-то было не так. Чего-то не хватало.

Занавеска! Крохотный оборванный ее клочок болтался сверху проема. Я вспомнил, что зацепился за нее, когда заходил внутрь, бросил взгляд на плечо и вздрогнул. Она была там. Изодранная и измазанная в черной жиже ткань в темноте походила на ссохшийся кошачий труп. Она крепко запуталась в треугольниках активной брони, будто карабкаясь по ним к моей голове. Меня охватил первобытный ужас. Я потянулся к плечу, чтобы сбросить ее, в этот момент Артем пробил торцевую стену дома и выстрелил из гранатомета. Взрыв прогремел передо мной. В глазах все поплыло, уши заиграли острой болью. Медицинский модуль ввел мне все содержимое своего мини-бара и отстегнулся за ненадобностью.

Острое желание упереться лбом в холодный грунт и полежать так хотя бы пять минут.

Чувства и острота восприятия вернулись, когда Артем бил меня головой о землю.

Наверное, это хорошо. Значит, она все еще на месте.

– Почему! Гриша! Зачем! – кричал он после каждого удара.

Я понял, что очень устал от этого, активировал ускорители и стал подгадывать момент для рывка между ударами. В очередной раз стукнувшись бровями, я начал маневр, но Артем каким-то образом успел среагировать и, пробив плазменным резаком броню на моем панцире, расплавил процессор костюма. Гидравлика перешла в автономный режим, все системы отключились. Мне стало по-настоящему страшно.

– Хватит, Артем! – закричал я из последних сил.

– Не кричи, сказал же, тварей разбудишь. Смотри, чего щас покажу, – брат наклонился ко мне, показывая мониторчик на предплечье.

Там было серо-зеленое изображение со сканера. В двадцати метрах от нас под землей спал здоровенный септоморф.

– Я должен сам. Я им нужен, я здесь нужен, меня на гражданку нельзя, я здесь нужен, – тараторил Артем, когда ему в панцирь прилетел бронебойный патрон.

Короткий взрыв активной брони, брат резко пригнулся, все еще прижимая меня к земле. Еще один выстрел сорвал его противоосколочный воротник.

Снайпер.

Я прикрыл голову руками, не в силах сделать ничего больше. Еще один выстрел по броне Артема.

– Тема, надо бежать на хрен, мы как на ладони! – закричал я ему.

– Щас я им покажу, я же ждал, я же знал, я же тут еще нужен, – затараторил он.

На другом берегу озера раздался взрыв. Я невольно повернул голову, увидев, как поднимаются вверх гейзеры грунта и дыма. Клены вокруг водоема охватило пламя. Артем смотрел в сторону мясорубки с безумным восторгом.

– Артем, ты че наделал-то, – полушепотом сказал я ему. – Это же «Раскат». Тебя точно убьют теперь.

Новый выстрел с другой стороны пробил брату плечо, сбросив его с меня.

Не убивают, хотят взять живым.

– Щас я вам, суки, – прошипел Артем и запустил еще одну цепь детонаций.

С другой стороны озера прогремели новые взрывы. Я машинально опустил голову, но тут же снова ее задрал. Похожая картина – клубы черного дыма и огонь на деревьях. На глазах выступили свежие слезы. Откуда-то с третьей стороны застрекотали пулеметы. Над нашими головами со смертоносным свистом полетели лучи трассеров.

Твою бать, сейчас из минометов херакнут!

– Артем! – заорал я, прижимаясь к земле.

– Я же в заградительном служу, щас я вам, суки! – тараторил брат.

Новый взрыв. На этот раз я не стал смотреть, а быстрым рывком попытался встать на ноги. Мощный удар в затылок пригвоздил меня обратно к земле прежде, чем я поднялся на четвереньки.

                                        * * *

С трудом поднявшись, я опустил глаза, стараясь не пересечься ни с кем взглядом, особенно с противником. Шея саднила от ударов. Рефери суетливо схватил меня за запястье, потянул в центр ринга, в микрофон объявили имя моего соперника, мы пожали руки, и я, все так же не поднимая глаз, отправился в угол.

– Нормально, достойно бился, – ломающимся голосом сказал брат, хватая меня за шею. – Не раскисай.

Никакого расстройства не было, я принял поражение как должное.

– Я и не раскисаю, – ответил я, борясь с одышкой, – не должен.

Брат замолчал.

– Кому?

                                        * * *

Сознание нехотя выбиралось из щелей между извилинами, куда в панике забилось от удара.

– … не вставай, Гриша, не вставай, не иди за мной, я пошел гада будить, не иди, – с надрывом бормотал Артем мне на ухо, – я сам разбужу, и начнутся страшные вещи, но я сам, Гриша, не ходи за мной, прошу…

Неужели все настолько плохо?

Голова раскалывалась, тошнота мешала дышать. Артем встал с меня и направился в сторону деревни, не переставая бормотать себе под нос. Вдалеке снова затрещали пулеметы.

Да сколько их тут, батальон?

Игнорируя боль, я поднялся на четвереньки, меня тут же вырвало. Стало легче, веки потяжелели.

Сотряс, не меньше.

Я медленно повертел головой. Со всех сторон грязные языки пламени насиловали засохшие клены, освещая ночь. Отовсюду доносились пулеметные очереди и стоны трехсотых.

Бред, я не мог их слышать отсюда.

Артем скрылся за углом дома. Только сейчас до меня дошел смысл его слов.

Он шел к спящей твари. Раненые раскатовцы, научный лагерь, у них не будет шансов, если септоморф вырвется.

Я не думал, просто принялся со слезами на глазах делать то, чему учили. Второй заряд «Змея Горыныча» на плечах без всяких капризов развернулся в боевое положение, запускать его вручную было не менее удобно. Опустившись на колено, я отвернулся от траектории полета шнура и изо всех сил зажмурился. Слезы все равно текли через сжатые до боли веки.

– Прости, Артемка… – прошептал я и выпустил заряд.

Громкий выстрел, свист разматывающегося шнура, мгновение тишины.

Взрыв.

Никакой компенсации разницы давлений, костюм мертвый. Несколько секунд после детонации выпали из моего восприятия, я опомнился, каким-то образом стоя на ногах перед густым облаком пыли. В ушах – невидимая вата, по макушке почти бесшумно бил грунтовый град. Запах тэна и сырой земли. Каждую долю секунды мне приходилось искать причину, чтобы не рухнуть обратно на четвереньки. Что-то пробивалось к моим барабанным перепонкам через несуществующий заслон. Я напрягся.

– …горю, Гриша, горю, спаси… – звенел едва уловимый комариный писк Артема.

В голове моментально все прояснилось. Я рванул внутрь пылевого облака, на ходу снимая грудную секцию брони для доступа к патрубкам системы охлаждения. Антифриз радостно брызнул наружу. Споткнувшись на кочке, я задрал голову к небу и замер.

В небе надо мной дрейфовал мертвый кит. Вокруг него клубилась кровь из разорванного брюха, он не спеша пересекал небосвод. Из-за горизонта к нему медленно тянулось уродливое щупальце спрута. Масштаб видения завораживал. Не в силах оторваться, я разливал антифриз себе под ноги. Внутри играла мерзкая тревога. Саму тварь не было видно, но, судя по конечности, она была невероятно огромной. Молниеносным рывком она схватила труп и утащила его за горизонт, небо заполнилось кровавыми облаками.

Не желая быть залитым оседающей кровью, я опустил взгляд в поисках укрытия. Передо мной было поделенное надвое лицо Артема. Половина, покрытая черной коркой, жутко ухмылялась. На другой половине под тонким слоем пыли, напротив, не было никаких эмоций. Я не успел среагировать, усиленный гидравликой костюма кулак пробил мою грудную клетку и уперся во внутреннюю поверхность спинного панциря. Из горла вырвались кровавые брызги, оросив безумный грим Артема красными крапинками. Черная половина его лица продолжала зловеще улыбаться.

И все-таки у нас есть общие черты. Значит, я тоже похож на маму.

В глазах защипало. Во рту – соленая металлическая субстанция. Вдохнуть невозможно.

Кто же тебя теперь прикроет, Артемка?

Пустота.

                                        * * *

– Артем? Слышишь нас, Артем?

Незнакомый голос пробивался через занавески глубокого сна. Вместе с ним пробивалась ужасная головная боль.

Похоже, мне раскроили череп и залили туда раскаленный металл.

Я медленно приоткрыл веки, в левом глазу было бельмо.

Передо мной стоял парень в медицинском халате. Увидев, что я пришел в себя, он оживился и принялся светить мне в зрачки фонариком, что-то бормоча себе под нос. Пошевелиться не получалось, руки и ноги игнорировали сигналы, язык тоже не слушался.

Закончив свои проверки, врач отошел, открыв мне обзор. Мозг быстро сориентировался, я лежал на койке в небольшой палате. Перед кроватью стояла Настя в белом халате, накинутом на плечи, в углу за ней стоял Василенко. Справа позади меня был кто-то еще. Я не видел его, но слышал, как он тяжело дышит и издает тихое металлическое лязганье. Мне стало страшно.

– Ты узнаешь меня? – спросила Настя.

Красавица. Такая, какой я ее себе представлял.

Я моргнул.

– Артем, ты всегда сначала узнаешь только меня, – в ее глазах дрожали слезы. – Но ты никогда мне не веришь.

Почему Артем?

Тихое лязганье справа продолжалось.

– Артем, полгода назад позвонки… то есть твари… они заразили твой костюм и заставили тебя… – Настя запнулась. – Заставили тебя сделать страшные вещи.

– Ты убил своего командира, – грубо вступил в разговор Василенко, сделав несколько шагов ко мне. – Еще двух сослуживцев и взвод «Раската», а родного брата заживо припаял к материнскому кораблю.

Настя резко обернулась к нему, со злостью что-то прошипев. Он не обратил на нее никакого внимания. В его руках появился планшет с фотографиями.

– Шувалов, пятнадцать душ, – Василенко листал фотографии мертвых солдат, – и мой лучший боец, – на экране появился вросший в корабль тварей узник с моим лицом, один в один из моего видения. – Я бы тебя придушил, но у нас тут борьба за твою жопу. Изучают тебя.

Я замычал, пытаясь покачать головой.

Бред.

– Артем, с тех пор у тебя специфическая форма парапсихоза, – сказал врач, – тебе кажется, что ты – это твой брат накануне того, как ты убил его. Так ты постоянно пытаешься остановить самого себя, загладить вину. А видения подыгрывают тебе в этой иллюзии. Ты раз за разом сбегаешь и даешь мозгу повторить эту пластинку.

Клацание справа никак не останавливалось. В глазах защипало.

Я сошел с ума! Это все – галлюцинация.

– Артем, ты понимаешь, что мы говорим? – спросила Настя.

– Кто… Там?.. – едва смог выдавить из себя я, скосив глаза вправо.

Все трое посмотрели в угол комнаты. Настя расплакалась и, зажав нос рукой, выбежала из палаты. Врач вздохнул.

– Там никого, Артем, – разочарованно сказал он.

– Пошли, он не соображает ни хера, – рявкнул ему Василенко и вышел из палаты.

Доктор проверил катетер на моем предплечье и вышел следом. Я остался наедине с лязгающим существом. Когда дверь закрылась и шаги в коридоре затихли, оно медленно приблизилось вплотную ко мне. От него смердело гнилым мясом и бензином. Я видел его темный силуэт периферийным зрением. В ужасе я с большим трудом отвернулся. Шейные позвонки скрипели болью. На стене слева висело большое зеркало, откуда на меня смотрел прикованный к постели Артем. Половина его лица утонула в подушке.

Господи, это не может быть правдой.

За Артемом сидел узник. Из-под покрытой черной грязью кожи всюду торчали оборванные шестигранные трубки, делая его похожим на септухая. Тварь с моим лицом держала в руках спицы и, клацая ими друг о друга, вязала белую занавеску. Вместо кружевного узора на ней были психоделические фракталы септоморфов. Я закричал от ужаса, а Артем в отражении залился истерическим смехом.

2

Внизу лениво растянулся Иртыш. Разогретая на таблетке сухого горючего тушенка провалилась в желудок, не принеся никакого насыщения. Я убрал пустую консервную банку в карман и, уставившись в экран телефона, стал ждать, пока приготовится кофе в термопакете. Статья об изгоях, поклоняющихся пришельцам, не хотела загружаться.

«Леша, ты на парах? Ел?» – выскочило сообщение от мамы.

«Ага, взял с собой сухпай».

Кружочек отправки завертелся под ответом.

Закончив трапезу, я принялся собирать рюкзак, разминая затекшие мышцы. Внизу медленно покачивались лысые ветки тополей. Высота вскружила голову, приглашала к прыжку.

– Нельзя, – сказал я вслух и крепко сжал скрывающую шрамы на запястье фенечку.

Нельзя.

Еще раз осмотрев балкон на предмет следов, я взял в руки самодельный обрез и покинул его.

На сегодня хватит.

Пустой дверной проем вел в обглоданный до бетона саркофаг, которому так и не суждено было стать уютной квартирой. В лабиринте недостроенного подъезда стоял полумрак. Стены украшали матерные художества, пол – бутылки и фантики бич-пакетов.

Повезло ли тем, кто оставил этот мусор, избежать встречи с призраками?

Обойдя пустую лифтовую шахту по широкой дуге, я стал спускаться по лестнице. Свист сквозняка заглушал мои медленные шаги. Восьмой этаж… Седьмой… Пятый… Чем ниже уходили ступени, тем благовиднее становилась лестничная клетка. Стены постепенно окутывала отделка, марши обрамлялись ограждениями. Тревога ослабляла хватку.

Я перестал красться и, ускорив спуск, опустил ружье. Из-за очередного поворота выглянула закрытая дверь первого этажа.

Вот сука. Забыл подпереть?

Сердце разгоняло темп, по задней поверхности шеи пробежала рябь. Где-то наверху раздался непонятный стук.

– Нет! – прошептал я и, прижавшись к стене, направил ствол на пространство между лестничными маршами.

Оттуда звонко упала горсть бетонных крошек, подняв облако пыли. Тишина. Я не дыша выглянул в проем. С последнего этажа за мной следил призрак.

Его мерцающие глаза скрылись во мраке, сверху начал разноситься оглушительный грохот.

Страх взял контроль над телом и швырнул его в закрытую дверь. Пустое пространство первого этажа дезориентировало меня. Кругом были одинокие колонны, из-за которых выглядывали вибрирующие фигуры. Мурашки покинули ареал обитания на шее и разбежались по всему телу, ноги предательски подкосились.

– Твою-мать-твою-мать-твою-мать… – затараторил я после секундного ступора и бросился к ближайшему окну.

Призраки за спиной зашипели и пустились следом. Я стал задыхаться, на глазах выступили слезы. Они догоняли, у затылка клацало и свистело. Рывок, секунда невесомости.

Земля оказалась твердой и холодной. Органы встряхнулись, левый бок напоролся на что-то острое и лопнул, разбрызгав внутренности. В легких образовался вакуум, стягивающий конечности к груди.

Подо мной был мусорный полигон, лицо упиралось в настил из чайных пакетиков и целлофановых мешков. Я поспешил встать и неуклюже пнул себя по животу. Брюхо отозвалось острой болью, под одеждой было что-то твердое размером с кулак.

– Че за херь, – пробормотал я, запустив руку в карман.

Пальцы наткнулись на вскрытую консервную банку и, поборовшись с зацепившейся тканью, вытащили ее на свет. С зазубренных краев крышки капала кровь. Испугавшись, я задрал ветровку и обнаружил на животе уродливую рану. Из-под полупрозрачных лохмотьев кожи выглядывали красные бусины. Меня вывернуло.

– Придурок! – прошипел я, откашлявшись, и швырнул жестянку в пустые окна.

В рюкзаке ждала ампула обезбола.

                                        * * *

Я рассеянно брел через пустые дворы. Лучи закатного солнца проделали брешь в сером оперении туч, окрасив его в розовый цвет.

Красиво.

Впереди шел мой единственный друг Костя с девушками, две Насти и Анжелика. Пространство вокруг стало бархатным, словно его нарисовали акварелью. Алкоголь нежно размазал краски. Ребята щекотали друг друга и громко смеялись. Я смеялся вместе с ними.

Мы шли на «Панк-хату». Так Костя прозвал квартиру в пустой малосемейке, куда каждый вечер набивалась солянка из эвакуированной молодежи. Все они искали там одного – напиться, порейвить под хрипы древнего музыкального центра, потрахаться.

– Ты не задолбался с рюкзаком таскаться? – внезапно прозвучал приятный голос у меня под ухом.

Погруженный в свои мысли, я не заметил, как Анжелика отстала от ребят и поравнялась со мной. В пастельном свете заката веснушки на ее скулах были еще красивее.

– Да просто привычка, – ответил я.

– Он забит же под завязку, – хихикнула девушка, пригубив свое вишневое пиво.

– Да там… Хрень всякая, мне не тяжело.

Почему-то я принялся делать вид, что мне очень интересны фасады пустых хрущевок.

– Ты же где-то рядом живешь? – спросила Анжелика.

– Ага, но не люблю лишний раз домой заходить, – соврал я.

Девушка хмыкнула и снова опрокинула свою бутылку.

Несколько секунд, которые показались мне вечностью, мы шли молча. Мозг усердно корпел над новой темой для диалога.

– Знала, что от пива у женщин может быть бесплодие? – выдал я.

Анжелика прыснула, распылив шипучий напиток, и принялась давиться смехом и кашлем.

От неловкости меня бросило в жар. Я покосился на ребят, испугавшись, что они слышали этот позор. Все трое шли в обнимку и о чем-то болтали.

– Поэтому я его и пью, чудик, – сказала девушка и, залпом допив добрую четверть пол-литровой бутылки, протянула ее мне. – Никому не говори, что моя.

Я покорно взял пустую тару, Анжелика ускорила шаг, чтобы догнать ребят. Не желая запоминать образ уходящей от меня мечты, я тупо уставился на стекляшку, с ее отражения на меня пялилось худое несчастное лицо.

– Анжелика! – крикнул я, сам удивившись своей смелости. В этот раз ребята услышали и обернулись. – А ты почему рюкзак не носишь?

Девушка остановилась и впилась в меня взглядом. Мандраж.

– Меня так не надо называть, – строго сказала она, – тем более орать на всю округу.

– Прости. Не знал.

На моих щеках уже можно было разогревать обед.

– Просто Лика. Или Анжела.

– Понял, босс! – я поднял ладони перед грудью в извиняющемся жесте.

– Мне не нужен рюкзак, я отчислилась, – тихо сказала девушка.

– Прости. Не знал, – снова отчеканил я. – Почему?

Внезапно возникшая необходимость изучить качество асфальта под ногами приковала мой взгляд к земле.

– Не вижу смысла продолжать все это, – ответила девушка. – Скоро отца пересадят в очередную глушь, с корнем вырвав наш благородный семейный сорняк из этой глуши.

– А почему бы вам не остаться, пока он в командировке? – спросил я. – Это же частая история в семьях военных.