Беспечная Медуза

– Информацией, – сказал Харун, и в его сонных янтарных глазах блеснул внезапный, хищный огонек. – Расскажи мне про дверь. Ту, что предлагала мороженое и сомнения. И про то, что за ней было. В деталях. Это… редкий экземпляр разлома. Ловушка-оборотень высшей лиги! Ценный материал для карты! А я, в свою очередь, нарисую тебе путь. Быстро. Пока они, – он кивнул на всадников, уже различимых в деталях (темные кожаные плащи, скрывающие фигуры, маски, напоминающие застывшие лица спящих, стеклянные гарпуны с капсулами, где что-то пульсировало зловещим светом), – не устроили тут верблюжью бойню. А они не любят свидетелей. Особенно картографов.

У Наташи не было выбора. Топот копыт гремел уже в сотне метров, поднимая тучи пыли. Она быстро, сбивчиво, как под дулом пистолета, рассказала о сладком голосе, вихре из теней и зеркал, о фигуре внутри – Ловце Душ с кассовым аппаратом вместо сердца. Харун слушал, кивая, его пальцы быстро двигались, вытаскивая из вещмешка нечто похожее на огромный, пожелтевший лист… кожи? И кусок заостренного черного камня, мерцавшего тусклым багровым светом изнутри.

– Верблюда, – пояснил он, заметив ее вопросительный взгляд. – Старого. Мудрого. Просветленного. Его кожа лучше всего держит чернила из… – он замялся, – …ну, из материала, который есть под рукой. Держи. – Он сунул ей в руки странный теплый камень. Он был тяжелым, пульсировал слабым жаром, как живое сердце.

– Что это? – удивилась Наташа, ощущая странную энергию, исходящую от него.

– Сердцевина метеорита, – буркнул Харун, уже царапая камнем по коже. Линии появлялись не чернильные, а кроваво-красные, извилистые, будто жилы. – Упавшего не куда-нибудь, а прямо в сон семи суфийских монахов. Очень концентрированная энергия сновидений. Сосредоточься на своем ощущении пути к Берегу. На компас в ладони. И думай о страхе перед ними! – Он кивнул на всадников, уже влетавших в оазис. – Энергия страха – отличный катализатор для точности!

Наташа сжала теплый, пульсирующий камень, глядя на свою светящуюся ладонь. Она думала о востоке. О леденящем страхе, сжимавшем грудь при виде темных фигур и стеклянных гарпунов. О странном шорохе разломов. Камень в ее руке загудел, как разбуженный улей. Линии на коже под камнем Харуна заискрились, стали объемными, выпуклыми, как живые реки на рельефной карте!

– Отлично! – прошептал картограф, его пальцы летали. – Дай-ка еще капельку… воспоминания о той Воде. Чистой. Из разлома. Ее вкус, ее холод!

Наташа вспомнила ледяную чистоту, вкус вечности, взрыв ясности. Камень дрогнул, и на карте, у символа, похожего на оазис, появилась крошечная, но яркая синяя капля, как драгоценный сапфир.

В этот момент первый всадник ворвался в оазис! Его конь вздыбился, темный плащ развевался, как крыло ночи. Он поднял стеклянный гарпун, нацелив его на Наташу. Зеленый огонек в капсуле замигал угрожающе. Его маска – застывшее лицо спящего – казалась жутко безжизненной.

– Готово! – крикнул Харун, вырывая камень из рук Наташи и суя ей в руки кожаную карту. Она была теплой, пульсировала в такт ее сердцу! – Беги к верблюдам! К бежевому! Он меньше спит! Держись за горб и КРИЧИ «ЙАХХХ!» как можно громче и нелепее! Он терпеть не может нелепость, это его будит лучше кофе!

Наташа не раздумывала. Она бросилась к верблюдам. Бежевый верблюд (Граф Плевок, как мысленно окрестила его Наташа) действительно смотрел менее сонно, он с глухим ворчанием жевал колючку, наблюдая за суетой с видом аристократа на базаре. Наташа вскочила, ухватившись за горб (теплый, колючий от грубой шерсти), и изо всех легких, сорвав голос, заорала:

– ЙААААХХХХХ!!! ВСТАВАЙ, ТЫ МЕШОК С СЕНОМ С НОГАМИ! ПОЕХАЛИ К МОРЮ, ГДЕ СКЕЛЕТЫ КУПАЮТСЯ В ЛУННОМ СВЕТЕ! ЙАХХХ!!! ТРОГАЙСЯ, ПУЗАСТЫЙ ДИВАН НА КОПЫТАХ!

Верблюд взвыл. Не от страха. От возмущения и оскорбленного достоинства. Он плюнул огромной, вонючей жвачкой из пережеванных колючек прямо в морду ближайшему всаднику (тот зашипел, как кошка, отшатнувшись, гарпун выстрелил мимо) и рванул с места так, что Наташа едва удержалась, вцепившись в горб. Камни летели из-под его широких копыт, как снаряды. Харун, уже ловко усевшийся на своем рыжем верблюде, догонял их, смеясь как сумасшедший, его тюрбан развевался.

– Молодец! Он тебя возненавидел всем верблюжьим сердцем! Значит, понесет быстро, лишь бы подальше от твоего голоса! Держи карту крепче! И не потеряй осколок! Он пригодится на Спящей Дюне! Там без него – никуда!

Охотники рванули в погоню, выкрикивая что-то хриплое и непонятное. Но верблюды Харуна, разбуженные оскорблениями и подпитанные адреналином Наташиного страха, неслись с невероятной, почти неверблюжьей скоростью. Пустыня превратилась в золотисто-серую полосу за спиной. Наташа, стиснув зубы, держалась за горб, в одной руке сжимая пульсирующую кожаную карту, в другой – осколок стекла, который вдруг стал теплым, как живое существо.

Карта Харуна. Пульсирующая Реальность в Кожаной Обложке

Это был не просто кусок верблюжьей кожи. Это была живая, дышащая схема Пограничья. Красные линии путей пульсировали, как вены под кожей. Крошечная синяя капелька (озеро Сомнамбул) медленно, но верно перемещалась по карте, отмечая их текущее положение в реальном времени. Впереди, на востоке, горела тревожная, мигающая черная метка – Берег Скелетов. От нее, как щупальца спрута, расходились тонкие, ядовито-зеленые нити – ловушки Охотников. Одна такая нить тянулась прямо к их недавнему оазису и теперь петляла позади, теряя их след. Харун нарисовал им альтернативный путь – зигзаг из серебристых точек, огибающий самые густые скопления зеленых нитей. Рядом с одной из ближайших точек было написано крошечными, бисерными буквами: «Спящая Дюна. Пройти до заката. Шепот – игнорировать. Песок съедает медлительных и сомневающихся.»

– Держись курса по серебру! – крикнул Харун, понукая своего рыжего верблюда. Его сонность как ветром сдуло, лицо светилось азартом первооткрывателя. – И следи за синей каплей! Она наша путеводная звезда! А теперь… – он обернулся к преследователям, которые отставали, но упорно держались, словно голодные псы, – …пора их запутать окончательно! Держись крепче, Пижамная Капитанша!

Он что-то вынул из вещмешка – маленький, бархатный мешочек, туго набитый чем-то, что светилось изнутри мягким розовым светом.

– Песок Сновидений! – объяснил он, развязывая мешочек. – Щепотка – для легкой дремы. Горсть… – он сощурился, оценивая расстояние до преследователей, – …для эпического кошмара наяву! Ловите, твари, подарок от Харуна Картографа!

Он швырнул целую горсть песка назад, в сторону всадников. Песок не упал на землю. Он взорвался розовой дымкой, которая мгновенно разрослась в гигантский, бурлящий, осязаемый мираж: целую армию разъяренных, пижамных сов (точь-в-точь как на Наташиной пижаме!), размером с лошадь, несущихся на охотников с оглушительным, пронзительным улюлюканьем! Охотники в панике смешались, кони взбрыкивали, гарпуны стреляли впустую в розовую, неосязаемую иллюзию, которая лишь смеялась над ними жутким совиным хохотом.