Грех

Пейзаж был настолько однообразен, что Алёнка начала клевать носом. Она пыталась держать глаза открытыми, но сон её окончательно сморил, и она уронила голову на грудь. Когда Алёна открыла осоловевшие со сна глаза и непонимающе уставилась перед собой, за окном опускались сумерки, частокол густого леса темнел с обеих сторон. Автобус стоял, кабина была пуста. Алёна подхватила сумку и выскочила из салона. Из-под кузова виднелись две ноги, обутые в стоптанные кеды без шнурков, рядом стоял ящик с инструментами. Водитель ругался.

– Извините, – вежливо начала Алёнка. – Скоро поедем?

– Поедешь тут, ага, – зло проворчал водитель. – Похоже, движок навернулся. – Алёне это ни о чем не говорило, она подождала ещё немного, может, водитель пояснит, но он, кряхтя и ругаясь, продолжал копошиться.

– А это надолго? – спросила Алёна.

– Да, можно сказать навсегда, – водитель невесело хохотнул. – Ты, красавица, посмотри налево. Тропинку видишь? – Присмотревшись, Алёнка действительно увидела еле заметную тропинку, убегающую вглубь чащобы.

– Вижу, – ответила Алёнка.

– Так вот, иди по ней, через полчаса будешь в Прасковеевке. – Алёнка сглотнула. «Идти через лес по темноте? Ну, уж нет». – Водитель, словно почувствовав замешательство Алёны, добавил: – Да ты не боись, местные тут даже ночью ходят, не заблудишься. Иначе придётся ночь в автобусе провести.

– Спасибо, – поблагодарила водителя Алёнка и двинулась в указанном направлении.

– Выздоравливай, – пожелал ей водитель на прощание.

Тропинка терялась в темноте леса. Алёна нетвёрдо ступила на утоптанную траву. Страх сковал члены, подступил к горлу, заставляя сердце биться о ребра. Она сделала несколько глубоких вдохов – не помогло. «Успокойся, дыши глубже», – безуспешно шептала она себе. Деревья сомкнулись над головой, заключив Алёну в некое подобие кокона. Она в панике оглянулась, тропинки позади было не видно, только живой тёмный коридор, теряющийся вдалеке. Выбора не оставалось – только идти вперёд.

В лесу было совсем тихо, не шумела листва, не было слышно птичьих трелей, не ухала испуганно сова, не хрустели под ногами веточки, ни один звук не нарушал сонного безмолвия. «Я сплю, – осенило Алёну, – сейчас я проснусь». Она зажмурилась, открыла глаза, ничего не изменилось – те же, застывшие в беззвучии деревья. Тьма сгущалась, Алёна напрягала зрение, чтобы не выпустить из вида тропинку, но упрямо продолжала идти, двигаясь замедленно, словно в ночном кошмаре. Из глубины наползал туман, как будто невидимая рука включила спецэффекты. Теперь иллюзия, что Алёна идёт сквозь вату, стала полной. Она слышала лишь свое сбившееся от долгой ходьбы дыхание, да трепыхавшееся раненой птицей сердце. Чтобы немного успокоиться, стала считать шаги: «Один, два, три», но слова, произнесенные вслух, звучали приглушенно, как из бочки. Стало ещё страшнее, и Алёна стала считать про себя.

Она не знала, как долго шла: час, два или весь день, ног от усталости она уже не чувствовала. «Да я, наверное, умерла», – молнией пронзила Алёнку мысль. Только она так подумала, как лес резко кончился, и она вынырнула из темноты на залитую солнцем полянку. Алёна аж вздрогнула от неожиданности. «Неужели мне все это привиделось: лес, туман»? Она оглянулась: позади шумели деревья, лес, как лес, весело галдели птицы, стрекотали кузнечики, глухо ухала сова. Алёнка провела рукой по лицу, чтобы избавиться от наваждения.

Если бы не дрожащие от напряжения ноги и не слабость во всем теле, она бы точно подумала, что сошла с ума. «А это странный водитель, – вспомнила Алёна. – Что он пожелал мне на прощание? Выздороветь? Но откуда он знал?» Вопросов было больше, чем ответов. На краю поляны стоял небольшой бревенчатый дом. Собрав последние силы, Алёна подошла ближе. На пороге сидел мужчина в белых одеждах и что-то строгал.

– Здравствуйте, – неуверенно произнесла Алёна. Он поднял голову, из-под косматых бровей на неё смотрели не по-стариковски голубые глаза. У Алёнки перехватило дыхание, на неё смотрел знакомый старик.

– Ну, здравствуй, – поздоровался он в ответ. – Пришла, значит. Устала, поди, с дороги. Ты садись, отдохни чуток, скоро чаевничать будем. Алёна уселась рядышком и с интересом смотрела, как старик вытачивает из дерева свисток в виде птицы. В корзине чуть поодаль уже лежали штук двадцать таких же птичек.

– Как у вас ловко выходит, – искренне восхитилась Алёна, невольно залюбовавшись отточенными движениями крепких рук.

– Да, вот, детвору местную развлекаю, они мне в ответ то яиц, то мёда, то молока, и мне хорошо, и им, – смущаясь, произнёс дед.

– Ой, – спохватилась Алёна. – У меня же денег нет. Как же я вас отблагодарю?

– Руки-ноги целы? Ну, вот и отблагодаришь, – заключил дед. – Меня Лука величают, можешь дед Лука звать.

– А меня Алёна.

– Ну, что, – крякнул дед Лука, поднимаясь на ноги. – На сегодня хватит, завтра на рынок пойдём, гостиницы раздадим, а сейчас чай пошли пить, что-то притомился я. – Он с удовольствием разминал затекшие члены. – Входи, не стесняйся, запоминай, где что лежит, скоро ты будешь хозяйничать.

Алёнка вошла и с интересом огляделась. Внутри была всего одна комната, большую часть которой занимала солидная беленая печь. Убранство было нехитрым: кровать, стол со стульями, на двух маленьких оконцах белые занавески, в углу образок с лампадкой.

– Вода в колодце, – дед Лука показал Алёне из окна. – Раз в неделю топлю баню. По утрам водой колодезной обливаюсь и тебе советую. Вся скверна в землю уходит. Здесь сахар, чай, соль. Припасы все в подполе, – дед приподнял вышитый коврик на полу и продемонстрировал крышку с кольцом. Разберёшься, в общем. Чай из самовара пила?

– Не доводилось, – Алёна.

– Вот и попробуешь.

Большой пузатый самовар стоял на столе. Дед Лука принёс из колодца ведро воды, наполнил чашу самовара почти до краёв, потом достал из-под печи несколько лучин, поджёг спичками несколько и бросил в «топку». Самовар ожил, запел.

– Подай-ка заварку, – скомандовал дед. Алёна проворно подала чайник, дед разлил в кружки заварку, налил из носика самовара кипятка, Алёна по просьбе деда принесла из подвала кусок сыра, каравай свежего хлеба, связку баранок, банку варенья и меда. Алёнка почувствовала, что проголодалась. Чинно сели за стол. Дед Лука сложил ладони домиком, прикрыл глаза и затянул молитву. Алёна сделала то же самое, только молча слушала, повторила за дедом «Аминь».

Никогда ещё Алёна не пила такого вкусного, ароматного чая. Она даже зажмурилась от удовольствия.

– Авось и распарит кручину хлебнувшая чаю душа, – процитировал дед Лука. – Знаешь, кому эти мудрые слова принадлежат? – Алёна покачала головой. – Александру Блоку, хорошо сказал, – дед хлопнул себя рукой по ляжке. – Ты тут приберись, да отдыхай, вижу, умаялась с дороги. А у меня кое-какие дела есть.

Алёна убрала продукты обратно в подпол, взяла по велению деда на улице жестяной таз, сложила чашки, блюдца, вынесла на улицу, сполоснула водой из колодца. Тут увидела, что кто-то идёт, юркнула в дом и затаилась за занавеской.

К дому подошёл мужик в белых полотняных штанах, в белой же рубахе, подпоясанной кушаком, на ногах – сапоги, на голове – картуз. Подивилась Алёнка такому наряду. «Может, у них тут так принято или мужик чудной какой?» Дед Лука вышел ему навстречу, мужик снял картуз, обнажив чёрные курчавые волосы, поклонился в пояс, они о чем-то говорили, потом дед вынес из бани пучок трав, протянул мужику. Тот взял, отдав деду взамен небольшой мешочек и двинулся по направлению к лесу. Дед направился к дому, и Алёнка сделала вид, что перебирает что-то на столе.

– Авдей приходил, – сообщил дед. – Корова у него занемогла, просил помочь, яиц нам принёс. Да ты и сама видела, что я тебе рассказываю? – «Откуда он знает?» – удивилась Алёна, но виду не подала. – Завтра с утра на базар пойдём, детишкам свистульки раздадим, а как жара спадёт, отправимся травы собирать, тебя лечить. Спать на печи будешь, я стар уже, не заберусь. – Алёнка с сомнением оглядела крепкую фигуру без намёка на дряхлость.

Едва коснувшись подушки, провалилась в сон. Когда проснулась, деда рядом не было. Услышала его тяжёлую поступь за окном и успокоилась. Сладко потянулась, зевнула.

– Встала уже? – полуутвердительно сказал дед Лука, увидав Алёну на крыльце. – Как спалось?

– Спасибо, дедушка, хорошо, давно так сладко не спала, – улыбнулась Алёна.

– Ну, что ж, я рад, а я тебе одежку кой-какую приготовил. Негоже здесь в городском ходить, не поймут. – Дед Лука протянул Алёне длинный голубой сарафан, белую рубаху, ленту.

– А лента зачем? – удивилась Алёна, принимая из рук деда платье.

– Косу заплети, – велел дед. – Вот ведро, омойся, я пока поесть нам приготовлю. – Алёна кивнула, запоздало сказала:

– Спасибо. – Дед скрылся в доме, а Алёна быстро скинула одежду и, недолго думая, опрокинула на себя ведро ледяной воды. – Ой, – вырвалось у неё, когда вода обожгла непривыкшую кожу. Алёна быстро-быстро вытерлась полотенцем, натянула рубаху, сверху сарафан, вплела в косу голубую ленту.

– Так-то лучше, – похвалил дед Лука. – Садись, помолимся, поедим, да отправимся в дорогу.

На столе стояла густая деревенская сметана, в миске лежал творог, рядом два яйца и оставшийся после вчерашней трапезы хлеб.

До базара шли пешком, все через тот же опостылевший лес, слава богу, что в этот раз он был приветлив и дружелюбен. Несмотря на палку деда Луки, на которую он периодически опирался, Алёна еле за ним успевала. Перед самым выходом дед выдал Алёне… кто бы мог подумать, лапти со словами:

– Обувайся.

– Лапти? – воскликнула Алёна. – Вы шутите?

– Ничуть, обувайся, иначе ничего не успеем.

Дед показал Алёне, как намотать на ноги обмотки, и Алёна послушно сунула ноги в непривычную для неё обувку. Дед Лука был уже у самой кромки леса.

– Догоняй, – бросил он и исчез среди деревьев.

Алёна бросилась следом. Так и шли: впереди дед Лука, позади запыхавшаяся Алёна.

Вскоре вышли в город, везде грунтовые дороги и ни одной машины, мимо оторопевшей Алёны проехала телега, запряженная лошадью, мужик хлестнул плетью, подгоняя животное: «Ну, пошла, окаянная», прошла баба в похожем на Аленин сарафан, с коромыслом, в грязи на обочине довольно хрюкала толстая свинья, рядом тоненько повизгивали поросята. Она остановилась, открыв рот, спохватилась только когда заметила, что дед довольно далеко ушёл. Алёна бросилась его догонять и чуть не попала под копыта.

– Куда прешь, горемычная, – прикрикнул мужик.

– Ой, простите, пожалуйста, – извинилась перепуганная Алёнка. Дед стоял на противоположной стороне и качал головой.

– Ты тут поосторожней, – предупредил он. Алёнка кивнула.

Они словно оказались среди декораций к историческому фильму. Подходили к центру города, если это можно было назвать городом – людей стало заметно больше, пару раз в каретах проехали знатные дамы в богатых платьях, то и дело попадались офицеры в форме царской армии, сновали ребятишки, продававшие свежие газеты, леденцы на палочке, гордо шествовал коробейник с ленточками, тканями, книгами, чинно проехал важный городовой с залихвацки подкрученными усами.

Алёнка узнала его по характерной фуражке. Базар можно было услышать издалека, такой стоял вокруг шум и гвалт. При входе продавали домашний скот и птицу: визжали свиньи, мычали коровы, блеяли овцы, кулдыкали горделивые индюки, кудахтали куры, орал дурным голосом петух, дальше начинались продовольственные ряды, туда-то дед Лука и двинулся со своей корзиной, полной свистулек. Деда везде знали и привечали, протягивали сыр, масло, молоко, хлеб и пряники, сахар и соль. Он в ответ одаривал свистулькой. Со всеми дед вёл диалог, знал всех домочадцев и даже поимённо скот.

– Ну, здравствуй, Лукерья, как муж поживает, на ногу не жалуется?

– Здравствуй, Лука Фомич, благодарствую, как твоей травки попил, как рукой сняло, тьфу… тьфу.

– Ну, слава богу, Лукерья, а детишки как? Не хворают?

– Младшой, Макарка, кашляет что-то.

– Так приводи его ко мне, вылечим, – предлагал дед Лука.

– Обязательно, Лука Фомич, куда же нам ещё податься, ежели не к вам?! Вот, сыра отведайте, свежий совсем, вчера сварила, да девицу угостите, – торговки хитрыми глазами смотрели на Алёнку, гадая, кем она Фомичу приходится. Дед её всем представлял, Алёна кивала в знак приветствия головой, не решаясь вступить в диалог.

– Племяшка моя, Алёнка.

– Надолго к нам? – вопрошали бабы.

– Пока на месяц, а там видно будет, – отвечал дед за Алёну.

– А вы домой? – спросила одна из торговок.

– Домой, Алёнка устала уж, поди, – вздохнул хитрый дед.

– Так мой Коля мигом вас домчит, обождите, щас я его крикну, лаботрясничает, все одно, а тут хоть дело есть, – заполошная баба убежала искать Кольку, дед Лука с Алёной остались ждать.

Из-за поворота показалась торговка с Колей, оказавшимся длинным, нескладным подростком с патлатой головой. Он хмуро глянул на ожидавшую его компанию, поздоровался под бурчание матери.

– Нет, вы только гляньте на него, мать тут батрачит весь день, а он прохлаждается, насилу нашла, – сварливым голосом отчитывала торговка сына. – У, окаянный, глаза б мои тебя не видели, – она потрясла внушительным кулаком.

– Ты, Матрена, говори, да не заговаривайся, – приструнил дед Лука торговку, – молодо, зелено, вырастит, образумится, семью заведёт, детишек, да, Николай?

Колька, почувствовав поддержку, приосанился:

– А я чо, – он шмыгнул носом. – Я ж от работы не отлыниваю, просто минутка свободная выдалась, я вот…

– Минутка у него, видите-ли, выдалась, – передразнила Матрена. – Отвезешь деда Луку с племянницей куда скажут, – напутствовала она сына. – Корзина у них, вишь, тяжёлая, не унести.

– Да я за радость, – засмущался Колька, встретившись глазами с Алёной.

Обратно ехали с относительным комфортом. Это был Алёнин первый опыт езды в телеге, не совсем приятный, но все ж лучше, чем пешком топать, ещё и с тяжеленной корзиной. Вернулись как раз к обеду, у Алёнки уже урчало в животе и гудели ноги. В последние пару дней было столько событий, что она даже позабыла, для чего приехала.

Отобедав, дед Лука завалился на кровать и сразу же захрапел. Алёна поворочалась с боку на бок на печи, сна было ни в одном глазу. Тогда она тихонько сползла с полати, выскользнула на улицу и присела на порог.

Снаружи была благодать: стоявшее в зените солнце не обжигало, а лишь ласково касалось кожи, перешептывались деревья, роняя на землю покрывшиеся патиной листья, галдела птичья братия, вдруг Алёна среди трескотни уловила кукование кукушки.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросила она и затаилась, ожидая «вердикт». – Один, два, три, – на шестидесяти Алёна сбилась.

На душе впервые с того момента, как поставили диагноз, было хорошо и спокойно. Алёнка задрала голову, подставляя солнцу бледную кожу и блаженно жмурясь, улыбнулась. Она верила, что всё будет хорошо. Кукушка не даст соврать.

Вскоре не порог вышел выспавшийся дед, широко зевнул, потянулся.

– А ты чего не прикорнула? – спросил он Алёнку.

– Да чего-то не спится.

– Эх, молодёжь, все им не спится, – проворчал дед. – Ладно, собирайся.

Снова углубились в лес, только в противоположную от города сторону. Среди деревьев было прохладно, лучи солнца застревали в паутине высоких крон, не доставая до земли. Тропинка виляла среди высоких папоротников, то взбираясь на холм, то сбегая в лощину.

– Дедушка, давай отдохнём, совсем я выбилась из сил, – попросила Алёна.

– Ну, давай, идти нам ещё долго. – Они привалились спинами к стволу, Алёна пыталась восстановить дыхание. – И часто приходится столько ходить? – Поинтересовалась она.

– Постоянно, – ответил дед. – Ты крещеная? – Вдруг спросил он.

– Нет, – Алёна напряглась.

– Что ж так?

– А кто бы меня крестил? Мать рано умерла, тётка забрала к себе, а ей не до меня, своих дел хватает, – ответила Алёна.

– Значит завтра пойдём в церковь… – Начал дед Лука, но Алёна его перебила.

– Не пойду, – твёрдо ответила она. – Нечего мне там делать.

– Вот потому и болеешь, – поцокал языком дед, – что веры нет, а когда сосуд пустой, туда любая скверна проникнуть может.

– Ну и пусть, все равно не пойду, – упорствовала Алёна.

– Нельзя человеку без веры, – напутствовал дед. – Без веры человек что слепой кутёнок.

– Где же был твой бог, почему маму так рано забрал? – На глазах Алёны выступили злые слезы.

– Значит, так надо было, – спокойно ответил дед Лука. – Судьба, у неё, видать такая. Ей там хорошо, – мечтательно добавил он, подняв голову, – там всем хорошо.

– А обо мне твой бог подумал? – Алёна почти кричала. – Я же никому не нужна, одна, всю жизнь одна, – она зарыдала.

– Ну, ну, девочка, – дед гладил Алёну по спине, – поплачь, поплачь, слёзы гнев вымывают. – Пойдём? – Осторожно спросил дед, когда рыдания стихли.

– Пошли, – согласилась Алёна, поднимаясь.

Деревья стали редеть, и Алёна с дедом вышли на большую цветущую поляну. Аромат стоял такой, что у Алёнки закружилась голова. Дед, бубня себе под нос названия нужных трав, приступил к сбору. Алёнка легла на землю, раскинула в стороны руки, и стала рассматривать облака. Вот появились очертания парусов, вот чья-то озорная улыбающаяся мордашка, а вот проплыла большая зубастая пасть. Занятие оказалось таким увлекательным, особенно если занимаешься этим впервые. «А вдруг мама её видит и машет ей сверху рукой»? Алёна помахала в ответ. Над Алёной нависло бородатое лицо деда Луки.

– Ну, что, пошли, девонька? Отправляться пора, а то здесь заночевать придётся.

В лесу стало ещё прохладнее и темнее, тропинка знакомо петляла между высокими деревьями и папоротниками, забираясь все глубже в чащу. Вдруг Алёна заприметила малинник, выхватила у деда корзину и вприпрыжку бросилась к ароматным кустам.

– Смотри, девочка, мишки тоже малину любят, – крикнул дед Лука вслед, да кто бы его слушал.

Алёна одну ягодку клала в рот, другую в корзину, приговаривая:

– Кувшинчик. Дудочка.

Вдруг среди кустов показалась чья-то мохнатая морда, до боли похожая на медвежью. От страха Алёна забыла, как дышать.

– Ой, выдохнула она. – Медведь заинтересованно двинулся к новому объекту.

Алёнка мысленно простилась с жизнью. Вдруг раздался свист, и медведь бросился на звук. Расширившимися от ужаса глазами Алёна наблюдала, как косолапый со всех ног бежит к деду Луке. Она зажмурилась, чтобы не видеть страшного конца. Но в лесу было по-прежнему тихо, не считая привычных для леса звуков. Алёна решилась осторожно открыть один глаз и охнула от изумления. Медведь тыкался огромной лобастой головой в руку деда, а тот, ласково что-то приговаривая, трепал зверя по холке. Алёна так и стояла, открыв рот.

– Иди сюда, – позвал дед Лука, но Аленка только помотала головой.

– А он что, дрессированный? – осторожно спросила Алёна, когда обрела способность говорить.

– Звери, что люди, – ответил дед. – Ласку любят, подход к ним нужен. – Алёна промолчала.

Домой вернулись уже затемно, дед пошел развешивать новые травы в предбаннике, потом вошел в избу с пучком и разжег самовар. Долго возился, что-то нашептывая, Алёна слышала обрывки молитв.

– На, выпей, только сразу пей, залпом. – Дед протянул Алёне чашку с остывшим зельем.

Алёна с сомнением понюхала, поморщилась, выпила, как дед Лука велел, закашлялась.

– Фу, гадость какая, – выдавила она.

– Гадость, не гадость, а хворь выгонит, только не сразу. Время нужно. Ну, ладно, спать пора. – Дед задул свечу и лег в кровать.

Алёнка лежала на печи, глядя на ущербную луну и сама не заметила, как провалилась в сон без сновидений.

Дед Лука и Алёнка жили дружно, она помогала по хозяйству: стирала в реке белье, научилась готовить в печи и часто угощала деда разными вкусностями, типа пирогов и булок, убирала в доме, дед, в свою очередь, принимал больных людей и даже животных, поил Алёну отваром. Часто ходили в лес, собирали грибы, ягоды и травы. Дед учил Алёну, какая трава от чего помогает:

– Смотри, это горечавка – спасает от кашля и когда суставы болят, а это – зверобой – его пьют, когда живот болит, – напутствовал дед, – а это пустырник – заваривают, когда человек нервничает, чтобы успокоиться. Ну, и молитва, само собой, без молитвы никуда.

Алёнка внимательно слушала, какие-то травы она уже могла отличать самостоятельно, какие-то с помощью деда Луки. Вот только с молитвой была не согласна, но помалкивала, с дедом не спорила.

Лес окрасился в красно-жёлтые тона, золотился папоротник, побурела трава на полянке, ночи становились всё длиннее и прохладнее. Дед Лука и Алёна регулярно топили печь, пили у окошка горячий, напоенный ароматами полевых трав чай, любуясь яркими красками осени.

Алёна забыла свою прошлую жизнь, словно дурной сон. Ей казалось, она всегда жила здесь, на опушке, в окружении величественных лесов, с радостью дарящих людям свои щедроты. Здесь, где каждый последующий день был похож на предыдущий, Алёна обрела долгожданный покой и надёжное плечо. Счастье было бы полным, если бы не болезнь. Она исподволь подтачивала силы, лишала надежды. Дед Лука поменялся с Алёной местами, теперь она всё больше лежала, а дед выполнял почти все обязанности по дому. Алёна чувствовала неловкость, пыталась подняться, чтобы помочь.

– Лежи, лежи, – настаивал дед. – Это все хворь выходит.

– Зачем вы со мной возитесь? – слабым голосом спрашивала Алёна.

– Бог велел, – отвечал дед Лука. – Предназначение свое ты ещё не выполнила.

– Какое предназначение? – пыталась выяснить Алёна.

– Придёт время, узнаешь, а сейчас тебе надо лежать, набираться сил, они тебе понадобятся для борьбы с болезнью.

Вскоре Алёна перестала сопротивляться, не осталось сил, могла только сидеть и лежать. Она с тоской смотрела в окно на обнажённые деревья, растерявшие все листья. Они скорбно качались на ветру, словно шепча: «Алёна, тебе не пережить зимы».

Она и сама это понимала, но не винила деда Луку, что не смог её вылечить. Наоборот, была благодарна за заботу, за те счастливые мгновения, что он ей подарил, скрасив последние дни.

Когда на остывшую землю опустились первые робкие белые пушинки, Алёнка окончательно слегла. У неё был сильный жар, она то и дело проваливалась в небытие, лишь изредка приходя в себя. Когда наступали всё более редкие моменты просветления, Алёна чувствовала заботливые руки, прикладывавшие холодное полотенце ко лбу, обтиравшие её исхудавшее, страдающее тело, поившие её водой или бульоном.

– Спасибо, – шептала она и снова впадала в беспамятство.

Когда снег начал сходить, напитывая страждущую землю влагой, Алёнка окончательно пришла в себя. Она с удивлением отметила, что ещё жива, может шевелить руками-ногами и даже относительно неплохо себя чувствует.

– Очнулась? – улыбнулся дед Лука всеми своими морщинками.

– Я жива? – спросила Алёнка.

– А как же, – ответил дед Лука. – Жива и здорова.

– Здорова? – эхом повторила Алёна. – Спасибо вам.

– Не мне, богу, – дед указал узловатым пальцем на потолок и перекрестился.

Алёнка осталась при своём мнении, но смолчала. Она была совсем слаба, правда, ела всё, что приносил дед, с большим аппетитом.

– Ешь, силы восстанавливай, – приговаривал дед.

Когда из-под земли показали свои нежные головки первые подснежники, уступив место проливным дождям, Алёнка стала потихоньку вставать, дед Лука помогал ей сделать первые шаги.

– Ничего, ничего, восстановишься быстро, организм молодой, здоровый, – говорил дед, водя Алёнку по комнате.

Она быстро выдыхалась и обессиленно валилась на кровать, которую дед Лука ей давно любезно уступил, хватая ртом воздух.

Когда нежные подснежники уступили место жизнерадостным крокусам, Алёнка впервые вышла на порог и полной грудью вдохнула холодный влажный воздух.

– Господи, как же хорошо жить, – крикнула она. Дед Лука улыбнулся:

– Вот и Господа нашего вспомнила, а то – не верю, не верю.

Алёнка была так счастлива, что лишь тихонько рассмеялась. Она-то знала кто её истинный спаситель!

Постепенно Алёна стала выходить из дома, помогать деду Луке по хозяйству.