Свет в глазах: Наследники света

– У нас проблемы, – выпалила она. – Большие проблемы. Я видела будущее множество вариантов, но все ведут к одному.

– К чему? – напряглась Эмма.

– К войне. Не обычной войне – к конфликту между теми, кто принимает эволюцию человечества, и теми, кто хочет её остановить. И в центре всего – Лила.

Кай вбежал следом, размахивая планшетом.

– Срочные новости из трёх столиц! Сенат США принял резолюцию о "защите генетической чистоты". Китай закрыл границы для всех носителей паранормальных способностей. А в России создают "центры адаптации" для детей эха.

Лила вдруг заплакала – не обычным детским плачем, а звуком, который заставил задрожать стёкла в окнах. По всему зданию замигали аварийные огни: системы безопасности среагировали на резкий всплеск энергии.

– Они хотят разделить маленьких звёздочек, – всхлипнула девочка. – Им будет одиноко!

Эмма взяла дочь на руки, чувствуя, как собственная аура автоматически создаёт защитный кокон вокруг ребёнка.

– Никого не разделят, – твёрдо сказала она. – Мы не позволим.

– Но как? – спросил Джеймс. – Мы не можем воевать с половиной мира.

Лила подняла заплаканные глаза на отца.

– А если попросить красиво? Все люди когда-то были детьми. Они просто забыли, как это – не бояться чудес.

Доктор Чен медленно встала с кресла.

– Возможно, есть способ, – сказала она задумчиво. – Но он потребует от Лилы такого, к чему она может быть не готова.

– Что именно?

– Добровольно показать миру свои воспоминания. Не эмоции, как в прошлый раз, а настоящие образы. Показать, как она видит других детей, как чувствует их потребности. Если люди увидят мир глазами ребёнка.

– Это может сработать, – медленно сказала Роуз. – Но риск огромный. Такой уровень ментальной открытости может повредить психику Лилы.

Эмма посмотрела на дочь. Девочка уже не плакала, а внимательно слушала взрослых, словно понимая каждое слово.

– Лила, – тихо спросила Эмма, – ты готова показать людям, как ты видишь мир? Это может быть больно.

Лила серьёзно кивнула.

– Если это поможет звёздочкам не бояться, то я готова. Но – она посмотрела на каждого взрослого по очереди, – вы будете рядом?

– Всегда, – хором ответили Эмма и Джеймс.

– Тогда завтра, – решила Эмма. – Завтра мы покажем миру, что значит видеть глазами ребёнка, который любит всех без исключения.

За окном опускалась ночь, а где-то в разных уголках мира тысяча двести младенцев одновременно переставали плакать, словно чувствуя, что завтра их старшая сестра по свету сделает что-то очень важное для всех детей Земли.

Глава 5. Зеркало надежды.

Утро выдалось безмятежным: Женевское озеро лежало гладью, будто зеркало, в котором отражались первые лучи солнца. В воздухе пахло липой и свежесваренным эспрессо из ближайшего кафе, но за фасадом расслабленной улицы скрывалась напряжённая готовность к событию, способному изменить мир.

В резиденции Глобального института развития человеческого потенциала весь персонал тяжело дышал от волнения. Большой конференц-зал на два этажа со стеклянным куполом превратили в «мозговой треугольник»: три стены были заэкранены голографическими «окнами» для прямой теле- и радиотрансляций, а в центре платформы – массив из кварцевых кристаллов, настроенных на «резонанс искренних впечатлений».

– Проверьте связь с нодами в Сиднее и Саппоро, – скомандовала Роуз.

– Каналы чисты, – ответил инженер-телепат, не отводя взгляда от пульта. Его фиолетовая аура пульсировала в такт раскалённым лампам.

– «Греевый фронт» пытается занижать пиковые частоты, – добавил Кай, комбинируя сенсорные данные.

– Они не пройдут, – твердо заявила Эмма, поглаживая ладонью защитный оберег, сплетённый из маорийских и кельтских символов. – Сегодня мы включаем в эфир чистую энергию ребёнка. Она сильнее любых помех.

В боковом зале подготовили сто переносных «звёздных колыбелей» – мини-инкубаторов, куда поместили самых юных «детей эха». Их ауры светились бледно-золотым свечением, чуть тусклым от волнения. Когда одного из малышей подняли на платформу, он робко потянулся руками к кристаллам – и в ладошках запульсировали искорки.

– По их глазам видно: они тоже ждут, – тихо сказала доктор Чен.

– Пусть ждут, – улыбнулась Роуз. – Скоро они узнают, что значит быть частью большого света.

В пять часов пополудни все гости заняли места. Рубиновая лента символической «стены страха» – баррикада из растущей сферы сомнений и предубеждений – была дематериализована. На её месте зажглось серебристое сияние – символ доверия и открытости.

– Всемирная трансляция начнётся по готовности, – объявил модератор из числа делегатов Галактического Совета. – От «Секунда» к «Секунда+» – будьте готовы.

Эмма подошла к микрофону. Легко прикоснулась к боковине кварцевой колонны, и платформа мигом наполнилась теплом её ауры. В зале повисла полная тишина.

– Сегодня, – голос Эммы звучал тихо, но по залу прокатились глубокие вибрации, – мы не просто покажем вам мир глазами ребёнка. Мы подарим вам отражение надежды.

Она отошла, и центр сцены заняла Лила. Девочка облачилась в простое платьице цвета рассвета. Её золотые волосы играли сиянием, а глаза… глаза казались окнами в иной мир.

Включили кристаллы. Энергетическое поле совместило частоты всех «детей эха». Лила глубоко вдохнула, как будто собираясь произнести своё первое слово миру, и протянула руки к зрителям.

На экранах и в эфирах до каждого докатился голос девочки:

– Я вижу вас такими… Какие вы есть.

В ту же секунду миллионы людей ощутили внутренний отклик: они увидели себя глазами ребёнка, чистыми и неокрашенными страхом. Яркие вспышки сострадания, удивления, необузданной радости бродили по городам и селам. Их ауры заиграли новыми красками – люди плакали, смеялись, обнимали соседей.

– Я вижу, что вас пугает шум во Вселенной… Но вы прекрасны в своей тишине, – Лила говорила медленно, словно читала стихи, и её голос звучал одновременно всем, кто слушал. – Мы – звёзды, которые учатся светить вместе.

Каждая фраза девочки превращалась в мягкую волну, накатывавшую на подсознание: добровольная смена темпа, открытость замещала панические реакции. «Серый фронт» в прямом эфире исчез: оператор отключил камеры, а выступавший ранее провокатор не выдержал этой волны покоя и сам попросил отключить трансляцию.

Когда Лила закончила, наступили пять секунд абсолютной тишины. Затем зал взорвался аплодисментами. По планетарным каналам шло не просто эхо шоу, а волшебный резонанс тысяч сердец.

– У нас есть минут несколько, – сказала Эмма, поднимаясь к дочери. – Расскажем детям эха, что они не одни.

Лила кивнула и закрыла глаза. По залу прокатилась вторая, гораздо нежнее волна: кристаллы передали «детям эха» сообщение – мама здесь, они под защитой. В детской комнате десятки младенцев проснулись и улыбнулись во сне.

– Мы сделали это, – прошептала Эмма, прижимая Лилу к себе.

– Это только начало, – тихо ответила Роуз, глядя на сияющее дитя.

– Но мир уже никогда не станет прежним, – улыбнулся Джеймс.

За стенами института поколения детей эха впервые почувствовали: их дар – не проклятие, а дар надежды. И в этот вечер, когда над Женевой снова забурлило северное сияние, каждое сердце задумалось: как прекрасен мир, если смотреть на него глазами ребёнка, который учит всех нас светить вместе.

Глава 6. Тени прошлого.

Спустя неделю после трансляции мир раскололся на две части – не географически, а эмоционально. В одной половине дети с дарами впервые за месяцы спокойно играли во дворах, их родители больше не прятали необычные способности малышей. В другой – формировались группы "генетических пуристов", требующих "возврата к естественности".

Эмма стояла в библиотеке института, изучая потоки сообщений со всего мира. Хорошие новости перемешивались с тревожными: в Токио открыли первый детский сад для одаренных, но в Техасе закрыли школу, где учился ребенок с телекинезом.

– Мама, – Лила вошла в библиотеку, ведя за руку голографическую проекцию другого ребенка. – Это Макс из Берлина. Он грустит.

Эмма присела на корточки перед дочерью. За три месяца Лила выросла так, словно ей было уже два года, хотя по документам – всего девяносто дней.

– Почему он грустит, малышка?

– Его родители ссорятся. Мама говорит, что дар – это хорошо, а папа боится. Макс не понимает, кого слушать.

Голографический мальчик лет пяти смотрел на Эмму печальными глазами. Его аура мерцала неустойчиво – верный признак внутреннего конфликта.

– Макс, – мягко сказала Эмма, – ты можешь слышать меня?

Мальчик кивнул.

– Твой дар принадлежит тебе. Не маме и не папе – тебе. И только ты можешь решить, как его использовать. Но помни: он дан тебе, чтобы делать мир лучше.

– А если папа испугается еще больше?

– Тогда покажи ему, что твой дар может быть нежным. Как теплое объятие или как песенка перед сном.

Макс улыбнулся и исчез. Эмма поняла, что Лила разорвала связь.

– Он пошел обнимать папу, – пояснила дочка. – Иногда объятия лучше слов.

В этот момент в библиотеку вошел незнакомый мужчина. Высокий, седоволосый, в дорогом костюме. Но главное – его аура была странной. Очень темной, почти черной, но с яркими золотыми вкраплениями.

– Эмма МакДональд? – представился он. – Профессор Виктор Stein, директор Института генетической чистоты в Цюрихе.

Эмма инстинктивно шагнула перед Лилой.

– Что вам нужно?

– Поговорить. С вами и с ней. – Он кивнул на Лилу. – У меня есть информация, которая может изменить ваше понимание происходящего.

– Говорите здесь.

Профессор окинул взглядом библиотеку, полную детей эха, которые занимались с голограммами.

– Это слишком деликатно для публичного обсуждения.

Лила вышла из-за спины матери и внимательно посмотрела на гостя.

– Дядя не злой, – сказала она задумчиво. – Но очень боится. И еще он что-то прячет в своих мыслях.

Профессор Stein заметно побледнел.

– Ребенок читает мысли?

– Эмоции, – поправила Эмма. – И она права. Что вы скрываете?

Мужчина тяжело вздохнул и достал из портфеля планшет.

– Двадцать лет назад я работал над проектом по расшифровке человеческого генома. Мы обнаружили участки ДНК, которые не соответствовали ни одному известному гену. Мы назвали их "спящими последовательностями".

– И?

– Эти последовательности активируются только при воздействии определенных частот энергии. Именно тех частот, которые излучает ваша дочь.

Эмма почувствовала холодок в груди.

– Вы хотите сказать, что Лила каким-то образом активирует гены у других людей?

– Не просто активирует. Она их пробуждает. Возвращает человечеству способности, которые были утрачены тысячи лет назад.

Профессор показал схемы и графики.

– Изучив геном детей эха, мы обнаружили, что все они имеют активированные участки древней ДНК. ДНК, которая должна была бы принадлежать другому виду.

– Какому виду?

– Мы не знаем. Но судя по структуре белков, это существа, которые могли управлять энергией на квантовом уровне. Возможно, это наши далекие предки, которые обладали тем, что мы сейчас называем магией.

Лила подошла к профессору и коснулась его руки. Мужчина вздрогнул, но не отдернулся.

– Дядя Виктор когда-то тоже умел, – сказала девочка. – Но забыл. Хотите, я помогу вспомнить?

– Что что она имеет в виду?

Эмма активировала свое видение аур и внимательно посмотрела на профессора. И увидела то, чего не замечала раньше – золотые вкрапления в его ауре были не случайными. Это были остатки древнего дара, подавленного и забытого, но не исчезнувшего полностью.

– У вас есть способности, – поняла она. – Подавленные, но есть.

– Это невозможно. Я прошел все тесты.

– Тесты не всегда точны, – мягко сказала Лила. – Особенно когда человек сам себя убеждает, что он обычный.

Девочка закрыла глаза и протянула руки к профессору. Воздух вокруг них замерцал.

– Нет! – воскликнул Stein, но было уже поздно.

Золотая волна прошла от Лилы к профессору. Его аура вспыхнула ярким светом, темные участки исчезли, заменившись переливающимися узорами. Stein пошатнулся, схватился за стол.

– Что что со мной происходит?

– Вы вспоминаете, – объяснила Эмма. – Вспоминаете то, кем были всегда.

Профессор посмотрел на свои руки, и из ладоней потекли тонкие струйки света.

– Я я могу видеть энергетические потоки. Молекулярные связи. Это невероятно.

– Теперь вы понимаете? – спросила Лила. – Мы не делаем людей другими. Мы помогаем им стать собой.

Stein медленно опустился на стул.

– Но тогда получается все мои исследования, весь Институт генетической чистоты.

– Основывались на страхе, – закончила Эмма. – На страхе перед тем, что вы сами в себе подавили.

– Что мне теперь делать?

Лила подошла к нему и взяла за руку.

– Помогать другим людям вспоминать. Учить их не бояться света внутри себя.

Через час профессор Stein стал другим человеком. Открыв свой дар – способность видеть и исцелять на клеточном уровне – он понял, что всю жизнь боролся с самим собой.

– Я могу переориентировать свой институт, – сказал он. – Вместо изучения "генетической чистоты" заняться помощью людям в раскрытии скрытых способностей.

– Это будет нелегко, – предупредила Эмма. – Многие из ваших коллег не поймут.

– Тогда я найду новых коллег. Среди тех, кто не боится истины.

Лила хлопнула в ладоши.

– Еще один учитель! Теперь детей эха будет учить не только мама с папой, но и дядя Виктор!

Когда профессор ушел, Эмма задумчиво посмотрела на дочь.

– Лила, ты специально пробудила его дар?

– Не специально, – честно ответила девочка. – Но я видела, что он хороший. Просто очень напуганный. А напуганные люди иногда делают плохие вещи.

– И ты решила убрать его страх?

– Страх исчезает, когда человек понимает, что он не один.

Эмма обняла дочь, понимая, что каждый день приносит новые открытия о масштабах способностей Лилы. И каждый день ставит новые вопросы о том, как направить эту силу на благо всего человечества.

А где-то в Цюрихе профессор Виктор Stein созывал экстренное собрание своих сотрудников, готовясь объявить о радикальной смене курса института. Мир продолжал меняться, и теперь у него был еще один союзник в лице человека, который вспомнил, что значит не бояться света внутри себя.

Глава 7. Точки опоры.

Утро в Женеве началось с безмятежного шелеста листьев сакуры: розовые лепестки падали на стеклянную крышу института, как благословение. В конференц-зале собрались Эмма, Джеймс, Роуз, Кай и профессор Stein – теперь уже не враг, а союзник. Перед ними была голограмма земного шара, утыканная сотнями оранжевых точек: обозначение «детей эха».

– Мы не можем ждать, – начала Роуз. – Каждая точка – потенциальный очаг страха или принятия. Если не создадим надёжных якорей поддержки, многие дети свернут в темноту.

– Предлагаю открыть сеть «Точки света», – сказал Stein. – Центры по будням станут приёмными классами: здесь будут психологи, целители, учителя. А на выходных – группы поддержки родителей.

– И добровольные наставники из числа одарённых взрослых, – добавил Кай. – Мы уже знаем сотню таких людей, готовых взять под опеку двух–трёх малышей.

Эмма кивнула:

– Главное, чтобы «Точки света» заработали одновременно в десяти ключевых городах. Это даст ребёнку ощущение единой сети, а не разрозненных оазисов.

На экране появилась таблица с датами запуска и координатами первой волны центров: Лондон, Сингапур, Буэнос-Айрес, Кейптаун, Сеул, Москва, Ванкувер, Берлин, Дели, Хьюстон.

– Запускаем через две недели, – подвела итог Эмма. – А пока сделаем «пилот» здесь, в Женеве.

В тот же день утром в здание института ворвалась делегация из «Республиканского альянса Фреодонии» – вымышленного государства, ставшего центром антиодарённого лобби. Предводитель – генерал Хартман – крепко сжимал папку со «списком детей эха».

– С госпожой МакДональд хочется поговорить лично, – заявил Хартман, едва дождавшись, пока Эмма выйдет к ним.

Охрана уже не производила впечатления готовности – слишком часто генералы появлялись с «миротворческими» миссиями. Но на этот раз у Эммы не было ни страха, ни сомнения. Лила стояла рядом, её золотистая аура мягко пульсировала.

– Добрый день, – сказала Эмма. – Чем могу помочь?

Генерал Хартман, строгий, как скала, распахнул папку:

– Нас беспокоит безопасность детей эха нового поколения. Мы предлагаем временно перевести их под управление Фреодонии: у нас есть собственные «детские станции» с контролем здоровья и поведения.

– То есть вы хотите изымать детей из семей? – ахнула Роуз.

– Только на период «социальной адаптации», – парировал Хартман. – Ваше глобальное шоу доказало, что дети обладают силой, способной дестабилизировать системы. Нам нужно время на подготовку педагогов и инженеров эмпатических щитов.

– Или на разработку оружия против них, – тихо сказала Эмма. Её взгляд встретился с золотыми глазами Лилы, и девочка невольно вздрогнула.

– Никакого оружия, – рявкнул Хартман. – Честный контроль.

– Никакого контроля, – спокойно ответила Эмма. – «Детям эха» не нужна изоляция. Им нужна сеть поддержки. Именно для этого мы запускаем «Точки света».

– Вы играете в идеализм, – холодно произнёс генерал. – Мы же думаем о городской стабильности.

– Ваши страхи – не наши приоритеты.

Хартман нахмурился, но первая волна сомнения мелькнула в его ауре: он ощущал, как семенит теплый отклик десятков детей, глядящих на него взглядом маленького Макса. В следующую секунду к Хартману приблизилась Лила.

– Дядя, – сказала она мягко. – Испугаться – это нормально. Но если бояться слишком сильно, мы можем забыть, как дышать светом.

Хартман побледнел, словно слова девочки ударили его по внутренностям. Он закрыл папку и шагнул назад.

– Ваш метод интересен, – наконец пробормотал генерал. – Но я вам не верю. Посмотрим, что выйдет из ваших «точек».

Не дожидаясь ответа, он развернулся и ушёл, оставив после себя гул напряжённых обсуждений и шепот охраны: «Что они услышали от ребёнка?».

Когда дверь захлопнулась, Эмма вывела всех в соседний зал, где уже стояли макеты первых центров. Роуз показывала дизайн развивающего пространства для малышей, а Кай – мобильное приложение, через которое родители смогут налаживать связь с наставниками.

– Нам нужно два дня на финальную доводку, – сказала Эмма. – И полтора дня на обучение персонала.

– А что насчёт Хартмана? – осторожно спросил Stein.

– Дай ему пару недель, – улыбнулась Эмма. – Генералы – мстительные существа, но боятся одиночества сильнее всего.

Лила, которая сидела на краю стола с планшетом, вдруг закрыла глаза.

– Мама, я вижу – она помолчала, собрав мысли. – Первые пятнадцать «Точек света» будут гореть, как маяки. Но дальше на карте таких маяков будет слишком мало. Люди ищут тьму там, где светом пахнет.

– И?

– И нам нужны больше маяков. В сотнях городов. Я могу помочь сделать свет шире.

– Хотела бы ты поехать со мной в каждую «точку»? – тихо спросила Эмма.

Лила улыбнулась:

– Хочу. Но не одна. Я хочу, чтобы со мной ехали дети эха.

В зале воцарилась тишина. Именно эту минуту Эмма запомнит навсегда. Мир стоял на пороге перемен, и голос ребёнка звучал сильнее всех делегаций, бюджетов и резолюций.

– Тогда так и сделаем, – сказала она. – «Точки света» станут сетью детских коридоров. И там, где мы будем, тьма не пройдёт.

За окнами Женевы снова заплясало северное сияние. И в сиянии этом мерцали не только золотые нити аур «детей эха», но и блеск решимости новой эры человечества – эры, где наследники света сами выбирают свой путь.

Глава 8. Первый маяк.

Лондон встретил их дождём и недоверчивыми взглядами. Эмма шла по Пикадилли рядом с Лилой, которая с любопытством разглядывала серые здания и мокрый асфальт. За ними следовала небольшая группа: Джеймс, двое охранников и доктор Чен с медицинским сканером. Первая "Точка света" располагалась в старом викторианском особняке в Блумсбери – здании, которое раньше принадлежало британскому отделению института парапсихологии.

– Мама, здесь много грустных красок, – тихо сказала Лила, глядя на прохожих. – Люди боятся дождя внутри себя.

Эмма сжала руку дочери. За четыре месяца Лила выросла до размеров пятилетнего ребёнка, но её способность чувствовать эмоциональное состояние целых городов не переставала удивлять.

– Мы поможем им увидеть солнце, – пообещала Эмма.

Здание "Точки света" выглядело как музей: высокие окна, резные карнизы, но главное – мягкое золотистое свечение, исходящее изнутри. Это был не электрический свет, а аурический – следствие того, что здесь уже неделю работали целители и эмпаты, настраивая пространство на частоты спокойствия.

У входа их встретила Элеанор Уилсон, директор лондонского центра – женщина лет сорока с необычайно яркой фиолетовой аурой.

– Добро пожаловать, – сказала она, протягивая руку Лиле. – Мы так долго готовились к твоему приезду.

Лила осторожно коснулась её ладони, и воздух вокруг них замерцал.

– Тётя Элеанор грустила по детям, которых у неё не было, – сказала девочка с удивительной проницательностью. – Но теперь у неё будет много детей. Я это вижу.

Элеанор покраснела, но улыбнулась.

– Проходите внутрь. У нас уже собралось двенадцать семей.

Большой зал на втором этаже был переоборудован в игровую комнату. По стенам висели рисунки детей эха из других стран, а в центре – круг из мягких подушек, где сидели родители с детьми. Дети были разного возраста – от годовалых малышей до подростков, но всех объединяло одно: их ауры светились тем же золотистым оттенком, что и у Лилы.

Когда Лила вошла в зал, все дети одновременно повернули к ней головы. Самые маленькие потянули ручки, постарше – встали и пошли навстречу.

– Сестричка! – воскликнул мальчик лет семи с кудрявыми волосами. – Ты наконец приехала!

– Привет, Тимми, – ответила Лила, словно знала его всю жизнь. – Как дела у твоего хомячка?

Тимми ахнул:

– Откуда ты знаешь про Барри?

– Я вижу твои воспоминания. Барри выздоровел после того, как ты его погладил и пожелал ему добра. Это был твой первый настоящий дар.

Родители переглянулись. Многие из них выглядели измождёнными – постоянное беспокойство о детях, страх общественного осуждения, непонимание того, как воспитывать ребёнка с необычными способностями.

– Мамы и папы, – обратилась Лила ко взрослым, – можно я покажу вам, как ваши дети видят мир?

Не дожидаясь ответа, Лила протянула руки в стороны. Воздух в зале замерцал, и вдруг все взрослые увидели то, что видели их дети: мир, полный цветных нитей, связывающих каждого человека с каждым. Они увидели, как эмоции перетекают от одного к другому, как добрые мысли создают вспышки света, а злые – тёмные пятна.

– Вот как мы видим, – объяснила Лила. – Мы не можем причинить вам зло, потому что чувствуем, когда вам больно. Мы только хотим, чтобы все светились ярче.

Одна из матерей – худая женщина с тревожными глазами – заплакала.

– Я так боялась, что Софи станет изгоем, – прошептала она. – Что её будут бояться.

Пятилетняя Софи подошла к матери и обняла её.

– Мамочка, я никогда не буду использовать свой дар, чтобы кого-то напугать. Я буду помогать цветочкам расти и успокаивать плачущих котят.

Встреча продолжалась два часа. Дети играли, демонстрируя свои способности в безопасной обстановке: кто-то заставлял танцевать бумажные самолётики, кто-то исцелял увядшие растения, кто-то предсказывал, какую игрушку выберет соседний ребёнок.

Родители постепенно расслаблялись, задавали вопросы Эмме и доктору Чен, делились опытом друг с другом.

Но внезапно Лила замерла посреди игры.

– Мама, – позвала она тревожно. – К зданию идут плохие люди. Они хотят забрать детей.

Джеймс коснулся стены и активировал психометрию.

– Я вижу следы планирования, – сказал он. – Группа из восьми человек. Они изучали здание заранее, знают планировку.

Элеанор побледнела и достала телефон.

– Службы безопасности! Код красный!

– Нет, – остановила её Лила. – Не нужно полиции. Мы сами справимся.

За окнами показались фигуры в тёмной одежде. Они несли какое-то оборудование – вероятно, устройства для подавления паранормальных способностей.

– Все дети ко мне, – скомандовала Лила.

Двенадцать детей эха встали в круг вокруг неё. Их ауры начали синхронизироваться, создавая единое поле света.

– Что вы собираетесь делать? – спросила Эмма.

– Показать им правду, – ответила Лила. – Как мы показали родителям.

Нападавшие ворвались в здание через чёрный ход. Их лидер – мужчина в военной форме – кричал что-то о "принудительной эвакуации опасных элементов". Но когда они поднялись на второй этаж и увидели круг из светящихся детей, то остановились как вкопанные.