Кровь и Лунный Камень

Гастон Д'Эрелль

Кровь и Лунный Камень

Пролог: Взгляд из Вечности

Оно не спало. Сон – понятие для конечных умов, для тех, кто меряет бытие ударами сердца или песками в часах. Оно было. Существовало. Занимало место в тканях реальности так же естественно и неотвратимо, как черная дыра занимает место в пространстве-времени, искажая все вокруг себя тихим, непреложным ужасом гравитации.

Его восприятие не было зрением. Не было слухом. Оно было… осознанием. Одновременным, всеобъемлющим знанием бесчисленных точек в бескрайней, извивающейся ленте мультивселенной. Миры рождались, как пузырьки в кипящей смоле, и лопались, рассыпаясь прахом забытых богов. Цивилизации возводили пирамиды к небесам и тонули в грязи собственного высокомерия. Звезды зажигались ядерными печами и гасли, остывая до черных карликов, холодных как вечность. Все это было фоном. Статикой. Белым шумом космоса.

Фокус сместился. Не по воле – у Него не было воли в человеческом понимании. Скорее, внимание бесконечного разума скользнуло, как луч прожектора сквозь туман, остановившись на одном из бесчисленных муравейников. Мире. Заурядном, по меркам вечности. Сферическом. Затянутым голубовато-белыми облаками, изрезанным коричневыми шрамами континентов, опоясанным синевой океанов. Мир, бьющейся в агонии.

Война.

Оно увидело ее не как последовательность сражений, а как раковую опухоль, разъедающую плоть планеты. Клубы черного, ядовитого дыма над полями, которые когда-то были зелеными. Реки, вспененные кровью и алхимической скверной, несущие мертвую рыбу и обломки доспехов к морю. Города – некогда белокаменные, гордые зубцы цивилизации – превращенные в руины, из которых выползали лишь крысы да последние выжившие, с глазами, пустыми от ужаса. На севере, на Расколотых Равнинах, горела земля. Не от огня – от прорывов из иного измерения. Пятна искаженной реальности, где геометрия ломалась, а время текло вспять, расползались как гангрена. Там сражались не люди. Там сцеплялись в вечной ненависти порождения Хаоса – демоны с кожей, как раскаленная лава, и щупальцами из тени – и существа, когда-то бывшие эльфами, людьми, орками, но теперь лишь солдаты в сияющих доспехах «Света», чье фанатичное рвение к очищению мира горело не менее разрушительно, чем адское пламя их врагов. Атмосфера планеты стонала от выбросов магии – грубой, разрушительной, рвущей саму ткань мироздания. Это была не битва за трон или ресурсы. Это была агония вида, рвущего себя на части под равнодушным взглядом звезд.

Взгляд Его не испытывал ни жалости, ни гнева. Лишь… отметение. Как геолог отмечает интересный слой породы. Этот мир был особенен. Не потенциалом. А уязвимостью. Тонкая пленка реальности здесь была изношена, как пергамент, проколота в тысячах мест древними катаклизмами и текущим безумием смертных. А под ней… под ней шевелилось Нечто. Древнее. Голодное. И очень близкое к Нему по природе.

Фокус углубился. Прошел сквозь слои атмосферы, сквозь клубы дыма и пепел пожарищ, сквозь гранитные толщи горных хребтов. Остановился на точке. Не на поле боя. Не на столице воюющей империи. На… цитадели знания. Или тюрьме? Или жертвенном алтаре?

Академия Арканум.

Она впивалась в каменистую пустошь, как гнойный нарыв на лице планеты. Не здание – кошмар, высеченный в черном, не отражающем свет камне неизвестного происхождения. Циклопические башни, увенчанные шпилями, острыми как кинжалы предательства. Горгульи на карнизах не принадлежали ни одной известной расе – их формы были биомеханическими кошмарами, слепками безумия скульптора, одержимого видениями из-за края реальности. Воздух вокруг нее вибрировал от сконцентрированной магии – древней, тяжелой, пахнущей озоном и пылью тысячелетий, пропитанной чем-то еще… сладковато-гнилостным, как разлагающееся знание. И Шепот. Постоянный, навязчивый, как шум крови в ушах, но состоящий из обрывков забытых языков, стонов и бессмысленного смеха. Он исходил от стен, от мостовой, от самого воздуха. Он был голосом камня, помнящего времена до эльфов, до войн, до разделения на Свет и Тьму.

Оно увидело не просто здание. Увидело место силы. Или место раны. Арканум стоял на перекрестке тончайших силовых линий мироздания, на месте древнего… разрыва. Разрыва, через который когда-то, в эпоху, когда этот мир был юн и горяч, попытались проникнуть сущности извне. Их отбросили. Запечатали. Но шрам остался. И Академия, построенная поверх этого шрама алчными до знания магами давно умерших цивилизаций, была не столько университетом, сколько гигантской пробкой в ране реальности. Пробкой, которая трещала по швам.

Взгляд проник сквозь мрачные стены Главной Башни – Аулис Примус. Внутри царила видимость порядка. Лекционные залы, где сухие, как пергамент, маги вещали о контроле над стихиями и истории рас, тщательно избегая упоминаний о том, что спало под их ногами. Библиотеки-лабиринты, где фолианты в кожах неведомых существ бормотали забытые заклинания и пророчества безумия. Кельи студентов – эльфов, людей, орков, драконидов, ламий, даже нескольких вампиров – кипели жизнью, надеждами, страхами, расовой ненавистью и юношескими амбициями. Они учились воевать, защищаться, убивать с изяществом, не подозревая, что их знания – детские игрушки по сравнению с тем, что дремало внизу.

А внизу… В катакомбах. Глубже даже сырых складов и мрачных лабораторий Темных Искусств. Там, где воздух был густым от вековой пыли и пах металлом, озоном и чем-то сладковато-трупным. Там, где Шепот становился физическим – вибрацией в костях, давлением на барабанные перепонки. Там лежала Предельная Печать.

Она не была дверью в привычном смысле. Это была… аномалия. Участок стены в самом глубоком, заброшенном крипте, покрытый не рунами, а символами. Звезды с ломаными лучами. Спирали, уходящие в никуда. Многоугольники, от взгляда на которые начинала болеть голова. Они были высечены не в камне, а в самой реальности, светясь мертвенным, не принадлежащим этому спектру светом. Воздух перед ней дрожал, как над раскаленным камнем. Камень вокруг нее был покрыт инеем, холодным как межзвездный вакуум. Это была не дверь. Это была пломба. Пломба на разрыве, за которым бушевало Нечто. Не демоны Нижних Планов. Нечто древнее. Холодное. Равнодушно-голодное. Сущность, для которой демоны были букашками, а битвы смертных – бессмысленным мельтешением.

И Печать трещала. Микроскопически. Невидимо для любого мага Академии, кроме, возможно, самого Ректора и древнего Иммора, Хранителя Врат. Но Оно видело. Тончайшие трещинки, как паутинки на стекле, расходились от символов. Каждая вспышка магии наверху, каждый крик ненависти, каждый смертный вопль на далеких полях сражений – все это било по Печати. Все это будило то, что спало за ней. Голодное. Нетерпеливое. Родственное.

Взгляд Его скользнул по коридорам, кельям, лекционным залам Арканума. Остановился на двух крошечных точках, даже не пылинках – квантовых флуктуациях на фоне вечности. Молодой эльфийке с глазами цвета лесного озера, но с тенью мятежа в них, дочерью военачальника Света, пишущей письмо домой. И… вампире. Молодом, аристократичном, с ледяным взглядом, но с напряжением в плечах, сыне Короля Тьмы, читающем свиток с приказом от отца. Они еще не знали друг друга. Не знали, что их пути пересекутся на маскараде в городе эльфов, под масками, которые не скроют искры. Не знали, что их запретная связь станет катализатором, каплей, переполняющей чашу. Что их отчаянная попытка быть вместе приведет их сюда, в самое сердце гниющего яблока. Что их свет и тьма, слившись в отчаянии, на миг приоткроют завесу над невозможным и ускорят неизбежное.

Оно не испытывало интереса к их судьбе. Индивидуумы не имели значения. Но их потенциал… их положение в эпицентре нарастающего давления… они были как раз такими точками напряжения, где тонкая пленка реальности рвется первой.

Фокус начал рассеиваться. Муравейник под названием Арканум, со всеми его обитателями, его древними тайнами и треснувшей Пломбой, терял четкость, растворяясь в калейдоскопе миллиардов других миров, других конфликтов, других надвигающихся катаклизмов. Но прежде чем внимание Его полностью ушло в бескрайние просторы космоса, Оно отметило последнее:

Шепот из-под Печати усилился. Он был едва уловимым вибрацией в камне, недоступной уху смертного. Но он был. И в нем звучало не бормотание, а… предвкушение.

Шевеление в Бездне было едва уловимым. Не пробуждение. Пока еще нет. Но глубокий, вселенский вздох. Зевок спящего Левиафана. Предвестие.

Рассвет (если его можно было так назвать в вечных сумерках Арканума) был еще далек. А под черными камнями Академии, в кромешной тьме за Предельной Печатью, что-то невообразимое и древнее звезд медленно, неотвратимо поворачивало свой безглазый взор в сторону хрупкого мира смертных. И первый, едва слышный Шепот истинного Ужаса начал лизать фундаменты башен, ища малейшую трещину.

Глава 1: Маскарад и Кровь

Воздух в Бальном Зале Лунных Арок был густым, как застывший мед. Аромат тысячи ночных цветов – лунных лилий, серебристого жасмина, призрачных орхидей – смешивался с терпкими духами знати, запахом воска горящих свечей и легкой, едва уловимой нотой страха. Страха перед надвигающейся войной, страха перед соседом за столом, страха перед самим собой. Эльфийский город Лумиэль, столица Священных Рощ, старался казаться неприступным оплотом Света и Порядка, но трещины уже зияли в его золоченых стенах. А здесь, на ежегодном Маскараде Трех Лун, аристократия отчаянно пыталась забыть. Забыть о демонах, рвущихся с Расколотых Равнин, забыть о союзниках-предателях, забыть о хрупкости собственного величия.

Лира – Лирель Илтаниэль, дочь князя Элронада, одного из главных военачальников Светлого Альянса – стояла у высокого витражного окна, стиснув бокал с игристым нектаром. Ее серебряное платье, расшитое лунными камнями, переливалось при каждом движении, словно живое. Маска – изящное сплетение белого перламутра и серебряных нитей, повторяющее очертания листа священного древа Лумиэль – скрывала верхнюю часть лица, оставляя видимыми лишь напряженные губы цвета вина и подбородок. Она чувствовала себя не гостьей, а экспонатом. Драгоценной птицей в клетке, выставленной на обозрение. Каждый взгляд, скользящий по ней, был оценкой: достойна ли она звания наследницы, подходящая ли партия, достаточно ли безупречна для элиты эльфов. Отец уже намекал на Кассиана, молодого драконида из влиятельного военного рода, верного вассала князя. Лира видела его – высокого, статного, с чешуйчатыми узорами на висках, сверкающими под маской в виде драконьей головы. Он был… безупречен. И от этого невыносимо скучен.

Клетка, – подумала она, глядя на кружащиеся пары. Легкие, изящные движения, смех, лившийся как колокольчики, но лишенный настоящей радости. Все здесь играли роли. Лира отчаянно хотела вырваться. Не из зала, а из этой предопределенности, из этого ярма ожиданий. Она мечтала не о политическом браке, а о… о чем-то настоящем. Огненном. Опасном. О чем-то, что заставит ее кровь петь, а не тихо струиться по предписанному руслу. Магия Академии Арканум манила ее как возможность свободы, но отец считал это бегством от долга. "Война, дочь моя, – говаривал он. – Война требует жертв и верности. Не время для детских фантазий".

Внезапно, словно в ответ на ее мятежные мысли, воздух в углу зала сдвинулся. Там, в глубокой тени колонны, почти сливаясь с мрамором, стояла фигура. Высокая, подчеркнуто прямая, одетая в черное бархатное одеяние без излишеств. Его маска была простой – гладкий черный лак, без узоров, закрывающая все лицо, оставляя лишь прорезь для глаз. Но что это были за глаза! Даже на расстоянии, сквозь толпу и мерцающий свет, Лира их почувствовала. Холодные. Глубокие, как ночное небо над бездной. И… невероятно старые. В них не было ни любопытства бала, ни расчета, ни скуки. Был лишь ледяной, аналитический взгляд хищника, сканирующего стадо. Вампир. Лира узнала сразу. Их род был немногочислен в Лумиэле, и всегда под пристальным надзором. Но этот… Он был иным. Аристократичным. Опасно спокойным. И совершенно не вписывающимся в пестрое маскарадное безумие.

Ее сердце неожиданно екнуло. Не от страха, хотя страх был – глубокий, инстинктивный, вбитый проповедями Жрецов Света. Нет. Это было… притяжение. Магнетическое и необъяснимое. Как будто ледяной ключ коснулся раскаленного металла ее души, вызвав шипение пара и странный резонанс. Она не могла отвести взгляда.

Незнакомец тоже заметил ее. Его взгляд, скользивший по залу как лезвие, остановился. Замер. Холодные глаза сузились, изучая ее с такой же невежливой интенсивностью, с какой она изучала его. Лира почувствовала, как жар разливается по щекам под маской. Она должна была отвернуться, опустить глаза, показать свое презрение к "нежити", как того требовали приличия и вера. Но ее ноги словно вросли в пол. Ее дух, всегда послушный, взбунтовался.

Кто он?

Он медленно, с невозмутимостью ледника, двинулся сквозь толпу. Знатные эльфы невольно расступались перед ним, как трава перед серпом, их смех затихал, уступая место шепоту и сдавленным возгласам отвращения. Кто-то перекрестился знаком Светильника. Но незнакомец не обращал внимания. Его цель была ясна. Лира.

Он остановился перед ней, на расстоянии вытянутой руки. Близко. Слишком близко для чужака, для вампира. Лира почувствовала легкое дуновение холода, исходящее от него, смешанное с едва уловимым ароматом… старого пергамента, морозного ветра и чего-то медного, глубокого. Крови? Ее собственное сердце забилось так громко, что, казалось, заглушало музыку.

"Вы танцуете, синьорина?" – его голос был низким, бархатистым, с едва заметным акцентом, который она не могла определить. Он звучал как шорох шелка по камню. Вежливо, но без подобострастия, присущего другим.

Лира замерла. Принять приглашение вампира? Это было немыслимо. Скандал. Позор для семьи. Возможно, даже обвинение в ереси. Она должна была отказаться. Холодно и презрительно. Но слова застряли у нее в горле. Его присутствие было как удар током, парализующим и одновременно пробуждающим.

"Я…" – начала она, но голос предательски дрогнул. Она увидела, как в его глазах мелькнуло что-то – не насмешка, а… интерес? Удивление? "Музыка… она не для меня сегодня," – наконец выдавила она, пытаясь звучать холодно, но слыша собственную неуверенность.

"Жаль," – он слегка наклонил голову, черная маска блеснула в свете канделябров. "Она могла бы заглушить шепот этого места. Шепот лицемерия и страха." Его взгляд скользнул по залу, по разряженным гостям, застывшим в немом осуждении. "Он становится невыносимо громким."

Лира ахнула. Он сказал вслух то, что она лишь думала. С дерзостью, граничащей с безумием. Ее страх внезапно уступил место острому, почти болезненному любопытству.

"Шепот…" – повторила она тихо. "Да. Он здесь повсюду. Но говорят, что вампиры слышат лишь шепот крови."

Холодные глаза за маской сверкнули. Не гневом. Скорее… азартом. "Кровь кричит, синьорина. Она редко шепчет. А вот страх… страх шепчет очень красноречиво." Он сделал еще один шаг ближе. Холодный ореол вокруг него коснулся ее кожи, вызвав мурашки. "Ваш страх сейчас… он мелодичен. Но в нем нет ненависти. Почему?"

Его вопрос обжег ее. Почему? Она сама не знала. Ненавидеть его было бы проще, естественнее. Но она не могла. Только смотрела в эти бездонные глаза и чувствовала… понимание? Одиночество, родственное ее собственному? Безумие.

"Возможно, я еще не научилась правильно бояться," – нашлась она, поднимая подбородок с вызовом, который чувствовала лишь наполовину.

Уголки его губ под маской дрогнули – намек на улыбку, холодную и осторожную. "Осторожнее с такими заявлениями, синьорина Илтаниэль. В Лумиэле за меньшие слова отправляют на костры."

Он знал ее имя. Конечно, знал. Она была дочерью князя. Но звучало это не как лесть, а как констатация факта, как предупреждение.

"А вы? – рискнула она, голос окреп. – Кто вы, что так свободно раздаете предостережения в доме моего отца?"

"Никто, достойный упоминания в этих стенах," – ответил он уклончиво, но его взгляд стал тяжелее, пристальнее. "Просто наблюдатель. Искатель… тишины." Он снова окинул взглядом зал. "Ее здесь нет. Но там…" – он едва заметно кивнул в сторону открытых стеклянных дверей, ведущих в Лунный Сад. "Там, среди камней и древних деревьев, шепот хоть и громче, но честнее. Он принадлежит миру, а не этим куклам."

Предложение было безумным. Уйти с балкона с незнакомцем? С вампиром? Лира знала, что должна немедленно отвергнуть его, позвать стражу. Но слова "древние деревья" и "честный шепот" нашли в ней отклик. Сад был ее убежищем с детства. И это чувство связи, это необъяснимое влечение… Оно было сильнее голоса разума.

"Показать мне?" – прошептала она, сама не веря своим словам. Ее сердце колотилось как птица в клетке.

В его глазах мелькнуло искреннее удивление, быстро смененное одобрением. "Следуйте за мной. Но не слишком близко. И будьте готовы к обратному пути в любой момент."

Он развернулся и пошел к дверям, не оглядываясь, словно не сомневаясь, что она последует. Лира, чувствуя на себе десятки осуждающих и изумленных взглядов, сделала глубокий вдох и шагнула вслед за черной фигурой в прохладу ночи.

Лунный Сад был другим миром. Прохладный воздух, напоенный ароматом ночных цветов и влажной земли, был бальзамом после душного великолепия зала. Серебристый свет двух лун (третья, Багровая, лишь слабо мерцала на горизонте, предвещая недоброе) заливал мраморные статуи, заросшие плющом беседки и темные кроны вековых деревьев. Шум бала остался позади, сменившись шелестом листьев и стрекотанием сверчков. Или это был действительно шепот? Шепот старых камней, помнящих времена до эльфов, до войн, до разделения мира?

Незнакомец шел впереди, его черный силуэт казался естественной частью теней. Лира следовала на почтительном расстоянии, ее серебряное платье мерцало призрачным светом. Она чувствовала себя одновременно взволнованной и глупой. Что она делает?

Он остановился у огромного мшистого камня, полускрытого плакучей ивой. Озеро поблизости отражало луны, создавая иллюзию бесконечности.

"Вот," – сказал он тихо, не оборачиваясь. "Тишина. Относительная." Он снял перчатку и положил ладонь на прохладный камень. Лира увидела его руку – бледную, с длинными, изящными пальцами и острыми, идеально очерченными ногтями. Рука аристократа, но лишенная живой теплоты. "Они помнят. Камни. Деревья. Они видели восход и падение империй. Видели истинных хозяев этого мира… до того, как их отправили обратно в Бездну." В его голосе звучало странное почтение.

"Истинных хозяев?" – переспросила Лира, подходя ближе. Страх притупился, уступив место жажде знаний. "Вы говорите о Древних? О тех, чьи имена забыты?"

Он резко повернулся к ней. Его глаза в лунном свете казались почти светящимися, как у хищной кошки. "Забыты? О нет, синьорина. Их имена стерты. Вычеркнуты. Заперты в глубочайших архивах Арканума и в самых темных ритуальных ямах Ночного Царства. Но забыть их…" – он покачал головой. "Это все равно что забыть океан, стоя на берегу во время прилива. Их тень длинна. Их дыхание… холодно." Он посмотрел вверх, на звезды. "Они смотрят. Всегда смотрят. Безглазые и безразличные."

Лавкрафтовский ужас, холодный и безличный, коснулся души Лиры. Она почувствовала внезапный, иррациональный страх не перед вампиром, а перед бескрайней, равнодушной пустотой космоса, на которую он намекал. Мир отца, мир четкого деления на Свет и Тьму, вдруг показался детской сказкой.

"Вы… вы верите в них?" – спросила она шепотом.

"Вера здесь ни при чем, Лирель," – произнес он ее имя так естественно, как будто знал ее вечность. "Это знание. Как знание о том, что солнце взойдет. Только их восход… будет концом всего, что мы знаем." Он снова посмотрел на нее, и его взгляд уже не был просто холодным. В нем горел интеллект, глубина и… усталость. Бесконечная усталость. "Ваш отец воюет с демонами, пешками в игре, которая началась задолго до его рождения. Мой отец…" – он запнулся, и в его глазах мелькнуло что-то темное, "…играет свою партию на другой стороне доски. Но доска… она принадлежит им. Древним."

Лира замерла. Он не просто говорил ересь. Он говорил о вещах, которые могли сжечь его на костре в мгновение ока. И он говорил это ей. Почему? Доверял? Или испытывал?

"Почему вы рассказываете мне это?" – спросила она, голос дрожал. "Вы рискуете жизнью."

Черная маска скрывала его выражение, но уголки губ снова дрогнули. "Потому что вы слушаете. Потому что вы не кричите о страже. Потому что…" – он сделал паузу, и его голос стал тише, интимнее, "…потому что в ваших глазах я вижу то же, что и в отражении этих лун на озере. Глубину. И вопрос. Жажду понять этот безумный мир, а не просто следовать догмам."

Его слова попали точно в цель. Лира почувствовала, как что-то сжимается внутри нее. Он видел ее. По-настоящему. Не дочь князя, не будущую жену Кассиана, а ее саму. Мятежную, ищущую, испуганную душу. Это было одновременно пугающе и невероятно освобождающе.

"Академия…" – вырвалось у нее неожиданно. "Арканум. Там… там можно найти ответы? Настоящие?"

Его глаза вспыхнули. "Арканум – это микрокосм мира. Со всеми его чудесами, ужасами, предрассудками и войнами. Там собраны знания, о которых не мечтают даже князья. И там…" – он шагнул ближе, сократив дистанцию до минимума. Холод от него обволакивал ее. "Там границы стираются. Эльфы учатся рядом с орками. Люди спорят с драконидами. Даже вампиры…" – он слегка наклонил голову, "…могут сидеть за одной партой с дочерьми эльфийских князей. Теоретически."

Сердце Лиры замерло, а потом забилось с бешеной силой. Он предлагал… бегство? Возможность? Не просто учиться магии, а учиться там, где они могли бы… быть? Где сословные и расовые барьеры, возможно, не были бы такими непреодолимыми? Безумие. Предательство по отношению к отцу, к своему народу.

"Это невозможно," – прошептала она, но в ее голосе не было убежденности. Была надежда. Опасная, запретная надежда.

"Все возможно, Лирель," – его голос звучал как заклинание. "Для тех, кто осмелится схватить Луну за рога. Арканум вне юрисдикции королевств. Номинально. Это нейтральная территория. Остров в бушующем море войны. Единственное место…" – он снова замолчал, и его взгляд стал невыносимо интенсивным, "…единственное место, где мы могли бы существовать. Хотя бы как студенты."

Мы. Это слово повисло в воздухе между ними, заряженное электричеством. Лира поняла, что он не просто говорил об Академии. Он говорил о них. О возможности быть рядом. Учиться. Видеться. Без масок. Без осуждения. Или… почти без него. Жар охватил ее с ног до головы, смешиваясь с леденящим холодом его присутствия.

"Вы… вы предлагаете мне бежать? В Арканум?" – она с трудом выдавила слова.

"Я предлагаю вам выбор, синьорина," – поправил он мягко. "Между клеткой из золота и перьев… и свободой, выкованной из знания и… риска." Его взгляд упал на ее губы, потом снова встретился с ее глазами. "Между жизнью по чужому сценарию… и шансом написать свою собственную историю. Даже если она будет короткой."

Лира закрыла глаза. Перед ней промелькнули образы: холодное лицо отца, удушающая пышность дворца, надменная улыбка Кассиана… и эти ледяные, бесконечно глубокие глаза перед ней. Глаза, которые видели ее. Сердце рвалось на части. Долг… и желание. Страх… и невероятное, пугающее влечение.

"Я…" – начала она.

В этот момент резкий, пронзительный крик сорвался с ее губ. Не ее. Из глубины сада. Крик ужаса и боли. Музыка в зале смолкла. За ней последовал грохот, лязг оружия и еще крики – уже множественные, панические.

Незнакомец мгновенно преобразился. Из задумчивого философа он превратился в сторожевого пса. Его тело напряглось, как тетива лука, глаза метнули кроваво-красные искры в темноте. Он инстинктивно шагнул вперед, прикрывая Лиру собой.

"Оставайтесь здесь!" – приказал он резко, голос потерял бархатистость, стал стальным. "За камнем!"

Но было уже поздно. Из-за древних кипарисов вырвались три фигуры. Не демоны. Люди. Но их лица были искажены фанатичной ненавистью и чем-то еще… неестественным. Глаза мутные, с желтоватым отливом. Изо ртов струилась пена. В руках – кривые ножи, светящиеся слабым, недобрым зеленым светом. Одержимые? Отравители Света? Наемники Тьмы?

"Нежить! И эльфийская шлюха!" – завыл один из них, бросаясь вперед. "Смерть предателям!"

Лира вскрикнула от ужаса. Она знала основы боевой магии, но никогда не применяла их против живого, дышащего ненавистью врага. Она замерла.

Незнакомец действовал молниеносно. Он не стал ждать атаки. Резким, почти невидимым движением руки он метнул что-то – сгусток чистой, леденящей тьмы. Он вонзился в грудь первому нападающему. Тот замер, глаза остекленели, изо рта хлынула струя черной крови, и он рухнул на землю, покрываясь инеем. Магия была ужасающе эффективной и безжалостной.