Цветочный детектив

– Мы слушаем, – кивнула Кассандра. – И очень внимательно.

– Итак, читаю: «Такие правители приходят как проклятие своим народам за их грехи. И часто они являются в образе ангелов. Не рождалось еще на свет более развращенного, капризного, самовлюбленного, почитавшего чувственность во всех ее проявлениях, но жестокого и беспощадного одновременно человека, чем император Гелиогабал. Юнец, предавший римских богов и насадивший пантеон Рима чужеземными. Император цветов, как его назвали позже, или Император роз. Он прожил на белом свете коротких восемнадцать лет и всего пять из них занимал трон императора Рима. Но и этого хватило, чтобы оставить по себе такую ненавистную память, что сразу после его смерти Сенат запретил жителям всей империи называть мальчиков именем Антонин, – главным именем Гелиогабала.

Его мать Юлия Соэмия, племянница римского императора Септимия Севера, была наполовину сирийка, и это она внушила мальчику фанатичную любовь и почитание чужих богов. Его отец Секст Варий Марцелл, римский политик и военачальник, как выяснилось позднее, родным ему не был. Настоящим отцом Гелиогабала был император Каракалла, двоюродный брат его матери и тоже почитавший иноплеменных богов, в первую очередь египетскую Изиду. И когда Каракалла, который законных наследников не оставил, оказался убит вследствие заговора, то полководцы Третьего Галльского легиона провозгласили своим императором малолетнего Гелиогабала. Сторонники юноши в ряде сражений разбили его противников и привели Гелиогабала в Рим, где признали сыном Каракаллы. Но никто не ждал от тринадцатилетнего мальчика такого сокрушительного вреда, как и от его матери, ставшей регентшей при своем сыне».

Антон Антонович прервал чтение и взглянул на слушателей:

– Каково начало истории?

– Вдохновляет, – кивнул Андрей.

– Супер, – подхватила Кассандра. – Что дальше?

– Дальше: «Тогда при попустительстве Юлии Соэмии, а может быть, и по ее наущению честолюбивый и тщеславный Гелиогабал, исполненный дьявольской гордыни юнец, и начал свою «религиозную реформу», месяц за месяцем приводившую в шок и ужас всех жителей империи, особенно тех, кто придерживался консервативных взглядов и почитал древних римских богов. Во-первых, он провозгласил нового, самого главного верховного бога Рима – Элагабала, бога солнца, а себя – его верховным жрецом и понтификом. Рим ужаснулся. Во-вторых, он объединил всех римских богинь в одно лицо – в шумерскую Астарту, которой они с матерью поклонялись еще в Сирии. Рим был оскорблен. В-третьих, не знавший берегов уже пятнадцатилетней юноша взял себе в жены знаменитую красавицу-весталку Юлию Аквилию. Взрыв недовольства перерастал в бурю возмущения и праведного гнева: по древним законам Рима божественные жрицы не могли вступать в брак и должны были сохранять девственность, а нарушивших этот обет живьем зарывали в землю. Император Гелиогабал сказал на это, что она родит ему и всему Риму богоподобных детей. Он построил храм, посвященный Элагабалу, и в тунике жреца каждый год в день солнцестояния совершал ритуальный танец на глазах у первых лиц Рима. А потом приказал соорудить золотую колесницу, запрячь шестеркой белоснежных коней, и в ней по улицам Рима сам провозил золотую статую бога Элагабала. Ему мало было женитьбы на весталке, он нашел и для своего бога жену – привез из Карфагена знаменитую статую финикийской богини-девственницы Танит и лично совершил обряд бракосочетания.

Его чудачества давно стали преступлением перед Римом, но впереди были новые женитьбы, развратные церемонии и жестокие жертвы иноземным богам. А потом наступило возмездие. Всем известно, что человек, не знающий границ своей воли, ставший над любым законом, презревший всех, с диким аппетитом пожирает все пространство вокруг и гармонию приводит в хаос. Гелиогабал окружил себя гаремом, сам из мужчины перевоплощался в женщину, ездил в праздники по улицам Рима обнаженным, покрытым ярким макияжем, на высоченной колеснице, а десятки голых римских блудниц были запряжены в эту колесницу вместо лошадей. Наконец, сказал, что земля недостойна его божественных ног, и когда он шел, то перед ним улицы Рима посыпались золотым песком. Но недаром Гелиогабала называли Императором цветов! Он любил пиры, на которых собирались сотни знатных людей. А над ними были расписные матерчатые потолки. От многих приглашенных он хотел избавиться навсегда, и вот их усаживал вместе. В разгар пира потолок открывался, и на гостей высыпались сотни тысяч лепестков роз. Приглашенные задыхались от этого аромата, а возможно, и от того, что лепестки были пропитаны отравой, предположительно ядом белены. Десятки только что веселившихся людей в корчах умирали на глазах императора, сидевшего высоко над ними и наблюдавшего за их агонией».

Долгополов кивнул своим слушателям:

– Хорош император?

– С фантазией паренек, – согласился Крымов. – Известный изувер. Я уже почти забыл о его выкрутасах, но в свете недавних событий знаменитые «пиры Гелиогабала» со смертельным исходом приобретают новое звучание.

– Вот именно! – согласился Антон Антонович. – Дальше в двух словах. – Он положил руку на раскрытую книгу. – Возмущение безумным императором достигло точки кипения. Преторианская гвардия потребовала, чтобы Гелиогабал взял себе в соправители благочестивого двоюродного брата Александра и с ним прибыл в лагерь гвардейцев. Гелиогабал, его мать Юлия Соэмия и Александр прибыли к преторианцам, и император потребовал, чтобы те убили Александра у него на глазах. Вместо этого преторианцы убили самого Гелиогабала и его мать. Но перед смертью паренек успел выкрикнуть, – Антон Антонович скосил глаза на книгу, – что «проклинает всех и будет до скончания веков мстить всем своим обидчикам даже в царстве Аида и просто будет мстить всем людям, которые были недостойны даже смотреть на него, единственного и неповторимого, божественного императора, жреца верховного бога Элагабала»… – Палец Долгополова заскользил по строчкам. – Так-так… «Тела императора и его матери были разрублены на куски, их долго таскали по улицам Рима, а потом утопили в Тибре». Подождите… Вот: «Существует более поздняя легенда, времен раннего Средневековья, что после своей страшной смерти юноша-император стал демоном и теперь мстит всем людям за то, что его недостаточно любили». Такая, понимаешь, драматическая античная история, – заключил Долгополов. – Что скажете, дорогие коллеги?

– Сильно, особенно про демона-мстителя, – заметил Крымов.

– Так наш господин Маузер имитатор? – предположила Кассандра. – Повторяет шутки Гелиогабала?

– Даже не тепло – холодно, – покачал головой Антон Антонович. – Думайте, золотая вы наша. Думайте лучше.

Телефон Крымова отозвался пришедшим смс. Он взглянул на экран.

– А вот и сообщение от капитана Яшина: он сфоткал все стены Цветочного дворца и главной залы, где дали дуба мэр и его команда. Смотрите-ка, потолок, из которого высыпались розы, – не отрывая взгляда от экрана, проговорил Крымов. – И в открытом состоянии потолок, и в закрытом. – Андрей взглянул на Долгополова: – Но в закрытом, я вам скажу, это шедевр.

– Ну давайте, давайте! – махнул ручкой Долгополов. – Чего дразнитесь?

Но Кассандра, задержав руку Андрея, первой заглянула в экран и не смогла удержаться:

– Ух ты!

– Ну что, что? – вопросил хозяин дома. – Хотя у меня уже есть догадки…

– Наслаждайтесь, Антон Антонович, – Крымов протянул старику телефон. – Вам это понравится.

Тот перехватил трубку и уставился на дисплей.

– Чтоб меня…

На закрытом потолке была сцена на тему античности – она упрощенно повторяла одну из множества картин, написанных в разные века и посвященных этой теме – пирам Гелиогабала! Юный император на возвышении, уложив руки на подлокотники трона, смотрит вниз, как его подданные, только что пировавшие, корчатся, утопая и задыхаясь в море смертоносных роз.

– И книжка в тему, и картина тоже, – заметил Крымов.

– Да-да, – подтвердил Долгополов. – Ну что, золотая наша девочка, все думаете, что это таинственный имитатор?

– А кто же еще?

– Может быть, это таинственный мститель?

– В каком смысле?

– В самом прямом. Подобные пиры разыгрывались в разные века разными коронованными особами. Может быть, без античного размаха, но было! Приглашали врагов, а потом на тебе – отраву с неба. В этой книжке и приложение есть, как один герцог, живший в восемнадцатом веке, отправил на тот свет своего дядю-конкурента со всем его семейством. Камерный такой обед на шесть персон, а итог все тот же. Муки, корчи, агония.

– Вы хотите сказать, что это сам Гелиогабал странствует по временам и народам и совершает по заказу такие вот преступления? Очень смешно, Антон Антонович, – поморщилась Кассандра.

– Что, невероятно?

– Совсем.

– А по-моему, очень вероятно! – возмутился Долгополов. – Вот если бы всех этих умников из мэрии отравили цианидом, мышьяком или ипритом, я бы сам первый сказал: да чего тут гадать? Ловкачи! Но вы забыли, что яд, которым отравили Расторгуева, из чертовой белены с «Дьявольских полей». Из потустороннего мира. Кстати, насчет этих самых полей: найду-ка я еще одну книгу.

Антон Антонович вернул один фолиант на место и стал искать другой.

За его спиной Кассандра опустила глаза.

– Андрей…

– Что? – отозвался Крымов.

– Такое и вправду может быть?

– Хе! – вырвалось у бодрого старичка, рыщущего по полкам. – Фома неверующий. Вот! Вот! – он достал другой фолиант и тоже выложил его перед своими гостями. Тут у него была закладка на том самом месте. – Посмотрите, гравюра Дюрера «Дьявольские поля».

Гравюра была хороша. Поле уходило к самому горизонту, где закатывалось солнце. И всюду цвела белена. Но головки цветов на первом плане были с устрашающими лицами демонов, а листья стали их когтистыми лапами.

– Вот что такое, Кассандра, «Дьявольские поля», – ткнул в репродукцию пальцем Антон Антонович, – вот откуда была собрана белена, убившая мэра Расторгуева.

– Я хотела спросить о другом, – сказала Кассандра. – Нежели этот безумный Гелиогабал может странствовать уже две тысячи лет между мирами и устраивать такие представления? Если без шуток, иносказаний и аллегорий. Неужели у него может быть такая способность?

Крымов перехватил взгляд Долгополова:

– Антон Антонович, ответите даме на этот вопрос?

– Отвечу, – кивнул тот. – Если он демон, то, конечно, может. И тот, кто попросит у него хорошенько о помощи, посулит ему награду, к тому он может и заявиться. Чтобы в очередной раз пошутить и отомстить!

Кассандра уже что‐то активно искала в телефоне.

– Нет, не он. Не он!

– Ты о ком? – поинтересовался Андрей.

– Портретов Гелиогабала, Антон Антонович, очень много, но он никак не похож на благотворителя Маузера. И еще, мне кажется, ваш юный император был просто капризным сумасбродом, а «убийца с цветами» – хитрейший злодей. Что вы на это скажете, Антон Антонович?

– Скажу, что за две тысячи лет и повзрослеть можно, слоняясь в аду. Как думаете? – Но ответа он не ждал. – Предлагаю смастерить обед. – Хозяин дома сполз со стула. – Вскипятить чайник, порезать сырку и колбаски, хлебушка, достать варенья разного, наливочки, как я вам обещал, и пройти в сад. – Он задумался, теребя правую бакенбарду. – Андрей Петрович…

– Да?

– Я поручаю хозяйничать вам, а сам я пройду в свой кабинет и займусь делами. Сделаю пару-тройку звонков. Какая наливка в буфетах, вы знаете. Мне нужно полчаса, не более того. А Кассандра вам в помощь. Хорошо?

Крымов пожал плечами:

– Мы все сделаем и будем ждать вас.

– Вот именно, и тогда потрапезничаем от всей души. Мне же нужен ключ от очередной двери. Маленький золотой ключик!

Антону Антоновичу Долгополову хватило именно получаса. Кассандра никак не могла надышаться благоуханием яблонь. Когда стол был собран, хозяин вышел из дома с папочкой и направился к ним. Тут уже было все приготовлено для трапезы: чайник выпускал пар, сыр и колбаса были нарезаны, хлеб и фрукты грудились в огромной миске, варенье наполняло вазочки, стояли две бутылки с наливкой, стопки, так хорошо знакомые Крымову, ждали, когда же их наполнят.

Кассандра не удержалась, прихватила с блюдца ломтик сыра и быстро отправила в рот.

– М-м, нежный какой!

– Из местного магазина «Сыры и колбасы по-домашнему», – пояснил Крымов.

– Ну, чего смотрите? – спросил хозяин дома, опускаясь в плетеное кресло. – Наливайте, Андрей Петрович! Думаете, я не проголодался? После мозгового штурма голоден, как волк.

Крымов с улыбкой наполнил стопарики золотистой наливкой.

– Сдвиги есть, стало быть?

– Еще какие, – ответил Долгополов. – Выпьем по первой – расскажу.

Они чокнулись и выпили. Кассандра только пригубила напиток.

– Сладкий какой и ароматный! – зажмурилась она.

– Конечно! – усмехнулся бодрый старик. – Какими ручками‐то сделано! – Он показал свои старые, немного скрюченные, но цепкие лапки. – У-у! А с какой душой и каким сердцем. – Антон Антонович с гордостью похлопал себя по груди. – Понимать надо. Теперь о деле. – Тон его сразу переменился. – Звонок «наверх», – он ткнул пальцем в летнее небо, – и три звонка моим агентам решили половину дела.

– Наверх – это в Небесную канцелярию? – спросил Крымов.

– Разумеется.

– А что такое Небесная канцелярия? – спросила Кассандра.

Мужчины переглянулись.

– Об этом позже, – ответил Долгополов. – Так вот, звонки сделали свое дело. Стали золотым ключиком и приоткрыли двери в чужие тайны. А именно в тайны господина Самохвалова и господина Расторгуева, в секреты Яны Самохваловой. У нее есть подруга, Эльвира Леонардовна Графф, тоже модель на пенсии. Вот она‐то все знает про Яну. Все ее секреты.

– А с чего она будет с нами делиться?

Долгополов усмехнулся:

– А вы ей покажете это, Андрей Петрович, – старик выудил из большой серой папки черную пластмассовую, положил перед собой и похлопал по ней. – Черную папочку.

– Я?

– Именно вы. Данные я только что получил по почте и распечатал. Если вы джентльмен, а вы именно такой, то никогда и никому не покажете и сами забудете про ее содержимое. Но она, эта дама, вам расскажет все, что знает, уж поверьте.

– Так это будет шантаж?

– Самый беспардонный. Но это единственный путь добраться до правды. Завтра ровно в полдень Эльвира Графф, как обычно, будет сидеть в парикмахерской «Афродита» на Некрасовской улице. Третье кресло от входа. Кресло справа останется за вами. Ну а там действуйте по обстоятельствам.

– Ладно. Чем это мне грозит? К чему быть готовым? Драки, перестрелки?

– Ни к чему. Просто наденьте темные очки. Эльвира Графф отдаст все, чтобы эта информация осталась между вами. А теперь давайте пить, есть и веселиться от всей души, как мы и запланировали вначале.

– Как‐то мне уже невесело, – вздохнула рыжая журналистка. – Испортили вы мне настроение вашими секретами, монстрами, шантажом…

Она снова потянулась за ломтиком сыра и, сердито глядя в сторону, безучастно положила его в рот.

– А вы через силу, девочка, – мрачно посоветовал Долгополов. – Вот как с этим сырочком. Соберитесь, возьмите волю в кулак, опрокиньте стопарик наливки и закусите вон тем анисом. И сразу полегчает.

Кассандра вопросительно взглянула на Крымова:

– Антон Антонович, как всегда, издевается?

– Ни в коем случае – сейчас это совет мудреца.

Детектив потянулся за бутылкой с наливкой и стал разливать янтарное содержимое по граненым стопкам.

4

В полдень следующего дня Андрей Крымов притормозил на Некрасовской улице у парикмахерской «Афродита», прихватил папку, надел темные очки, вышел, сделал двадцать шагов и целеустремленно потянул на себя дверь дорогой цирюльни. Звякнули над головой колокольчики. Из семи кресел занято было только одно – третье.

Крымов обошел его и сел на четвертое, справа от крупной стройной блондинки лет пятидесяти. Модный парикмахер с выжженными волосами, возившийся у шкафчика, сказал:

– Это женское заведение, мужчина.

Но мужчина был очень собран и уверен в себе. Поэтому коротко бросил:

– Оставьте нас на пять минут, молодой человек, будьте так любезны.

Дама повернула голову и взглянула на незнакомца. Ее губы были явно перекачаны силиконом.

– Мы знакомы, мужчина?

– Нет, и не будем знакомиться. Мне нужна информация о Яне Самохваловой и Кирилле Расторгуеве, ныне покойном. Что их связывало, к примеру? Велика ли была их взаимная ненависть?

– Идите к черту, – усмехнулась дама.

– Простите, но я должен был спросить, – сказал мужчина.

Он открыл черную папку, достал документы и протянул их даме.

– Ознакомьтесь, пожалуйста. И тогда поговорим.

Дама взяла документы, стала листать, судорожно вчитываться. Краем глаза шантажист увидел, как задрожали ее руки. Она пыталась справиться с этой дрожью, но не находила в себе сил.

– Кто вы? – тихо спросила она.

– Эльвира Леонардовна, все хорошо? – осторожно спросил парикмахер.

– Сёмочка, запри, пожалуйста, входную дверь и выйди во дворик, выпей колы. Посиди там. Я очень тебя прошу.

– Вы в безопасности? – еще осторожнее спросил цирюльник с выжженными волосами.

– Эльвира Леонардовна в безопасности, – ответил за нее незваный крепыш. – Идите, Семочка, выпейте колы во дворике. Взрослым нужно обсудить одно дело.

– Хорошо, – кивнул тот и исчез.

– Вы же не из органов? – спросила она. – Иначе с этими документами вы бы говорили со мной по-другому и в другом месте.

– Все верно. Мне нужна информация, получив ее, я тотчас уйду. Даю вам слово.

– Что вас интересует?

– Меня интересуют отношения между губернатором Самохваловым, мэром Расторгуевым и Яной Самохваловой.

– Но почему именно я?

– Вы были лучшей подругой Яны Самохваловой тогда и остаетесь теперь. Вместе ходили по подиуму, вместе знакомились с мужчинами. Все вместе, вся жизнь. Только ей повезло чуть больше. А вы оказались на обочине.

– Я так не считаю.

– И тем не менее. Выкладывайте: мне нужна суть конфликта.

– Но тут замешана мистика, и если вы в нее не верите…

– Вы говорите, а я уже решу, во что мне верить.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. – Она внутренне собралась; как видно, ей предстояло заглянуть туда, куда она совсем не хотела. – Самохвалов и Расторгуев были знакомы еще с начала девяностых, занимались одними делами. Только первый был мозгом, а второй – кулаками. Расторгуев всегда завидовал Самохвалову и положил глаз на его невесту. Даже хотел отбить, но она отказала ему. А Яна могла свести с ума кого угодно, так была хороша. Длинноногая, белокожая, с длинными белыми волосами, улыбчивая, радушная. Однажды Расторгуев, гори он в аду, повез их в свой новый загородный дом. Думаю, он что‐то подсыпал Самохвалову, а когда тот вырубился, просто взял Яну силой. Еще сказал ей: удавлю твоего мужа подушкой, если будешь кусаться и царапаться. Обо всем эти двое решили забыть раз и навсегда. Только мне она рассказала об этом. Мы сидели, выпивали у них на даче, и она взяла с меня слово молчать. Потом жизнь развела бывших друзей. Самохвалов ушел в депутаты, уехал в Москву, вернулся, стал губернатором. Он был прирожденным лидером. Но и Расторгуев на месте не сидел. Выбился в мэры. Но с какой ненавистью к нему жила все эти долгие годы Яна, можете только догадываться.

– Даже представить страшно – такое не забыть.

– Вот именно. С ненавистью и желанием отомстить. А потом она мне сказала, что ей присоветовали одну старуху, настоящую гадалку и ведьму, которая знала тайну, как связаться с потусторонним миром и попросить у него помощи. Ведь молния небесная не брала Расторгуева, и пули облетали его стороной. Яна рассказала мне, что общается с некой сущностью, путем заклинаний вызвала ее и контактирует через зеркало…

– И что же это за зеркало? Обычное?

– Нет, конечно, – усмехнулась Эльвира. – Это старинное зеркало находится в краеведческом музее, в бывшем особняке купцов Караваевых.

– В нашей знаменитой городской усадьбе?

– Именно в ней. Тайну ее вы знаете, конечно?

– Разумеется. В подвале, в Гражданскую, вначале расстреливали белогвардейцы большевиков, а потом, когда власть переменилась, большевики белогвардейцев. Потом там заседали чекисты. Переехали только потому, что в подвале все время слышались голоса людей и выстрелы, а на чердаке по ночам раздавались шаги.

– Вы отлично знаете историю города для шантажиста.

– Не отвлекайтесь, Эльвира Леонардовна.

– Потом там сделали краеведческий музей, и все эти полтергейсты как будто стихли. Но слава за домом тянулись очень плохая. В спальне купчихи Караваевой, прославившейся тем, что она сошла с ума и ее там держали годами, за решетками, пока она не умерла, и стоит то самое старинное зеркало, выцветшее, в кошмарных пятнах, но в красивой раме. Яна мне как‐то показала его и рассказала, что в этом зеркале и появляется та самая сущность. На правах жены губернатора она, понятно, могла заходить в музей, как к себе домой. Даже придумала спонсорство для музея и с тех пор проводила там долгие часы. Кто бы ей что сказал?

– И вы поверили ей? Про сущность?

– Как вам сказать? И да, и нет. Пока однажды не увидела, как она говорит с этим самым зеркалом. Мы были там ночью. Я отправилась гулять по музею, а она задержалась в спальне. Я вернулась, но Яна не услышала меня. Она стояла ко мне в профиль, и зеркало было ко мне ребром, так что я ничего увидеть не могла. Но Яна как будто сделала заказ.

– Заказ?

– Да. Она сказала зеркалу: «Убейте его любым способом». Я отступила и вернулась позже. Мы с ней столкнулись уже в одном из залов. Я умолчала о том, что увидела и услышала, и она мне не сказала того, как говорила со своим отражением. Или с той самой сущностью.

– Когда же это было?

– Три месяца назад, в самом начале весны.

– Ясно. И вы думаете, что она просила у этой сущности…

– Даже не сомневаюсь – особенно теперь. Она просила убить Кирюшу Расторгуева. Но было кое-что еще, – Эльвира покачала головой, – и тут я уверена, что вы сочтете меня сумасшедшей.

– Постараюсь избежать этого.

– Вам придется очень сильно постараться, любопытный незнакомец.

– Говорите же. От вас мне нужна только правда.

– Я не сразу отошла – любопытство было сильнее. Я смотрела в щелку между дверью и косяком. Это могло мне показаться, понимаете? Чего нам только не кажется порой…

– Да говорите уже, Эльвира Леонардовна.

– Я увидела, как из зеркала медленно вылилась мужская рука, знаете, с черным рукавом от камзола и с такой черной кружевной манжетой, на которой сверкала золотая запонка с изумрудом. На безымянном пальце я разглядела перстень, – в платиновой оправе в форме розы огромный бриллиант, – только он мог так сверкнуть, даже ослепить, потом длиннопалая рука призывно повернулась ладонью вверх, и Яна положила на нее свою. Мужская рука сжала ее пальцы и отпустила – они как будто договорились о чем‐то. Этого же не могло быть, правда? Я просто не раз представляла себе эту загадочную личность, с которой Яна говорила из этого мира, у которой просила помощи. Она сама поверила в нее, представила себе так ярко, как будто видела на самом деле. Потом мужской голос сказал: «Я все сделаю, как ты просишь, поверь, мне доставит это удовольствие». – «Но как это будет?» – спросила Яна. «Ты все узнаешь, когда придет время», – ответил ее визави. Только после этого я отступила, сорвалась и побежала прочь по коридорам музея. Бежала и думала: я схожу с ума! В этом доме сошла с ума несчастная купчиха, в этом доме бушевали призраки расстрелянных, а теперь с ума сойду я.

– Да, серьезное видение, Эльвира Леонардовна.

Дама нервно пожала плечами:

– Как хотите, можете считать меня сумасшедшей. Только позавчера Кирюши Расторгуева не стало.

Незнакомец кивнул:

– Документы оставьте себе. Они никогда не будут преданы огласке. Что касается меня, то я даю вам слово. За других не скажу.

– Благодарю, – ответила Эльвира. – Но с какой легкостью вы выслушали мою фантастическую историю и даже в лице не переменились! Будто поверили каждому слову.

Он усмехнулся:

– Иногда самое невероятное объяснение – самое убедительное. У меня будет к вам последняя просьба. Это не дело вот так запросто вступать в диалог с другим миром. Я сейчас предельно искренен с вами. Поэтому попытайтесь узнать, когда ваша подруга вновь захочет посетить музей купцов Караваевых. Если она вам дорога, конечно. И позвоните вот по этому телефону. – Он вытащил из кармана визитку и протянул ее даме.

– Но тут один лишь телефон и никакого имени? – удивилась она.

Спортивный мужчина поднялся с кресла.

– Все верно. Вы просто назовете день и час. Мы попытаемся спасти вашу подругу. Пожалуйста, сделайте так, как я вас прошу.

– Хорошо, – пообещала Эльвира Графф. – А если этого не случится?

– Что‐то мне подсказывает: случится и уже очень скоро. Возможно, счет идет на часы.