Возвращение. Вспоминая бесконечность

Роман Егоров

Возвращение. Вспоминая бесконечность

Пролог. «Первый вздох после сна»

«Сон заканчивается не потому, что наступает пробуждение, а потому, что сновидец вспоминает, кто видит сны»

Есть такой момент между сном и бодрствованием – не резкий звонок будильника, не внезапное падение в реальность, а мягкое всплытие из глубин забвения. Когда ещё не до конца понятно, где заканчивается сон и начинается явь, но уже появляется тот, кто может различать и то, и другое.

Именно таким был мой первый вздох после долгого сна в ограниченном пространстве.

Не громкое «эврика!», не ослепительная вспышка озарения, не торжественный момент откровения. Просто тихое «а-а-а…» – как когда находишь потерянные очки, которые всё это время были у тебя на голове. Или как когда вспоминаешь имя старого друга, которое вертелось у тебя на языке.

Какая нежная ирония – первое, что я вспомнил, проснувшись, – это то, что я никогда по-настоящему не спал. Какая изысканная шутка – самое глубокое откровение оказалось пониманием того, что открывать, собственно, нечего. Какой парадокс – конец поисков начался с осознания того, что искать было некого и нечего.

Знаете, как бывает, когда долго ищешь что-то важное по всему дому, переворачиваешь всё вверх дном, заглядываешь в самые неожиданные места – и вдруг обнаруживаешь, что искомое всё это время лежало на самом видном месте? Именно такой смех – одновременно облегчённый и смущённый – охватил меня в тот момент.

Я искал себя в медитациях – а оказался тем, кто медитирует.

Я искал Бога в храмах – а оказался тем, кто ищет.

Я искал истину в книгах – а оказался тем, кто читает.

Я искал любовь в отношениях – а оказался тем, кто любит.

Как я мог так долго не замечать очевидного? Как можно потерять то, что невозможно потерять? Как можно забыть то, что всегда помнишь?

Очень просто. Нужно лишь настолько увлечься игрой в прятки, чтобы забыть, что ты играешь. Нужно настолько погрузиться в роль искателя, чтобы забыть, что ты и есть тот, кого ищешь. Нужно так старательно притворяться спящим, чтобы поверить в собственный сон.

И вот теперь, когда игра подходила к концу, когда маска искателя начала сползать, когда сон о поисках истины готов был раствориться в утреннем свете понимания, я вдруг осознал всю гениальность этого космического розыгрыша.

Путешествие через ограниченность было не падением, а добровольным погружением. Не ошибкой, а экспериментом. Не забвением, а особым способом памяти. Как будто бесконечность решила поиграть в конечность, чтобы лучше оценить собственную безграничность. Как будто вечность примерила одежды времени, чтобы почувствовать контраст.

Мы нырнули в океан множественности, чтобы подняться на поверхность с жемчужиной нового понимания. Мы спустились в шахты двойственности, чтобы добыть золото интегрированного опыта. Мы заблудились в лабиринте личности, чтобы научиться ценить простоту истинной природы.

И самое удивительное – ничего не пропало. Весь опыт блужданий, все переживания поисков, вся красота и боль путешествия – всё это не исчезло с пробуждением, а нашло своё место в более широкой картине. Как будто разноцветные осколки витража наконец сложились в прекрасное целое.

Помните сказку о принце, который забыл, что он принц, и долго странствовал как нищий? В конце сказки принц не перестаёт быть тем, кем он был во время своих странствий, – он просто вспоминает, кем он был всегда. И все его приключения в роли нищего становятся драгоценной частью его истории, обогащающей его понимание жизни.

Вот и я не перестал быть тем человеком, который искал истину, страдал от непонимания, радовался открытиям, ошибался, учился, любил, терял и находил. Я просто вспомнил, кто всё это переживал. Кто был свидетелем всех этих историй. Кто оставался неизменным во всех переменах.

Этот свидетель – не холодный наблюдатель, отстранённый от жизни. Это самая интимная близость с каждым мгновением. Это любящее внимание, в котором разворачивается весь танец существования. Это пространство, в котором все формы появляются и исчезают, подобно облакам в небе.

И вот теперь, сделав этот первый вдох после долгого сна в ограниченности, я готов рассказать вам историю возвращения. Не как учитель ученику, а как путешественник путешественнику. Не как тот, кто знает, тому, кто не знает, а как один аспект бесконечности другому аспекту той же бесконечности.

Потому что, видите ли, это не моя история возвращения. Это наша история. История о том, как сознание возвращается к себе через каждого из нас. История о том, как бесконечность собирает себя по кусочкам из всех своих временных забвений.

Каждый, кто читает эти строки, – это способ вселенной читать саму себя. Каждый, кто понимает этот смысл, – это способ истины узнавать саму себя. Каждый пробуждающийся – это способ абсолюта вспоминать свою природу.

Так что добро пожаловать домой, дорогой аспект моего же существа. Добро пожаловать в историю нашего возвращения к тому, кем мы никогда не переставали быть.

История началась с улыбки.

Она и закончится улыбкой.

Той же самой улыбкой.

Но какая разница между улыбкой до путешествия и улыбкой после!

Первая была невинностью неведения.

Вторая – мудростью возвращения.

И обе – одинаково совершенны.

Глава 1. «Узнавание в зеркале»

«Отражение наконец поняло, что оно и есть зеркало».

В жизни каждого искателя есть особый момент – момент, когда поиск внезапно прекращается не потому, что цель достигнута, а потому, что обнаруживается: искать было некого и нечего. Этот момент может наступить во время медитации или мытья посуды, в разгар важного разговора или в тишине одинокой прогулки. Он приходит не как награда за усилия, а как естественное завершение долгой игры в прятки с самим собой.

Я всю жизнь искал свои очки, обыскивая каждый уголок дома, переворачивая всё вверх дном, расстраиваясь и злясь на собственную рассеянность. И вдруг случайно коснулся переносицы и обнаружил, что очки на месте. Они были там всё это время. Я видел через них весь мир, включая те места, где их искал.

Первая реакция – недоверие. Этого не может быть! Слишком просто. Слишком очевидно. Если то, что я искал, всегда было со мной, почему я так долго этого не замечал?

А потом пришёл смех. Не горький смех разочарования, а тёплый смех узнавания. Смех над изощрённостью игры, в которую я играл сам с собой. Смех над тем, как мастерски сознание скрыло от себя собственную природу, создав убедительную иллюзию отдельности, нужды, поиска.

В этом смехе нет насмешки над прошлым. Каждый год поисков был необходим. Каждое заблуждение вело к прояснению. Каждый тупик в конце концов приводил к верному пути. Не потому, что существовал какой-то план, а потому, что окончательно заблудиться невозможно, когда ищешь того, кто ищет.

Осознание не пришло как внешнее откровение. Никто не сказал мне: «Вот ты и нашёл истину». Неоновые вывески с надписью «Добро пожаловать в просветление» не загорелись. Это больше похоже на постепенное наступление рассвета – незаметно, естественно, без фанфар.

Сначала я даже не понял, что что-то изменилось. Мир выглядел так же. Люди вели себя как прежде. Моя биография осталась неизменной. Но что-то в самом качестве переживания стало принципиально иным.

Это похоже на тот момент, когда ребёнок вдруг понимает, что Дед Мороз – это переодетый папа. Волшебство не исчезает, но меняется его природа. Подарки по-прежнему появляются под ёлкой, радость по-прежнему наполняет сердце, но теперь есть понимание того, кто стоит за этим чудом.

То же самое и с духовным узнаванием. Мир не перестал быть волшебным, но я вдруг увидел, кто этот волшебник. И оказалось, что волшебник – это я сам. Не маленькое «я» с именем и биографией, а большое «Я», которое включает в себя всё сущее.

В этом узнавании есть что-то смиренное и в то же время грандиозное. Смиренное – потому что исчезло ощущение личных заслуг. Я ничего не достиг, ничего не добился, никуда не пришёл. Просто перестал не замечать то, что всегда было на виду.

Грандиозное – потому что обнаружилось: я не отдельная капелька в океане бытия, а сам этот океан, играющий в каплю. Не частица космоса, а весь космос, сосредоточенный в точке сознания.

Это открытие могло напугать. Разум, привыкший к уютным рамкам ограниченности, запротестовал: «Нет, это слишком! Я не могу быть всем этим. Я – просто человек со своими проблемами, страхами, ограничениями».

И в каком-то смысле он был прав. Я действительно остался человеком. Тело не исчезло. Личность продолжила функционировать. Проблемы не растворились волшебным образом. Но теперь всё это воспринималось как костюм, который можно носить, не забывая о том, кто его носит.

Это как актёр, который полностью вживается в роль короля Лира, переживает все страдания персонажа как свои собственные, но в глубине души помнит, что он – актёр. Это знание не делает игру менее искренней, но освобождает от окончательного отождествления с ролью.

Когда спектакль заканчивается, актёр не умирает вместе с персонажем. Он снимает корону, смывает грим и возвращается к своей обычной жизни. Но опыт игры остаётся с ним, обогащая его понимание человеческой природы.

То же самое и с духовным узнаванием. Я могу продолжать играть роль отдельной личности – в отношениях, на работе, в обществе. Но внутри меня живёт тихое знание о том, кто я есть за пределами всех этих ролей.

Это знание похоже на постоянный фоновый звук – настолько тихий, что его можно не замечать, но настолько присутствующий, что он окрашивает собой всё остальное. Как едва слышный шум океана в морской раковине или далёкое эхо колокола в горах.

И в этом постоянном напоминании о собственной истинной природе исчезла экзистенциальная тревога. Больше нет страха потерять себя, потому что потерять то, что я есть на самом деле, невозможно. Больше нет страха смерти, потому что то, что может умереть, оказывается лишь временной формой вечного.

Больше нет одиночества, потому что я обнаружил, что никогда не был отделён от того, с чем хотел соединиться. Больше нет поиска смысла, потому что я сам оказался источником всех смыслов.

Но самое удивительное – это не исчезновение проблем, а изменение отношения к ним. Проблемы продолжают возникать, но они больше не кажутся мне проблемами в том смысле, в каком казались раньше. Они становятся просто явлениями, происходящими в поле моего сознания, – как облака, проплывающие по небу.

Я могу заниматься их решением, но без того отчаянного рвения, которое было раньше. Как врач лечит больного – с полной компетентностью и участием, но не отождествляя себя с болезнью.

Эмоции продолжают приходить, но изменился тот, с кем они случаются. Грусть приходит и уходит в пространстве моего осознания, не окрашивая собой всё существо. Радость расцветает и увядает, не создавая привязанности к своему продолжению.

Мысли продолжают течь, но мне больше не кажется, что это «мои» мысли. Они стали частью общего потока ментальной активности – как радиоволны в эфире, которые я могу настроить и слушать, но которые не принадлежат конкретно мне.

И отношения с людьми обрели новое качество. Когда я смотрю в глаза другому человеку, я вижу в них то же самое присутствие, которое смотрит из моих глаз. Когда он говорит, я слышу эхо собственного голоса. Когда он страдает, я чувствую отголоски собственной боли – не потому, что у нас похожие проблемы, а потому, что страдающий и сочувствующий оказались разными проявлениями одного сознания.

Это не значит, что все люди стали одинаковыми. Напротив, их уникальность видна ещё отчётливее – как разные грани одного кристалла, каждая из которых отражает свет по-своему, но все освещаются одним источником.

В этом узнавании нет места духовной гордыне. Невозможно гордиться тем, что я – океан, когда я понимаю, что все остальные капли – тоже океан. Невозможно чувствовать своё превосходство, когда я вижу, что отдельности просто не существует.

Остаётся только благодарность. За возможность играть. За красоту игры. За мастерство, с которым бесконечное сознание скрывало себя от себя, чтобы потом заново себя найти.

И остаётся только удивляться изощрённости всей этой космической затеи. Как же нужно было постараться, чтобы забыть о собственной безграничности! Какую сложную архитектуру иллюзий пришлось построить, чтобы поверить в ограниченность! Какую убедительную драму создать, чтобы поверить в отдельность!

Но теперь драма подходит к концу. Не потому, что актёры устали играть, а потому, что пьеса рассказана полностью. Каждая роль сыграна, каждый урок усвоен, каждое переживание прожито до конца.

Отражение наконец поняло, что оно и есть зеркало. Волна вспомнила, что она – океан. Луч света обнаружил свой источник. Капля росы узнала в себе утреннее небо.

И в этом узнавании – не конец истории, а её новое начало. Потому что теперь можно играть осознанно. Можно надевать маски, зная, что это маски. Можно вживаться в роли, помня об актёре. Можно создавать миры, не забывая об их условности.

Какая свобода в этом понимании! Какая лёгкость! Какая бесконечная возможность для творчества и игры!

И какая простота. В конце концов, всё сводится к самому простому узнаванию: я и есть то, что искал всю жизнь. То, что видит эти слова, то, что понимает их смысл, то, что может удивляться или сомневаться, – это и есть искомое сокровище.

Не нужно его достигать – оно уже здесь. Не нужно его понимать – оно само и есть понимание. Не нужно к нему стремиться – оно само есть стремление и цель одновременно.

Остаётся только смеяться над красотой этой космической шутки. И продолжать танцевать на этом бесконечном, игривом, лучезарном празднике бытия, который никогда не начинался и никогда не закончится.

Глава 2. «Собирание осколков радуги»

«Семь цветов радуги не складываются в белый свет – они вспоминают, что всегда им были».

После первого узнавания себя в зеркале мира началось нечто удивительное – постепенная интеграция всех осколков опыта, которые раньше казались разрозненными, противоречивыми, а порой и болезненными.

Это было похоже на сборку разбитой вазы, только в обратном порядке. Обычно мы видим, как целое распадается на фрагменты. А здесь происходило обратное – разрозненные кусочки опыта начинали складываться в прекрасную мозаику понимания.

И самое поразительное – ни один кусочек не оказался лишним. Даже те переживания, которые казались ошибками, неудачами, болезненными заблуждениями, – все они нашли своё место в общей картине.

Помню, как в детстве играл с калейдоскопом. Встряхнёшь его – и цветные стёклышки складываются в один узор. Встряхнёшь ещё раз – совершенно другая картина. Те же самые кусочки, но каждый раз новая красота. И вот сейчас произошло нечто подобное – все фрагменты моего опыта встряхнулись и сложились в узор, которого я раньше не видел.

Страдания, которые казались бессмысленными, оказались тенями, придающими объём картине. Без них радость была бы плоской, лишённой глубины. Ошибки, которые я когда-то проклинал, оказались поворотными моментами, без которых я никогда бы не пошёл в нужном направлении. Потери, которые разрывали сердце, оказались освобождением от того, что больше не соответствовало моему внутреннему росту.

О, эта алхимия воспоминаний! Свинец разочарований превращался в золото мудрости. Тьма неведения становилась светом понимания. Хаос поисков обретал космический порядок. И самое удивительное – ничто не исчезало, всё трансформировалось.

Вспомнил школьные уроки физики, когда учитель пропускал белый свет через призму, и он распадался на семь цветов радуги. А потом показывал обратный процесс – как эти же семь цветов, проходя через другую призму, снова становятся белым светом. Тогда это казалось просто интересным экспериментом. Теперь я понимаю, что это была метафора всего пути.

Единое сознание, проходя через призму воплощения, распадается на множество переживаний – радость и печаль, любовь и страх, надежду и отчаяние, восторг и скуку. И все эти «цвета» опыта кажутся отдельными, независимыми, иногда противоположными друг другу.

Но теперь, проходя через призму пробуждения, все они складывались обратно в тот изначальный белый свет осознанности, который был их источником с самого начала. Семь цветов радуги не складывались заново в белый свет – они вспоминали, что всегда им были.

Это касалось всего – абсолютно всего в моём опыте.

Все мои желания, которые казались такими важными и настоятельными, оказались способами, с помощью которых жизнь исследовала саму себя через форму под названием «я». Все страхи, которые парализовали и мучили, оказались инструментами, заставлявшими глубже копать в поисках того, что нельзя потерять. Все отношения, которые приносили и радость, и боль, оказались зеркалами, в которых различные аспекты моей природы узнавали самих себя.

Даже самые мрачные периоды жизни – депрессии, кризисы, моменты полного отчаяния – теперь воспринимались как необходимые паузы в симфонии становления. Как музыканты-комбо иногда останавливаются, чтобы настроить инструменты, так и сознание иногда погружается во тьму, чтобы перенастроиться на новую октаву бытия.

Я вспоминал свои духовные поиски – все эти годы, когда я читал книги, посещал семинары, пытался медитировать, общался с учителями. Какая смесь искренности и самообмана, подлинных прозрений и цепляния за концепции! И всё это тоже оказалось необходимым. Каждая прочитанная книга, каждая техника, каждое разочарование в очередном «методе» – всё это были ступени лестницы, ведущей к пониманию того, что подниматься было некуда.

Даже те моменты, когда я думал, что схожу с ума от интенсивности внутренних процессов, когда реальность начинала плыть и терять привычные очертания, – даже они оказались благословением. Это была не потеря рассудка, а расширение того, что я считал рассудком. Не разрушение реальности, а освобождение от слишком узкого её определения.

И самое удивительное – все люди, которые когда-либо появлялись в моей жизни, тоже заняли свои места в этой целостной картине. Те, кто любил меня, оказались способами, с помощью которых Вселенная выражала свою любовь к себе через мою форму. Те, кто причинял боль, оказались учителями, показывавшими те аспекты себя, которые я ещё не был готов принять. Те, кто бросал вызов, оказались тренерами, помогавшими раскрыть скрытые силы.

Каждый человек сыграл именно ту роль, которая была нужна для моего роста. Не потому, что всё было предопределено каким-то внешним планом, а потому, что сама жизнь обладает удивительной мудростью самоорганизации. Как река находит самый эффективный путь к морю, так и сознание притягивает именно те переживания, которые нужны для его расширения и углубления.

Понимаете, в чём была моя ошибка все эти годы? Я пытался собрать радугу, складывая цвета в правильном порядке. Думал, что нужно избавиться от «негативных» переживаний и культивировать «позитивные». Пытался выбросить красный цвет гнева, оранжевый цвет зависти, жёлтый цвет страха – оставить только голубой цвет покоя, синий цвет мудрости, фиолетовый цвет духовности.

Но радуга не собирается – она вспоминается. Белый свет не создаётся из цветов – цвета возникают из белого света и возвращаются в него же. Целостность не достигается путём отбрасывания частей – она обнаруживается через принятие всех частей как аспектов единого целого.

Теперь я мог с благодарностью вспоминать каждый этап своего пути. Годы поисков смысла жизни, которые казались такими мучительными, оказались периодом созревания понимания того, что смысл не ищут, а проживают. Годы борьбы с собственными недостатками оказались временем знакомства с разными гранями своей человеческой природы. Годы одиночества оказались погружением в собственную глубину.

И даже те периоды, когда я полностью терял интерес к духовности и погружался в обыденность, оказались не менее важными. Это были времена интеграции, переваривания опыта, внедрения инсайтов в практическую жизнь.

Как садовник знает, что растению нужны и солнце, и дождь, и даже заморозки для полного созревания, так и жизнь знала, какие именно переживания нужны мне для полного раскрытия моей природы.

И вот теперь, когда все осколки заняли свои места, когда все цвета сложились в изначальный белый свет, когда вся мозаика обрела целостность, я мог только восхищаться совершенством этого процесса.

Ни одной лишней детали. Ни одного случайного элемента. Ни одной ошибки, которая действительно была бы ошибкой. Всё имело смысл. Всё служило общей цели. Всё было на своём месте.

Это не означало, что я стал считать все свои поступки правильными, а все переживания приятными. Это означало понимание того, что правильность и неправильность, приятность и неприятность – это оценки ума, а не свойства самого опыта. А опыт по своей изначальной природе нейтрален – это просто движение сознания, познающего само себя.

Каждый осколок радуги занял своё место в общей картине. И эта картина оказалась не мозаикой из разрозненных кусочков, а цельным полотном, где каждый мазок, каждый оттенок, каждая тень и каждый блик служили общей красоте.

Собирание завершилось не потому, что все части были найдены, а потому, что стало понятно: разделения никогда не было. Радуга всегда была целой. Просто нужно было научиться видеть её такой.

И в этом видении рождалась глубокая благодарность – не за отдельные приятные моменты жизни, а за саму возможность переживать всю полноту человеческого опыта. За право быть той точкой, через которую бесконечность познаёт себя во времени и пространстве.

Каждый вздох становился благодарностью. Каждое биение сердца – признанием чуда. Каждый момент осознанности – празднованием того факта, что Вселенная обрела способность удивляться самой себе через эту конкретную форму сознания.

Осколки собрались вместе. Радуга вспомнила, что она – свет. Путешествие подходило к концу не потому, что цель была достигнута, а потому, что было понято: цель и путь всегда были одним и тем же.

Глава 3. «Смех освобождения»

«Величайшая шутка заключается в том, что освобождаться нужно было от идеи освобождения».

Когда все фрагменты опыта сложились в целостную картину, когда стало ясно, что каждое переживание имело смысл, произошло нечто неожиданное. Я начал смеяться.

Не от радости – хотя радость тоже была. Не от облегчения – хотя облегчение тоже присутствовало. Я смеялся от абсурдности всей ситуации. От космической иронии того, что обнаружилось.

Всю жизнь я искал просветления. Читал книги о нём, медитировал ради него, посещал семинары в надежде обрести его. Представлял его как некое особое состояние – яркое, блаженное, наполненное знанием тайн Вселенной. И вот теперь, когда «оно» наконец наступило, оказалось, что ничего особенного не произошло.

Какой смех охватывает того, кто понял, что всю жизнь искал очки, которые были у него на носу! Какое веселье рождается от осознания того, что все техники медитации были способами отвлечься от естественной медитативности бытия! Как же остроумна вселенная, заставляющая нас пройти весь путь, чтобы понять, что идти было некуда!

Я вспоминал годы своих духовных поисков с таким же смехом, с каким взрослый вспоминает детскую игру «найди сокровище». Помните, как это бывает? Родители прячут подарок где-то в доме, а потом дают подсказки: «Холодно… теплее… горячо!» И ребёнок носится по всему дому, заглядывает в самые невероятные места, и чем дольше он ищет, тем ценнее кажется спрятанное сокровище.

А потом оказывается, что подарок лежал в самом очевидном месте – на полке, которую ребёнок обошёл в самом начале поисков.

Так и с просветлением. Оно всегда было здесь, в самом факте осознания этих строк, в простом присутствии, которое читает их прямо сейчас. Но я искал его в особых состояниях, в мистических переживаниях, в техниках и практиках.

И самое смешное, что все эти практики действительно были необходимы. Не потому, что они приводили к просветлению, а потому, что они исчерпывали идею о том, что просветление – это нечто, чего можно достичь.

Каждая медитация была способом устать от попыток стать кем-то другим. Каждое духовное упражнение было способом измотать себя желанием стать «более осознанным». Каждая книга по духовности была шагом к пониманию того, что понимать нечего.

Это похоже на человека, который ищет свою голову. Он бегает, оглядывается по сторонам, спрашивает у прохожих: «Вы не видели мою голову?» Прохожие сначала пытаются объяснить ему, что голова у него на месте, но он не слушает – продолжает искать. Тогда они решают помочь ему в поисках. Они дают ему зеркала, чтобы он мог лучше осмотреться. Предлагают различные методы поиска. Обучают техникам поиска головы.