Божественные Игрища. Первый сезон

– Вот видишь Адам, это остатки жизни умирающих миров, которые, мы и нам подобные особи должны будем спасать. Ты вообще понимаешь, о чем я тебе говорю? ЭДО-М послушно кивал головой, внимательно рассматривая ЭВО, до этого момента они почти не общались, и знали о существовании друг друга только в рамках проекта. Ева продолжала вещать дальше, все больше и больше входя в роль, «Ах, если бы она знала что такое комсомол! То она была бы его главным лидером…».

– Мы как посланники цивилизованного мира должны будем нести… – она усиленно вспоминала лекции по СОЭНТО,  Социально Ориентированной Этической Нравственной Тотальной Онтологии.

– Темным и заблудшим мирам просветление, и счастье, что бы привести их к общему знаменателю общечеловеческих ценностей, – и она замолкла.

Дальше она запнулась, так как сама с трудом понимала смысл и суть лекций по СОЭНТО, но которым уделялось не меньшее время обучения, чем основам безопасности  жизнедеятельности, ОБЖ.

– Так вот, слушай, – резюмировала она, –   прекращай прогуливать лекции. Из-за тебя замедлился наш процесс обучения,  все пары уже разослали на разные планеты нести счастье. Из-за твоей лени,  мы всё ещё здесь.

– Я нэ виноват, – оправдывался ЭВО-М.

– У мэня живот болел, это когда я чью-то колбасу съел,  –  и в подтверждение сказанного ЭДО-М громко пукнул.

– Фу! Ужас! – Вскричала Ева.

– Ты ещё  прогулял  все лекции по этике!

 Ева повернулась спиной, и пошла по лаборатории, громко рассуждая вслух, а ЭВО-М, поплёлся за ней.

– Не совершенно представляю, как мы будем спасать миры? – задала вопрос, она сама себе.

Случайно уронив карандаш, Ева низко нагнулась, что бы поднять его. ЭВО-М идя за ней, остановился, тоже нагнулся и начал рассматривать её между ягодиц, потом быстро выпрямился, максимально вывернул голову назад, оттянул свою набедренную повязку, и начал рассматривать свои ягодицы. Ева ничего не заметив, подняв карандаш, повернулась к нему, застав его а таком положении, и с ещё большим возмущением произнесла:

– Почему ты отвернулся и меня не слушаешь?  Скажи мне, что у тебя в голове?

Одновременно машинально отмахиваясь от неизвестно откуда взявшегося комара, и не придав этому никого  значения, хотела продолжить нравоучения. ЭДО-М повернулся к ней, и протянул руку, приподнял один из пластиковых кленовых листочков  прикрывающий молочные железы, обнажился острый розовый сосок, как ракета направленный на него.

– Э, скажи мне Эво а почему мы такие разные? Ева немного засмущавшись отвела его руку, и набрав в легкие воздуха, с новыми силами собралась вещать. На ней опять мысленно появились очки профессора, и возникла кафедра. Она прошлась вперёд, строго и монотонно вещая, пытаясь изобразить из себя лектора:

– Вот видишь Адам, это результат прогулов лекций по  биологии, где изучают основы жизни. Начиная от её простых видов, переходя к фотосинтезу, и заканчивая высшими формами. Замыкая этот великий круг жизни, редуцентов, продуцентов, и консументов. Они подошли к столу, на котором в специальном кувезе находилось небольшое растение, с громадным яблоком посередине. Ева прошла дальше, и назидательным тоном, пренебрежительно, не поворачиваясь к идущему за ней новоиспечённому студенту. Директивно указывая на яблоко карандашом, подавив зевоту, продолжала:

– Вот если, к примеру, взять это яблоко,  – она собралась с мыслями что бы продолжить.

Как вдруг в тиши лаборатории услышала какой-то хруст, и Ева резко повернулась. Адам  стоял с яблоком в руках, смотрел на неё большими невинными глазами. Тут же сработала аварийная сигнализация, замигавшие датчики, изменили свой цвет, защёлкали камеры.

– Ты что натворил! – вскрикнула Ева задыхаясь от возмущения, и страха перед неожиданным событием.

– Ты, ты, – она быстро листала свой блокнотик.

– Ты дебил! – глядя в блокнот, произнесла она, и хлопнула им Адама по лбу.

– Ну, ты же сама мне сказала, взять яблоко, –  растерянно ответил Адам.

– Я сказала это, –  и она замолчала, мысленно подбирая слова.

Снова посмотрев в свой блокнотик, и нервным истерическим голосом, добавила:

– Не по настоящему, а гипотетически!

Ева отвернулась, сделав в сторону несколько шагов, в её голове кружась хороводом, хаотично роились навязчивые, и безумные мыли, как рой мух над банкой с вареньем, и она старательно вспоминала все лекции, и всю информацию которую вложили в неё, усиленно ища решение проблемы. От сильного эмоционального напряжения начала страшно болеть голова, она все ещё была уверена, что каким-то чудесным образом, всё ещё можно решить. Как вдруг услышала странный хруст, и почувствовала спиной, как на кожу брызнули прохладные капельки какой-то жидкости. Ева быстро повернулась, стараясь отогнать от себя мысль о том, что она может увидеть, и зажмурилась. Смирившись с неизбежностью увидеть предполагаемое событие, она открыла глаза, одновременно опустив руки, и застыла в ступоре. Как ребёнок раннего возраста, впервые увидевший, запретное и непотребное изображение. Адам, громко чавкая, и причмокивая,  откусывал громадные куски от яблока, по подбородку тек сок, брызги которого долетали до нее. По лаборатории распространился необыкновенный аромат, какое-то сладостное благоухание, и возникло необъяснимое умиротворение, с ощущением всеобъемлющего покоя. Не хотелось ни с кем не ругаться,  или ссорится, время как будто остановись, по телу Евы прошлась тёплая нежная волна и перестала болеть голова. Адам с набитым ртом, как ни в чём небывало, протянул Еве яблоко:

– Э, на, попробуй, такое сладенькое.

Ева как во сне, повинуясь непонятному чувству, положила ему руки на грудь, произнесла:

– Какие у тебя красивые глаза и губы, – и она откусила от яблока, из его рук.

Последняя дверь ведущая в лабораторию, быстро распахнулась, снова замигали различные датчики, контроллеры, сканеры, и в помещение буквально влетел профессор Селезёнкин. Прихрамывая на одну ногу, халат нараспашку, седые волосы всклочены, торчали дыбом очки на лбу, руки ходили ходуном пальцы тряслись. Он подлетел к стоявшей парочке, и буквально, чуть ли не насквозь, буравя их своими безумно горящими глазами, молча в упор с укоризной, смотрел на них, шумно и тяжело по-старчески дыша. Потом быстро оценил обстановку, и скороговоркой проговорил:

– Я всегда боялся что это генетический мусор Гургена Хапхаповича, что ни будь отчебучит. Адам, в растерянности вытираясь рукой, и продолжая усиленно жевать, быстро засунул надкушенное яблоко за набедренную повязку, спереди возле причинного места, яблоко было не маленькое, и оно видимо явно, и неприлично выпирало вперёд. Адам посмотрел на профессора, глазами любимого домашнего животного, которое наложило громадную кучу дерьма на дорогом ковре, и встречает хозяина  виляя хвостом как ни в чём не бывало, и наивно заискивающе заглядывает ему в лицо, дескать всё хорошо, пойдём с тобой погуляем. Профессор Селезёнкин взглянул на Адама, и уже не выдержав, в сердцах громко буркнул:

– Тьфу ! Дебил! Му…к! Недоделанный Рас.…дяй! Пизд..к! Х…ило еб…тое!  Ева услышав эту тираду, быстро схватила карандаш, начала листать свой блокнотик громко нашёптывая:

– Ищем, дебил, дебил, а вот, пишем на слух. Какой интересный лингвистический опус, со странной словообразующей морфемой. Интересно это флексии или аффиксальные морфы, и какие  это части речи?  Ева напряжённо кусая кончик карандаша, продолжала быстро рассуждать в слух:

– Да это явно сложная синтаксическая конструкция, грамматико-стилистическая форма, интересно это научный или разговорный стиль, необходимо быстренько определить денотативные связи, и семантические отношения между частями этого бессоюзного сложного предложения. Какое интересное орфоэпическое произношение, редуцированных гласных, с выраженной интонационной и парадигматической фонемой, – ху..ло! А это восхитительное иканье в первом предударном слоге после шипящих гласных, прослеживается нарастающая ассимиляция по звонкости как хорошо исполнено аффикатно-сонорническое дрожание фонетического материала, – пизд ..к! К какой градации фонетико-фонологических систем принадлежит, этот лексический опус. И  в какую часть  языковой  системы,  входят эти ментальные  синтоизмы. Может это заимствованные лексические архаизмы, с модальными фразеологическими единицами. Это же, тема для диссертации!

Селёзенкин с ужасом смотрел на Еву, его глаза расширились, мелькнула мысль, словно ножом резанувшее его по сердцу:

– Как она вообще в этом мире сможет выжить? Не то, что это жлоб,  –  и покосился в сторону Адама.

Быстро придя в себя, он выхватил из рук Евы блокнотик, сложил его вернул обратно, и как нервный и капризный старикашка паралитик который хочет в туалет по малой нужде, но не может самостоятельно дойти,  затоптал ногами стоя на одном месте, громко повторяя одну и туже, фразу как мантру:

– Вы в большой опасности, в большой опасности, что делать? Что делать? И тут хлопнув себя по лбу ладонь, громко позвал:

– Боренька!

Из за спины профессора вынырнул ещё один персонаж, не замеченный раннее, который прибежал в лабораторию вместе с ним, это был один из его ассистентов. И этот его ученик, кстати сказать, очень уважительно относился к Селезенкину, так как профессор был его кумир. Он быстро начал отдавать распоряжения ассистенту:

– Так Боренька, там в коридоре при входе в лабораторию стоит цветок в горшке, вырви его с корнями и тащи сюда, горшок разбей пусть земля по полу рассыпана будет,   –   ассистент удивлённо смотрел на профессора, своими большими чистыми и невинными глазами, словно он заставляет его выполнить какую то карательную акцию.

Селезёнкин поймал вопросительный взгляд ассистента и авторитетным тоном надув щёки, наклонив голову и спустив очки на кончик носа, и добавил, назидательно растягивая слова:

– Боря, эти деяния, во имя науки!

Это фраза подействовала как волшебное заклинание, ассистент бросился исполнять указания. Сам же профессор как в лихорадочном бреду начал суетится по лаборатории, бормоча под нос:

– Вы страшной опасности, вы в очень страшной опасности!

Он стал внимательно проверять всю лабораторию, сел за монитор начал быстро изменять и удалять все протоколы, чем грубо нарушал все мыслимые, и мыслимые инструкции, рискуя потерять больше чем работу. Любопытная и желающая всё знать Ева, абсолютно ничего не понимая, смотрела на действия профессора наивными и удивлёнными глазами. Который быстро нажимая кнопки клавиатуры, поймав её взгляд, кратко прокомментировал:

– За подобные проделки,   –  он кивнул головой в сторону Адама.

– Вы подлежите компилятивной детерминации, а попросту уничтожению, вам необходимо срочно покинуть станцию.

Очень не многие сотрудники, орбитальной станции, и её лабораторий знали, кто в действительности не гласно, стоит во главе проекта, и управляет всеми программами и событиями. Тайная и загадочная организация СОЭНТО, словно некая зловещая инквизиция, имеющая неизвестно откуда мощнейшую финансовую поддержку, как спрут своими щупальцами контролировала весь научный процесс. Профессора иногда посещали не очень весёлые, и весьма удручающие мысли, он начинал догадываться, для чего создан проект, и для какого такого спасения погибающих миров (и погибают ли они вообще?) создают, и подготавливают особей с модифицированным геномом. Особенно он был напуган и поражен, когда не официально ознакомился с кластерными протоколами внедряемых генетических навыков, свойств личности, морально-нравственных качеств, и на ум пришла только одна фраза, фашизм. Поэтому он в нарушение всех инструкций, очень сильно рискуя, переделал весь геном Евы, ( ЭВО экстракорпорально верифицированный организм )   а позже частично и у Адама ( ЭДО-М экстракорпорально дополнительноверифицированный организм модернизированный) и в настоящее время в результате нелепой случайности, его детище подлежали безоговорочному уничтожению, как ученный и как просто, обыкновенный человек этого он допустить не мог.

Профессор Селезёнкин оживился, его глаза загорелись лихорадочным блеском, со стотрон показалось, что он вдруг значительно помолодел, и тут же начал принимать меры по спасению тех, кого он создал. Как дикое животное, защищая своё потомство, готово пожертвовать жизнью ради своей ненаглядной кровиночки. Он тут же дал указания ассистенту:

– Боря немедленно уничтожь сервер, и все камеры слежения, оборви провода. Ассистент с удивлённо возмущённым лицом, и посмотрел на профессора, но тот урезонил:

– Во имя науки Боренька! Это сработало безотказно, и он бросился, исполнять указания, реализуя выданную лицензию на разрушительный акт вандализма.

– Свалим всё на этого идиота, – и он уже, без ненависти кивнул в сторону Адама, который стоял, хлопая глазами и не понимая, что происходит. Профессор быстро подвёл их капсуле, на которой уже подготовленным парам, предстояло улетать в так называемые умирающие миры, что бы их спасать, и опять дал указания ассистенту:

– Боренька уничтожь систему навигации, что бы их, не смогли отследить. Ассистент, уже не задавая никаких вопросов, понял, что уже надо идти до конца, принялся исполнять указания профессора. Он подвёл беглецов к транспортной капсуле, со слезами на глазах, по отечески, обнял Еву, вдохнув запах её волос, посмотрел на Адама, как бы прощая его, и проговорил, обращаясь к нему:

– Береги её, и заботься о ней. Они залезли в капсулу, и в этот момент, никто не заметил, как туда же залетел комар. Транспортный отсек закрылся, и бегство началось.

Глава 3.

В дверь постучались, и не дожидаясь ответа, быстро вошли, профессор Селезёнкин погружённый в свои раздумья вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял невысокий человек, с отталкивающим не приятным и злым, и ехидным выражением лица, словно застывшая маска, без эмоций, как у восковой фигуры. Одетый в белый халат с чёрными вставками на плечах и спине, которые изображали трёхглазую сову, причём третий глаз находился на груди у птицы. И этот странный символ, в виде глаза, анатомически напоминал человеческий талямус, так же похожий по начертанию, на так называемый глаз бога Гора, или бога Птуху.

Незнакомец был, абсолютно лысый, со сморщенным, злым отталкивающим лицом, поражали большие глаза, которые были слишком близко и глубоко посажанные в глубину черепа. Появилось неприятное ощущение, что на тебя, из глубины чёрного и длинного тоннеля, смотрит какое-то мистическое, ужасное животное. Вошедший гость тихим и вкрадчивым голосом представился:

– Эйч – Ди – Си, старший научный сотрудник отделения СОЭНТО, представляющий часть научных проектов этой орбитальной станции. Так как часть научных опытов, по этическим соображениям, на планетарных системах, не проводилась находясь под запретом, и была вынесена в меж планетарное пространство, Профессор Селёзёнкин, не знал лично этого человека, на был наслышан про корпорацию СОЭНТО, «Социально Ориентированная Этической Нравственная Тоталитарная Онтология», сотрудники всех лабораторий, всегда хихикали, над их ними именами, дескать как клички у собак. И шептались что существует чуть ли не инквизиция от науки, или даже глубоко законспирированная тоталитарная секта, как некий спрут проникший во все, научные отделения станции, корнями уходящая далеко за пределы станции, к таинственным покровителям.

Профессор понял давно, что эта корпорация имеет к науке опосредованное отношение, просто привлекает различных учёных, которые выполняют её заказы. Работая с кластерными протоколами и геномами, Селезёнкин поразился, какие навыки внедряют, будущим колонистам спасателям погибающих миров, и убедился, что скорей всего речь шла о захвате планет, с низшей не развитой цивилизацией, пока кто- то другой ещё не успел захватить ресурсы, очередной без защитной планеты.

Пришедший сотрудник СОЭНТО, обратился к профессору:

– Как Вы можете объяснить полное уничтожение, всей аппаратуры, ведущей запись, и фиксацию событий круглосуточно, а потом побег в неизвестную точку прибытия. Скорей всего беглецам кто-то помогал. Селезёнкин невозмутимо посмотрел в лицо гостю, спросив:

– Это что допрос? Я уже обо всём доложил в служебной записке. Там ясно сказано, что геном мужской гибридной особи был крайне не стабилен. Его варварские и разрушительные действия сохранились, на видеозаписи по всей станции. Это может подтвердить любой из сотрудников, в том числе, и из ваших учёных. Мне достался этот проект, на конечной стадии от Гургена Отктри Хапхакивича, который, как вам известно, находится под следствием, за не целевое расходование средств корпорации. И учтите, мне передали проект, с сильно урезанным бюджетом. При упоминании финансовой стороны вопроса, лицо собеседника умаслилось, так как в корпорации СОЭНТО, существовал и процветал культ Мамоны, и её сотрудники были буквально помешаны в вопросах денежного обеспечения. Собеседник придвинулся ближе, и вкрадчиво спросил:

– А как вы думаете, профессор, кто бы мог им помочь? – повторяя как мантру, – Кто бы мог им помочь? Глаза сотрудника СОЭНТО, стали ещё больше, приблизились, как бы обняли профессора, и впустили в себя. И уже в следующий момент, глаза и голос оказались в его голове, открылась спиральная в виде воронки чёрная глубокая дыра, и начала методично всасывать мозг профессора в себя, и звучало ритмично цикличное, «Кто бы им, мог помочь?» Селезёнкин собрал всю силу воли, представил, что пишет на доске мелом, сложнейший математический алгоритм. Дыра, голос, и глаза исчезли, наваждение прошло, слегка кружилась и болела голова. Рядом сидел сотрудник СОЭНТО, раздосадованным лицом, и со злостью смотрел на профессора. Селезёнкин встал и строго сказал:

– Извините, я более не могу Вам, уделить время, очень много работы. Пришедший коллега медленно встал, бросил злой взгляд в сторону профессра, в зловещей тишине, не сказав ни слова, вышел из комнаты, не закрыв дверь. А в раскрытую дверную щель донеслось:

– Мы всё равно их найдём, и я лично приглашу Вас, на их утилизацию. Дверь тихо закрылась, а профессор сел за стол в горестных размышлениях.

Глава 4.

Кроваво красные лучи утреннего солнца, пронзая плотный туман, создавали бешеные играющие бесформенные тени, словно звезда злилась, что её рано разбудили, и заставили идти на работу. И как будто вещала, «Я, восстав от сна, освещу этот мир своими лучами, но не смогу разогнать мрак тьмы, которая невидимыми когтистыми щупальцами, опутывает и забирает благодатную энергию, планетарного эгрегора. Мой свет не сделает этот мир, светлее и чище ».

По каменной мостовой широкими шагами двигалась высокая тень, а рядом с ней тень маленькая, которая за ней не успевала, и всё время пыталась её догнать. Это двойная фигура, как бы разделяла собой, пространство на два мира, тот, что сзади, беснующийся кроваво красный, и тот, что впереди, чёрно – синий спящий, которого ещё не коснулись, первые лучи восходящего солнца. Фигура подошла к широкой каменной лестнице, уходящей круто вверх, к огромному мрачному зданию, сложенному из больших грубо обтёсанных каменных блоков, с высокими большими резными колоннами. На широком фасаде этого мегалитического строения, крупными буквами в камне было вырезано, «ФЕНОПАРТАТ», ниже более маленькими буквами, но, с позолотой, некий слоган, «Есть только Истина! Всё ради Истины! Весь мир это Истина!». Подошедший начал подъём по крутой на лестнице наверх, за собой, за руку он держал маленького ребёнка, который едва поспешал за ним, шагая по крутым ступенькам. Они вошли в громадный зал, этого здания, там царил полумрак, вошедший стал, присматривается к обстановке в зале, своим единственным глазом, прибывший был циклоп, он находился в зале ФЕНОПАРТАТА, здании где заседал сенат, высший орган управления, цивилизации циклопов. Навстречу им шагнула фигура огромных размеров, это был тоже циклоп, одетый в синий наглухо застёгнутый плащ, на котором красовались, звёзды из золота, создававшие изображение, непонятной фигуры, имитируя не известное и не знакомое созвездие. На голове была высокая, в виде тиары, золотая корона, на которой были изображены так же звезды, сложенные из сапфиров. Это был Сотрапиус, занимавший так называемую временную должность, в звании Вершитель Правитель.

– Ну, здравствуй Малелей, – обратился он к пришедшему, пожилому уже начинающему седеть циклопу.

– Наконец ты нам представил своего внука, Джорданчика. Ребёнок всё время пытался прятаться в складках одежды, своего дедушки, и со страхом снизу вверх глядел на громадного незнакомца.

– Малелей нам надо серьёзно поговорить, и очень многое обсудить, – торжественно произнёс Сотрапиус.

– А ребенок пусть пока угостится нашими сладостями. И он попытался игриво пощекотать, мальчика сделав из пальцев козу. Но получился этот жест, кто-то коряво, и зловеще нелепо, как будто людоед заигрывает с жертвой, которой он, сейчас засадит вертел в жопу, и зажарит её на огне, себе на ужин. Он сделал жест рукой, и из дальнего угла зала, из-за портьеры появилась тень, которая трансформировалась, так же в громадного циклопа, это был начальник тайной канцелярии Разчленаур. Хотя официально такой должности не было, потому что, Вершителю Правителю бояться было не чего, его любил народ, ведь он официально выбирался на пять лет, только на один срок без права быть переизбранным. Но пожилой учёный археолог, кем был Малелей, знал что это не так, Сотрапиус на исходе окончания своего срока правления, создав мощное лобби в сенате, протащил закон, продлении своих полномочий, из-за угрозы войны, на южных границах государства. Но это было временное расширение полномочий, и пока что, не было принято решение по отмене выборов. И данный вопрос, неопределённо завис в воздухе.

Начальник тайной канцелярии Разчленаур, взял ребёнка за руку, мягко, но настойчиво, и произнёс тихим зловещим голосом:

– Пойдём кушать пирожные.

Ребенок с волнением посмотрел на дедушку, тот погладил внука по голове, и успокоил его:

– Не бойся. Ступай с дядей, отдохни и развлекись, а мы пока поговорим.

Ребенка увели в дальний угол зала, в тёмную и мрачную глубину, спрятав за портьеру. И старик с волнением, посмотрел ушедшим вслед. Сотрапиус обратился к учёному:

– Малелей ты как выдающийся учёный, заботишься о благе нашего государства, и вы учёные мужи с достоинством несущие свет науки в наше общество…

Он не договорил, Сотрапиус посмотрел в глаза, старику и увидел в них презрение, и понял, что говорить надо в лоб.

– Я надеюсь, ты помнишь, что у нас сейчас идет високосная квадратория? – начал говорить Вершитель Правитель, и старик археолог Малелей вздрогнул.

– И мы по древним законам, наших предков, приносим жертву Богам, ритуально сжигая на костре, ребенка. И это считается высшей честью, для многих семей нашей цивилизации.

Малелей не дослушав, горячо перебил говорившего:

– Ты не посмеешь, это сделать, Джорданчик ещё совсем маленький!

– Это решаю не я, а высший духовный совет, и наш первосвященник Мабапа.

И Сотрапиус, ядовито и ехидно улыбнувшись, решил выложить все карты на стол.

– Как поживает твоя дочь?

И тут же, показывая свою осведомлённость, сам дал ответ:

– Я знаю, она сейчас ведёт раскопки возле, Великого Спящего Вулкана. А так же, скоро должна начать выступать на учёном совете, для защиты диссертариума, и получения учёной степени.

– Да, это так, – подтвердил Малелей непонимая суть разговора, и куда клонит собеседник.

Вершитель Правитель продолжил:

– Мне так жаль что в прошлом году, на раскопках погиб твой зять, археология это опасный труд в полевых условиях, как горестно на старости лет остаться одному, без внука и дочери.

Из дальнего угла зала, из портьеры донёсся звонкий детский смех, Малелей вздрогнул, и как-то обмяк, и весь сник. Его глаз стал какой-то дряблый, и мутный, напряжённо задрожал, и показалось, что он сейчас вытечет из глазницы как сырое яйцо. Неудачно плюхнется на раскалённую сковородку, разбив желток, и заскворчит, жалобным плачущим шипящим звуком, истошно зовущим о помощи.

– Что ты хочешь? – спросил Малелей, дрожащим старческим голосом.

– О, сущий пустяк, – ответил ехидным голосом, вымогатель.

– Твоя дочь во время раскопок возле Великого Спящего вулкана, найдет древний храм, куратор Темастор поедет с тобой и укажет то место, где надо копать, а там древние артефакты, в виде глиняных табличек, с законами, и указами, и прочими правилами социума, по которым жили наши древние предки. А ты как авторитетный учёный и археолог, подтвердишь их подлинность, и заявишь на учёном совете, что пора возвращаться к истокам наших предков. А Джорданчик пока побудит у нас.

Малелей обмяк, и сник, а потом еле слышно пробурчал, стыдливым и униженным голосом:

– Хорошо, я сделаю всё, как ты хочешь. Подтвердив древность артефактоав.

Правитель Вершитель выдержал, паузу и продолжил:

– Ты знаешь, что в нашем мире, запрещены всяческие технические изобретения, из нижнего мира. Про это знает только сенат, и часть избранного общества, но иногда не гласно пользуются ими.